***
Мое предположение о том, что Саске был не в духе, косвенно подтвердило и то, что вечером он не наряжался, как в прошлый раз, когда мы ходили в парк, и даже не пытался уложить волосы — только активнее зачесал их на один бок, очевидно, пытаясь прикрыть след от синяка. И все же он согласился прогуляться. А это уже само по себе было неплохо. Мы прошли несколько кварталов до одной из станций метро, затем вышли в Минато и наконец добрались до Роппонги. Всю дорогу Саске был достаточно тихий, но иногда спрашивал меня о тех или иных местах, которые мы проезжали. Я рассказал ему о специальных районах Токио и о том, что мы сейчас находимся в бизнес-квартале, который получил свое название из-за шести деревьев, обозначавших его территорию — последние из них были снесены во время войны. — Что у тебя здесь за дела? Если не секрет, — Саске разглядывал шпили многоэтажных башенок. — Так как мои родители пока не в Японии, я должен подписать за них кое-какие бумаги как доверенное лицо, — мигом соврал я. — Просто формальность. Поэтому пока я схожу туда, — я кивнул на офисное здание, — попрошу подождать меня здесь. Мы подошли к летнику маленького кафе, которое чудным образом разместилось среди всех этих однообразных серых высоток. — Здесь отличный кофе, — сказал я, подзывая официанта. — И если что, у тебя есть мой номер. Но я не думаю, что это займет больше получаса. — Кстати… А это правда, что именно в этом районе любили промышлять якудза? — Саске, как обычно, ошарашил меня вопросом. — Ну если хочешь знать… я бы не говорил об этом в прошедшем времени. Все, будь здесь, я скоро вернусь. Правда была в том, что хотя основная волна преступности уже схлынула, здесь до сих пор обитали если и не мафия, то очень сомнительные дельцы уж точно. И именно с таким мне предстояло иметь дело. О чем Саске вовсе не обязательно было знать.***
Когда я покончил с подписанием бумаг и вышел на улицу, я почти сразу выхватил взглядом макушку Саске, который уткнулся в телефон. — Переписываешься с мамой? — спросил я, приземляясь рядом и кивая официантке в полосатом платье и бежевом винтажном фартуке. — Вообще читаю новости. Но и это тоже, — он усмехнулся. — Капучино, пожалуйста. Все еще не отвечаешь своему другу? Саске мгновенно нахмурился. То, как он быстро сердился, было комично, и я чувствовал, что иногда специально его поддеваю. — Он мне не друг. — А говорил, что друг. Откуда бы я иначе знал? — Без понятия, — Саске пожал плечами. — Вообще странный выбор кофе. — Почему? — я смутно догадывался, что он собирается ответить какой-то колкостью. — Ты скорее похож на человека, который пьет крепкий кофе без сахара, — он посмотрел куда-то в сторону. — Понятия не имею, о чем ты. Я люблю сладкое. — Вот это и странно. — Что мне может нравиться сладкое? — я поднял бровь. — Я произвожу такое суровое впечатление? — Не знаю я, — отмахнулся Саске, который то ли не мог привести внятный аргумент, то ли не хотел. — Просто внутреннее ощущение, забей. — Не первый раз слышу от тебя что-то подобное, — я уже начал входить в азарт и собирался его домучать. — Ты уже сравнивал меня и с мистером Греем, и с Синей Бородой… Саске ничего не ответил, просто сложил руки на груди и уставился на меня максимально осуждающе. — Просто интересно понять, какое у тебя складывается обо мне мнение, — я улыбнулся максимально невинно и достал сигарету. Саске глазами проследил за моим движением и фыркнул. О, похоже, он все же поддавался на провокацию. — Хочешь знать, что я о тебе думаю? — он улыбнулся одним уголком рта и слегка подался вперед. Я сам не знал, зачем стал его подначивать и зачем вообще все это спросил. Возможно, из-за смутного ощущения, что в его глазах я выгляжу как-то совсем уж отлично от того, что было в реальности. И мне было любопытно, как весь этот мой новый образ, сотканный из лжи, выглядит со стороны. — Да, — я