***
Ещё издали они заметили, что дозорные на башнях как-то подозрительно суетливо мечутся от окон к рациям и обратно. Джерри на секунду остановился, придерживая и шедшую рядом Эбби — Цикады что, развели такую панику из-за хирурга, который подобные трюки проделывал не реже двух раз на неделе? — но потом проследил направление, в котором те смотрели. По Стейт-стрит со стороны Южного Солт-Лейк к базе приближались машины внешнего патруля. — Что-то случилось. Им пришлось перейти сначала на рысь, а потом и в карьер, чтобы успеть — и всё равно к тому моменту, когда, запыхавшись, они подбежали к южным воротам, машины уже пять минут как были внутри. Вокруг них роилось целое множество людей: Эбби с тревогой увидела и медиков с носилками, и половину командования базы во главе с Джеймсом, и весь внешний патруль в полном составе (даже Ник, назначенный туда всего три дня назад, и Нора, бывшая при патруле штатной медсестрой). Значит, граница сейчас без защиты. В последний раз ей довелось наблюдать похожую суету в Денвере — вот и сейчас Эбби не на шутку перепугалась; но прежде, чем она успела поделиться своими страхами с Джерри, к ним от толпы бросился один из медиков: — Док, как же вы вовремя! — Выглядел он так, будто вот-вот скончается на месте от шока. — Это она. Та девчонка, про которую Марлин говорила. Не произнеся ни слова, Джерри растолкал толпу и опустился на колени возле носилок. — Что произошло? — Похоже, воды нахлебалась. Этот, который с ней, пытался ей непрямой массаж сердца делать, когда Стив и Коул их обнаружили. На вторые носилки как раз выгрузили того, о ком говорил медик; высокого, крепко сбитого мужика-альфу, уже явно прошедшего черту репродуктивного возраста, но ещё не растерявшего привычную мощь. Эбби даже не обратила на него внимания, куда больше её интересовала девчонка. Та на вид была совершенно обычная — тощая, грязная от ила и песка, в поношенных шмотках не по размеру и со связанными на затылке в конский хвост тёмными рыжими волосами… Да таких в каждой карантинной зоне хоть лопатой греби. Честно сказать, Эбби была разочарована. Нет, в принципе, она понимала, что вряд ли у девчонки будут рога на голове, четыре глаза вместо двух или, чем чёрт не шутит, колосящийся в волосах кордицепс, от которого придётся защищаться воздушной маской, — но никак не ждала, что она будет настолько обычной. — Эбс, — позвал Джерри; он уже прощупал девчонке пульс, просветил зрачки фонариком и только теперь поднялся на ноги, поспешно раздавая приказы своей команде — а заодно и ей. — Отнеси её в процедурную — нужно как можно скорее дать ей кислород и подготовить к тестам. Мэл уже там. Девчонка вообще ничего не весила — подхватив её под спину и колени, Эбби без труда взлетела с ней на третий этаж, толкнула дверь в расписанный незамысловатыми рисунками коридор отделения педиатрии и, подойдя к той палате, куда указала уже укутанная во всё стерильное Мэл, уложила её на койку. На мгновение они застыли над ней, не решаясь двинуться, пытаясь осознать, что вот он — ключ к спасению всего человечества (или просто глупая шутка, неудачное совпадение, ведь не может столь неприметный человек быть носителем иммунитета? Но нет, укус на предплечье чётко прослеживался, как и волдыри от начавшего было прорастать гриба). — Поразительно, да? — Мэл отмерла первой. — Двадцать лет кряду ни одного человека, который смог бы бороться с заражением больше трёх дней — и тут она. Обычная такая, мелкая девчонка, сотни их по карантинным зонам сидят. Эбби фыркнула, смачивая губку в глубокой миске с водой, и принялась стирать грязь с лица девчонки, чтобы можно было надеть кислородную маску. — Немудрено, что мелкая. Вряд ли можно найти много еды, целый год напролёт прошатавшись по всей стране — тот мужик вёл её от