Московский вокзал был переполнен. Будний день, вечер. Народ собирался в командировки, по домам. Кто куда в общем. Табло было усеяно оранжевыми надписями, оповещавшими пассажиров о времени отправления того или иного поезда. Великий Новгород, Белгород, Адлер, Смоленск, Анапа, Калининград, Воронеж, Ростов-на-Дону и другие города.
Москва. Как много в этом слове для сердца русского. Как много в этом слове для сердца Серафима и его друзей, столпившихся на перроне.
Пахло пирожками и кофеечком, каким-то фастфудом. И еще сладкой жижей, залитой в вейп Глеба. Викторов с шипением, едва различимым сквозь гул пассажиров, собравшихся у поезда, затянулся, а затем выпустил белесый клуб пахнувшего жвачкой дыма.
— Да хватит сосать уже, дай сюда письку, — возмутился Алишер, потянувшись, чтобы отобрать у друга агрегат.
Его нога запуталась в лямке дорожной сумки. Моргенштерн чертыхнулся.
— На, — кудрявый хихикнув, двинув вперед бедрами.
— Пошел нахуй, — Валеев фыркнул, под аккомпанемент загундевших женщин с детьми и отвернулся, — мне не эта писька нужна, а электронная.
— Да на уже, только не ори, ради Христа, — Глеб передал ему вейп.
— Руки убрал, — Алишер хлопнул Эльдара, потянувшегося к нехитрому устройству.
— Дай мне тоже подудеть, ну, — Джарахов состроил грустную мину.
Сделав пару затяжек, Моргенштерн торжественно вручил вейп оперативнику. После этого «дудка» перешла к Серафиму. Даша, стоявшая рядом с ним, зарылась носом в свою толстовку, не желая дышать отравой. Отойти тоже нельзя было — вокруг куча людей, да и в вагоны вот-вот запускать начнут. В такие моменты Шихановой хотелось, чтобы вновь разрешили курить сигареты в общественных местах. Хотя, стоило вспомнить запах табака, как Дору сразу наизнанку выворачивало.
— Слушай, Даш, — вдруг начал Джарахов, пристально разглядывая надпись на ее бежевом худи. Девушка мыкнула, спрашивая, что хотел от нее коллега, — мне, может, кажется, но у тебя что, сиськи что-ли больше стали?
Поперечный состроил фейспалм, засмеявшись. Сидорин же закашлялся, да так сильно, что его по спине стал хлопать Юра. Перфилов только едва усмехнулся, но потом отчего-то сильно помрачнел.
— А ты схуяли смотришь туда? — прошипел Мукка, отойдя от приступа.
— Нет, ну не то, чтобы они были маленькими, просто мне кажется, что, — затараторил оперативник.
— Они не маленькие, — пробормотал Сидорин.
— Нет, я понимаю, — продолжал Эльдар, — но…
— Да закройся уже! — взбрыкнул Серафим.
— Я не думаю, что от того, что он прокомментирует грудь Даши, что-то изменится, — Клава прыснула.
— Ну да, у нее же не член вырос, — Викторов залился смехом. Поперечный отвесил ему затрещину, — ладно-ладно, не кипятись, рыжик.
На том и порешали. Вейп еще покочевал по рукам мужчин, а потом и вовсе спрятался в кожаный рюкзак Глеба. Приятный женский голос объявил, что началась посадка на поезд «Санкт-Петербург — Москва». Толпа задвигалась. Сквозь море людских голов виднелись проводницы в синей форме и белых рубашках. Они проверяли билеты у пассажиров, которые потом гуськом пробирались по узким вагонам, задевая баулами друг друга в попытках найти свою койку.
Очередь постепенно двигалась. Приближался черед компании предоставить билеты. Им чудом удалось выкупить места в одном вагоне. Правда на приличном расстоянии друг от друга, но это не важно.
Улыбки, вот эти вот «здравствуйте, предъявите, пожалуйста, Ваши документы и билет». Тошнило. Откуда людям знать, за каким хером компания вообще плелась в эту сраную Москву. Показуха. От Серафима, судя по всему, буквально несло злостью, поэтому Даша его успокаивающе поглаживала по руке.
Получив обратно билеты, Сидорин пропустил девушку вперед, а затем сам затащил не особо тяжелый чемодан в вагон. Пассажиров было много, но делового народа почти не наблюдалось — такой на «Сапсанах» обычно ездит. В купе располагались пожилые люди, те, кто живет в глубинке, семьи с детьми.
Даша оглядывалась в поисках нужного места. Вскоре она остановилась возле своей нижней полки. Да-да вы не ошиблись. Серафим жопу рвал, чтобы выгрызть эту чертову нижнюю полку, потому что «я не собираюсь лезть наверх». Да и Сидорин не собирался позволять Доре светить задницей на весь поезд, пока она карабкается. Ну сам Мукка не гордый, ему и под потолком нормально. Место под солнцем, блять. Хотелось бы, конечно, не в проходе спать, но проще ебало захлопнуть и не выпендриваться. Рот закрыли и радуемся, что рядышком спать удастся.
В соседнем пассажирском отделении наверху, также в проходе, расположился Эльдар, который наверняка ночью сбежит к Поперечному, что приобрел нижнюю койку в самом конце вагона, да еще и не в коридоре. Алишер с Клавой оказались на соседних местах, тоже сверху. Им не повезло только в том, что под ними было две бабки, которые явно позитив не излучали. Глеб с Юрой рядом не были, их развело по концам вагона.
Но что жаловаться, правда? Вареные яйца пока никто чистить не начал, курицу тоже никто не ест. Это, конечно, стереотипы, но самые что ни на есть правдивые. Еще и доширак потом заваривать будут. Шиханова с Высоковой о еде тоже позаботились, но баулов с сухпайками не наблюдалось. Все-таки ехать ночью, лучше выспаться перед тяжелейшим днем. Тем не менее Даша купила всем вафли и сок. Для особо прожорливых, например, Мукки, Клава взяла еще яблоки и какие-то чипсы. Лучше потом нормально в кафе поесть.
Тем временем еще не до конца заполненный поезд заскрипел и тихонько поехал. Состав постепенно набирал скорость. Вагончик тронулся, перрон остался, как говорится. Пассажиры щебетали, вскоре они закопошились, как мухи, стали удобно укладывать багаж и доставать все самое необходимое.
Даша тоже последовала их примеру. Серафим уложил чемодан на сидение, которое потом превратится в спальное место девушки, и раскрыл его. Шиханова выудила из саквояжа теплые носки, а также большую косметичку, в которую наскоро были запиханы всякие крема, таблетки, два шампуня и два геля для душа, два дезодоранта, две зубные щетки и паста. Еще Дора достала два маленьких полотенца, которые были взяты только для того, чтобы не платить за использование «РЖДшных».
Сидорин направился на поиски проводницы, чтобы раздобыть белье, оставив за него залог. Передав Даше стопку с белыми тряпками и двумя подушками, мужчина спрятал чемодан и разложил кровать для Шихановой. Девушка удалилась в уборную, чтобы не мешать спутнику расстилать верхнюю постель.
