Глаза, однажды ослеплённые падающими звёздами наивысшего откровения, всегда будут видеть слабое искажение обескураживающего вопроса, как только Истинное Исследование формирует грани мысли.
Остальное — вульгарная фикция, попытки навязать порядок в согласованности сокрытия равнодушного бога.
Черная книга «Пробуждающие сны», глава «Сны наяву о беззвёздном небе»
Билия Фелкрекса
Мира стояла на лесной опушке. Маленький домик с покосившейся, заросшей мхом крышей приветливо распахнул дверь, выкрашенную в яркий зелёный цвет. По стенам были развешаны сухие пучки трав, скрепленные на бечевке, их было так много, что местами они полностью прятали за собой бревенчатые своды. Неподалеку стояла молодая розовощекая нордка в простом синем платье и стирала бельё в большой лохани. Женщина напевала что-то и Мира с удивлением поняла, что мелодия знакомая. Простая песенка, нежная, добрая. Колыбельная? Похоже на то. Размышления прервал громкий рёв. Мира обернулась. Огромное крылатое тело с глухим стуком сверзилось с небес, сминая собой деревья, словно хрустящие прутья. По земле прошла ударная волна и Мира с трудом удержала равновесие. Она нахмурилась. Драконорождённой казалось, что она уже разгадала суть своих путешествий — то почти всегда были моменты так или иначе связанные с Мираком, гораздо реже — клочки собственных воспоминаний, но сейчас все казалось иным. Она точно не видела подобного прежде, но и Мирака поблизости не было. Тогда что же… Холодок пронзил тело, когда женщина пробежала сквозь нее. Смелая. К драконам, даже мёртвым, селяне приближаться обычно не спешили, а этот мёртвым точно не был. Громадное крыло лежало под неестественным углом. Хрящ торчал из порванной мембраны, словно на пику нанизанный на острие обломанной кости. За то время, которое понадобилось незнакомой нордке, чтобы приблизиться, трава под ним успела пропитаться кровью. И все же, даже раненым, дракон оставался смертельно опасным. Он повернул хищную морду к женщине и угрожающе клацнул зубами. Его глаза, налитые кровью, казалось, говорили: еще шаг, и я тебя поджарю. — Берегись! — выкрикнула Мира, устремляясь за излишне мужественной нордкой. Но той, как оказалось, помощь была не нужна. Остановившись перед ящером, женщина подняла раскрытые ладони, демонстрируя, что опасности нет. Между её пальцами зазвенели искры целительных чар. — Пусти меня. Если рану не вылечить, ты умрёшь. Мира хотела было возразить, что окончательно он все равно не подохнет, если только в округе не завалялось ни одного довакина, но чей-то окрик прервал её. Девушка обернулась. — Мама! Прошло несколько секунд, прежде, чем Мира осознала, что видение изменилось. Взлохмаченный темноволосый мальчик со всех ног бежал к тому же домику с зелёной дверью. В крохотных ручках виднелось что-то серое. Или бурое? Мира невольно двинулась навстречу, вглядываясь в ношу, которую ребенок бережно прижимал к груди. — Он ранен, мама! Уже знакомая Мире нордка быстрым шагом вышла на порог. Ей хватило мгновения, чтобы понять, что происходит. — Клади его сюда, малыш. Вот так. И зелье, вон то, в красной бутыли принеси. Мира подошла поближе. На старом верстаке лежал маленький заяц. Передней лапы у него не было, на её месте красовалась страшная рана, пропитавшая шерстку спёкшейся кровью. Зверёк не шевелился: вероятно, ребенок принёс его слишком поздно. Довакин перевела взгляд на нордку. Понимала ли та, что заяц — не жилец? Но северянка словно отказывалась это понимать. Либо же просто не осознавала очевидного. Как и синеглазый мальчонка, заламывавший ручки, глядя на то, как мать пытается спасти животное. Мира прищурилась. Под руками нордки плотным потоком текло жидкое золото: целительные чары у нее были на редкость мощными, густыми, такими, что в их сиянии драконорождённая вскоре перестала различать окровавленную тушку. — Лей зелье вот сюда, сынок, — спокойно попросила нордка и ободряюще улыбнулась мальчику. — Ты у меня молодец. Благодаря тебе он будет жить. Мира склонила голову, всматриваясь в движения женщины и мальчика. Она была абсолютно точно уверена, что зайца было не спасти, но