выпустил пар и слегка смутился тому, как пристально Саске наблюдал за этим. — Как минимум, надеюсь, что я тебя не пугаю и не выгляжу сумасшедшим. А, значит, твое пребывание у меня относительно комфортное. Саске молчал; его взгляд скользнул от кончика сигареты вверх по руке, задержался на губах, когда я снова выпустил дым, и лишь затем наши глаза встретились. — Ты производишь впечатление хорошего человека, которому можно доверять, — наконец сказал он после паузы, которая показалась опасно долгой. — И в то же время — очень скрытного человека, который может много всего утаивать даже от близких. Не думаю, что тебя просто понять. Это был камень в сторону того, как утром удивилась Изуми, увидев его? Я чувствовал, как моя бровь поползла вверх. А он был совсем не так-то прост. — Я в любом случае тебе благодарен, — он наконец отвел взгляд и стал скользить им по лицам снующих по улице прохожих. — И вряд ли могу не чувствовать себя неловко из-за всего этого. Но мое пребывание у тебя более, чем комфортное. Спасибо. — Я не напрашивался на комплимент, — сигарета с громким урчанием погасла, стоило ей встретиться с влажной пепельницей. — Просто и правда хотел узнать, как тебе. Я поднялся, потому что уже вечерело и пора было возвращаться домой, если мы намеревались добраться не слишком поздно. Однако заканчивать этот разговор почему-то не хотелось. Я оставил деньги и кивнул Саске, чтобы он шел за мной. Из-за спины я услышал: — Но мне действительно комфортно. В чем-то даже немного интригующе. Я усмехнулся и ускорил шаг. Интригующе… пожалуй, было подходящим словом, чтобы описать происходящее.***
Ту же дорогу обратно мы уже привычно проделали практически молча. Хотя я и не мог отделаться от смутного ощущения того, что Саске напряжен, в таких прогулках было что-то умиротворяющее. Ну или мне просто нравилось видеть, что он проявляет к чему-то интерес, а не просто меланхолично лежит в постели. За пару кварталов до дома я предложил остановиться на перекур. Мы приземлились на невысокой светлой лавочке, которая казалась ужасно скользкой от того, как щедро ее налакировали. Саске задумчиво поглядывал на то, как я вкладываю в рот сигарету. Во всяком случае, я чувствовал на себе его испытующий взгляд даже в темноте. — Разве врачи курят? — Ты удивишься, как много всего делают врачи, — я щелкнул зажигалкой. — Но это ведь вредно. В такие моменты он действительно напоминал мне того маленького ребенка, которого я помнил. — Нервничать тоже. — Ты много нервничаешь? — Бывает. — Надеюсь, я не добавляю тебе новых поводов. Я очень тяжело вздохнул. — А еще Изуми сказала, что это я распространяю мрачное настроение. Вот уж кто и правда пессимистично настроен. Краем глаза я заметил, как Саске поморщился. — Но ты можешь мне облегчить жизнь, — решил в очередной раз попытать удачи я. — Как? — Ты же читал рекомендации врача? — я скосил глаза и увидел, что Саске напрягся. — Тебе нужно вести терапевтический дневник и фиксировать там главные события дня. Я смотрел на него, пока он наконец не заговорил. — Я бы… не хотел этого делать. — Почему? — обреченно спросил я. Саске всем корпусом обернулся в мою сторону. — А разве ты первый раз меня об этом спрашиваешь? — Нет. — И что я говорил? — Что это страшно и тебе проще начинать каждый день с чистого листа. — Тогда мой ответ такой же. Он опять был раздражен. Но что так быстро его переключило? Вопрос о дневнике? Или что-то другое? — Ты же понимаешь, что если ничего не делать, то ничего и не получится, — я использовал последний аргумент. — Только от тебя и твоих действий зависит, сможешь ли ты изменить ситуацию. — Ну знаешь... Если бы все было так просто. Я обернулся: Саске уперся руками в лавочку, как-то напряженно сжимая пальцами одну из досок. Вечерние сумерки и тень от дерева надежно скрывали его выражения лица, подобно вуали; но я видел, как блестят