Но когда она вернулась, коричневая кожаная обивка ее лежбища скрылась под белоснежной простыней. Это было мило, Серафим позаботился о ней. Поцеловав мужчину в щеку, Даша легла на кровать и достала из сумочки книгу с наушниками. Сидорин скрылся где-то в дебрях вагона, у Юры. Шиханову же поглотил напечатанный на бумаге текст и звуки музыки.
Поезд плелся навстречу столице, за окнами темнело. Проплывали бесконечные деревья, редкие села с покосившимися домиками, банями и теплицами. На станциях в вагон заходили новые пассажиры, выходили старые. Во время больших остановок Серафим с командой десантировался покурить. Они, как клоуны, подходили к окнам Клавы и Даши, стучали и корчили рожи. Шиханова смеялась, приговаривая «дурачки». Сотрудница полиции даже не сомневалась в том, что какой-нибудь Юра или Глеб уже покурил в окно туалета. А Эльдар с Алишером и подавно по очереди ходили в сортир, чтобы «подудеть».
Когда вафли были съедены, сок был выпит, Поперечный похрустел яблочком, а за окном стемнело так, что ни зги не видно, Дора отложила книгу. Почистив зубы, она легла на кровать, завернувшись в одеяло. Мукка уже давно втыкал в потолок, изредка шмыгая носом. Он ворочался. Слишком узко, неудобно: то что-то скрипнет, то что-то пернет. Еще и руку закинуть некуда, сука. То жарко, то холодно, короче, невыносимо.
Серафим выглянул из своей конуры. Кто-то уже спал, кто-то был на грани того, чтобы погрузиться в сон. Дедок, что сидел внизу, напротив Мукки, разгадывал кроссворд, попивая чай из массивной стеклянной кружки с железным дном. Сидорин схватился за поручень, предназначавшийся для того, чтобы облегчать подъем на верхнюю полку. Он высунулся еще сильнее и наклонился, чтобы посмотреть, как там Даша. Девушка лежала спиной к проходу и глядела в окно. В ее ушах были наушники, тихая, едва слышимая мелодия доносилась до Серафима. Усмехнувшись, мужчина соскочил вниз.
Мукка сел на кровать Шихановой и осторожно коснулся плеча Даши. Она вздрогнула, выдернув наушник из правого уха. Увидев, что гостем был Серафим, девушка расслабилась и вздохнула.
— Не спится? — спросила Дора.
— Не спится, — мужчина кивнул.
Сотрудница полиции вымученно улыбнулась и повернулась к Сидорину, похлопав по простыне. Он с трудом примостился рядом, аккуратно поджав ноги, чтобы не задеть Дашу и чтобы не упираться ими в перегородку. Шиханова слегка приподнялась так, что Серафим положил голову ей на грудь, обняв за талию. Дора уже думала, что он успокоился, но мужчина ненадолго отпрянул, чтобы всунуть в ухо свободный наушник.
— Не могу спать без тебя.
Громкое постукивание поезда, песни, в тексты которых девушка не вдумывалась, тихая лунная ночь. Он надеялся, что Даша не услышит, что это утонуло где-то в ткани толстовки, как те слезы, что впитались накануне. Но улыбка Шихановой свидетельствовала об обратном. Нет, она кричала, вопила об обратном. Дора поцеловала мужчину в вихрастый затылок. Ее правая рука, покоившаяся на крепком плече, слегка поднялась. Пальцы стали играться с волосами за ухом. Серафим тепло дышал в шею девушки.
— Переживаешь?
— Честно, — Сидорин помедлил перед ответом, — пиздец как.
Даша слегка уменьшила громкость, чтобы музыка не долбила по перепонкам.
— Что именно тебя гложет?
— Ну, как тебе сказать. Наверное, блять, то, что я сегодня узнал о смерти двух друзей? Я же с ними столько лет был, а все как один ебаный день. До того, как ты появилась. Мы вместе работали, вместе бухали, даже в тюрьме сидели вместе. А теперь все по-другому будет.
— По-другому не значит плохо. Конечно, ни Андрея, ни Катю, ни Даню, ни Кирилла это не вернет, но все же. Мы едем в Москву для того, чтобы все изменить.
— Я еду, чтобы отомстить.
— Серафим, — вдруг серьезно начала Даша. Ее пальцы, накручивавшие пряди волос, замерли, — тебе нельзя больше убивать, слышишь? Я думаю, что ты понимаешь, что за этим последует. Никому из вас нельзя убивать. Я не знаю, что будет, если тебя опять посадят.
— Да не посадят меня, — раздраженно отмахнулся Сидорин.
— С чего ты взял?
— Ты же жить без меня не сможешь, — Мукка самодовольно усмехнулся.
— Какая уверенность, — съязвила Дора.
— Ну я не без греха.
— Да что ты говоришь! А я думала, что ты ангел во плоти.
— Мало ли, что ты там думала. Мне вот казалось, что Ангел — это Юра.
— Ой, помолчи, ради Бога, пока опять какую-нибудь очередную херню не сморозил.
— Это почему это я должен молчать?
— Потому.
— Ты знаешь, что ты дурочка?
— Да иди ты, — беззлобно фыркнула Шиханова.
— Ну ладно, самая лучшая дурочка, — Мукка отстранился и внимательно посмотрел на девушку.
— Нет, не пойдет.
Серафим ничего не ответил. Хитро улыбнувшись, он наклонился к Даше и клюнул ее в губы.
— Ладно, а так?
— Не-а, все еще не пойдет.
— Ох, что же делать, что же делать, — пробормотал мужчина.
А его ладонь уже цапнула Шиханову за бедро. Сидорин наклонился и поцеловал ее вновь. Только на этот раз он был уже настойчивее. Пока его рука поднималась вверх, поглаживая ногу, скрытую мешковатыми спортивками, губы стали терзать чужие. Вкус Даши отдаленно напоминал землянику. Наверное дело было в той помаде, которой она каждый раз намалевывалась перед сном. Серафим в этих приблудах не разбирался, зато он отлично знал, что нужно сделать, чтобы Шиханова еле слышно простонала ему в рот. Чтобы этот вздох осел на языке, блуждавшем по небу.
— Тут же люди, — промямлила Дора, когда рука Мукки залезла под ее толстовку и провела по животу.
Губы мужчины мазнули по щеке Даши, а затем, добравшись до виска, оставили еще один поцелуй. Она чувствовала дыхание Сидорина возле своего уха. Серафим зацепился зубами за мочку, посасывая.
— А мне насрать, веришь? Я хочу тебя.
Эта фраза пустила по телу Доры целую кучу мурашек. Воздух в вагоне вмиг стал раскаленным, будто поезд мчался не в ночном лесу, а в днем ебаной пустыне.
— Даже на того мужчину? — Шиханова нехотя отстранила от себя Мукку.
Сидорин не удосужился посмотреть на обсуждаемого дедулю. Ему правда было так похуй. Слишком похуй, чтобы отрываться от шеи Даши, которая еле ощутимо пахла духами. Язык пытался слизать сладкий запах. Теплая рука игриво поддела резинку штанов.
