Глава 5. Привет, меня зовут Sif, и я все еще расстроена/злюсь из-за спортивного фестиваля
21 сентября 2020 г. в 01:12
В конце концов, Кацуки составил список. Выразить словами то, что произошло, ему было труднее, чем записать. Он смог поговорить только о некоторых событиях из раннего детства, прежде чем почувствовать себя достаточно неловко, поэтому Тсунагу предложил альтернативу.
И вот теперь герой уставился на составленный Кацуки список, включающий различные методы, которые его родители использовали за эти годы, чтобы наказать его. Рядышком было указано как часто встречался каждый тип воздействия, а в некоторых случаях были добавлены даты или другие подробности.
Взглянув на свой телефон, Тсунагу задался вопросом, остается ли предложение Ястреба в силе.
На самом деле он был почти уверен, что если он просто отправит копию списка в чат и объявит о своих намерениях пойти и лично убить родителей Кацуки, половина про-героев будет готова помочь ему, а другая половина закроет глаза на то, что произойдет.
Глубокий вдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Убийство никому не поможет, даже если это будет очень приятно.
Буквально 15 минут назад Тсунагу оставил ребенка на кухне пить очередную чашку чая. Кацуки уже согласился поговорить (или, по крайней мере, переписываться) с Айзавой и сотрудником отдела расследований позже сегодня. Он также дал согласие на то, чтобы они сфотографировали его раны (синяк на щеке был не единственным напоминанием о вчерашнем вечере - на его спине был ушиб в том месте, которым мать ударила его о стену, и его бок также пострадал, когда она тащила его внутрь дома) и взяли показания у обоих Мидорий, хотя по поводу последнего пришлось немного поспорить. Тсунагу получил разрешение Кацуки делиться любой новой информацией с другими про-героями, вовлеченными в это дело, а затем открыл диалог с Айзавой, чтобы договориться о точном времени встречи. Немного поколебавшись, Кацуки решил, что предпочтет общаться с учителем в квартире, если это возможно. И что ж, это было достаточно легко устроить. Потом он попросил Кацуки написать список, а сам переместился в спальню, чтобы позвонить и позволить ребенку уединиться.
Кацуки залетел в спальню ровно на те две секунды, которые понадобились, чтобы вручить Тсунагу список, а затем быстро вышел, отводя глаза и держась в равной степени напряженно и решительно.
И вот Тсунагу пялился на список уже минут пять или около того.
В принципе, там было все, что он и ожидал увидеть. Крики, угрозы и другие формы словесных оскорблений присутствовали каждый день. Побои были разбиты на две категории. Пощечины значились в графе «ежедневно», но отмечались как «недостаточно сильные, чтобы причинить вред». Удары, определяемые как «достаточно сильные, чтобы причинить вред», были еженедельными. В частности, ребенок записал несколько инцидентов, один из которых был связан с посещением больницы после того, как его толкнули в шкаф с такой силой, что несколько бутылок упало ему на голову. Это было плохо. Очень плохо. Но были другие вещи в списке, которые действительно ужасали.
Мать запирала его в темном чулане на длительные периоды времени, когда он не мог совладать со своим темпераментом. Отказывала ему в еде после проваленных тестов или плохих оценок. Выгоняла его из дома на срок до недели, если он не прекращал спорить. Коротко подстригла после того, как ребенок отказался одеваться так, как она хотела. На последнем предложении почерк Кацуки стал более дрожащим, как будто он не был уверен, стоит ли это записывать.
В какой-то момент им придется поговорить об этом.
Еще один пункт в списке вызывал особое беспокойство.
Перчатки для сдерживания причуд - неспособность контролировать причуду - еженедельно.
Несмотря на то, что некоторые меры сдерживания причуд были весьма распространены в использовании среди маленьких детей с деструктивными причудами, было очень необычно использовать их регулярно в подростковом возрасте, особенно для того, кто так хорошо контролирует свои способности, как Кацуки. Даже при том, что ребенок использовал свою причуду, чтобы обратить на себя внимание и гораздо более небрежно, чем это приемлемо для Тсунагу, его контроль над размером, силой и направлением взрывов был восхитителен как в бою, так и вне его. Это вызвало вопросы о том, что именно Кацуки считает нарушением контроля. Не говоря уже о том, каков механизм работы этих «перчаток».
Интересно, подумал он, насколько они похожи на те, в которые Кацуки запихнули злодеи день назад. Сколько же раз в детстве Кацуки заставляли надевать ограничители.
Непрошеные образы прошедшего спортивного фестиваля снова встали перед его глазами, но теперь уже в совсем новом свете. Он это видел. Конечно же, каждый про-герой следил за новыми и будущими героями. Все они видели по национальному телевидению шестнадцатилетнего подростка, прикованного к пьедесталу, с намордником на лице, но не потому, что он совершил какое-то преступление, а потому, что они хотели, чтобы мальчик принял награду. Потому что они не примут «нет» за ответ. Потому что они не позволили ему сказать «нет».
