Драконы часто играют со своим собственным хвостом. Иногда они понимают, что это Вселенная заигрывает с ними при помощи их хвоста.
Иногда это понимает только хвост.
Ян Словик, «Трактат о драконах»
Украденное дитя — это утраченная надежда.
Звездные Войны: Войны Клонов
Трон каждого драконьего жреца был вытесан под стать седалищам атморанских конунгов — боги предков и их животные ипостаси были выгравированы на спинке и подлокотниках, явно демонстрируя любому посетителю, что человек, восседавший здесь, получил благословение от каждого из них. Отличался же престол тем, что вместо узорной короны конунгов, на изголовье у жрецов красовался вытесанный из цельного куска оникса дракон, широко раскинувший крылья над своим Гласом в мире людей. Мирак считал, что троны служителей веры выглядели куда внушительнее. Однако статуя дова, возвышавшаяся над любым человеком в зале, нависавшая прямо над макушкой драконьего ставленника, внушала правителю далеко не одно лишь ощущение защиты и покровительства божественных владык. Каменная громада казалась слишком тяжелой, чтобы не вызывать трепета у того, кто оказался бы под ее сенью. Оттого будучи маленькими, Мирак со Скьельдом часто гадали, может ли идол рухнуть и ненароком расшибить голову лорда Валока. Ибо выглядела статуя именно так — хищно растопырив перепончатые крылья и раскрыв пасть, дракон, казалось, вот-вот сверзится на не ожидавшую подвоха добычу. Потому как-то вечером мальчики тайком залезли в тронную залу и повисли на крыльях у ониксового монстра — решив, что если и не выдержит, то пусть это будет во время честного эксперимента, а не в дневную пору, когда наставник находится под изваянием. Они висели и слушали — даже самый тихий скрип дал бы понять, что опасения не напрасны и тогда юные воины нипочем бы не пустили жреца на трон. Ночь прошла, лучи восходящего солнца окрасили драконью морду в багрянец и лишь тогда Мирак и Скьельд убедились, что Валок в безопасности — нордские каменотесы своё дело знали. И все же привычка прислушиваться осталась: стоило им, не дай Праотец, уловить хоть малейшее потрескивание камня, они бы бросились ловить статую и спасать владыку. Прошло время и теперь, занимая собственный трон далеко от холда названого отца, Мирак все так же слушал. Ибо дракон, закрывавший ему вид на расписной потолок, грозился убить на месте уже его самого, стоило шипастому каменному хвосту надломиться. При всей своей помпезности, величественная статуя подавляла, олицетворяла собой немую, неявную угрозу. Ненавязчивое напоминание о мощи дова, что превосходила силу каждого из жрецов, и могла при необходимости превратить своих служителей в прах. Возможно, так и было задумано. Сейчас это чувство казалось особенно тягостным. Ладья с саартальским знаменем вошла в его порт меньше часа назад, и посол Азидала дожидался приглашения за дверями тронного зала. От этого визита Мирак не ждал добра — сколько он себя помнил, добро никогда не приходило из Саартала. Нехорошее предчувствие свинцовым облаком стянуло грудь, а ониксовая глыба над головой лишь сильнее угнетала его. Мирака словно сдавило со всех сторон. На каменном полу валялась персиковая косточка. Вчера Закария пыталась левитировать их — в макушку уворачивающемуся Скьельду и никуда больше. Видно, уборщики заметили не все «учебные снаряды», пропустив один. Мирак смотрел, и эта косточка царапала взгляд, словно лежала не в десяти шагах от его носатых сапог, а прижималась ребристой кромкой прямо к веку. Норд невольно стиснул зубы. — Не знал, что Азидаловы сосунки доросли до переговоров, — вальяжно протянул Скьельд по правую руку. Оторвавшись наконец от созерцания косточки, Мирак скосил глаза на своего вармастера. Скьельд сидел на своем месте, нагло расставив ноги в стороны. — Ненамного они младше нас, Скьельд. — напомнил Мирак, нехотя улыбнувшись в маску. Поверенный не упускал шанса «пройтись» по отпрыскам саартальского владыки: благо те всегда давали к тому повод. Старший из сыновей Азидала, Кендов, единственный не унаследовал ни крупицы магии отца, а потому с младых ногтей воспитывался как воин. И всякий раз, стоило им пересечься, пытался бросить Скьельду вызов. Всегда безуспешно. Во всяком случае пока. О чем Скьельд никогда не давал забыть ни ему, ни Мираку. Жаль, но сегодня аудиенции дожидался не Кендов, лишенный не только магии Азидала, но и его желчного языка. Второй, Баал, воином не был, и вряд ли стал бы из-за перенесенного в младенчестве недуга, но злонравнее него было поискать. В детстве бывали случаи, когда из-за проделок Баала доставалось Мираку со Скьельдом, которые ничего не могли доказать. Юноша всегда тщательно заметал следы. И гадил он всегда с самым мстительным выражением лица, как под копирку повторяя свирепую мину своего отца. Насколько Мирак знал, из всех детей Азидала, переговорщик из Баала вырос