его глаза, как видел и слишком резкую линию скул. — Что ты имеешь в виду? — спросил я, прекрасно понимая, о чем пойдет речь. — Некоторые рождаются с серебряной ложкой во рту, пока другие вынуждены едва сводить концы с концами, — его голос звучал бесцветно, однако я знал, что это была уловка. — Кому-то буквально от рождения суждено поступить в лучший университет, прожить счастливую сытую жизнь, обзавестись кучей детей, — я отчетливо различал плохо скрываемое презрение. — Кто-то, ну... просто выживает. Конечно, даже такой человек может влиять на свою жизнь. Как-то. Но это все равно, что рулить велосипедом на извилистой тропе у обрыва, чтобы не сорваться в пропасть. В то время, как кто-то будет рулить по хайвею на новой Феррари, выбирая, куда ему ехать тратить деньги сегодня вечером. Да, я могу повлиять на то, буду ли я запоминать часть каких-то вещей, если я верно понял... Но моя жизнь уже не будет нормальной, понимаешь? Я не верю в чудо и не думаю, что произойдет что-то, что это изменит. После этого монолога воцарилась тишина, которую бесцеремонно нарушали лишь цикады: им особо не было дела до чужих драм; они праздновали лето и даже не подозревали, какие истории разворачиваются прямо рядом с ними. Я думал о том, как голос Саске немного надломился на последнем предложении, и не собирался ничего говорить: по правде, говорить тут было нечего. Он был прав. И хотя я не мог полностью поставить себя на его место, я прекрасно понимал, что жить с осознанием того, что ты — в каком-то смысле — никогда не будешь жить полноценно... Это было... — Прости, — неожиданно сказал Саске совсем другим голосом, будто проснувшись ото сна, — тебе не нужно было все это выслушивать. Я сожалею. Не принимай это на свой счёт, я имел в виду... Неважно. Просто сегодня что-то болит голова. Я продолжил молчать. Я думал о том, имел ли он в виду меня — настоящего меня? Или же это не было про семью? — Ты и так со мной возишься. Я не хочу тебе доставлять лишних хлопот. Я рассеянно моргнул и только сейчас заметил, что он звучал... обеспокоено? У меня зародилась смутная догадка. — Саске, — я поднялся с лавочки и посмотрел на дорогу, чтобы не глядеть на него сверху вниз. — Ты же не думаешь, что я не знал, на что шёл? Не говори так, будто я собираюсь тебя выгонять просто за то, что ты делишься своими мыслями. Пошли домой. Я неспешно выдвинулся по дороге, не оглядываясь, и успел уже начать волноваться, вслушиваясь в тишину, пока наконец не различил шаги позади. Мне было грустно. И почему-то противно от самого себя. Несколько кварталов до дома мы прошли молча, и хотя я понимал, что для него это выглядит так, будто я злюсь или вроде того, я был слишком подавлен, чтобы попытаться выдавить из себя подобие поддержки. Однако перед сном стоило сделать ещё одну вещь. Я нервно закурил на кухне, чтобы немного успокоиться; постарался односложно поотвечать на сообщения на телефоне, а затем поднялся к себе, где достал из ящика письменного стола листок бумаги и ручку. Я не был уверен, пошёл ли Саске к себе, но когда постучал, почти сразу услышал неуверенное: «Войди». Открывая дверь, я успел увидеть, как безжизненно он был повернут лицом к стене в какой-то странной позе, будто тряпичная кукла, которую просто бросили, и она так и осталась лежать. Но когда я переступил порог, он быстро вскочил и выглядел встревоженно. По глазам было видно, что он не рад столь позднему и неожиданному визиту, но заговорить со мной боялся. Я молча подошёл к кровати, Саске резко дернулся в сторону, как будто боялся, что я что-то ему сделаю; однако тут же постарался взять себя в руки и просто недоуменно смотрел, как я приклеиваю рядом с рекомендациями врача новый листок. — Я уважаю твое желание начинать каждый день с чистого листа, — сказал я, приглаживая скотч, — хотя ты бы мне очень помог, если бы начал вести дневник. Но