нордка творила невозможное: рана затягивалась на глазах. Мальчик просиял, когда зверёк открыл глазки. — Можно его оставить, мама? Пожалуйста? Я даже имя уже придумал! Но узнать имя зайца Мира не успела. За спиной раздался колокольный набат. Уши наполнил громкий шум, и драконорождённая, моргнув, оказалась совсем в другом месте. Вокруг раскинулся город и он горел. Отовсюду слышался звон мечей, лязг металла, пронзительные крики, хрипящие стоны. Люди в панике разбегались в разные стороны. Мимо скакали напуганные лошади, одна из них с истошным ржанием неслась прямо на Миру: её грива полыхала, а в глазах читались безумие и ужас. Драконорождённая взмахнула рукой, попытавшись заморозить пламя, но чары просвистели сквозь лошадиную голову и улетели прямо в пасмурное небо. Через секунду перед лицом Миры мелькнула взмыленная морда, девушка зажмурилась, но удара не было: лишь легкий импульс пробежал по телу, когда горящая кобыла пронзила собой драконорождённую, просочилась насквозь и унеслась дальше, словно Мира для нее была не существенней утренней дымки. Девушка вздрогнула. Ощущение было не из приятных. Кто-то закричал: громко, горестно, с надрывом. Женские рыдания послышались одновременно с двух сторон. Но смех, чей-то издевательский, злобный смех был громче. — Еретик мертв! Слышите, клятые предатели? Слушайте и знайте, что он подох как собака, и вы все скоро отправитесь за ним! Колокол оглушал. Мира завертела головой, пытаясь понять, где она, ко всем даэдра, находится. И где чёртов Мирак? Её взгляд наткнулся на двоих: одетого в старомодную нордскую броню воина и приземистую светловолосую женщину. Блондинка пыталась спастись от мужчины ползком, а он, хохоча, нагнал её в два прыжка и, схватив за плечи, рывком перевернул лицом к себе, придавил ногой к земле. А после задрал подол её юбки и начал расшнуровывать завязки на штанах, обнажив полувставший, нелепо болтавшийся член, торчавший из зарослей лохматых рыжих волос. — Не смей, мразь! — прорычала Мира, бросаясь к ним, ведомая гневом и омерзением. Довакин знала, что скорее всего не сумеет оттащить этого урода, но она просто не могла не попытаться. — Нет! — одновременно с ней вскрикнула женщина, пытаясь вырваться. Её простое круглое лицо покраснело, рот в ужасе приоткрылся, обнажая щербатые зубы. — Тихо, пташка, — сально ухмыльнулся норд, силком разводя её колени в стороны и пристраиваясь промеж них. — Вот увидишь, с настоящим нордом ведь оно слаще. У предателей и остроухих-то и хер-то, небось, с фасолину, так ты хоть настоящего мужика попробу… Женщина взвизгнула, каким-то чудом вывернулась из его захвата и ударила ногой, целясь в пах. К несчастью, она промахнулась, лишь мазанув стопой по его боку, но этого оказалось достаточно, чтобы мужчина рассвирепел. — Долбаная сука! Да я ж тебя… Удар кулаком в лицо. Второй. Третий. Бедняжка закричала от боли и стало видно, что и без того заметная щель промеж передних зубов стала еще шире: один из резцов сорвало и дёсны окрасились алым. — Убери от неё свои грязные лапы, тварь! Мира добежала до них и попыталась было оттолкнуть насильника, но руки лишь прошли насквозь. Зато ноги предательски поскользнулись и Мира брякнулась оземь, прямо в жидкую чавкающую грязь, с отвращением понимая, что теперь, лёжа на спине плечом к плечу с женщиной, смотрела на ублюдка снизу вверх. Смотрела и видела, как злоба исказила и без того некрасивое, рябое лицо. Как оно скривилось еще больше, когда красноватая от крови слюна женщины, которую та извергла в полном ненависти плевке, долетела до его щеки. Как в блекло-голубых глазах помимо животной похоти разгоралась животная же бесконтрольная ярость. Как норд, рыча, выхватил короткий меч и, заходясь потоком брани, пронзил несчастной грудь. Смотрела, повернув голову набок, как раненная женщина беззвучно открывала и закрывала рот, будто рыба, как через секунду она закашлялась и харкнула кровью, как дрожали её искусанные губы, пока глаза медленно затягивала влажная мутная пелена. Смотрела и ничего не могла с этим поделать. Как и с тем, что норд, абсолютно не чураясь хлещущей