самый беспринципный. Мирак опер подбородок под маской на скрещенные пальцы. Нет, страха в нем, конечно же, не было. Будучи всего на несколько лет старше Баала, на собраниях жрецов он привык иметь дело с куда более проблемным собеседником — самим владыкой Саартала, оттого, как и Скьельд, невольно воспринимал Баала и его братьев детьми. Однако «дети» давно выросли. И нехорошее предчувствие, скрутившее внутренности при виде знакомого паруса, лишь усилилось, когда ему доложили, что Азидал отправил с посольством собственного сына. В последний раз Мирак видел его лет пять назад, но наслышан был знатно. И то, что он слышал… «Неизвестно, что у мальчишки ядовитей — рот или сердце» — так говаривала о Баале жрица Вахриин. Скьельд выглядел спокойным. Он не ощущал в воздухе того, что чувствовал Мирак. Немудрено — у магов интуиция всегда развита сильнее. Мирак снова посмотрел на косточку, выдохнул и выпрямился. Он был готов поспорить на то, что знает, почему Баал так спешно прибыл на Солстейм. И все же надеялся, что ошибался. Мирак поднял руку, и косточка укатилась подальше, в угол. Туда, где на нее не наступят. — Фроги, пригласи нашего гостя, будь любезен. Юный служка поклонился и постучал, дав страже знак. Двери отворились и в зал вошла небольшая процессия. В её главе шагал человек, на чьих плечах возлежал медвежий мех. Его новенькая маска блестела в оконном свете и бликах свечей — Баал принял сан незадолго до отъезда Мирака на Солстейм. И все же даже с наглухо закрытым лицом перепутать его с другими жрецами было невозможно — еще в колыбели детская хворь лишила мальчика способности твердо ходить, крепко держать меч или ложку в правой руке, а часть лицевых мышц застыла, словно затвердевший воск. По его хромоте, Баала можно было бы легко узнать и без кичливой накидки, заколотой брошью с гербом Саартала. Как и по его почти бесцветным — отцовским — глазам в прорезях металла. Сопровождающие юного жреца отбивали тяжелый стройный шаг — военная выправка хускарлов Саартала была почти безупречной. Окованные железом сапоги звонко стучали о каменный пол, и из этого мерного топота выделялась едва слышная неровная поступь их предводителя. Стоило тому остановиться — воины замерли, громыхнув напоследок доспехами. Мирак мрачно ухмыльнулся — не вели обычай являться на переговоры без оружия, они бы охотно позвенели и им. — DREM YOL LOK, SONaaK MiraaK. — не по годам бархатный голос Баала отдавал металлической хрипотцой. Мирак почувствовал, как напрягся Скьельд по правую руку и послал ему успокаивающий импульс. Обычай предписывал звать правителя холда в его владениях «владыкой». Баал этого не сделал, назвав лишь имя. Не прямое оскорбление, но тон переговоров был задан однозначно. Губы Мирака искривились еще сильней. «Посланец» явно напрашивался на трепку. Не позабыл глупых детских стычек или просто подражает Азидалу? Как бы то ни было, поддаваться на столь ребяческую провокацию лорд Солстейма не собирался — если бой и начнется, то развяжет его не Мирак. Да и играть в слова он умел не хуже. — Zu'u PRUZah Wah KORAV HI KUL do AHZIDAL. — Мирак был готов поспорить что видит, как исказилось лицо жреца под маской. Шпилька под стать его собственной, но тоньше: Мирак обозначил принадлежность Баала к отцу, но не потрудился назвать его собственного имени. — Zu'u LaaN do DRUN SE HI LOS HET. Но, я не тороплю тебя. Ты и твои люди — мои гости, поэтому я приглашаю тебя разделить трапезу со мной и моим двором этим вечером. HI FEN TINVaaK MINDIN HI NaaK. Баал, явно ожидавший другого, громко выдохнул, его неживые глаза опасно блеснули. — Zu'u NIS KOS LINGRah HET. Я и мои люди благодарны за приглашение, но надолго задерживаться мы не можем. Скоро ночь Великого ритуала и отец повелел нам вернуться до нее. Для этого нам надо отбыть сегодня, до темноты. Однако… — Баал развел руки в стороны, — для ритуала нам необходимо кое-что еще, без чего он состояться не может. MU LOS HET Fah DaaR. Мирак нахмурился. Он ожидал этого, но стоило ему понять, что опасения подтвердились, под кожей ледяным привидением заклокотала холодная ярость, которая обычно давала о себе знать лишь на поле брани. — И это что-то ты ищешь на моей земле? Вкрадчивый тон, которым Мирак это произнес, заставил некоторых саартальских хускарлов зябко поёжиться, однако Баал и бровью не повел. Он немного склонился, словно выражая уважительное согласие, но истинного уважения в нем не было ни скрупула. — NI HIN GOLT. В твоей крепости, владыка. — сейчас юный жрец даже не поскупился на титул, который произнес с такой надменностью, словно это он сидел на троне в этом зале, не Мирак. — Отдай моему отцу то, что наше по праву рода, и мы не будем более отвлекать тебя от дел. OFAN MU EK ahRK MU FEN BO. Судя по тому, как резко дернулся было Скьельд, он начинал понимать. — На Солстейме нет того, что