самого Бостона. В смысле, они могли, конечно, набрести на какой-нибудь склад или там консервный завод, но… Представь, насколько в подобных местах за все эти годы разросся цветник из разновозрастных щелкунов. А то и ещё какой дряни похуже. Прямо как в том году, когда рейд за припасами нарвался на двух топляков и ту хрень, с наростами на башке, как же они её обозвали? Шамблером? — Да уж, — поморщилась Мэл. Она тогда только-только прошла отбор и начала постигать азы хирургии под чутким руководством Джерри, а тут случилась заварушка в Спэниш Форк; у тех Цикад, которым удалось вернуться, были чудовищные увечья: оторванные руки, стёсанные об асфальт черепа, но больше всего оказалось ожогов от кислоты, проевшей как нефиг делать и кевлар, и ткань одежды, и кожу с костями. К чести Мэл сказать, справилась она на отлично — всего-то пару раз убегала блевать за угол лазаретной палатки. А у Эбби, помогавшей с носилками, на память о том случае остался рваный след ожога на ладони (кислота оказалась настолько стойкой, что обжигала даже подсохшей на одежде парой капель). Встряхнув головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, Эбби наткнулась на взгляд Мэл: — Надо её переодеть, поможешь мне? — та уже взялась за ручку двери. — Я пока сорочку принесу. Эбби показательно закатила глаза — вообще-то Мэл вполне могла справиться с этим и сама, — но никто её стараний не оценил: в палате она осталась наедине с лежащей без сознания девчонкой. Первым делом надо было снять кеды, за них Эбби и принялась — развязала изгрызенные молью шнурки, поочередно стянула правый и левый (в них ещё хлюпала холодная вода, видно, девчонка провела в реке изрядно времени). С рубашкой и майкой проблем не возникло, они были как минимум на три-четыре размера больше нужного и легко сползли прочь, даже будучи влажными. А вот вытряхнуть девчонку из джинсов оказалось задачкой посложнее: Эбби пробовала подступиться и так, и эдак, пыталась стянуть штанины с лодыжек, но те упрямо цеплялись за кожу. В итоге пришлось одной рукой поддерживать её под задницу, чтобы скатить пояс джинсов на бёдра — впрочем, она справилась и с этим. Оставалось только нижнее бельё, и Эбби, подумав с минуту, сняла и его, докинув в общую кучу тряпья. Без одежды девчонка выглядела ещё более жалко — у неё торчали рёбра и тазовые кости, почти не было груди (если, конечно, не считать за грудь два розовых прыща на тех же рёбрах, фыркнула про себя Эбби; но судя по тому, что на девчонке не оказалось даже тряпичного спортивного бра, оценивала она себя адекватно), а крап веснушек на тощем впалом животе больше походил на пятна грязи, коростой осевшей возле пупка и над спутанными рыжими кудряшками на лобке. Если добавить ещё разваленное напополам лицо и проросший сквозь него кордицепс, то вместо девчонки был бы эталонный образец щелкуна десятилетней выдержки. Эбби склонилась чуть ближе, провела ладонью по острым ключицам, чтобы смахнуть налипшую на них грязь — кожа на ощупь казалась холодной, но под ней ощутимо бился пульс, — задержалась возле шеи, невольно поражаясь, что может без труда обхватить пальцами девчонку под горло, настолько она была хрупкая… И резко отпрянула в тот момент, когда за спиной щелкнула дверь. В лицо против её воли бросилась краска, словно её застали за чем-то постыдным — но, к счастью, Мэл этого не заметила. Или тактично сделала вид. — Ох, ты уже? Круто, вот так скорость, — одним движением накинув голубую больничную сорочку, Мэл зашнуровала её со свойственной лишь медсёстрам быстротой и подмигнула так и застывшей в ступоре Эбби. — Я, впрочем, тоже кое-что умею. Ей ничего не оставалось, кроме как неловко хихикнуть. Пока Мэл прилаживала маску и настраивала подачу кислорода на небольшом экране ИВЛ, Эбби вновь взглянула на