Скульптор лепит автопортрет

      Не помню, сколько мне было лет, когда я понял, что мое отражение в зеркале вело себя необычно, когда я оставался в комнате один. Мальчик из зеркала жил отдельной жизнью. Я не слышал его, как и он меня, и мы общались жестами и рисовали на запотевшем от дыхания стекле.       Первое слово, которое я научился писать — мое имя. Однажды я подошел к зеркалу и написал: «Андрей». Мой двойник кивнул и написал в ответ: «Пётр». Я и не думал, что у него есть своё собственное имя, а не просто отзеркаленное моё. Тогда я впервые стал воспринимать его не как дополнение к себе, а как отдельного человека. Со временем разница между нами только увеличивалась.       Пётр мог следовать за мной из одного в зеркала в другое, но его мир был ограничен тем, что в этих зеркалах отражалось. Он просил меня приносить ему книги и много читал; затем увлекся рисованием, заполняя на рисунках пустоту своего мира вычурными строениями и невиданными растениями и зверями. Только рассматривая его рисунки я понял, насколько мой двойник одинок. У него ничего и никого не было, кроме меня, и эта его беспомощность вызывала во мне желание заботиться о нем, словно о младшем брате, и сделать его жизнь чуть большим, чем просто отражением. Спустя много лет это желание привело к тому, что мы углубились в изучение архитектуры, и я стал пытаться воплощать фантазии Петра в жизнь.       Зазеркальные идеи не приживались в нашем мире. Как организм пытается уничтожить и отторгнуть чужеродные ему элементы, так и земля словно воспалялась под моими творениями, и если они не разрушались сразу же, и мне удавалось закончить работу, то отторжение не прекращалось, и эти места словно становились проклятыми. Из-за этого меня гнали отовсюду. Один раз, раздосадованный очередной неудачей, я в сердцах обрушил зеркало на пол, и на осколках проступила кровь. В ужасе перевернув один из обломков я увидел, как двойник, забившись в дальний угол комнаты, вытаскивает куски стекла из своих рук.       На следующее утро я застал Петра в необычном эмоциональном возбуждении. Он рассказал, что на рассвете к нему явилась женщина, которую заинтересовали наши работы, и пообещала помочь нам построить чудо. Я сказал, что ему это, должно быть, приснилось, на что он ответил: «Нет, это я приснился ей». Несколько дней спустя в гостиницу, где я тогда жил, пришло письмо с приглашением посетить семейство Каиных в далеком степном городке. Приглашение было адресовано и двойнику тоже.       После первого разговора с Каиными я чувствовал себя больше потерянным, чем воодушевленным. Голова болела от обилия информации, свалившейся на меня. Поднимаясь в гостевую комнату, я пытался хоть как-то оформить полученные знания, чтобы передать их Петру, но оказалось, что в этом нет необходимости: Нина вновь являлась ему и рассказала обо всём. Он понял предполагаемое устройство Внутреннего Покоя куда лучше меня и готов был взяться за работу.       Нина и Симон были в какой-то степени существами потусторонними, как мой двойник, и потому они отлично поладили. На моих плечах лежала лишь грубая физическая часть их проекта; многие вещи я делал чисто механически, не понимая их сути так, как понимали они. Однако совместными усилиями работа была выполнена, и над городом возвысилась громада Многогранника.       Мы с Алой Хозяйкой вошли в Стеклянную Башню, чтобы сотворить первое из чудес: Каины говорили, что с ее помощью можно провести моего двойника в наш мир. Пётр, никогда до этого не проявлявший себя в присутствии других людей, подошел к одной из зеркальных граней и учтиво поклонился Нине.       Я положил ладонь на зеркало, и двойник сделал то же самое. Стекло словно плавилось под моей рукой, истончаясь, и вдруг я ощутил вместо него чужую ладонь. Мы с двойником переплели пальцы, и я хотел было попробовать вытащить его из зазеркалья, но он начал тянуть меня к себе. Я уперся второй ладонью в зеркало, но и там стекло истончилось, и рука моя соскользнула на плечо двойника.       Может, я и смог бы вырваться, если бы Нина не толкнула меня в спину. Потеряв равновесие, я провалился сквозь стекло.       Придя в себя, я увидел, как Пётр уходит из Многогранника под руку с Ниной. Когда наблюдатели ушли, зеркало словно потухло, и я остался в абсолютной темноте и пустоте. С тех пор я больше никогда ничего не видел.