— Да я сдохну скорее, чем он от своих кроссвордов оторвется, — прошептал Серафим.
Боже, это было настолько интимно. Шиханова никогда не чувствовала столь сильного стыда. В любой момент кто-нибудь мог пройти, проснуться.
Увидеть.
Увидеть, что лицо Доры приобрело багровый оттенок. Увидеть, что четко выраженный стояк Сидорина упирался ей в бедро.
Блядство.
— Нет, Серафим, — Даша окончательно отстранила мужчину от себя, — трахаться в туалете я не собираюсь. Это негигиенично.
Пальцы, почти добравшиеся до спортивного бюстгальтера, исчезли.
— То есть трахаться в примерочной это ахуеть как гигиенично, я понял, — обиженно буркнул Мукка, опять устроившись на груди Шихановой.
— У меня эти дни, — подумав, сказала Дора.
— Может, хотя бы отсосешь? Пожалуйста, иначе я умру.
— Нет, — отрезала Даша.
— Пиздец, — Серафим выдохнул, — я подам на тебя в суд за издевательства.
— Ну не обижайся, — Даша приобняла его.
— Не надо, прошу, — взмолился Мукка, — мне нужно, эм, успокоиться.
— Хорошо-хорошо, успокаивайся, — миролюбиво отозвалась Дора.
Она подергала затекшей ногой. Ее остановил полувздох-полустон, сорвавшийся с губ Сидорина.
— Не шевелись, пожалуйста, — хрипло сказал мужчина.
— Прости, — Шиханова едва сдержала смешок.
Колеса поезда по-прежнему стучали. Серафим замолчал, выравнивая дыхание. Даша старалась не дергаться, сжалившись над несчастным. Она, вслушиваясь в песни, пыталась отвлечь себя от мыслей о том, что Мукка мучительно желал избавиться от возникшей, так сказать, проблемы.
А впереди Москва.
***
Столица большая. Понять, где центр, а где окраина — предельно просто. Сложно только добраться в то или иное место. Сидорину с компанией пришлось отвалить немало денег на такси и каршеринг, чтобы доползти до клуба Назимы. Конвой из тачек выстроился напротив огромного здания, которое мало напоминало популярное место для тусовок. Серафим, если честно, даже не поверил, что это то, что им нужно. У Музыченко и подавно не было такого клуба. Это прямо дворец, только современный. Внушительные трубы, вентиляционные отверстия, окна верхних этажей. Судя по всему, на крыше тоже проходили какие-то вечеринки. Громадная парковка раскинулась прямо перед клубом. Страшно даже представить, что тут творилось по ночам. И чем только занимались московские менты?
Ну не об этом речь, собственно. Команда во главе с Муккой «высадилась» на дорогу. Поперечный припарковал машину, которую взял в аренду, недалеко от клуба. Эльдар упер руки в боки, щурясь от яркого солнца. Товарищам оставалось дождаться только Тернового с Бурцевым, которые утром приехали на «Сапсане». И нет, они не буржуи, да и дело не в Олеге Николаевиче, который мог бы отказаться ехать в плацкарте, просто работы было слишком много. Мало того, что требовалось закончить обычные дела, так еще и договориться с местными полисменами пришлось, чтобы помогли.
Клава, на всякий случай проверившая наличие патронов в магазине пистолета, сказала громкое «эй, смотрите», указав куда-то вдаль. И действительно, на горизонте показался с десяток машин с мигалками. Они приближались к группе ожидавших. Звякнув мотором, лидировавший автомобиль со свистом затормозил перед Муккой. Переднее окно опустилось. Серафим, усмехнувшись, оперся на машину рукой.
— А я уж думал, что вы не приедете, — произнес Сидорин, а затем отошел.
— Ну как мы могли вас бросить! — воскликнул Даня, выбравшись из машины.
Олег Николаевич, которому была адресована фраза Серафима, согласно угукнул и также встал на ноги, хлопнув дверью.
— Ильдар! — радостно воскликнул Поперечный.
Водитель этой самой машины улыбнулся коллеге. Он снял солнечные очки, протянув рыжему руку. Это был рослый короткостриженый мужчина с густой бородой.
— Рад видеть, — сдержанно сказал полицейский.
— А это кто? — поинтересовался Юра, кашлянув.
— Здрасте, — Алишер кивнул водителю.
— Сколько лет, сколько зим! — продолжал радоваться Данила. Затем он повернулся к Перфилову, — а это, Юра, Ильдар Хабибуллин. Помнишь тот вечер, когда мы с тобой сидели на кухне, и я обзванивал ребят перед перестрелкой с Музыченко. Это тот самый
Ильдар. Кстати, не
Эльдар. Так вот, после того, как мы разобрались с делом, его перевели в Москву, мы с тех пор и не виделись!
— Да, мы долгое время сотрудничали, — Шиханова кивнула, — приятный мужчина. Рада тебя видеть, Ильдар.
— Тот самый вечер, когда сонный Джарахов пришел на кухню в обнимку с подушкой в виде члена? — Ангел прыснул.
— А вот об этом можно было не говорить, — сквозь зубы процедил оперативник, слегка покраснев.
— Так, хорош базарить, нам еще работать, — Терновой привычно включил начальника.
— Мы к вам старого друга привели, — сказал Хабибуллин, который также являлся подполковником.
Передние двери соседней машины раскрылись, выпустив на волю еще одного рослого бородатого мужчину, правда лысого. Им был Старый, с которым Поперечный тоже созванивался для того, чтобы найти заброшку для бойни с Музыченко. А также…
— Вася! В рот мне ногу! — заверещал Джарахов, бросившись к другу.
За ним побежало целое стадо в виде Даши, Клавы и Данилы. Шакулина заключили в крепкие объятия.
— Задушите ж нахрен, — пробурчал он, выдохнув.
Его отпустили. Серафим, Юра, Глеб и Алишер пожали ему руку.
— Теперь, когда все в сборе, мы можем уже идти? — спросил Перфилов, судорожно покуривая.
— Да, потом потрындите, — согласился Сидорин.
— Все помнят план? — Шиханова обратилась к товарищам.
— Да хули тут помнить, — дерзко отмахнулся Глеб.
Викторов вытащил из сумки дробовик и отшвырнул рюкзак к машине, на которой приехал Терновой. Кудрявый деловито размял шею и закинул дробовик на плечо, двинувшись к клубу. Толпа последовала за ним.
Måneskin — ZITTI E BUONI
Серафим кровожадно улыбался, постукивая пальцами по кольту. Юра бесцеремонно выкинул бычок, вытащив из двойной кобуры свои пистолеты. Клава шла с гордо поднятой головой, держа Алишера за руку. Даня с Эльдаром красиво шагали с левой ноги, Даша закатила рукава рубашки. Бурцев поправил сползшие на нос очки, Терновой с Васей отбросили форменные пиджаки прочь.
— А зачем дробовик? Мне может кто-нибудь напомнить? — попросил Джарахов, когда группа почти вплотную приблизилась к дверям.