бы принадлежало Азидалу и его сыновьям, Баал. Как и в моей крепости. — спокойно проговорил Мирак и показательно расслабленно откинулся на спинку трона. — Если ты и твои люди не хотят моего хлеба, больше мне вам дать нечего. HI NIS LooST PIRaaK HET. — Владыка Мирак, видно, запамятовал. Под твоей крышей живет дочь владыки Закрисоша. EK GOLT LOS VOTH EK BROD. Она должна отплыть сегодня с нами. Пусть не беспокоится об одежде и прочем, владыка Азидал даст ей все необходимое. Помимо этого, клинок моего дяди… Мирак мягко рассмеялся, не дав посланцу закончить фразу. — Закария Бладскал никому ничего не должна, Баал. Она не давала клятв, обещаний и не является прислугой, чтобы повиноваться чьей-то прихоти и следовать куда-то вопреки своей воли. REK LOS NI aaN ZaaM. Ну а меч владыки Закрисоша, по праву наследия, принадлежит ей одной и пребудет там, где она. Nii FaaL ZahKRiiSEKULaaS. Но, — он коснулся пальцем виска, словно отдавая должное интеллекту собеседника, — зерно в твоих словах есть, юный жрец. Место Закарии рядом с семьей. Потому она и тут, со своей матерью, которая выбрала остаться здесь, в моем холде. — У гаремной девки нет права решать, где жить племяннице Азидала! — глаз на здоровой половине лица Баала гневно сузился. — MONah LOST aaN SULeyK. Таков обычай наших дедов, Баал. Мне говорили, что ты начитанный юноша, тебе дóлжно знать подобные вещи. — MONah? — в голосе Баала прозвучала злая усмешка. — Ты говоришь о постельной рабыне! Мирак нахмурился. О том, как сам Баал относился к собственной матери — такой же рабыне — ходили притчи. — В ночь Великого ритуала Далия перестанет быть невольницей, — парировал он с подчеркнутым спокойствием. — Грамота с указом давно подписана, и ее копия отправлена в Совет, как велит того жреческий устав. REK FEN KOS STIN. Сразу после обряда своей матери и ее благословения, Закария войдет в мою семью. — Немыслимо! У девчонки уже есть семья! MU DREY NI TINVaaK GEH Wah DaaR! Баал выставил вперед левую руку, ткнув указательным пальцем в сторону Мирака, словно попытавшись его в чем-то уличить. Мирак не поменял позы. — А еще у Закарии есть имя, Баал. Согласись, тебе было неприятно, когда я не назвал твоего, приветствуя тебя. NUZ NU HI TINVaaK MONi aan «KiiR» OL REK LOS NI BRiiNahiil. Мне странно слышать, как при этом ты заявляешь, что Закария — член твоей семьи. Баал застыл. Ярость плескалась в бесцветных глазах, сочилась по сжавшейся в кулак здоровой левой руке, по дрожащей в клокочущей злобе иссушенной хворью правой. Наконец он выплюнул: — Да кто вообще дал тебе право распоряжаться ее судьбой? Мирак не смог сдержать улыбки. — Ее мать. Она сама. Моя воля и мой титул владыки холда, в котором Закария родилась и росла. Последние слова явно взбесили Баала: он сделал шаг вперед и поднял кулак на уровень маски, демонстрируя Мираку неприязнь. — Твоя воля? Твой титул? RUTH! Этим холдом управлял мой дядя, когда ты босым мальчишкой еще бродяжил по лесам… драный выскочка! В тронном зале на мгновение повисла могильная тишина: казалось, что было слышно лишь то, как неспокойное дыхание обоих жрецов бьется о металлические поверхности масок. Оттого громче раскатился по каменным стенам и потолку хохот Скьельда. — А тебя это, поди, сильно мучает, малыш Баал. — выдавил он сквозь смех, когда все взгляды обратились к нему, — Какой-то сиротка бродягой набрел на жреческий лагерь, умудрился своими умениями подняться над сверстниками и уже в пятнадцать знал все предтечи магии, в шестнадцать стал жрецом, а с двадцати учил других, в то время как ты, сын самого Азидала, героя войны со снежными эльфами и одного из Великих жрецов, своей маски и сезона не относил. А ведь младше всего на три года. Да и собственного холда при жизни папочки тебе не видать. Обидно, наверное? Мирак был готов поспорить, что видит, как наливается кровью укрытое от него лицо посла. Белки глаз, во всяком случае, покраснели, как спелые помидоры. — Да как ты смеешь говорить так со мной, безродная шелудивая псина! Огонь полыхнул на перчатке Баала и все его хускарлы как по команде издали боевой клич, готовясь ринуться в неравный бой. Железные наручи с громким звоном ударились друг о друга раз, другой, рык десятка глоток наполнил зал. Скьельд зарычал тоже, медленно поднимаясь и играя мышцами: поверенному явно не понравилось, как «гости» Мирака демонстрировали свое «дружелюбие». Секунда — и двери распахнулись — крепостная стража ворвалась в зал с секирами наперевес. Казалось, что до свары остался один удар сердца. — Довольно! — громыхнул на весь зал голос Мирака. Правитель поднялся на ноги и все невольно затихли, словно он наслал на них чары. — Жрец Баал, согласно обычаю предков, оскорбление хозяина дома гостем непростительно. Zu'u FEN NI OFAN HI DREH Nii HET. Твой отец бы не оставил посланника живым, назови тот его «выскочкой». Или