крови, подтянул умиравшую за ягодицы вплотную к себе, с пыхтением вошел в нее и начал толкаться внутрь, гнусавя себе под нос, что «пока теплая — еще баба». Довакин пошарила рукой, надеясь нащупать ладонь женщины, но ощутила лишь воздух. Хоть разум и твердил, что это напрасно, Мира потянулась к ране, направив на ту чары исцеления, но золотая магия проходила насквозь, впитываясь в землю. Попыталась вновь столкнуть норда — не вышло. По щекам потекли слёзы бессилия. Ей хотелось помочь, сделать хоть что-то, но в этих видениях власти у неё не было никакой. Всё, что Мира сейчас могла — просто лежать рядом и глядеть на застывавшее в предсмертном оцепенении заплаканное лицо, на котором с каждым резким толчком отражалось все меньше жизни. Глядеть и слышать как затихало булькавшее дыхание, а кряхтение норда, напротив, становилось все громче. На задворках сознания Мире подумалось, что точно такие же звуки издают изголодавшие гиены, когда дорываются наконец до падали. Ещё глубже плескалось непонимание: это видение должно было быть как-то связано с Мираком, тогда где же он запропастился, скампы его дери? Почему-то казалось, что Мирак бы помешал рябому норду. И пусть Мира понимала, что такие мысли глупы и иррациональны, ведь тот Мирак, которого она встречала в Апокрифе, не давал ей повода считать себя защитником страждущих, но отчего-то… Внезапно где-то за пределами видимости раздался короткий разъярённый вскрик, который вырвал Миру из ступора и заставил вновь перевести взгляд на норда. Она смотрела на его довольную морду долю секунды, а затем ублюдок дернулся, его обхватили чьи-то тонкие руки, за плечом появилась чья-то темноволосая голова и перед глазами Миры мелькнуло желтоватое лезвие. Рожа норда исказилась непониманием, когда из рассечённой шеи хлынула кровь. Вопреки самой первой мысли драконорождённой, то был не Мирак, а некто куда ниже ростом, худой как тростинка, с острыми ушами и ореховой кожей. Молодой эльф выскочил словно ниоткуда и, ловко запрыгнув насильнику на спину, одним движением перерезал тому горло. Струя теплой крови ударила ей прямо по глазам и Мира зажмурилась. Она слышала как тело норда упало в сторону с глухим стуком, а юный мер подскочил к умиравшей и позвал её охрипшим, полным отчаянья голосом: — Alma! Bahrdruh! Alma! Но та не отвечала ему. Мира протёрла глаза и попыталась сфокусировать взгляд. Женщины рядом с ней больше не было. Точнее, где бы та несчастная не находилась, там больше не было самой Миры. Мира же очутилась посреди просторного зала, залитого искусственным светом. Не успев даже осмотреться, девушка согнулась пополам: её мутило. Могло, конечно, и затошнить от резких прыжков, но, скорее всего, ей стало нехорошо из-за того, что только что на её глазах произошло со светловолосой незнакомкой. Картина насилия все еще горела перед внутренним взором и Миру потряхивало от ощущения гадливости: драконорождённая привыкла к тому, что может остановить произвол, будь то бандит из ледяной пещеры, лорд вампиров или сам Пожиратель мира. А тут… Волна горечи скрутила внутренние органы и Миру накрыл рвотный позыв. Старина Дж’зарго, в свойственной ему шутливой манере, звал её тягу к спасению всего и вся «синдромом драконутости». И пусть глубоко в душе Мира понимала, что друг прав и помочь всем невозможно, она искренне пыталась. Даже в гильдии ввела новые правила: отныне рифтенские воры не трогали действительно нуждавшихся или тех людей, что приносили другим добро, вроде того же Марамала. Сейчас же Миру охватило разочарование. Её силы, магических умений, поддержки верных друзей и даже её титула обычно хватало, чтобы с лёгкостью пресекать то, что ей не нравилось. Оттого сейчас было так горько, что всё это вдруг оказалось бесполезным, а она сама — лишь эфемерной дымкой, которая только и могла, что беспомощно лежать в грязи и моргать глазами. Осознание своей немощности было невыносимым: быть так близко, видеть все и ничего не суметь поделать… Образ рябого норда не шел из головы. Взгляд умиравшей женщины накрепко засел в думах. И эти звуки… Мира утерла рот ладонью, но уже через мгновение