Как раз в тот момент на улицу вышло два охранника, которые в ту же секунду заметили толпу из полицейских и дилеров.
— Смотри, — пафосно бросил Глеб.
Он выставил ружье вперед и пару раз выстрелил в электронную панель, которая моментально блокировала двери в случае необходимости. Вместе с его пулями вылетело еще несколько, только уже от Алишера и Данилы. Их снаряды сразили охранников по ногам.
— Круто, а че теперь? — в тупую переспросил Эльдар.
— Ой, блять, ничего нового, — Моргенштерн закатил глаза.
— А теперь поиграем в тир! — хихикнул Викторов.
Глеб в этот раз занимал центральную позицию. Все без исключения наставили оружие на двери. Вход в клуб распахнулся, выпустив гурьбу охранников на улицу. И почти все они сразу падали на землю, как подкошенные. Пули попадали в ноги, в руки, в плечи. Кто-то пытался сопротивляться, но его быстро укладывала на асфальт очередная очередь.
Выглядело наверняка эпично, прямо как в фильмах. Только в фильмах злодеи обычно тупые, а тут люди Джанибековой быстро сообразили что к чему и перестали напрасно лезть на рожон.
— Я с группой останусь здесь, чтобы прикрывать в случае чего, — сказал тот самый Старый. Терновой и Хабибуллин согласно кивнули.
— Вперед, — рыкнул Викторов.
Он бесцеремонно прошел сквозь море еще живых тел, усеивавших вход в клуб. Остальные вновь последовали за ним. Пальба тут же возобновилась. Глеб так и остался у дверей вместе с Бурцевым и Шакулиным. Последний явно особо не желал принимать участие в битве, но все равно пытался помочь.
Клуб был трехэтажным. Группа полицейских во главе с Ильдаром тут же рванула на недосягаемый третий этаж, чтобы избавить напарников от града пуль, которые полетят сверху. Остальные рассредоточились по помещению. Те, кто стоял в дверях, в основном отвечали за отстрел охранников с балконов второго уровня.
В центре зала было открытое пространство, то есть танцпол, что казалось максимально неудобным, поскольку сдохнуть там было проще пареной репы. Зато ближе к стенам располагались дорогие диваны, чья кожаная обивка тут же оказалась изрешеченной пулями, и барные стойки. И там и там можно было легко спрятаться. Это все, собственно, и сделали. Только Терновой с несколькими ментами присоединились к Викторову и компании. У Глеба, кстати, вскоре кончились патроны для дробовика, поэтому ему пришлось выкинуть его на пол и вернуться к старому доброму «Desert Eagle».
Поперечный выглянул из-за дивана. Охранникам, казалось, конца и края не было. Они приходили все вновь и вновь. Это точно не со второго этажа и тем более не с третьего. Тогда откуда? Парочка высокорослых мужиков вышла из двери, которая, как казалось, вела в подсобки, но это вполне мог быть и черный вход. Данила осмотрелся и приметил кучку полицейских, которую стоило бы точно увести из-под огня.
— Эй, группа «Б», за мной! — заместитель Тернового махнул рукой, кивнув в сторону той самой подозрительной двери.
Сослуживцы задвигались к месту встречи с предводителем отряда. Их прикрывали из-за диванов, переманивая внимание стрелявших с балконов на себя. Парочка рядовых, конечно, упала замертво, поэтому рыжеволосый смачно выругался и стал поторапливать остальных к черному входу. Да, это действительно был путь на улицу. До Дани это дошло, когда солнце ослепило его, а звук выстрелов немного поутих. Свежий ветер окутал легкие. Но расслабляться не было времени. Он увидел, что группы охранников на черных джипах стягивались к клубу. Некоторые лезли на второй этаж по лестницам, оборудованным снаружи. Теперь ясно, почему стрелков меньше не становилось.
— Попадать по ногам, никого не убиваем! Только в крайних случаях! — рявкнул рыжеволосый, — убираем всех с лестниц и на подходах к клубу.
Полицейские услышали приказ и последовали примеру Поперечного, принявшись отстреливать врагов по мере их поступления.
Это значительно облегчало задачу тем, кто находился внутри клуба. Проблема была только в том, что выходов имелось гораздо больше. Наверняка на первом этаже располагался еще один, но на глаза он пока что никому не попался.
Моргенштерн тщетно пытался отыскать «пробоину». Его постоянно отвлекали охранники, которые напали, как назойливые мухи на мясо. Алишер, сцепив зубы, мужественно выдерживал канонаду выстрелов. Ему казалось, что диван, за которым он примостился, уже должен был развалиться нахер от такого количества дыр в обшивке.
Прямо возле уха Валеева просвистела пуля.
— Вот ублюдок, — прошипел он.
Моргенштерн вновь высунулся из укрытия, чтобы найти скотину. Только на балконе было слишком много человек, чтобы среди них найти нужного. Хотя, какая разница, если все подряд гниды? С этой бравой мыслью Алишер стал целиться в одного из охранников. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить концентрацию. Свежая рана давала о себе знать. И зачем он только согласился участвовать в этом мракобесии? Ах да, друзья и любимая девушка.
Кстати о ней. Пуля, пролетевшая аккурат возле многострадальной руки, заставила бывшего дилера обратить внимание на очередного охранника. Стоило ему перевести взгляд на мужчину, как тот упал замертво. Громкий шлепок об узорчатый кафель эхом разнесся по зданию. Было бы круто, если бы Алишер умел убивать взглядом, но это невозможно. Валеев обернулся, чтобы посмотреть на того, кто выручил его в сложной ситуации.
Клава, стоявшая за барной стойкой, махнула Алишеру рукой, сменив боевую позицию. Моргенштерн не мог не заметить то, как Высокова держала свой пистолет. И плевать, что у спасенного было всего несколько секунд. Эту позицию он не забудет никогда. Еще накануне Алишер объяснял блондинке, как правильно стрелять. Оба глаза открыты, руки вытянуты, пальцы крепко держат рукоятку, быстро нажимают на спусковой крючок. Тогда Клава целилась в импровизированную мишень, а он стоял позади, поддерживая локти. Дыхание в шею, жар тела. Так, мы не об этом. И даже не о том, что обучение закончилось кое-чем пикантным.
У нас тут канонада выстрелов и орущие мужики.
Моргенштерн заметил, что народу вновь прибавилось. Ну и схуяли? Вдруг громкий мужской вопль пронзил здание. Все полицейские и их товарищи замерли без исключения. Глеб, держась за бедро, осел наземь, шипя, очевидно, что-то нецензурное. «Desert Eagle» выпал из его рук, приземлившись аккурат к уже бесполезному дробовику. Викторов пытался остановить кровь, приложив ладонь к ране.
— Быстро, уведите его к Старому! — рявкнул Терновой, стараясь перенять огонь на себя. Его подчиненные тормозили, — быстро, блять, я сказал!
Юра, определенно отвыкший от такого проявления эмоций, удивился. Он безусловно испугался за кудрявого, но не мог не усмехнуться. Уж слишком смешно узбек выглядел в гневе. И какого узбека вообще назовут Олегом Николаевичем?