Каждый про-герой, наблюдающий за фестивалем по телевизору или присутствующий на арене, просто был в порядке с этим. Сам символ мира засунул парню в рот чертову медаль, когда тот все еще пытался отказаться.
Неудивительно, что Кацуки не доверял своим учителям настолько, чтобы обратиться за помощью.
Неудивительно, что Кацуки думал, что Тсунагу ударит его.
Не сложно провести параллель. Мальчик, прикованный цепью к подиуму. Мальчик, прикованный цепью к стулу. Одинаковые кляпы у него во рту. Ребенка заставили поступить против его воли, принять награду, потому что взрослые считали, что такой исход правильный. И тот же самый ребенок все еще хватается за собственные принципы, даже закованный в цепи, даже удерживаемый опасными людьми, которые не позволили ему сказать "нет", заставляя бороться за это права. На мгновение Тсунагу затаил дыхание, осознав, что злодеи были не первыми, кто похитил Кацуки.
Нет, первыми, кто похитил Кацуки и удерживал его против его воли, были учителя и взрослые, на которых он должен был положиться. В эфире национального телевидения. И никто ничего не сделал. Тсунагу ничего не сделал.
Чем больше он думал об этом, тем больше расстраивался. Не только из-за поведения взрослых, но и из-за собственных поступков. Он обвинил Кацуки в случившемся, возможно, не прямо, но это прослеживалось в том, как он с ним обошелся. В том, что он думал о подростке, который старался изо всех сил, отказываясь идти на компромисс со своим моральным кодексом. Конечно, Кацуки был агрессивен и до инцидента, но в каком гребаном мире приковывать его к пьедесталу было лучшим вариантом для решения проблемы агрессии? Предательская часть его разума вернулась к мысли о том, что ЮЭЙ может получить опеку над Кацуки, только теперь его беспокойство казалось более оправданным.
Тсунагу пришлось отложить список. Его пальцы начали сминать бумагу, а это была важная улика. Вместо этого он позволил своим рукам сжимать и отпускать рукава рубашки в ровном ритме - нити ткани потекли между его ладонями, и он медленно восстановил свое спокойствие.
Герои не оправдываются. У него не было никаких объяснений, почему он не попытался сделать что-то раньше, почему он просто самоустранился и позволил ребенку, который так явно нуждался в помощи, справляться с ситуацией самостоятельно, или почему ему потребовалось так много времени, чтобы поставить под сомнение то, что он по глупому стечению обстоятельств принял за норму. Но несмотря на то, что он не может изменить свой выбор в прошлом, он уверен, что может изменить ситуацию в будущем. Кацуки был здесь. Он был в безопасности. Он был жив. И Тсунагу собирался сделать все, чтобы ничего подобного больше не повторилось.
Внезапно Тсунагу вспомнил, как вел себя с Кацуки во время стажировки. Как он чувствовал, что необходимо что-то изменить, что он что-то упустил, что все выглядит неправильно, и что-то нужно исправить.
Может быть, Кацуки сам по себе никогда не был проблемой, и именно поэтому герой был неспособен исправить ситуацию. У Кацуки были трудности с поведением, да, это было правдой тогда и, вероятно, все еще оставалось таковой, но реальная проблема, которая помешала Тсунагу что-то изменить, заключалась в том, что он не подумал, какая именно помощь нужна этому ребенку. Он не предположил, что Кацуки может бороться со страхами, трудностями психологического характера. Это и была та самая оплошность, из-за которой он нервничал последнее время.
Его руки сильнее вцепились в рукава. Вдох. Выдох.
По крайней мере, теперь он знал, где находятся прорехи.
Теперь он мог начать процесс починки.
Тут до него дошло, что он провел в своей спальне ужасно много времени. Кацуки, наверняка, нервничает. Сделав еще несколько глубоких вдохов, Тсунагу осторожно взял список и разгладил его, как мог - к счастью, он отложил его прежде, чем успел нанести значительный урон. В углу его комнаты был небольшой стол для бумаг, которые нужно было заполнять дома, и сканера, поэтому получение цифровой копии списка заняло всего минуту или две. Он взял ручку и бумагу и быстро набросал свидетельские показания о том, что Кацуки написал список сам и по собственной воле, подписал лист, а затем отсканировал и этот документ, чтобы позже приложить к делу.
На мгновение он задумался, стоит ли держать список в секрете, однако, в конце концов, Кацуки дал ему разрешение поделиться всем, что происходит с другими про-героями, и они в любом случае узнают об этом из материалов дела. Даже если записи отнесут к закрытой информации, а это почти наверняка будет так, его учителя и другие профессионалы, участвовавшие в его спасении, все имели достаточно высокий статус, чтобы просмотреть файлы.
И не говоря уже о том, что Тсунагу считал важным, чтобы все они понимали истинную тяжесть всего того, что сейчас переживает мальчик.
Поэтому он отправил отсканированный список в чат. Оригинал был аккуратно положен в специально маркированный конверт, туда же отправился лист с его показаниями. Затем он повернулся, чтобы выйти из своей спальни, сунув телефон в карман после того, как поставил его на беззвучный режим.