девчонку, пытаясь украдкой разглядеть следы на её коже. Помимо укуса на предплечье, содранных коленок и множества мелких белёсых шрамов на костяшках пальцев, похожих на следы от неудачных драк, у неё обнаружился шрам над глазом, пересекающий бровь практически надвое, россыпь веснушек по скулам и порез под подбородком — может, случайный, а может, кто-то держал у её горла нож. Наверняка половиной из этих следов девчонка обзавелась за прошедшие девять месяцев. Впрочем, мысленно отмахнулась Эбби, ей насрать; дошла живой — ну, относительно, — и ладно. — Я возьму у неё пару образцов на анализы, — возбуждённо блеснула глазами Мэл, носясь от койки к шкафчику с инструментами и обратно. — Прямо уже не терпится посмотреть, что именно даёт ей иммунитет, и можно ли это как-то повторить в условиях лаборатории. — Как по мне, чем раньше отец разберётся, что к чему, тем лучше, — проворчала Эбби. — Быстрее избавимся от неё. — Она тут всего полчаса, и то без сознания. — И уже заебала. А представь, что будет, когда очнётся? Она ждала какого угодно ответа, но не тишины, чуть разбавленной странным хрюкающим звуком: оказалось, Мэл что-то развеселило — настолько, что она из последних сил держалась, чтобы не заржать в голос. Эбби изогнула бровь в немом вопросе. — А я-то всё понять не могла, почему ты злая такая и гундосишь как столетний дед с гайморитом. Думала, уж не простыла ли, — пояснила та. — Что, отец так тебе мозги вылюбил, что ты с этой штукой теперь срастёшься? — Чего? Вместо ответа Мэл с ухмылкой показала на свой нос, и Эбби только сейчас поняла, что в суматохе так и не сняла плавательный зажим. Упомнишь тут о нём, когда с самого утра она носится как в жопу прижаренная. — Слушай, кажется, она в себя приходит. Я позову мистера Андерсона, а ты пока… — начала было Мэл, но запнулась, заметив, что на её слова нет вообще никакой реакции. — Эбби, ты чего? Так сразу объяснить, что случилось, Эбби даже сама себе не могла. Сняв зажим, она сделала вдох — и вдруг её окатило волной незнакомого запаха, настолько сильного, что в первое мгновение даже захотелось чихнуть; он определённо шел от девчонки, но это не было похоже на ил, песок, проточную воду, вонь старой одежды или ту тухлятину, которой обычно несло от солдат, вернувшихся с зачистки гнезда щелкунов. Он вообще не был похож на что-либо, что Эбби чуяла хоть раз в жизни — а славу лучшей ищейки на базе она снискала не за красивые глаза. Наверное, если бы она была слепой от рождения, а потом внезапно прозрела и вышла на поляну, до горизонта заросшую всеми мыслимыми цветами земли, и то удивилась бы меньше. Может, такой запах давал засевший внутри девчонки кордицепс, или какой-то ген в ней самой, который и подарил ей устойчивость к заразе? Но тогда заметили бы раньше, если не все до единого люди на базе, то хотя бы альфы. Девчонка пошевелилась, кашлянув пару раз, и действительно открыла глаза — немного шалые от чистого кислорода, светло-зеленые с бурыми лучами, веером расходящимися от зрачка. Её взгляд бездумно скользнул по комнате. Остановился на Эбби. Они смотрели друг на друга всего мгновение; на лбу у Эбби выступил холодный пот, а в солнечное сплетение толкнулась тёплая волна чего-то неуместного и оттого почти физически неприятного. Она что, испугалась этой тщедушной девчонки? — Эбби? — в чувство её привела рука Мэл, осторожно тронувшая её плечо. Выпустив дрожащий вздох, Эбби отвела взгляд и растерянно уставилась в пустой угол, а потом всё же шепнула почти неслышное: — Боже, она так пахнет… — Да? — Мэл тоже принюхалась, но, судя по выражению её лица, так ничего и не почуяла. — Одно могу сказать, она точно не альфа. Может, омега, и у неё скоро охота? — Но она вроде бы старше того возраста, когда проходит созревание, и Марлин говорила, что девчонка — бета. Да и не выглядит она как омега, если честно. Знаешь… — Эбби прочистила отчего-то в секунду пересохшее горло. — Я сама отца позову, а ты останься здесь. — Как скажешь, — пожала плечами Мэл, но Эбби уже и след простыл — в такой спешке она бросилась прочь из палаты.***