закашлялась вновь. Прошло не меньше десяти минут, когда, наконец отдышавшись, она смогла выпрямиться. «Это, — убеждала она себя, — было в далеком прошлом, как и все, что я видела с Мираком. Я — просто немой свидетель, ничего все равно было не исправить.» Мире пришлось приложить все силы, чтобы подавить терзания и, наконец успокоившись, она заставила себя сосредоточиться на новом видении. По сравнению с предыдущим, тут было совсем тихо, безлюдно. Но, несмотря на то, что вокруг было ни души, Мира сразу поняла, что когда-то в этом зале заправлял хорошо известный ей эльфийский народ. Двемеры. На бóльшую часть помещения раскинулась громоздкая конструкция: десятки бирюзовых круглых линз в оправе желтоватого металла были закреплены на длинные гибкие стержни. В центре, на круглом многоступенчатом золотистом пьедестале тоже были установлены линзы, а над ними, чуть выше, виднелись две половинки овальной капсулы, сделанной из такого же материала, напоминавшего плотное стекло с прожилками. Мира прищурилась. Что-то смутно знакомое, словно она это уже… Глаза распахнулись шире, когда она вспомнила. Такое же устройство встречалось ей в Черном пределе, в башне Мзарк. Такое же, но не совсем — насколько она помнила, тот механизм был куда меньше. — Пророчества Древних свитков многогранны, — услышала она за спиной и обернулась. Там, где секунду назад никого не было, виднелся неясный силуэт мужчины: как ни старалась, Мира не могла разглядеть его лица. — И глупо полагать, что смертный ум в состоянии постигнуть всю глубину каждого их этих пророчеств. Однако главное мы знаем. Дракон в человечьем обличье изменит все. Только его сила в состоянии помешать грядущему, только его мощь способна на то, о чем мы так давно мечтали… Мира сделала шаг к говорившей фигуре, но тут конструкция за спиной заскрипела, пришла в движение и, переведя взор обратно на бирюзовые линзы, девушка увидела, как те вращаются с бешеной скоростью, разгоняясь все сильнее, словно лопасти двемерской ловушки. Из-под желтого пьедестала повалил дым. Механизм, казалось, вот-вот взорвется от перегрева. — Слишком быстро, — проговорил женский голос совсем близко. Ресницы Миры сомкнулись на доли секунды, но этого хватило, чтобы картинка вновь сменилась. Драконорождённая оказалась в какой-то богато уставленной светлице. У стрельчатого окна стояли две молодые женщины. Одна высокая, огненно-рыжая, красивая, словно сама Дибелла. Вторая куда ниже, смуглая, с копной разномастных пестрых кос. Смутно знакомая. Ни она ли учила чары мороза с Мираком в одном из ранних видений? — Быстро? — коротко переспросила темноволосая, приподняв бровь. Вторая женщина обняла себя руками. — Время течёт слишком быстро, Каана. До Совета всего ничего, а я… Она закрыла глаза и прижала к лицу ладонь. — Знала бы ты, как я боюсь за дочку. Каана помолчала, а затем, словно нехотя, положила руку на плечо собеседницы и неловко похлопала пару раз. — Мелочь не отберут. А если кто попробует, я лично их поджарю, Далия. Так что ты это… соберись. Как бы ни была грустна рыжая, она нашла в себе силы улыбнуться. — Поджаришь, значит? Выходит, твои чары пламени уже получаются? Каана кивнула. — Получаются. И даже неплохо. У меня хороший учитель. Сказала и закусила губу, периферийным зрением увидев, как улыбка подруги становится шире и лукавей. Мира тоже улыбнулась. После тревожных прежних видений здесь ей было уютно. В этом месте хотелось остаться, послушать беседу двух женщин ещё, расслабиться хоть на пару минут, глядя вместе с ними, как по небу медленно ползёт Массер… Но кто бы не вёл Миру по этому калейдоскопу чужого прошлого, у него были иные планы. Комната потускнела и всё вокруг заволокло темнотой. Мира слышала стук своего сердца так громко, что, казалось, от каждого его сокращения воздух окатывал её новой ударной волной. А затем стук смолк. Пришли другие звуки: чьё-то бормотание, порывистое дыхание, шорох. Мира вздрогнула, когда кто-то горько заговорил у неё над ухом. — Поздно, повелитель. Её уже… — НЕТ! Мира вздрогнула, узнав голос. Наконец-то, а она всё думала, куда он