надеюсь, и ты это поймёшь. Надпись на листке гласила: «САСКЕ! ПЕРЕСТАНЬ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ГОВОРИТЬ, ЧТО ТЫ ОБУЗА И ЧТО ТЫ МНЕ МЕШАЕШЬ ИЛИ ДОСТАВЛЯЕШЬ ПРОБЛЕМЫ! ВСЕ НОРМАЛЬНО!» Я довольно осмотрел свою работу, пока Саске, повернувшись к стене, казалось, застыл. — Что угодно, — я постарался пошутить, — мне не сложно отвечать все время на одни и те же вопросы; и когда ты не в духе, я это понимаю. Но вот это я больше не могу слушать. Плечи Саске, все еще сидящего ко мне спиной, как-то мелко вздрогнули. — Иоши... — он позвал меня и тут же замолчал. Ну что за манера? — Я тебя слушаю. Молчание. — Говори, что бы это ни было. Тяжелый вздох. — Могу я... тебя обнять? — Э-э-э, — это было максимально неожиданно, но я постарался быстро собраться и присел на кровать. — Да, конечно. В следующую секунду мне в объятия так резко и так крепко прилетело тело, что чуть не вышибло из меня дух. Саске уперся мне лбом в плечо и замер; я хотел пошутить, что это не очень-то похоже на объятия, но вместо этого постарался ободряюще погладить его по спине. Наконец он поднял руки и я почувствовал, как пальцы вцепились в мою футболку. Мы сидели так некоторое время: он неровно дышал мне в плечо, а я просто вслушивался в ритм и пытался по нему определить, насколько Саске успокоился. — Если тебя что-то беспокоит, — наконец сказал я, — ты всегда можешь со мной поговорить. Саске фыркнул мне в плечо, и только тогда я сообразил, как это было глупо. Он отстранился и неловко улыбнулся. — Я же все равно это забуду. — Ну хорошо. А я напомню. Мы оба тихо усмехнулись, я встал и, быстро пожелав доброй ночи, чтобы его не смущать, вышел. Спустившись на кухню, я закурил и принялся прокручивать в голове сегодняшний день. Что-то было не так. Сегодня я уже привычно прятался под маской другого человека, на которого он обычно реагировал достаточно хорошо. Тогда почему он сорвался? Было ли что-то, что отличало этот день от других? Мог ли он слышать, как Изуми назвала меня Итачи, например? Нет, тогда бы, пожалуй, он реагировал совсем иначе, и уж точно не стал бы об этом молчать. Тогда что? Мне было неспокойно: я докурил, выждал минут двадцать и поднялся наверх; остановился около двери в его комнату и прислушался — было тихо. Это меня успокоило, и я наконец пошёл к себе. Я чувствовал на каком-то полубессознательном уровне, что где-то была закономерность. Но у меня не получалось ее разгадать.***
Улица была заполнена звуками тайко; пестрые юкаты, на которых расцветали хризантемы или взлетали журавли, заставляли позабыть, что мы находимся в мегаполисе; хозяева палаток подзывали попробовать угощения или испытать удачу в игре. Был прекрасный летний вечер: почти безоблачный и свежий — будто ками и вправду было угодно, чтобы сегодня люди собрались вместе, открывая летний сезон мацури* и развлекая их музыкой и танцами. — Чувствую себя неловко из-за того, что мы не в юкатах, — хмуро отметил Саске, разглядывая выступающих, которые играли на сямисэнах и энергично танцевали зомэки. — У меня нет юкаты, — сказал я, выглядывая высокую фигуру Кисаме, и чувствуя на себе осуждающий взгляд. — Ну что? Хочешь сказать, ты носишь юкату? — В Осаке у меня, конечно, есть, — доносилось до меня ворчание, пока я лавировал в толпе. — Там немного другое отношение к традициям. Но с собой я, конечно, не брал. Думаю, я не мог предположить, что буду ходить на фестивали вместо того, чтобы лежать в больнице под какими-то, знаешь, проводочками… Я остановился, потому что понял, что мои поиски бесполезны, а еще я как раз увидел закуток между двумя рядами палаток, где можно было спрятаться и позвонить. От неожиданности Саске резко впечатался мне в спину, и я, не особенно церемонясь, оттащил его за руку в ранее примеченное место. — Ты предпочел бы лежать в больнице? — спросил я, доставая телефон и набирая