Говорили ему не отвлекаться, чревато последствиями. Вот, получай фашист гранату. Перфилов еле успел увернуться от чего-то блестящего, едва не угодившего в нос.
— Ну здравствуй, сучка, — пробормотал Ангел, зыркнув на сюрикен, теперь валявшийся в ногах.
На балконе стояла Авазашвили. Юра лишь мельком успел разглядеть женщину, прежде чем в него прилетело еще три сюрикена. Она почти не изменилась. Такая же нахальная, таинственная. Наркоманка. Сволочь, вернувшая Ангела в тот ад, из которого он когда-то с трудом смог вырваться. Тварь, которая даже не достойна умереть. Ей следует только корчиться в смехотворных страданиях.
Перфилов помнил, что сказал Софи в их последнюю встречу. Он никогда не мажет. Все должно разрешиться. Сейчас. Кто-то из них отправится на тот свет. Стоило помолиться на то, что это будет не Юра. Хотя…
он уже давно не жилец.
— Ебнутая, — шикнул Ангел.
Авазашвили почти не пряталась, потому что полицейские были заняты. Она предпочитала просто осыпать мужчину градом из сюрикенов и пуль, вылетавших из ее револьвера. Фу, американец. «Smith & Wesson», предназначенный для охоты на медведей. Юра читал об этом оружии в каком-то журнале. Распознал он его по пуле, прикатившейся к его кроссовку. Перфилову, конечно, приятно, что для того, чтобы его убить, женщине требуется револьвер для охоты, но какого хуя? Ангел не ебаный медведь. Он не уходит в спячки и ненавидит мед. Хотя нет, у Юры особы вид спячек. Называется «запой», слышали о таком? Тогда получается, что использование оружия очень даже оправдано.
Теперь, когда мы разобрались с этим важнейшим вопросом, стоит упомянуть о главной проблеме. Как Перфилову перенять инициативу, если он и пальца высунуть не может без риска остаться с обрубком? Можно, конечно, дождаться, когда Софи просрет все патроны, но это тупо. Она же не одна в здании, да и сидеть без дела, когда остальные жопы рвут, тоже не выход.
Град едва ли не пулеметных выстрелов прервался. Юра затаил дыхание. И как ему быть? Собрав яйца в кулак, он выглянул. И увидел, что Авазашвили смотрела в другую сторону. Перфилов незамедлительно последовал ее примеру. Путем нехитрых умозаключений Ангел понял, что Даша отвлекла Софи. Даша, мать ее. Должок возвращает.
— Моя девочка, — прошептал мужчина.
Ага, хуй на. Не твоя она.
Выстрел.
Подружка Назимы прекратила яростные атаки, нацеленные на Шиханову. Женщина в страхе посмотрела на свой живот. На розоватом платье проступил другой цвет. Юра даже не хотел надеяться на то, что она выживет. Но все-таки сидеть очередной срок не было желания. Перфилову оставалось уповать на то, что фраза «мастерство не пропьешь» правдива. Софи с невообразимой яростью посмотрела на Ангела. Мужчина в ответ, как ребенок, покрутил в воздухе одним из своих пистолетов. Губы прошептали пресловутое «я же говорил, что никогда не мажу». Авазашвили явно не услышала, но догадалась, о чем речь. Она от души послала бывшего любовника на крепкий, здоровенный такой хер. После этой пантомимы Юра благодарно посмотрел на Дашу.
И к его ужасу, она выглядела испуганной. Потерянной, бледной. Тяжело дышала, ее лицо будто покрылось холодным потом.
Дора вспомнила. Она вспомнила все. Боже, как же она могла так проебаться?
Тот самый день, когда Серафим привел Дашу в новую квартиру. Бар, где работал Сидорин. И два человека, которые покидали заведение, когда она вошла. Блондин и его спутница. Женщина. Они говорили с Муккой, который был напряжен, занервничал из-за этого визита. Картинка сложилась, недостающая деталь паззла встала на свое место. Егор и Софи, Софи и Егор. Так вот откуда Серафим знал эту женщину. И конечно, если бы он был в курсе того, что Барханов перевелся в отделение к Доре, он поднял бы шум. Мягко сказано.
Шиханова будто выпала из реальности. И плевать ей было на то, что Юра мог убить Авазашвили. Правда, плевать. Если бы она поняла все еще тогда. Твою мать, дело могло бы не зайти так далеко. Кто знает, что вообще бы было, знай она в тот день правду.
Сука.
У девушки задрожали руки. Она тяжело сглотнула. Ее тельце сковало слабость. Вдруг Дору резко дернули в сторону. Бок пронзила острая боль, вдобавок ко всему, в глазах потемнело.
— Даша! Даша, мать твою!
Голос слышался сквозь пелену. Шиханова будто в замедленной съемке видела, как чужие лица искажают гримасы боли, похожие друг на друга, как две капли воды. До нее доходили звуки выстрелов и чей-то громкий голос, оравший на ухо. Девушку тряхнули. Она забегала глазами по помещению, а затем повернулась на голос.
Позади нее был Серафим. Шиханова в страхе замотала головой, чтобы понять, что произошло. Очевидно, она оказалась за другим диваном, а Сидорин прикрыл ее своим телом. Его руки крестом стиснули хрупкие плечи сотрудницы полиции.
— Ты спятила? Какого хера ты зависла? А если бы я не увидел? Тебя бы убили нахуй, дура! — кричал Мукка, чтобы достучаться до нее.
Даша с трудом посмотрела на живот. Вроде крови нет, значит, боль вызвана только резким падением на твердый пол. Ну и слава Богу. Но слабость только усиливалась. Она чувствовала, как с каждой секундой ей становилось все хуже и хуже.
— Эй, эй, ты чего, — мужчина запаниковал, увидев, как глаза Шихановой стали закрываться.
Он отнял руку от ее плеча и, едва попадая, стал постукивать ее по щеке, чтобы привести в чувство. Серафим отчего-то хрипел.
— Голова кружится, — проговорила Даша, сглотнув.
— Ну-ну, ты помри мне еще здесь, — в сердцах сказал Сидорин.
— Мне плохо, — продолжала Дора.
— Что болит, тебя задело?
— Некогда разговаривать.
Шиханову потряхивало, но она сумела выпутаться из объятий Мукки, поскольку совсем рядом с ними прозвучал выстрел. Было неимоверно опасно. А Даше все казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она с трудом сфокусировала взгляд на пистолете, который было необходимо перезарядить.
— Пожалуйста, не заставляй меня больше так волноваться, — смирившись, сказал Сидорин.
— Постараюсь, — Шиханова кивнула.
Но знала, что это практически невозможно.
— И Даша, — вдогонку добавил Серафим, вынудив девушку обернуться, — мы выиграем.
Помни, все умрут, а мы останемся.
— Сегодня никто не должен умереть, — отрезала Дора, — я не могу тебя потерять, не сейчас.
— Не сейчас?