— Операцию надо провести сейчас — из-за кровоизлияния кордицепс может начать новую ветку мутаций. Или дать регресс. Или бог весть что ещё… Марлин, поверь, я бы не настаивал на такой срочности, не будь она оправдана. — Ты спрашиваешь меня? Или просто ставишь перед фактом? — Я прошу тебя принять решение. Не дойдя всего пары шагов до двери, за которой приглушённо звучали голоса, один — её отца и один — главы бостонских Цикад, — Эбби замерла на месте. Речь определённо шла о девчонке; с тех пор, как Эбби практически сбежала из отделения педиатрии, она прислушивалась к передающимся по базе новостям вполуха, но успела понять, что после короткого эпизода сознания девчонка снова откинулась в отключку. Причину нашли довольно быстро — лопнувший из-за долгого пребывания в воде сосуд, где-то в подкорке, ничего серьёзного, откачали, — но гриб, до того остановившийся в развитии, вдруг дал новый корень. Девчонку пришлось срочно поместить в медикаментозную кому, чтобы хоть как-то притормозить рост кордицепса, и вот теперь стоял вопрос ребром: извлекать гриб сейчас (и это гарантированно убьёт носителя) или дождаться, пока она проснётся, и спросить у неё согласия на операцию (если к тому времени она не потеряет рассудок из-за разросшегося мицелия и будет вообще у кого спрашивать). Отцу, его команде, да, кажется, всем Цикадам до единой ответ был очевиден — а вот Марлин отчаянно стояла на своём. — Если бы это была твоя дочь, что бы ты сделал? Глубоко вздохнув, Эбби толкнула дверь палаты, выставляя перед собой тарелку с раздобытым на кухне стейком как щит: — Я тут… еду принесла. Последний вопрос Марлин она тоже слышала. И могла бы высказать свою точку зрения, которую не изменяла уже несколько лет кряду, но, поскольку спрашивала Марлин не у неё, Эбби решила промолчать. Только когда глава бостонских Цикад закрыла за собой дверь и отправилась к какому-то Джоэлу (если Эбби правильно поняла, так звали того старого альфу, который и провёл девчонку почти до самых ворот базы — не то чтобы ей было до этого дело, его всё равно выкинут за шкирку прочь с базы, как только очнётся), она села на край стола рядом с отцом и накрыла его сжатую в кулак ладонь своей: — Не сомневайся. Ты поступаешь правильно. Если бы это была я — я бы всё отдала, лишь бы избавить мир от этой грёбанной заразы, даже — и тем более — свою жизнь. Ради тебя. Ради них, — она кивнула на живот Джерри, — ради Оуэна и всех ребят на базе. Думаю, у этой девчонки тоже есть кто-то, кого она хотела бы спасти. Отец ничего не ответил, но, по крайней мере, его плечи немного расслабились, а сам он задышал ровнее. Какое-то время они сидели молча. Наконец, Джерри поднялся и, кинув взгляд на табло допотопного, но ещё вполне пашущего будильника, потрепал Эбби по забранным в косу волосам: — Ладно, я подготовлюсь к операции, начнём где-то через час. А тебе хорошо было бы поспать, столько всего сегодня произошло, но…Похоже, спать ты сейчас хочешь в последнюю очередь, — он вдруг криво ухмыльнулся. — Сдается мне, Оуэн сегодня снизу? — Пап! — возмущённо взвилась со стола Эбби, заливаясь румянцем по самые уши. А она-то надеялась, что отец проявит такт и не станет поднимать эту тему. Наивная. — Сколько можно говорить, моя личная жизнь… — … меня не касается, я помню. Просто разве не рановато у тебя эструс в этот раз? Как ни прискорбно было это признавать, но Джерри — а точнее, его обострившийся на время беременности нюх, — оказался прав: с последнего её эструса, который