его поверенного — «псом». А посмей тот угрожать огнем, Азидал сначала бы снял с посла кожу. Неужели прожив всю жизнь в доме столь сурового владыки, ты совсем не научился манерам? RUL Zu'u DRUN HI FaaZ Fah HI Wah MINDORaaN? Твоим же воинам, которые демонстрируют мне и моему поверенному крепость своих рук, стоит помнить — их доспехи сделаны из железа, а я обращаюсь с молниями не хуже, чем твой покойный дядя. И не только с ними. Мирак щёлкнул пальцами — устрашающе гремевшие минуту назад наручи саартальцев разом расстегнулись и с оглушительным лязгом попадали на пол. — Твои угрозы меня не испугают! — вопреки словам голос Баала сорвался на визг. — В моих словах угрозы нет, но есть предупреждение. Если не сдержишь себя еще раз — мне придется отправить вас всех в Саартал связанными. HI FEN BO NOL HET VOTH PaaK. А Закария может и одолжит тебе в дорогу тряпичного медвежонка, раз до взрослых разговоров ты еще не дорос. Для сына своего дяди, думаю, не пожадничает. REK LOS KUL MON. — Ты… — Я. Тебя послали за Закарией, но я тебе ее не отдам. Со дня смерти владыки Закрисоша до моего прибытия никто не заявлял желания забрать девочку. Поступает ли так семья? Интересовались ли вы ее самочувствием, здоровьем до тех пор, пока я не уведомил Совет, что желаю принять ее в род? NID. HI DREY NI DAHMaaN EK! Ну а сейчас, не обессудь, холд перешел ко мне и за его жителей отвечаю я. И Закария одна из них. — увидев, что Баал собирается что-то сказать, Мирак погрозил ему пальцем, словно нашкодившему щенку. — Хочешь на это ответить, сын Азидала, говори вежливо. Иначе поедешь в Саартал молча, неудобно и в обнимку с игрушкой, ибо новых оскорблений я не потерплю. Баал излучал злобу каждым дюймом бронзовой маски, но молчал. Пламя в его ладони погасло. А вот его глаза уже давно испепелили бы Мирака, будь в них заложена та же магии, что и в руках. Наконец он выдавил из себя: — Мой отец этого так не оставит, жрец Мирак. GEH! Если ты специально ищешь ссоры с Саарталом, то, считай, ты ее нашел! — Твой отец дал тебе позволение обещать войны от его имени? Он правда хочет начать первую войну жрецов, TOL KeiZaaL DahMaaN? Тогда где же его топор, Баал? — Мирак блеснул глазами. — ZULIIL LOS NahLOT? То-то же. Если ему есть что сказать мне лично, я готов принять его. Но, боюсь, пообщаться мы успеем уже после ночи Великого ритуала. В зале вновь стало тихо. Посол Саартала молчал, переваривая услышанное, его хускарлы украдкой переглядывались, а Скьельд сверкал зубами, уверенный в том, что друг только что утер Баалу нос. Сам же Мирак поправил полы робы и опустился на трон, давая понять, что аудиенция окончена. И тут в коридоре раздались чьи-то торопливые шаги — негромкие, но отчетливо слышимые в абсолютной тишине. Приближающиеся. Оттого когда бледная Далия влетела в зал, на нее устремились все взгляды. Она же, увидев посланцев и знамя на их древках, застыла, бессознательно прижав руки к груди, словно в попытке защититься. Глаза Баала превратились в щелки. — А вот и шлюха, чье мнение ты ставишь выше воли Великого жреца, Мирак. Что, неплохо она тебя, видать, ублажает, раз ты готов из-за нее портить отношения с Саарталом. Интересно, — он шагнул навстречу Далии и пробежался хищным взглядом по фигуре, — Что такого мужчины находят в твоей щели, девка, что и кровная связь с еретичкой, и глупые потуги распоряжаться судьбой дитя из рода величайшего из жрецов сходят тебе с рук? — Хватит! — прогремел голос Мирака и между Далией и Баалом сверкнула яркая искра, отчего Баал невольно сделал шаг назад, а его хускарлы зароптали, недовольно бряцая броней. Двое гвардейцев Мирака как по команде выступили вперед и показательно выставили секиры в сторону «гостей», прикрыв Далию. — Я предупреждал тебя — Праотец Дова тому свидетель — предупреждал. Но ты, мальчик, посмел оскорбить кюну Солстейма! Теперь пеняй на себя. BO Nah GUT, Mey KiiR! Один жест рукой и широкоплечие воины Саартала как один застыли, сраженные чарами паралича. Кивок — и Скьельд с нарочитой ленцой поднялся со своего места и медленно двинулся к Баалу, поигрывая в ладонях тонким шелковым шнуром. Баал отшатнулся и в отверстиях маски блеснули бесцветные глаза, полные испуга и злобы. — KREN SOSaaL! Ты, Мирак, сказал так много о том, что я не ува́жил тебя, но достоин ли уважения тот жрец, что забыл о чести из-за мелкой девчонки и бабы, чье единственное предназначение — раздвигать ноги? Думаешь, ты сможешь провести обряд и Саартал стерпит? Как бы ни так! RUTH STRUN Bah! Ни в эту ни в другие ночи Ритуала, отпрыск моего дяди не достанется твоему роду! Пусть я не привез топора, но у меня есть для тебя кое-что иное. И коли ты зовешь себя Великим жрецом, ты не сможешь отказать в этом! Баал резко повел ладонью и на каменном полу фиолетовым цветком расцвела руна. До боли знакомое слово, о котором, как тщетно