запропастился! Девушка завертела головой, пытаясь хоть что-то разглядеть. Но вокруг струилась лишь плотная, непроглядная тьма. Оставалось лишь слушать. Чей-то шепот. Звон магии. Всхлип. — Повелитель… Мирак! Прошу тебя! Ты уже не поможешь ей. Послушай, тут ничего нельзя поделать. Она мертва. — Замолчи! В выкрике Мирака было столько боли, что Мира судорожно сглотнула: у неё мгновенно пересохло в горле. Звон магии усилился. Затем раздался полный отчаяния рык. — Дыши, прошу тебя! Ну же! Пожалуйста! — Мирак… Снова рык, на этот раз рассерженный. — Иди прочь! Уходи! Или, клянусь Праотцом, я наврежу тебе! Что-то сдавило грудь. Мира подпрыгнула от неожиданности и ударилась головой. Да так, что из глаз посыпались искры. — Ай! Чей-то смех. Мира обернулась и тут же закашлялась, втянув носом пыль. Она обнаружила себя на широком тренировочном плацу, а вокруг стояли одетые в лёгкую кожаную броню норды и гоготали в голос. Они что, потешаются надо мн… Видение сменилось быстрее, чем она додумала эту мысль: Мира едва успела заметить чью-то ладонь, яркую огненную вспышку, как плац и хохочущие норды исчезли. А пламя все клубилось перед глазами, медленно трансформируясь в нечто… странное. Это нечто было похоже на переливы золотых бусин, вроде тех, какими расшивают шали особо богатых женщин, разве что бусины были расплавлены, местами и вовсе напоминая подкрашенный газ или искры чар. Мира протянула руку, и россыпи золотых блёсток потекли промеж пальцев, словно косяки маленьких рыбок. Проследив за направлением их движения, драконорожденная открыла в удивлении рот. В вязком сером полумраке, посреди гигантского ничто, стояло высокое статное существо. Напоминавшее своим силуэтом мужчину, оно было соткано из света, и мириады сияющих бисерин струились за его плечами как плащ. Словно заметив Миру, светившийся мужчина повернулся к ней и слегка склонил голову на бок, как делают маленькие дети, которые изучают что-то необычное. — Ты меня видишь? К удивлению Миры, с губ не слетело ни единого звука. Слова словно растворились на кончике языка и вырвались наружу облачком глухой тишины. Девушка нахмурилась и попробовала сказать что-то еще, издать хоть какой-то звук, но у неё не выходило. Намировы панталоны, что за новая напасть? Тем временем, существо сделало шаг в сторону и когда глаза привыкли после яркого света, Мира увидела, что все это время оно здесь было не одно. Позади первого мужчины стоял еще один, ранее ею незамеченный в зените чужого сияния. Будучи того же роста и комплекции, он разительно отличался: если первый был похож на сосуд жидкого света, второй представлял собой плотный сгусток клубившейся тьмы. И чем дольше Мира рассматривала его, тем сильнее он выделялся на фоне серой дымки позади. Вскоре, его контраст с окружавшим их ничто бросался в глаза не меньше, чем сияние первого существа. Хотя, наверное, взгляни драконорождённая прямо на свет еще раз, он бы вновь ослепил её, сместив весь фокус на себя, заставив темную фигуру опять поблекнуть в сравнении. Пока Мира размышляла, оба мужчины смотрели на неё в упор. Это немного нервировало. Кто вы такие, Обливион вас побери? Когда две сущности разом двинулись вперед, ей стало не по себе. И чем ближе они подходили, тем сильнее колотилось её сердце. Вскоре между нею и странными мужчинами осталось не больше десяти шагов — и тогда Довакин запаниковала и отпрыгнула. Лишь отскочив в сторону, казалось, на целую руту, Мира поняла, что шли существа вовсе ни к ней. Позади того места, где она только что стояла, сидела девушка. Такая же необычная, что и эти двое, но по-иному. Сплетенная из ярких разноцветных бликов, сверкавшая пестрыми красками, будто храмовый витраж, она удивленно осматривалась по сторонам, словно не ведая, куда попала. Прислушавшись, Мира с удивлением осознала, что от девушки доносился тихий мелодичный звон — первый звук из тех, что ей довелось услышать в этом месте. И в звоне этом чудилось непонимание и легкий испуг. Мужчины приблизились и медленно опустились рядом с ней на корточки, одновременно протянув девушке руки, без слов предлагая помощь. Та поколебалась