Кисаме. — Что? Конечно, нет. Просто предполагаю, чем тогда руководствовался, — Саске нахмурился. День сегодня был какой-то стрессовый с самого утра. Во-первых, когда я пришел к Саске проводить привычный инструктаж, он сначала, как обычно, перепуганно меня слушал, пока не посмотрел на стену и не увидел мое вчерашнее послание — после чего он совершенно неожиданно заливисто захохотал. Не знаю, что именно его так повеселило, но он, похоже, был в достаточно хорошем настроении, чтобы до обеда ходить за мной хвостом и задавать вопросы. Что было проблемой. Потому что — это уже во-вторых — мне нужно было найти время и серьезно поговорить с Изуми на предмет того, что вечером не должно быть лишних людей: потому что я все еще не хотел посвящать в эту историю всех подряд. Как выяснилось, Изуми уже сама посвятила в эту историю Кисаме, и мне хотелось просто завыть от бессилия, но Саске внимательно наблюдал, с каким лицом я пишу сообщения, и иногда спрашивал, все ли в порядке. Каждому из спутников на вечер я напомнил, что меня нельзя называть по имени, и лишь повторив это в чате раз десять, успокоился. В целом, все было, конечно, сносно, но мне очень не нравилось то, что из-за Изуми маленькая тайна становится не такой уж маленькой. Мы пропустили основную часть Санно-мацури, то есть не увидели шествие, так как договорились встретиться только под вечер. Однако это все еще не мешало хорошо провести время. Хотя Саске ворчал, я видел, что сегодня он явно старательно выбирал наряд. Это уже служило своеобразным индикатором его настроения. По шкале “апатично лежать-вяло гулять-ворчать” это было почти воодушевлением. Тем временем я отчаялся договориться о встрече в конкретном месте или объяснить наше местоположение, поэтому просто скинул геолокацию. Ужасно хотелось курить, но в такой толпе это было бы нереально. Саске тем временем с любопытством поглядывал на людей, проходящих мимо, и в его глазах отражались искорки фонариков. Наконец я заметил высокую фигуру, разрезающую толпу, подобно какому-то ледоколу, и кивнул Саске, что это к нам. За Кисаме семенила Изуми, которая чувствовала позади его широкой спины себя достаточно свободно, чтобы не беспокоиться о столкновении с другими людьми и даже не испытывать необходимости подбирать полы юкаты, расписанной светло-розовыми цветками сакуры. — Я уж думала, что мы вас никогда не найдем, — она обняла меня, пока Саске с очень сложным выражением лица пожимал руку Кисаме. — Это же надо было так спрятаться. — Тут везде много людей, — я вздохнул и выдвинулся из укрытия, вливаясь в основной поток. — Да ладно! Тем временем позади явно происходил презабавнейший диалог, но до меня доносились только его обрывки. — ...ты не подумай, на деле он очень хороший человек. Можно сказать, я счастлив, что нам довелось познакомиться! — Э-э-э… Да я ничего такого не думал. Я закатил глаза. — Хочешь икаяки? Или такояки? — Изуми бегала глазами по лавчонкам, мимо которых мы проходили. — Я ужасно голодная. — Я не особо хочу есть, — я пожал плечами. Вообще я немного нервничал из-за того, что Саске был где-то позади, и когда я останавливался, чтобы обернуться и увидеть его, я неизбежно становился преградой на пути движения толпы. В итоге мне пришлось лишь принять свою судьбу и степенно ходить за Изуми, пока она уговаривала меня то набрать разных окаси, то все-таки присмотреться к морепродуктам. Я бы скорее предпочел спросить, не проголодался ли Саске; и наконец, когда мы отошли чуть поодаль, сойдя с самой оживленной дороги, я предложил подождать остальных. Через минуту к нам подошел жизнерадостный Кисаме, который явно делился какой-то историей из моей жизни, и слегка замученный молчаливый Саске. — Что будем делать? — спросила Изуми. — Я бы предложила сходить посмотреть на фонарики, пока не начали пускать… Я проследил за взглядом Саске, который, похоже, не