надеялся Мирак, посланник не вспомнит. В следующую секунду руки Баала были прижаты к его телу, а Скьельд принялся вязать на запястьях мудрёные узлы. Однако посланец не затыкался: — Мой отец, Великий жрец Саартала не придет к тебе на поклон ни сейчас, ни когда-либо, выскочка! FaaZ Nah! Ты был сгустком крови в бабском животе, когда он вел за собой войска, когда сами Дова признали его могущественнейшим из жрецов! HI TINVaaK Zu’u KiiR NUS DahMaaN HI LOS KiiR Fah Dii BORMah! Так что это ты отправишься говорить с ним и отвечать перед ним, Мирак. Вопрос о судьбе девчонки решит Совет! На последних словах Баала, Далия прижала ладонь к губам. В ее лазурных глазах горел неподдельный ужас. В тот же момент Скьельд завязал Баалу под маской рот. Мирак глядел на горе-посла и морщился, как от зубной боли. «Жаль, что я позволил ему договорить» — мелькнула горькая мысль. Эх, рано обрадовался Скьельд! Баал был прав: как жрец, Мирак не мог проигнорировать призыв. Если один из членов культа имел серьезную претензию к другому, он мог выдвинуть таковую на рассмотрение Совета Высших жрецов. И тогда жалобу рассматривал Бромьунар. Никто не мог отказаться от призыва, даже Конарик. И решение Совета всегда было окончательным — пойти против слова старейшин было нельзя никому. Милостивый Праотец! Он наивно надеялся, что до Совета не дойдет, что Азидал, не слывший великой любовью даже к собственным детям, и ни разу в жизни не видевший племянницы, даже не заметит принятия Закарии в род Мирака. Но все пошло иначе и жрец Саартала вцепился в его воспитанницу настолько же крепкой хваткой, с какой некогда призывал Совет начать военную кампанию против Ресдайна. Мирак смотрел на пылающую руну и ему казалось, что в ее отблесках он видит отражение испуганной мордашки Закарии, перед которой раскинулись саартальские пыточные столбы с привязанными к ним умирающими эльфами. Видение было слишком живым и Мирак был благодарен внезапному грохоту, что отвлек его: один из лишенных возможности двигаться хускарлов Баала не устоял на ногах и повалился оземь, роняя стоявших рядом товарищей как костяшки домино. Солстеймские гвардейцы загоготали, явно наслаждаясь зрелищем. Мирак мрачно скользнул по ним взглядом и уставился на связанного посла, тщетно пытавшегося выплюнуть кляп. — FUL Nii LOS. Я принимаю призыв, сын Азидала. Я буду говорить с твоим отцом на Совете и пусть нас рассудит Бромьунар. Передашь ему, что GRIND состоится на следующем заседании, что назначено через три месяца. А ты немедленно уйдешь вон с моего двора, тебе здесь отныне не рады. Скьельд, — Мирак поймал взгляд друга и кивнул ему, — Будь добр, спроси у Закарии, какую игрушку ей не жалко для кузена. Баала и его хускарлов выволокли за дверь. Мирак на секунду сомкнул веки: сейчас ему до сраных дремор хотелось что-нибудь сломать, но нужно было держать себя в руках — перед ним стояла испуганная мать, в чьих глазах дрожали слезы, и в первую очередь ему предстояло успокоить ее.***
Далия наворачивала круги по тронному залу, нервно обнимая себя руками. Всех кроме нее и Скьельда Мирак отправил прочь. Маленькие фонтаны, расположенные по обе стороны от массивных дверей весело журчали — звук воды помешал бы случайному любителю греть уши разобрать хоть слово, сумей такой любитель незаметно прошмыгнуть мимо охраны. — Они могут ее отобрать? — спросила она дрожащим голосом, как только последний гвардеец вышел в коридор. — Пусть только попробуют, — рявкнул Скьельд и со смачным хлопком ударил кулаком правой руки в ладонь левой. Скользнув по лицу Скьельда потеплевшим благодарным взглядом, Далия в упор посмотрела на Мирака. — Повелитель? Жрец покачал головой. — Обычаи нордов предписывают, что при смерти одного из родителей, второму дóлжно воспитывать ребенка. При желании родителя, неполная семья может принять покровительство опекуна — чаще всего так поступают вдовы. Далия продолжала смотреть на него, словно чувствуя, что он не договорил. Мирак скрестил пальцы обеих рук. — Однако прецедентов среди жрецов было немного. Известно, что наложницы владык никогда не уходили из культа вместе с потомством, так как детям служителей веры положено оставаться в услужении дов. Во всех подобных случаях, они отправлялись в Бромьунар, где отпрыск почившего продолжал обучение, и вместе с матерью отныне находился на попечении столицы. Порой иные жрецы могли взять дитя под крыло, приютив и его, и мать. Иногда это делали новые владыки их прежних холдов, как решил и я. Но не бывало еще такого, чтобы на одного сироту претендовало сразу двое. — Он бросил пристальный взгляд на негасимо сиявшую на полу руну призыва. — Во всяком случае, до Совета этого никогда еще не доходило. Кюна не смогла сдержать горького, судорожного вздоха. Мирак покачал головой. — Нет, Далия, отобрать у тебя Закарию не могут. Даже если бы я сейчас удовлетворил