неизменно, как и весь год до того, прошёл в третью неделю месяца, минуло от силы дней десять. Вообще-то поначалу Эбби подумала, что перегрелась на солнце, ведь жар у неё начался через час после того, как они с отцом вернулись на базу и застали тут переполох из-за иммунной; сержант её взвода, выслушав жалобу, смерил её долгим взглядом, но всё же кивнул, давая разрешение уйти в лазарет. А уже там Нора сняла с неё флэш-тест на гормоны и вернулась с неутешительной новостью: солнце, у тебя эти дни. Сложно сказать, что злило её больше — внезапное нарушение идеально устоявшегося цикла, нарастающее от неудовлетворённости напряжение внизу живота или то, что всё это невероятным образом совпало с появлением на базе иммунной девчонки. Сегодня вечером Эбби должна была нести вахту в операционном крыле госпиталя; народу там обычно не было, но уникальные исследовательские данные и оборудование тем не менее надо было стеречь, — а если сегодня там проводится операция, значит, и охрану усилят. И она, вместо того чтобы выполнять свою работу, будет просто валяться и скулить, как озабоченное животное… Эбби сдавленно выдохнула, вновь поднимая взгляд на отца. Не в её силах тут что-либо изменить. — Я лучше пойду. И… Удачи тебе, пап. — Спасибо, Эбс, — Джерри привычно поцеловал её в лоб, прежде чем Эбби выскользнула за дверь; у неё уже созрела кое-какая идея, и ей не хотелось признавать, что и с этим отец угадал. Просто… Просто ей нужно увидеть Оуэна, вот и всё. Пришлось изрядно поплутать по коридорам госпиталя, выспрашивая тут и там у встречных Цикад, кто из них видел Мура. Наконец, удача улыбнулась Эбби — он нашёлся в северном крыле, неподалёку от складов. — Ух ты, — Оуэн ошеломлённо присвистнул, когда в одно мгновение оказался втиснут в стену крохотной подсобки с больничным тряпьём. — Это что, природная потребность у тебя в штанах, или ты просто рада меня видеть? Кажется, мы неделю назад это проходили. — Не кажется. Сама не знаю, что за хрень со мной творится, никогда раньше такого не было, — Эбби со стоном прижалась к нему, втираясь промежностью в мускулистое бедро, и требовательно впилась поцелуем в его рот. Вкус его губ был знакомым и даже в какой-то мере умиротворяющим — то, что началось как страстная грызня, Эбби в итоге закончила нежным движением языка по нёбу, — только вот полыхающий в её животе огонь невозможно было унять одними лишь поцелуями. — Отлижи мне? — она заглянула в глаза Оуэну, но тот почему-то потупился, прежде чем обнять ладонями её лицо и бережно проследить большими пальцами контуры по скулам: — Не то, чтобы я не хотел, но… Эбс, у меня дежурство. — Что? Ты ж только днём был на центральной вышке. — Мне самому всего час назад сказали, что с десяти вечера я как штык должен стоять на вахте в операционном крыле. — А… Это моя, — с досадой протянула Эбби. — Но до неё ещё полчаса времени. Оуэн, может, успеем? — Да отсюда чесать все двадцать минут надо, и то если рысью. Прости, Эбс. Вот как? Обиженно фыркнув, она отпрянула на шаг назад и сложила руки на груди: — Ну и пожалуйста, очень надо. — Не дуйся, — виновато улыбнувшись, Оуэн чмокнул её в нос в знак примирения. — Обещаю — пройдет час, ну, максимум, два, закончит док операцию, и мы до самого утра запрёмся в изоляторе. Я спрячу ключ и не отпущу тебя до тех пор, пока в тебе ни капли не останется. Эбби от развернувшихся перспектив покраснела как варёный рак, а Оуэн, улучив момент, соблазнительно ей подмигнул (ну, он считал это именно «соблазнительным» подмигиванием, хотя Эбби не раз говорила ему, что, когда он так делает, то выглядит как контуженный с нервным тиком) и был таков. У неё вырвался невольный смешок. Чёрт, вот и как она может злиться на этого полудурка? Собственно, одной из причин, по которой связи между