слушал. — Ты любишь стрелять? — теперь я тоже смотрел на самодельную вывеску тира. — Что? — удивилась Изуми. — Ну не то чтобы люблю, — сказал Саске, — но весьма неплохо умею, во всяком случае. Это прозвучало хвастливо, и я не удержался от усмешки. — Могу я вызвать тебя на дуэль? — я сделал несколько шагов по направлению к тиру и остановился. — Или боишься? — Я? — Саске выглядел уязвленным. — Не думай, что я проиграю тебе только потому, что я перед тобой в долгу. — О, надеюсь, что ты будешь предельно серьезен, — сказал я и обратился уже к друзьям: — Мы отойдем ненадолго. — Ну а мы как раз тогда сходим к фонарикам, а вы освободитесь там до того, как будут пускать салюты, чтобы мы хоть все вместе поглядели — Кисаме махнул рукой и удалился, увлекая за собой Изуми. — Я предельно серьезен, — сказал Саске с прищуром разглядывая мишень.***
— Это было нечестно, — Саске сложил руки на груди. — Откуда я мог знать, что ты занимался стрельбой профессионально? — Напомни мне, была ли у нас ставка, — сказал я усмехаясь и вкладывая в рот сигарету. Мы отошли достаточно далеко от основной толпы, потому что мне очень хотелось курить. В тени разлогого дерева обнаружилась маленькая лавка, где я и присел, пока Саске стоял и осуждающе на меня смотрел. — Еще чего не хватало. Но ладно это. Как ты умудрился обыграть меня в кинге-сукуй? Ходил в кружок по ловле золотых рыбок? — он мотнул головой, когда дым ветром отнесло к нему в лицо. — Если работать сачком под правильным углом, то меньше вероятность, что он порвется… — Ты издеваешься? — Просто объяснил, раз ты спросил, — у меня не получалось сдержать усмешку. — Да ладно тебе, ты отлично стреляешь. — И все равно тебе проиграл, — Саске недовольно плюхнулся рядом. — Ты же сам сказал, что это было не совсем честно. Но я сожалею, что мы ни на что не спорили, — тут я снова не сдержался, — заставил бы тебя хотя бы начать вести дневник, а то каждый день ты упираешься. Саске задумчиво посмотрел на меня, и я успел пожалеть, что поднял эту тему сегодня. Однако в следующее мгновение на небе послышались хлопки, и мы синхронно задрали головы, наблюдая, как темное полотно окрашивается красными, белыми и золотыми всполохами. — Черт, — сказал я, — мы забыли позвонить.***
Я лежал у себя и анализировал сегодняшний день. Насколько я мог судить — а я, конечно, понятия не имел, что в голове у Саске — сегодня он был веселым. Насколько это было возможно в его положении. Во всяком случае, пока я не припомнил ему дневник, а вместе с тем и нечаянно напомнил про его ситуацию. Он, конечно, ничего не сказал, когда мы снова встретились с Изуми и Кисаме, но весь остаток вечера был тихим, как и по дороге домой. Я думал о том, что начинаю проникаться к нему симпатией. Похоже, сам по себе Саске был довольно неплохим: меня удивляло то, насколько проницательным он иногда оказывался. Еще у него было хорошее чувство юмора; и даже его манеру увиливать от неприятных тем я начинал находить забавной. Возможно, даже если он и не испытывал ко мне никакой симпатии — я имею в виду, к настоящему мне, а не к аватару, которым я прикрывался — у него были для этого какие-то причины, о которых я не знал. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Хотя он был достаточно эмоциональным, в его действиях была логика: значит, должна была быть и здесь. От этих размышлений меня отвлек робкий стук в дверь. — Входи, — сказал я, приподнимаясь на кровати и спуская с нее ноги. В дверях показался Саске со взъерошенными мокрыми волосами — явно после душа. — Ты что-то хотел? — Да, — он замолчал и уставился на меня. Я должен был угадать? Или он стеснялся? — Слушаю, — я постарался сказать это как можно мягче и улыбнулся. — Хотел спросить, нет ли у тебя чего-то, где можно писать… и ручки. Просто подумал, что сегодня был хороший день, и, если ты не против… мне хотелось бы его записать.