мгновение и приняла их ладони. Поднялась на ноги и улыбнулась обоим, при этом надолго задержав свой взгляд на том, что сиял. «Немудрено, — невольно подумалось Мире. — Когда эти двое рядом, светлый в глаза бросается куда сильней. Затмевает собой второго». — Так оно и началось, — прогрохотал за спиной чей-то спокойный тягучий голос. — Их GRah. Противостояние. Мира оглянулась и очутилась на покрытой редким снегом и сухим валежником горной вершине. На мшистом валуне сидел молодой мужчина в простом чёрном одеянии — сердце Миры забилось чуть быстрее, когда она узнала в нем Мирака. Из груди вырвался глубокий вздох облегчения: встретить его после череды тех странных видений было почему-то так отрадно! Уголки губ невольно поползли вверх, а брови сложились домиком. И лишь спустя несколько секунд Мира поняла, что Мирак тут не один: чуть дальше, на прогалине, восседал огромный дракон. Девушка приоткрыла в удивлении рот, осознав, что хорошо знает этого дова. Мирак тем временем неверяще улыбнулся и развел руками. — Владыка Партурнакс, мне известна эта легенда, но это же просто миф. Она ведь противоречит всему, о чем гласит учение. Обычная старая сказка, то ли эльфов, то ли древних недов и в ней нет… — Все, чего вы, JooRE, не застали лично, вы обращаете в легенды. HI Dreh NI SahVOT. Не знай вы нас, дов, вы бы и нас считали сказками. Но мир, KiiRi, бывает, как сложнее того, чем кажется, так и куда легче. Nii LOST Ni HEVNO RUZ. Все началось с любви. — Но Учитель… — В твоем случае тоже, Мирак. Всё всегда начинается именно так. Мирак медленно поднялся на ноги, обхватил себя за плечи и, нахмурившись, принялся расхаживать взад и вперёд. — Я не понимаю. Мы ведь говорили о драконьей душе, Учитель. Причем здесь старые мифы? Причем здесь любовь? — TEY LOS FIN AN URah ahRK URah LOS AN DROG, MIRaaK. Любовь же… Geh, у любви и драконов мало общего. DOVah не понимают этого слова. NII LOS NI ahST DOVahZUL. Даже мне, пусть я и знаю, что оно значит, тяжело понять его суть до конца. BORMah создал нас такими, посчитав любовь причиной всех несчастий, что постигли мир. Он хотел защитить своих детей. Но он ошибся. Пусть не сразу, но он осознал эту ошибку. И попытался её исправить. — Я не понимаю… — Когда-нибудь поймешь, KiiRi. Мирак, словно зная, что большего ему дракон не скажет, покачал головой и устремил взгляд вдаль, продолжая держать руки скрещенными на груди. Он думал, и на лбу пролегла глубокая складка. Драконорождённая же внезапно поняла, что сама того не ведая, подошла к нему вплотную, и теперь стояла прямо перед Мираком, так близко, что протяни она руку, смогла бы дотронуться до его щеки. И чем дольше смотрела, тем беспорядочнее в голове крутились мысли. Среди их вороха Мира внезапно ухватилась за одну. Он такой высокий. Онмунд как-то рассказал ей, что нашел в Арканеуме старую книгу с рассуждениями какого-то ученого, где говорилось, что все норды-атморанцы были когда-то полувеликанами. Даже не так — одна из глав рассказывала, что некогда жители Атморы и великаны были единым народом. Но позже произошло разделение, великаны постепенно дичали, а норды становились все ниже, пока не перестали быть самой высокой расой, уступив это звание альтмерам. Никогда прежде, даже сталкиваясь в своих вылазках в довольно рослыми драуграми и семифутовыми неупокоенными драконьими жрецами, девушка не задумывалась об онмундовских россказнях. Сейчас же, глядя на Мирака, Мире пришло в голову, что те легенды не врали. Мужчина перед ней был выше всех, кого она встречала, уступая в росте разве что Тсуну. Взгляд Миры скользнул по густым черным волосам, открытому лицу, по необычайно ярким синим глазам и остановился на тонких, красиво очерченных губах. И тогда, слабо понимая почему, она закусила свои, уже не в силах смотреть куда-то еще. Под кожей отчего-то приятно засвербело. Из-за его роста ей приходилось смотреть снизу вверх. И Мире внезапно подумалось, что, чтобы поцеловать такого, как Мирак, мало было встать на цыпочки. Для этого ему и самому надо было бы нагнуться к ней. Кровь прилила к щекам, когда до Миры дошло, что именно