любыми альфами порицались, была опасная схожесть их темпераментов. Считалось, что, будучи природными соперниками, они никогда не смогут построить нормальные отношения и скорее переубивают друг друга и окружающих в порыве ярости, чем договорятся между собой. С Оуэном всё было не так. Да, случись у них эструс и гон одновременно, они вполне рисковали сцепиться в драке, потому что так им диктовала их природа; но в обычное время Оуэн был на удивление спокойным альфой и там, где Эбби проявляла свой норовистый характер, предпочитал уступать. Они заметили это на одной из первых совместных вылазок, случайно — просто им жребий выпал идти как напарникам, — а по итогу общих зачётов их пара оказалась в первой тройке. Тогда же Эбби утянула его за собой после отбоя в открытое поле и валяла по траве, пока они оба не выдохлись. В любое другое время это воспоминание показалось бы ей приятным — но не сейчас. Вдохнув пыльный воздух подсобки, Эбби откинулась затылком на стену и утробно зарычала, пережидая очередную — уже почти невыносимую — волну желания, захлестнувшую её по бёдрам вверх, от промежности до самого горла. Вряд ли ей хватит выдержки терпеть и дальше, а помощи ждать неоткуда: она, конечно, по части операций и их сложности была тем ещё экспертом, но подозревала, что вряд ли отец управится за час или два — и мысль о столь долгом ожидании отдавалась пульсирующей болью в тугом животе. Да пошло всё к чёрту. Она что, сама о себе позаботиться не сможет? В подсобке удачно оказался стол, заваленный какими-то тряпками — то ли простынями, то ли полотенцами, а то ли это вообще были больничные сорочки, Эбби откровенно плевать хотела. Торопливо умостившись на нём задницей, она рванула молнию на армейских штанах, стянула их под колени и прикрыла глаза, проскальзывая одной ладонью по бёдрам, а второй — под тесную футболку к груди. Ей не стоило никаких усилий представить на месте своих пальцев руки Оуэна. Пусть поначалу, когда они украдкой стали встречаться после полевых вылазок, он мог только неумело тыкаться губами и членом ей между ног так, будто она мальчик-омега, сейчас всё было совсем иначе; за прошедший год он — они оба — научились многому, и теперь Оуэн вполне искусно обращался с ней в постели, зная, где стоило приласкать понежнее, а где её натура альфы требовала напора на грани с грубостью. Эбби крупно вздрогнула, задев кончиками пальцев напрягшийся сосок; искры удовольствия разлетелись по всей коже, вгрызаясь глубже в подрагивающие мышцы, вырывая из глотки Эбби жалкий задушенный стон. Ладонь другой руки скользила по бедру, с внешней стороны к внутренней по дуге, чтобы проследить напрягшиеся под кожей связки, ведущие прямо к промежности. Из-за эструса она уже была твёрдой и мокрой — клитор мучительно крепко натягивал кожу капюшона, но Эбби пока медлила, обводя пальцами вокруг, по большим губам и вдоль текущего преэякулятом отверстия. Оуэн тоже не торопился с ней, если была такая возможность. Он прочёсывал пальцами светлые завитки волос на лобке, выцеловывал чувствительный стык бёдер и таза, чуть щипал зубами кожу на крепком прессе и шептал всякое неприличное; Эбби выгнулась в спине, с нажимом проводя ногтями по животу там, где представляла себе рот Оуэна, — наверняка следы останутся. После Оуэна не оставались — он зализывал места укусов, одновременно стирая отпечатки зубов и дразня Эбби до разъезжающихся в расфокус глаз, ведь она отлично понимала, что точно такими же движениями он совсем скоро будет вылизывать её клитор. Только когда она начинала не то скулить, не то рычать, опасно близко подходя к границе возбуждения и ярости, Оуэн одним движением устраивался между её раздвинутых бёдер и, облизнув по промежности вверх, накрывал клитор ртом. Эбби вскрикнула, зажав туго пульсирующую