Мужчина договорить не успел. Его уже не слушали. Даша выглянула из нового укрытия и, прицелившись, выстрелила. По клубу разнеслось громкое «шлюха». Знакомый Сидорину голос. Противный, борзый. Руслан, скотина. Серафим увидел, как лицо Доры стало непроницаемым. Он был готов поставить свой кольт на то, что в ее крови забурлила жажда мести. Да, сотрудница полиции должна была отомстить за то похищение.
Ее коллеги вместе с бывшими дилерами заняли лидирующие позиции. Помоечные крысы Назимы отступали наверх. Это могло значить только одно: Джанибекова там. И Ильдар тоже, но бойня продолжалась, а значит, ему нужна была подмога. А Сидорину ответы. Но перед этим оставалось закончить только одно дело. Нужно разобраться с Тушенцовым.
Если Даша хочет мести, то Серафим добавит. Никто не смеет обижать то, что принадлежит ему. Никто не смеет портить то, что принадлежит ему. У него с Шихановой один путь, одна судьба. Добраться до Назимы вот так, бок о бок.
Они два патрона с одного ружья. Они капли крови с одного ножа. И им некуда бежать. Только вперед.
Мукка выглянул с другой стороны, чтобы оценить обстановку. Руслан скрывался за диджейской установкой. Его хитрая наглая морда смотрела на Дашу. Он с нескрываемым наслаждением стрелял в нее, надеясь, что хотя бы одна пуля попадет в цель, а лучше несколько. В ее сладкое маленькое сердечко. Ну уж нет, Серафим не любит делится. Когда патрон едва не задел девушку, чуть не угодив в руку, мужчина понял, что ему пора на сцену. Не теряя ни секунды, Сидорин выстрелил в прожектор, лопнувший прямо над головой у татуированного придурка. Тушенцов, который еще пару секунд назад ядовито улыбался, теперь цокнул от недовольства. Да, мудак, с двумя умелыми стрелками справиться сложнее, не так ли?
Остатки охраны пытались бежать наверх или на улицу, но их тут же настигали полицейские. Они валили их на пол, продолжали стрелять по ногам. Руслан с ужасом стал понимать, что остался почти один. Софи пропала из поля зрения уже давно. Но он никогда не считал, что эта тупая сука, конченная наркоманка, способна хоть на что-то стоящее. Тушенцов пытался мужественно выдерживать натиск врагов, но что он может сделать едва ли в одиночку против нескольких десятков ментов? Только очко разработать по-быстрому, чтобы в тюрьме не было больно, когда ебать будут.
Серафиму откровенно надоело это представление. Он поднялся из-за дивана, а Даша выпучила глаза. Придурок, куда собрался? Но оставить мужчину одного Шиханова тоже не могла. Ей пришлось последовать за ним. Дора держала пистолет наготове. Тушенцов должен был выглянуть. Рано или поздно, но это все равно случится. И тогда…
И тогда пуля попадет ему в кисть. Как раз в тот момент, когда он вылез, чтобы сделать еще один бессмысленный выстрел. Руслан с хрипом схватился за ладонь, прижав к животу. Боль оглушила его. Когда он более-менее отошел от шока, пара стояла перед ним. Разъяренная Даша и не менее разъяренный Мукка. Татуированный видел, что полицейские уже толпами бежали наверх.
— Джанибекову не трогать, она моя, — рявкнул Серафим, не сводя с врага пристального взгляда.
— Выблядок, — рыкнул Руслан.
— Прости, что? Я не расслышал, — Сидорин театрально поднес ладонь к уху.
Шиханова не хотела слушать эту клоунаду. Она пихнула дилера, потерявшего бдительность. Тушенцову пришлось опустить руки на пол, чтобы удержаться на месте. Простреленная кисть вновь дала о себе знать. А Даше все мало. Она наступила на тыльную сторону ладони, прижав ее к паркету, наверняка на котором кровь приспешника Назимы уже начала рисовать узоры.
— Давно не виделись, Руслан, — выплюнула девушка.
Дора выглядела, эм, впечатляюще? Нет, правда. У Мукки сперло дыхание. Это непередаваемое зрелище. Боже, он так ей гордился в тот момент. Такая властная, сильная. Злая.
Сидорину даже не нужно было вмешиваться. Мужчине уготована роль зрителя в партере.
— И я соскучился, крошка, — саркастично парировал Тушенцов, изнемогая от боли.
— Не могу сказать того же.
— Да неужели! Я-то думал…
— Как дела? — прервала его Даша, — как работа? Как начальница? — Шиханова безучастно огляделась и, наставив пистолет, выстрелила оппоненту во вторую ладонь. Руслан вскрикнул, но Дора не обращала внимания, — хорошо поживает, надеюсь. Впрочем, это ненадолго.
— Ебаная лошадь, — зарычал Тушенцов, когда Шиханова наконец убрала ногу с его многострадальной руки.
— Прибереги свое говно для сокамерников, — девушка присела на корточки, пошатнувшись, что не укрылось от пристального взгляда Сидорина, — я не люблю оставаться в должниках.
С этими словами она издевательски потрепала дилера по щеке и вновь встала на ноги, оглядев поверженного победным взглядом. Даша отвернулась от Руслана и направилась к лестнице, по пути кивнув Сидорину, чтобы тот последовал за ней.
— Будь ты проклята, сука! — крикнул ей вдогонку Тушенцов.
За это он получил пару ударов по ребрам, мастерски исполненных Серафимом, который не мог не поучаствовать в шоу, устроенным Шихановой. Более того именно так били самого Сидорина, поэтому дать таким образом пизды Руслану сам Бог велел.
— Последите за ним, — Мукка обратился к рядовому полицейскому, что был неподалеку.
Коллега Даши кивнул, и пара стала подниматься наверх. Мельком мужчина заметил, что за Авазашвили также был установлен надзор. Ей даже в срочном порядке сделали перевязку, чтобы она дотянула до конца операции и приезда скорой. Серафим отвлекся на разглядывание пафосных картин, что висели на стенах. Многие наверняка даже не являлись подделками.
— Эй, давай торопиться. Там, может, помощь нужна, — Дора окликнула спутника, кивнув в сторону третьего этажа.
Пара вскоре достигла нужного уровня. Звуки стрельбы усилились. Кажется, охрана пыталась удержать последний рубеж. Судя по расчетам Мукки, сейчас битва велась за гостевой зал, что находится аккурат рядом с кабинетом Назимы. Если они так упорно пытались остановить вторженцев, значит, Джанибекова все еще была в здании. Предположение Серафима подтвердилось, когда он через дверной проем увидел нечто похожее на потайной ход. Одна картина была неестественно отодвинута. То есть Назима пыталась бежать, но не успела. И кстати, умом женщина особо не отличается. Пути отступления надо делать прямо в кабинете.
Оставалось около десяти охранников, то есть Даша с мужчиной вовремя заглянули на огонек. Сидорин, присев на корточки, провел Шиханову за комод, что находился ближе всего к логову Джанибековой. Он увидел Джарахова и Бурцева, которые уже давно переместились наверх. Даня нервно поправлял очки, его лоб вспотел. Очевидно, что парень, который особо никогда не принимал участия в таких крупномасштабных битвах, желал, чтобы вся эта агония поскорее прекратилась. И правда…
— Пора заканчивать! — послышался боевой клич Тернового.