только что пришло ей на ум. Она тут же отвела от Мирака взгляд и мотнула головой, словно призывая свой рассудок немедленно изничтожить сумасшедшие мысли. Надо же, какой бред лезет в голову в этом странном месте! Она зажмурилась и еще сильнее затрясла головой, отступая. Но угомонить собственные эмоции было не так просто: обволакивавшее конечности, стянувшее низ живота, пульсировавшее на пересохших губах странное чувство лишь усиливалось. Мира сделал еще шаг назад, другой, третий, все так же держа глаза плотно закрытыми и в какой-то момент ощутила, что уперлась во что-то лопатками. Во что-то мягкое. Секунда ушла на понимание, что это нечто было матрасом или спальником, а мир словно нагнулся на девяносто градусов, и теперь Мира не стояла вертикально, а лежала на спине. Твою же, даэдрову, за ляжку… Тишину пронзил какой-то рокочущий звук, от которого у Миры заклокотало под рёбрами. Почти сразу она поняла, что это: то было мужское дыхание, грудное, разгорячённое. И задумываться над тем чьё не приходилось. Матрас по бокам от неё слегка прогнулся, когда она почувствовала, как о него опираются две крепкие руки. Через секунду пришло понимание, что её ноги широко расставлены и согнуты в коленях, а между её бедрами, прижимаясь к ней вплотную, её обжигают жаром чужие бедра. — Посмотри на меня, — то ли прошептал, то ли прорычал Мирак и Мира затрясла головой из стороны в сторону, для верности прижав к векам ладони. Не потому, что не хотела увидеть его. Напротив, этого-то она как раз и хотела. И именно это желание сбивало с толку, пуга́ло. Как и вся эта ситуация. Как и то, что ей нравилось быть так близко к нему. Куда ближе, чем в том видении, когда он нес её на руках. Неприлично близко. Боги, как нелепо! Мира закусила губу так сильно, что почувствовала во рту вкус железа. И все же это не помогало. Это чувство, это внезапно нахлынувшее влечение никуда не исчезало. Мира поймала себя на мысли, что, позови он её еще раз, прикоснись к ней, скажи хоть слово, она больше не сможет рассуждать здраво, отбросит все мысли и просто поддастся. Тепло его тела исчезло, как исчезла и мягкая перина. И все же Мира держала глаза закрытыми еще долго, пытаясь успокоить судорожное дыхание. Внутри неприятно пульсировало: вместо трепетного предвкушения нутро окутал холодок горького разочарования. Что это было, даэдра побери? Её всё ещё потряхивало, когда она осмелилась наконец открыть глаза и всмотреться в следующее видение. Нижний ярус башни Мирака. Она узнала это место сразу, пусть видела всего один раз, во сне. Святая святых Апокрифа, внутрь которой, как ни старалась, она так и не смогла попасть в реальности. Круглый холл, по периметру которого располагались десятки одинаковых дверей. Две лестницы по бокам, что вели на верхние этажи, каждый из которых представлял собой такую же площадку с дверями — и так до самого последнего яруса, где располагалась его спальня. Коленки повело, стоило ей подумать о светлой опочивальне, о пруде с лилиями и о широкой устланной белыми простынями постели. Прежде, дважды оказавшись там в своих видениях, она заставала в спальне хозяина башни и всегда убегала, но теперь… Возможно, поднимись она наверх сейчас, то увидела бы его вновь, готовившегося ко сну. И на этот раз, она могла бы задержаться… Мира со злостью мотнула головой, отгоняя крамольные мысли: видно, после предыдущего видения её кровь все еще не остыла. За глупый порыв броситься к лестнице и за приятный зуд внизу живота ей захотелось врезать самой себе кулаком в челюсть. Поэтому, скорее для того, чтобы отвлечься от размышлений о верхнем этаже, чем из любопытства, Мира подошла к одной из дверей, бездумно слушая, как разносится по башне гулкое эхо её шагов. Повернула за ручку и толкнула, ожидая увидеть что-то не менее странное, чем прежде. Картины, которые все это время представали перед её взором были настолько чудны́ми, что Мира была готова абсолютно ко всему. Однако ничего особенного за дверью не оказалось. Всего лишь барачная комната, укрытая мягким полумраком. Ряды простых грубо сколоченных кроватей, в которых посапывали