запрос Саартала, ты бы отправилась вместе с ней… — Нет! — Далия судорожно всхлипнула. — Повелитель, вы не понимаете! Он страшный человек, я знаю на что он способен… Закария ему не должна достаться, прошу! Владыка Закрисош как-то брал меня для визита в Саартал, я никогда не забуду того, что там увидела! Моя дочь… Мирак выдохнул. Кюна беспокоилась за ребенка, но, по правде, бóльшая опасность грозила ей самой. Азидал был жесток даже с собственными наложницами, а уж с женщиной брата, которая сама не пожелала ехать в Саартал… Мирак знал его дурной характер: безумный жрец мог легко счесть это оскорблением. Подержав глаза закрытыми пару мгновений, норд потянулся руками за голову и принялся отстегивать маску. Кюна, поняв что он делает, тут же потупила взор. — Владыка, я… Неотраженный металлической преградой голос жреца зазвучал чуть иначе. — Посмотри на меня, Далия. Ну же, не бойся. Девушка затрясла головой: слова Мирака казались немыслимыми. — Но как же, я ведь не… — Да, ты не моя наложница, не моя воительница, и не член моей семьи. Но последнее все равно случится, когда я приму твою дочь в род. И для этого, кюна Солстейма, я приложу все усилия. Пусть отсутствие маски станет для тебя обещанием. А теперь — посмотри на меня! Далия подняла взор. Мирак улыбнулся ей. — Рад наконец познакомиться с тобой по-человечески. Несколько секунд кюна внимательно вглядывалась в его черты — видно пыталась понять, могла ли видеть его раньше. Мирак хитро прищурился: очевидно сказывалось соседство комнаты Кааны, которой он лично помогал обустраиваться. Так и не продемонстрировав явных признаков узнавания, девушка глубоко поклонилась. — И я, мой повелитель. Клянусь, пока я жива, от меня никто и никогда не узнает как вы выглядите. Скьельд хохотнул. — И если во дворе или городе увидите — не выдавайте его другим, миледи. Повелитель порой любит «проветривать лицо». Мирак согласно хмыкнул и положил маску на широкий подлокотник. Кюна лукаво улыбнулась краешком рта: видимо, все-таки узнала. — Далия, я должен перед тобой извиниться, — помолчав немного, сказал жрец. — Прости меня за то, что в первый день нашей встречи я предложил тебе возможность уехать с Закарией в Саартал. Да, обычай велит помогать вдовам и сиротам соединиться с родичами, коли на то есть их желание. Азидал — дядя твоей дочери и я посчитал, что должен спросить, хотя ответ и был очевиден. Моя оплошность. Далия удивленно сглотнула и покачала головой. — Повелитель, — тихо возразила она, — Как я смела бы держать обиду на вас даже за существенное огорчение? А тут и вовсе не за что, вы предложили мне то, чего велит обычай, с пониманием приняли мой отказ, да еще и милостиво позволили нам остаться. Вы учите мою дочь. Я и мечтать не могла о лучшем для нее наставнике! — И все же, боюсь, тем своим вопросом, я невольно вселил в тебя мысль, что мне кажется разумным отдать Закарию дяде. Пожелав предоставить тебе свободу выбора, я не учел того, как это может выглядеть для тебя. К тому же, на тот момент я ничего не знал о твоей сестре и не мог принять во внимание то, что поручать ему тебя саму — опасно. Но нет, Далия, — Мирак встал с трона, спустился по мраморным ступеням престола и подошел к кюне, осторожно сжав ладонями ее предплечья и заглянув в глаза, — Я не хочу, чтобы Закария досталась Азидалу. Я не хочу, чтобы ты жила у него в крепости. Я не считаю это правильным. И я обещаю тебе, что на Совете сделаю все, чтобы вы остались со мной. Слезы признательности катились по щекам Далии, пока она мужественно пыталась улыбнуться. Мирак взмахнул рукой и от маленького винного столика у дальнего окна к нему по воздуху прилетела белая тканевая салфетка, которую он протянул кюне. Девушка икнула и промокнула глаза. А потом, что-то поняв, вздрогнула всем телом и обеспокоенно подняла взор на Мирака. — Повелитель, и все же… Возможно ли, что несмотря на ваше покровительство, Совет примет решение в пользу Азидала? Скьельд покачал головой. — Этого не случится, моя кюна. Наш лорд знает как убеждать, он не раз выступал в Совете, и… — Но ведь и владыка Азидал тоже! — Кюна умоляюще сложила ладони. — Повелитель, он ведь был когда-то Конариком и у него и поныне сохранилось большое влияние в столице! — Даже слово действующего Конарика не сильнее указа Совета, Далия. — веско заметил Мирак. — А в Совете многие считают, что Азидал переходит все рамки. Уверен — его жестокость сыграет против него. Да и твоя воля — воля матери — имеет большое значение. Так велит наш обычай. Скьельд активно кивал каждому слову: — Кстати, говоря о вопросах влияния, вы ведь знаете, миледи, кто сейчас является Верховным Жрецом? Мирак бросил на него укоризненный взгляд, а кюна кивнула. — Владыка Закрисош говорил, что он не во всем согласен с нынешним Конариком, но признавал, что тот разрешает споры справедливо и