— Деды воевали, и мы будем! — подхватил Эльдар.
Только он мог спиздануть такую херню. Зато парень выскочил из-за кресла и сшиб с ног одного из охранников. Оперативник вовсе не культурно пару раз огрел мужика по голове и перевернул ослабевшее тело на живот, впечатав лысую голову в пол. Джарахов уселся на соратника Назимы, чтобы не позволить ему подняться.
Остальные также бросились в едва ли не рукопашный бой. Бурцев сумел пригвоздить к стене другого охранника. Светловолосый приставил к его виску пистолет, прижав локтями и коленями к гладкой поверхности.
Алишер с размаху ударил пистолетом по лицу высокорослого мужлана, который пошатнулся и наткнулся спиной на дуло оружия Клавы. Блондинка победно улыбнулась. Терновой держал на мушке еще одного охранника. Хабибуллин стоял аккурат рядом с коллегой, не упуская из виду другого противника. Перфилов стоял затылком к затылку с Шакулиным, не изменяя традиции своих товарищей. Не хватало только Поперечного, который вместе со Старым остался караулить улицу. Остальные полицейские также заняли выжидательные позиции.
В помещении воцарилась хрупкая тишина. Некоторые охранники хрипели от боли, как например тот, на котором восседал Джарахов. Серафим гордо выпрямился и помог встать Даше, ведь она по-прежнему не набралась сил. Сидорин оценил обстановку и перевел взгляд на дверь, за которой скрывалась Назима. Шиханова кивнула Мукке. Мужчина подвел ее к кабинету. Он приподнял пистолет, чтобы быть готовым ко всему. Вздохнув, Серафим толкнул дверь.
Каково же было его удивление, когда он увидел, что Джанибекова преспокойно восседала на кресле и чинно курила. Длинными красными ногтями она постукивала по тонкой ментоловой сигарете, стряхивая пепел в хрустальную вазочку. Даша подумала, что женщина ничуть не изменилась. Все тот же статный вид, каблук, выглядывавший из-под деревянной столешницы, шоколадные волосы, затянутые в хвост. И дерзкий взгляд, которым она окинула гостей.
— Не верится, что мы встретились вот так, — медленно начала женщина, затушив бычок о край пепельницы, — я, ты и она, — Назима с нескрываемым презрением посмотрела на Шиханову.
— Вот теперь все кончено, — отрезал Мукка, показывая нежелание мило беседовать с Джанибековой, — ты ответишь за все, что сделала.
— Я сделала? — кареглазая вскинула бровь, зажав накрашенными губами еще одну сигарету, — это несправедливо. Почему ты обвиняешь меня во всем?
— Извини, а кого я должен обвинять? Может, ее? — Серафим указал дулом пистолета на Дашу.
Дора с интересом вслушивалась в диалог, не решаясь вмешаться. Все ее друзья следовали ее примеру. Эльдар вообще, не стесняясь, подглядывал за троицей. Его морда виднелась в дверном проеме.
— Может, и ее, — Назима пожала плечами, — а почему бы и нет? Это все началось как раз с девчонки, не забыл?
— Даша тут не при чем, — процедил Мукка.
— О, еще как при чем, дорогой, — Джанибекова покачала головой, выпустив дым изо рта, — если бы не она, ты бы спокойно работал на Музыченко, не так ли?
— И что теперь? — спросил мужчина.
— А то, что винить во всех смертных грехах нужно в первую очередь ее и себя самого, а я просто женщина, которая защищала свое, — объяснила Назима.
— Просто женщина? — Сидорин не сдержал смешок, — не неси хуйни, пожалуйста. Ты могла бы просто убить меня. Ты же знаешь, что без меня сопротивление было бы не таким сильным.
— Не нужно изображать из себя тупого, тем самым раздражая меня. Тебе никто не позволил бы жить спокойно.
— Зачем он тебе был нужен? — вступила в разговор Шиханова, привлекая всеобщее внимание, — с самого начала, я хочу знать.
— У кого голосок прорезался, вы посмотрите, — Джанибекова усмехнулась, сделав затяжку.
— Говори, — настойчиво повторила Даша, подойдя к столу Назимы, — зачем все это было? Разве ты не могла сидеть в своей ебаной Москве и не высовывать свой ебаный нос? Зачем умерло столько людей? Зачем ты сломала столько судеб?
Шиханова, опершись на стол, со всей силы ударила по нему. Так сильно, что пепельница зазвенела о дерево. Глава дилеров спокойно придержала ее рукой, чтобы не трещала. Даша с ненавистью смотрела на женщину, что сидела перед ней.
— Не ори, у меня от тебя голова болит, — Джанибекова устало потушила сигарету.
— У тебя, сука, голова болит? Сколько невинных погибло сегодня? Я уже молчу про те жертвы, что были до этого. Ладно он, придурок, — Дора ткнула пальцем на Серафима, который явно был сбит столку, — ввязался в твою игру. Ладно он, придурок, выпил тот сраный коктейль в твоем клубе. Но остальные?
— А ты, сдается, ревнуешь? — Назима зацепилась за одну озвученную деталь.
— Ты женщина, поэтому ты меня прекрасно понимаешь, как и я тебя, впрочем, поэтому оставь эти уловки для кого-нибудь другого. Я спросила, зачем тебе нужен был Серафим.
— Ну, первую причину я уже назвала, — Джанибекова слегка наклонила голову вбок, разглядывая Шиханову. Сотрудница полиции немного отошла от стола, приготовившись слушать, — во-вторых, Музыченко.
— Что Музыченко? — торопила ее Дора.
— Не мне вам говорить о том, что семь лет назад Юра не покинул Питер потому, что у него была намечена сделка. Как там звали того парня? Андрей, кажется. Умер зря, — Назима скривилась. Сидорин дернулся, но рука Даши остановила его, обхватив локоть, — так вот, о чем я? Сделка, точно. Как вы понимаете, из-за того, вы убрали Музыченко, никакая сделка не состоялась.
— Да что за сделка? — недоумевал Сидорин.
— Блять, милый, ну что же ты такой тугой. Неужели Юра и вправду хотел сделать тебя своим преемником? — женщина закатила глаза.
— Ты хочешь сказать, что какая-то чертова сделка стоила стольких жизней? — Шиханова ошарашенно сглотнула.
— Эта «чертова сделка», как ты выразилась, стоила мне нескольких миллионов, и ты думаешь, что я оставила бы в покое тех людей, которые посмели мне помешать?
— Ты психопатка, — отрезала Даша.
— Думай, как хочешь, — Назима пожала плечами.
— Но это же не все, я чувствую, — подумав, сказала Дора.
— Конечно, не все. Раз уж судьба моя незавидна, я расскажу. Когда Музыченко убрали, Питер опустел. Мне не хотелось терять такую хорошую площадку для бизнеса, да еще и ту, где еще остались осколки старых дел. Серафиму я уже говорила, что Юра сидит в той тюрьме, откуда я могу с легкостью его достать. Я хотела вернуть его к делам и оставить в своем подчинении. Музыченко просто достаточно дать видимость того, что он король. Он просто бы оставался марионеткой в моих руках.