плоть под пальцами так, чтобы сохранить иллюзию как можно точнее; она с силой потирала по клитору сверху вниз, иногда ныряя ниже, чтобы почерпнуть обильной смазки и вновь вернуться к яркой точке удовольствия. Язык Оуэна обычно касался её чуть нежнее, но то была прихоть его самого, и Эбби порой приходилось прикрикнуть, чтобы добиться нужного ей давления — впрочем, как Оуэн и хотел. Он не раз говорил, насколько ему нравится смотреть на Эбби, потерявшуюся между жгучим удовольствием и жгучим же гневом от того, что держать контроль уже не получается. Вот и сейчас он смотрел на неё из фантазии, улыбаясь одними глазами. Эбби мысленно протянула руку, чтобы зарыться пальцами в его волосы и ткнуть ещё теснее к себе — как вдруг на месте Оуэна почему-то оказалась та рыжая девчонка (Эбби представила её так ясно, что даже распахнула веки и испуганно повела взглядом по сторонам, убеждаясь, что это лишь фантазия); её зелёные глаза жадно следили за ней, пока юркий горячий язык скользил по клитору, щекоча головку и опускаясь вниз, к неровно пульсирующему отверстию. Острый кончик чуть проник внутрь, заставляя Эбби высоко взвизгнуть от непривычного ощущения — не будь она в эструсе, туда с лёгкостью можно было бы просунуть два пальца, но сейчас проход был настолько тугой, что и мизинец едва ли поместился бы, — хотя девчонку это явно не смущало. Она толкалась внутрь с настойчивостью, достойной разве что какого-нибудь бура, обнимала тощими руками бёдра Эбби как будто в попытке удержать её на месте и хитро щурилась — Эбби не знала, почему воображение нарисовало именно это, но не собиралась возражать. Под рукой Эбби её рыжие волосы растрепались из конского хвоста, длинная чёлка упала на лоб, закрывая косой шрам через бровь и кончик нахально вздёрнутого носа. Это как будто стало последней каплей в чаше выдержки Эбби: она почувствовала, как готова излиться наружу. Вот только у неё не получалось. Девчонка сосала её ровно с той силой, которая была нужна Эбби, не вынимая языка, заставляя её захлёбываться от ощущения подкатывающей к самому выходу спермы, которая, будучи запертой внутри, скапливалась и распирала мягкие стенки. Какого чёрта? Чего она от неё хочет? Идея пришла внезапно, и от неё по телу Эбби пронеслась волна горячей дрожи, тут же столкнувшись с ледяным страхом. — Пожалуйста… — срывающимся голосом прошептала она в темноту подсобки, жмурясь так, что под веками заплясали яркие лучистые вспышки. Девчонка в её фантазии обнажила зубы в ухмылке — и резко отстранилась. Тугая струя белёсой жидкости ударила в воздух, забрызгивая руку Эбби, стол и даже полы под ним, но легче ей не стало, давление в животе было всё таким же сильным — а там, в воображении, которое живо рисовало ей потёки спермы на лице девчонки, она снова притянула её за рыжие пряди обратно, и теперь уже девчонка подчинялась ей, а не наоборот. Ощущение власти над таким хрупким существом опьяняло; Эбби выла и рычала, удерживая голову девчонки на месте, и сама подмахивала бёдрами навстречу её языку, втиралась промежностью в её рот до тумана в глазах. Обычно ей хватало одного раза, чтобы успокоиться на ближайшие два-три часа, пока по новой не накроет, но происходящее сейчас давно уже перестало быть «обычным». У рыжей от усилий выступили слёзы на глазах — тёмные ресницы некрасиво склеились, придавая и без того растрёпанной девчонке совсем уж жалкий вид — и Эбби не могла не признать, что ей это нравится. Сильно. Новый оргазм врезался ей под дых внезапно, как бита со всего размаху; она задрожала, кончая с такой силой, что живот свело от напряжения. Ладонь Эбби всё так же крепко прижимала девчонку к себе, так что у той не было выбора. Чуть булькая белыми пузырями, когда сперма лилась слишком быстро, она сглатывала всё, что