вдумчиво… — Да. А еще он нашему повелителю не чужой, а это… — Не имеет значения, Скьельд. — твердо отрезал Мирак. — Конарик не будет давить на Совет из-за того, что одним из ответчиков буду я. Впрочем, — ободряюще произнес он, обращаясь к кюне, — я точно знаю, что он не позволит этого сделать и Азидалу. — Вообще-то, я имел в виду, что он знает тебя как облупленного. И может поручиться за тебя как за ответственного учителя и человека, что хорошо ладит с детьми. — буркнул Скьельд. Мирак усмехнулся и пожал плечами. — Как скажешь. — Он заглянул в беспокойные глаза женщины, и улыбка стала теплее. — А ты, Далия, посмотри, пожалуйста, сюда. Руна на полу полыхала, словно была наколдована секунду назад — такой она и останется, пока не пройдет Совет. Тонкая вязь лиловых символов переливалась ярким светом. — Ты умеешь читать на довазул? Кюна отрицательно мотнула головой. — Таков наш символ призыва на Совет, Далия. VahZENKRON. Это слово переводится, как «истина побеждает». А знаешь, что это означает? Еще одно покачивание головой из стороны в сторону. — Что победа будет за тем, на чьей стороне правда. И она, Далия, за нами, что бы себе ни думали Баал и его отец. Ты, как мать, в праве решать, что лучше для твоей дочери. А родня, не проявлявшая интереса к ней всю ее жизнь, не достойна зваться родней. Так заведено у нордов. Кюна нервно кусала губы. — Я понимаю это, повелитель, но мне страшно. Ведь для них я — никто! В то время как он — Великий жрец, а вы не связаны с моей дочерью узами крови… Быть может одно лишь это убедит старейшин… Повелитель, я… — по ее лицу словно прошлась короткая судорога, — Что нам делать, если Совет все же выберет не вас? Мирак внимательно вгляделся в ее молящие глаза, голубые как весеннее утреннее небо. Их Закария унаследовала от мамы. Ему тотчас вспомнилась щербатая улыбка девочки, то, как она заливисто смеялась, как они со Скьельдом наперегонки поедали персики, как крепко ее маленькие ручки обнимали своего учителя после каждого урока… А затем он представил холодные, кровавые, темные коридоры Саартала, в которых ребенку было не место. — Выберет. А если нет, тогда я… — он на секунду сжал челюсти, но верность принятого решения казалась ему слишком ясной, чтобы смолчать, — Тогда я посажу тебя на корабль со своими лучшими хускарлами, дам тебе грамоту на новое имя и вы с Закарией уплывете прочь — как можно дальше от Саартала. Обещаю. Кюна вновь не смогла сдержать слез и зарыдала в голос — на этот раз от облегчения. Мирак нехотя улыбнулся и обнял ее, дрожавшую и напуганную, ни на секунду не перестававшую шептать «спасибо». — Все будет хорошо, Далия. Поплачь, а как выплачешь все, иди к Закарии и не бойся. Что бы не случилось, я не отдам вас Азидалу. Пока Далия, всхлипывая, осыпала его благодарностями, Мирак посмотрел поверх ее головы на Скьельда. Тот уверенно кивнул, показав повелителю, что полностью согласен с его словами. И все же в груди жреца сочился странный холодок: он только что пообещал Далии, что при необходимости предаст собственный культ.***
— В смысле, забрать Мелочь в Саартал? — возмущенно воскликнула Каана, уставившись на Мирака во все глаза. — Она что, призовая корова, чтобы ее вот так требовать? Что этот Азивзял о себе думает? — Азидал, — поправил Мирак, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться: предложенное манмеркой имя куда больше подходило под зловредный характер жреца. — Он хочет заявить на нее право как дядя. Они сидели у нее в комнате, у открытого окна, и ждали пока остынет свежевыпеченный пирог из комуники. За неимением многих ингредиентов на общей кухне, Каана часто самостоятельно собирала ягоды и травы для своей стряпни в лесу: норды не умели убирать из комуники горечь, поэтому в пищу ее не употребляли. Мираку это виделось огромным упущением — ягодная сдоба пахла просто божественно. — Ах, «право», Маар? А Далия что же, так, соседка ее? — Конечно нет. Но некоторые, в том числе и он, считают, что слово влиятельного мужа весомей мнения невольницы. Лицо Кааны исказило отвращение. — Ну конечно! Драные норды! Вечно у вас все через задницу! — Отнюдь. Нордский обычай в этом деле на стороне Далии, поэтому, скорее всего, Совет будет простой формальностью. — «Скорее всего»? — глаза Кааны сузились и она уперла руки в боки. — То есть Мелочь, все же, могут отобрать? Мирак покачал головой. — Наш правитель не позволит. — «Наш правитель», — передразнила его Каана и стукнула ладонью по столу так, что одна особенно крупная ягодка с влажным чавканьем сорвалась с боковины пирога и шлепнулась на посеребренное блюдо. — А вашему правителю не пришло на ум оторвать голову этому так называемому «послу»? — Какая ты кровожадная. А сама говоришь, что это норды — варвары, — хохотнул Мирак, но наткнувшись на ее сердитый взгляд примирительно кивнул. — Ну хорошо, думаю, ему на ум это все