— А мы тут причем? — не понимала Шиханова.
— Ты меня боишься, — выпалил Серафим.
Эта фраза прозвучала до безумия правдиво, безапелляционно. Будто это какая-то нерушимая истина типа той, что вода на холоде замерзает.
— Ты слишком высокого о себе мнения, — Назима тряхнула волосами, — не набивай себе цену.
— А есть перед кем набивать? — Сидорин прыснул, — признай, что твое мнимое величие исчезло. Все, его больше нет. Теперь ты ничем не лучше дворовой собаки, которую отовсюду будут гнать палками.
Джанибекова помрачнела. Кажется, слова задели ее за живое.
— Не забывай про то, что любая собака способна укусить, — прошипела Назима.
Серафим только мельком успел заметить, как взгляд женщины скользнул куда-то за их с Дашей спины. Сидорин стал поворачиваться, чтобы узнать, что вызвало интерес кареглазой, как раздался выстрел. Джанибекова в нетерпении вскочила. Все остальные же замерли.
Мукке хватило секунды, чтобы понять, что целились в Дашу. Но Шиханова стояла ровно. Натянута, как струна. И только на одного человека, который до этого был на ногах, стало меньше. Место рядом с Шакулиным пустовало.
Юра лежал на махровом красном ковре, который устилал гостевую. Левая рука прижата к груди. Рядом с ним пистолет, второй остался в кобуре.
Взгляд Серафима метался от друга к женщине, сломавшей почти все, что у него оставалось от спокойной жизни. Он не мог потерять Юру, только не Юру, блять. Только не Юру…
Дора, развернувшись на ходу, рванула к Перфилову. Мукка последовал за ней. Не особо занятые полицейские убежали на поиски того, кто совершил выстрел. Один из рядовых приметил дыру в стене. Очевидно, что она была сделана заранее. Но как они могли упустить кого-то? Другая часть более-менее свободных коллег Шихановой наставила пистолеты на Назиму, чтобы ни в коем случае не дать ей уйти.
Почему никто из ее охранников не дернулся, когда был сделан выстрел? Это идеальный момент для того, чтобы изменить ход игры.
Даша подлетела к Ангелу. Она упала на колени перед мужчиной. Юру скрючило от боли. Он стиснул зубы, чтобы не издать ни звука. Дора открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого из глаз потекли соленые слезы. Девушка прикрыла губы ладонью. Опомнившись, Шиханова немного развернула Перфилова, уложив его голову к себе на колени. Пальцы заботливо легли на щеки, сморщившиеся от страданий.
— Ты дурак, Юра, — промямлила Даша.
— Главное, что успел, — поднатужившись, выдал мужчина.
— Сильно больно? — она всхлипнула.
— Жить должен, расстояние было большим, плюс куртка смягчила проникновение пули в тело, — молвил Серафим.
— Если бы были задеты сосуды или легкое, он бы уже, скорее всего, умер, — прокомментировал Терновой, не отвлекаясь от слежки за одним из охранников.
Одна слеза упала на лоб Перфилова. Дора дрожавшими руками слегка распахнула косуху мужчины. На белой футболке красовалась дыра от пули, окруженная небольшим красным пятном. Шиханову тряхнуло так, будто она опять вот-вот была готова потерять сознание. Она миллиарды, сотни миллиардов раз видела кровь. Но кровь Юры…из-за нее.
— Эй, — пробормотал Ангел, —
доверяй мне.
— Что? — переспросила Даша.
—
Просто доверяй мне. Мы же договаривались.
— О чем? — Мукка нахмурился.
Перфилов не обратил на него почти никакого внимания. Только Дора отрицательно покачала головой.
— Ты борешься, я борюсь. Ты стреляешь, я стреляю с тобой. Помнишь? Ты сегодня спасла меня, поэтому теперь моя очередь.
Юра говорил медленно, проглатывал некоторые буквы, но он настолько внимательно и осознанно посмотрел на девушку, которая гладила его щеки пальцами, что она поняла. От начала и до последнего слога.
Серафим не знал, как реагировать. Мужчина прекрасно понимал,
когда его, блять, женщина заключила подобное соглашение с Ангелом. И от этого было даже как-то больно.
— Сука! — закричала Назима. Все, кроме Перфилова и Шихановой, естественно, посмотрели на нее. Джанибекова сжимала пальцами столешницу, опустив голову, — какого хера тебя все защищают, тварь? Почему таким, как ты, все? Почему меня, блять, никто не защищал, когда мне это было нужно? Плевала я на тюрьму, я хотела только одного, убрать тебя с этой чертовой планеты, чтобы ты сдохла!
Сидорин сделал шаг к кареглазой. Ему хотелось заткнуть ее. Как? Не важно. Она сделала достаточно.
— Когда же ты уже поймешь? — тихо спросила Даша. Мукка остановился, — что жизнь человека важнее, чем твои прихоти? Ты сама выбрала для себя такую судьбу. Зачем проклинать теперь всех подряд за то, что когда-то ты приняла неправильное решение? Ты считаешь, что в этом заключается справедливость? Нет, справедливость в возмездии. Оно тебя настигнет, Назима. Я уверена, что каждый, кто сейчас в этом здании и кому ты испортила жизнь, сделает все, чтобы ты получила по заслугам. Я клянусь, что ты будешь сидеть за решеткой все время, положенное законом. Ты не освободишься ни на секунду раньше, чем будет предусмотрено в обвинении. Может, там ты что-то осознаешь.
Все это Дора говорила, сидя к Джанибековой спиной. Назима испепеляла ее взглядом, ее лицо покраснело от злости и переживаний. А по щекам Даши текли слезы, капавшие на Юру. Голова Перфилова все еще покоилась у нее на коленях. Серафим стоял, как вкопанный. Охранники перестали так усердно вырываться. Эльдар, сжимавший коленями живот одного из здоровяков, даже ослабил хватку.
Терновой взял рацию, сумочка с которой крепилась к ремню на штанах.
— Вызывайте скорую и поднимайтесь сюда, будем всех отправлять на допросы, — проговорил он.
Агрегат ответил неразборчивым для большинства шипением.
Мукка запыхтел, стиснув зубы. Он спрятал кольт в кобуру, шумно дыша. Сейчас, когда адреналин, бурливший в крови, поутих, мужчина вдруг резко перестал быть железным, всесильным. Тело била мелкая дрожь, лоб покрылся испариной. Серафим оперся ладонями на колени, зажмурившись. Сказывалось несколько часов сна за двое суток, упадок моральных сил. А также дырка на куртке в области лопатки, почти рядом с плечом. Даша заметила ее только сейчас. Когда его успели зацепить? Они же с Шихановой всегда были рядом, и в Сидорина пули не попадали. Дора, сглотнув, уставилась на мужчину.
— Меньше зевать надо, — отмахнулся Серафим, даже не удостоив девушку взглядом.
Зато…
Конец. Точно? Как там говорится?
Все умрут, а мы останемся.