дети. Все, кроме одной маленькой девочки, сидевшей поверх своего худого драного одеяла, скрестив ноги. Он что, правда держал в башне детей? Или меня снова куда-то унесло? Девочка, тем временем, шмыгнула носом и яростно потерла под носом. Мира присмотрелась: на грязноватом лице виднелись дорожки слез. — Не плачь, дитя. Драконорождённая вздрогнула от неожиданности: она была уверена, что в комнате больше никого нет. Девочка же, напротив, удивления не проявила вовсе. — Они снова били нас, FahDONi! — шёпотом пожаловалась она протягивая ручки. Мира присмотрелась: на тонких запястьях виднелись синяки. — Гарди исколотили так сильно, что у него вся спина в крови, словно кусок мяса. Я мазала его той мазью, которую ты научил делать, только поэтому он смог уснуть. Но ему плохо, очень плохо! Мира присмотрелась. Тот, кого кроха звала другом, был укрыт такой густой тенью, что не заговори он, девушка бы и не поняла, что в том углу кто-то стоит. Тем не менее, Мира узнала его почти сразу. Рост и голос выдали его, пусть её глаза едва различали его силуэт в темноте. — Где кровать Гарди, Эша? Девочка, будто дожидалась этого вопроса. Она соскочила на пол и, заметно прихрамывая, засеменила меж рядами одинаковых коек. Мужчина, Мирак, бесшумно шагал следом. Невидимая никем Мира замыкала эту странную процессию. Добравшись до нужной кровати, Мирак протянул руку, почти касаясь спины беспокойно постанывавшего во сне мальчика. Золото заструилось под его пальцами и очень скоро тихие стоны сменились здоровым сопением. — FahDONi! Спасибо тебе! — радостно воскликнула девочка и бросилась обнимать Мирака. Тот лишь покачал головой, гладя её по голове. — Тише, дитя. Не перебуди тут всех. А теперь дай-ка мне свои ладошки. Малышка послушно вытянула руки и мягкое свечение, окутав их на секунду, стерло с запястий следы побоев. Девочка просияла, благодарно засмеявшись. Мирак убедился, что на коже не осталось гематом и затушил чары. — Тебе пора спать, KiiRi. Я побуду здесь, пока ты не заснешь. Девочка послушно закивала и, взяв Мирака за руку, доковыляла обратно до кровати и залезла под покрывало. Мирак погладил её по щеке. — Спи, Эша. Закрывай глазки. — FahDONi! — шепнула Эша, поймав его кисть тонкими пальчиками. — Спой мне песенку, пожалуйста! Я так быстрее усну. Мирак лишь покачал головой, словно знал, что она попросит. В его голосе звучала улыбка, когда он коротко ответил: — Хорошо. Крошка закрыла глаза и довольно причмокнула губами, когда он тихонько запел. Запел почти неслышно, так, чтобы не потревожить сон других детей. Вскоре личико Эши расслабилось и ладошка, сжимавшая руку Мирака, обмякла. Увидев, что кроха уснула, Мирак бесшумно поднялся, наклонился и, приподняв маску, поцеловал девочку в лоб. А затем вернул маску на место, тихо отошёл от Эши, нагнулся над лежавшим по соседству мальчиком и легонько дотронулся до его предплечья. Золотое сияние вновь потекло под его ладонью, исцеляя следы побоев. Закончив с одним ребёнком, Мирак направился ко второму, к третьему, к четвёртому. Магия звенела, а спящие детские лица озарял покой. Когда последний малыш был излечен, Мирак вернулся к Эше, присел на край её кровати и подоткнул сползшее было одеяло. Там он и остался, явно задумавшись о чём-то своём, глядя на мирно спавшую девочку. Мира подошла к нему со спины. То, что она видела, было совсем не похоже на действия того Мирака, которого она прежде так боялась. На то, как, по её разумению, такой как Мирак должен был вести себя. Возможно именно поэтому страха больше не было. Было нечто иное. Симпатия, интерес, признательность. Все что угодно, но не страх. Едва задумываясь о том, что делает, она положила ладони ему на плечи. И он вновь оказался материальным, настоящим, тёплым. Единственный, из всех, кого она встречала в этих видениях, до кого она действительно могла дотронуться. Того, что случилось после, она никак не ожидала. Его рука накрыла её и он слегка повернулся, не оглядываясь полностью, но явно давая понять, что обращается к ней. — Последняя драконорождённая пришла к первому? Ну что же, добро пожаловать, DOVahKiiN.