же приходило. Возможно — не раз. Но вот только послам головы не отрывают, Каана. Это равносильно объявлению войны. — Может и стоило, — буркнула она и скрестила руки на груди. — Такие как он все равно по-другому не понимают. Мирак улыбнулся. В упрямые манмерские уши попадало только то, что эти самые уши хотели слышать. То, что он почти каждый день распинался перед ней о том, что война — худший из возможных вариантов, Каана упорно трактовала по-своему: «норды не должны нападать на эльфов». Против любой другой войны она не высказывалась, а сейчас и вовсе… Впрочем, девушка бы удивилась узнав, сколько ненавистных ей нордов были бы с ней в этом солидарны — к сожалению, для большинства сородичей Мирака сеча являлась лучшим ответом на любой вопрос, а честь погибнуть на поле битвы и отправиться пировать в Совнгард порой ставилась куда выше мира и процветания живых. И все же культ такие порывы тщательно сдерживал. А война жрецов и вовсе была нонсенсом — даже утонувший в своей злобе Азидал не решился послать с Баалом топора. — На одной чаше весов жизнь сотен воинов, на другой — цивилизованное общение на Совете, Каана, — спокойно ответил Мирак, отрезая себе и ей по куску пирога. С наслаждением надкусив свой, он прикрыл глаза: обычная магия у Кааны могла пока получаться через пень-колоду, но кулинарным колдовством она владела по меньшей мере на уровне «мастера». — Не так, — хмуро возразила девушка и отвернулась. — На одной чаше — воины, на другой — жертвы безумного саартальского жреца, который косит мой народ словно сено. И которого никто не планирует останавливать. Впрочем, чего еще ждать от вашего драконьего племени? Остаток пирога Мирак доедал молча.***
Закарии очень шли манмерские косички. Она и сама это прекрасно осознавала: маленькая кокетка то и дело трогала их руками, грациозно откидывала за спину и то и дело потряхивала головой, чтобы звон монеток напоминал окружающим о том, что нужно отвесить младшей леди крепости очередной комплимент. Многие послушницы были, мягко говоря, шокированы такими переменами, и Мирак имел все основания подозревать, что этот факт особенно радовал создательницу прически. Девочка же была в восторге и каждым своим жестом это демонстрировала. Порой отвлекаясь от уроков настолько, что абсолютно забывала о том, что приходит к Мираку заниматься магией, а не любоваться на собственное отражение в каждой отражающей поверхности. — Закария! — воззвал ко вниманию отчаявшийся учитель. — Если ты будешь вертеться, чары так и будут гаснуть. Малышка заливисто рассмеялась. — Чары гаснут, значит они устали! Значит надо отдыхать! Учитель, давай они отдохнут, а мы пока покормим мишку! Ну пожалуйста! Мирак не сумел сдержать улыбки. Из девочки росла настоящая нордка — страх в ней, казалось, отсутствовал вовсе. Уже через день после случая с медведем, Закария напросилась — пусть и в присутствии взрослых — но проведать «мишку». С тех пор она регулярно навещала косматого хищника. Мирак поручил двум рослым воинам денно и нощно стеречь клетку, а Закарию пускать в помещение только за руку с кем-то из доверенных лиц. В итоге, девочка бывала в гостях у своего нового «приятеля» почти так же часто, как и сам Мирак, который отныне уделял как минимум сорок минут в день, чтобы побыть с питомцем — только так можно было заставить зверя доверять будущему всаднику. — Хорошо. — сдался он под натиском громадных голубых глазенок. — Но тогда, Закария Бладскал, к завтрашнему дню ты сама натренируешься так, чтобы чары получались. Я проверю. Малышка закивала и, покорно взяв Мирака за руку, засеменила рядом, взбудораженно рассказывая учителю о том, что мишка очень любит сладкие яблоки, а еще медовые соты и рыбу, но не ту, которая нравится самой Закарии, а пожирней. «Чтобы в пальчиках скользила». Мирак медленно шагал, чтобы девочке не приходилось поспевать за широким шагом, аккуратно сжимал маленькую ладошку и улыбался в маску. Во дворе их встретил Скьельд. Хохоча, вармастер подхватил кроху и закружил. Мирак знал, что друг переживал о судьбе Закарии не меньше его самого. — Ты только не корми медведя персиками, жречонок, — поучал он её, усадив к себе на плечи. Закария радостно махала всем и каждому с этой головокружительной высоты. — Они ему, конечно, понравятся, но помни, запасы привозных фруктов ограничены. А всё потому, что в крепости уже живут две персиковые моли, так что больше нам не надо. Договорились? Смеясь, все трое вошли в отведённый медведю загон. Вопреки обычному распорядку, Мирак решил задержаться подольше — в ближайшие дни уделить время что Закарии, что косматому питомцу, он вряд ли сможет. Через неделю наступал День Великого ритуала: подготовка шла полным ходом. И пусть на этот раз он не мог провести обряд принятия девочки в семью, Мирак пообещал себе, что это обязательно случится ко следующему Ритуалу.