Эбби могла ей дать. На смену второму оргазму пришёл третий, за ним — ещё один; из последних сил оглаживая клитор уже всей ладонью, Эбби старалась не упустить стремительно рассеивающуюся фантазию. В ней девчонка уже поднялась с колен и гладила Эбби между ног, опасно близко склонившись к её лицу. Целовать её не хотелось; вместо этого Эбби упоённо тянула носом её запах — тот самый, который поразил её в палате, теперь смешанный с запахом её семени в новую, завершённую и невыразимо прекрасную композицию. Как будто так и должно быть. С каждым движением ладони из неё выплёскивалось ещё немного спермы, хотя Эбби уже чувствовала, что выжата насухо. Наконец, фантазия отпустила её — и Эбби вновь оказалась в темноте и полном одиночестве. Вся мокрая, с расплывающимися в подмышках и под грудью пятнами пота, она обессиленно откинулась на стену, пытаясь отдышаться спёртым воздухом крохотной подсобки. Приоткрыв один глаз, она разглядела между бёдер внушительную лужу — и слабо фыркнула. Оуэн многое пропустил. Прошло ещё несколько минут, пока её тело остывало, а сама она дрожащими руками пыталась привести в порядок одежду и наспех вытирала стол, не запариваясь с полом, а просто накидав туда тряпья. Её всё ещё немного трясло. Только когда шум крови в ушах слегка поулёгся, Эбби уловила, как где-то заливаются сирены нарушения периметра. Не просто «где-то». В операционном крыле.***
Первое, что она учуяла — это запах крови. — …он что, до сих пор в здании? Пистолет, который Эбби держала наизготовку, вывалился из её пальцев; когда склонившиеся над трупом Цикады обернулись на неё, отразившихся на их лицах эмоций ей хватило, чтобы всё понять. Первым среагировал Оуэн — он поднялся ей навстречу, раскинув руки, чтобы как можно надёжнее закрыть обзор. — Эбби, не смотри!.. Мэнни не успел броситься ей наперерез — Эбби оттолкнула Оуэна, перемахнула через операционную кушетку и вылетела в коридор, следуя по кровавой пелене запаха. Тот, кто это сделал — и тот, кто забрал иммунную девчонку — не успел уйти далеко, она это чувствовала. Запах привёл её к лифту; она не успела затормозить, врезалась в створки и со всей силы шарахнула по ним кулаками, закричав от разрывающего её гнева. Лифт ждать не было смысла — наверняка он его заблокировал, если не идиот, — поэтому Эбби сорвалась по лестнице вниз, по пути втягивая носом воздух возле каждого этажа. Не тот, не тот, снова нет, чёрт бы его побрал! Только на уровне подземной парковки она уловила след. Выбив дверь с плеча, Эбби увидела труп Марлин с разнесённым пулей черепом — и стартанувшую с места машину. — Стой! Шансов не было никаких, но Эбби не могла позволить ему уйти. Она бежала до тех пор, пока могла чуять хоть намёк на поразившую её вонь. Потом — пока в лёгких не закончился воздух. И ещё немного на выжигающей живот изнутри ярости. На асфальте следы не отпечатывались, и Эбби не была уверена, что не сбилась с пути, но остановиться было ещё хуже, потому что пока она бежала, можно было тешить себя иллюзией скорого возмездия. Потому что в ту же секунду, как она остановится, на неё с пугающей неотвратимостью рухнет всё то, что случилось — и трупы трёх взводов Цикад, которыми были усеяны верхние этажи госпиталя, и исчезновение иммунной девчонки, и… И его смерть… Может, то, что на протяжении всех этих километров Эбби ни разу не привлекла внимание заражённых, было невероятным везением, а может, сущим проклятьем; сожри её кто-нибудь в тот момент, когда она упала без сил посреди пыльной трассы 15, её сердце просто остановилось бы и не пульсировало бы рваной кровавой дырой в самом центре груди. Она не помнила, сколько времени пролежала на асфальте. Когда Оуэн наконец нашёл её — грязную, зарёванную, задыхающуюся от бессильной злости и рвущего на части отчаяния, — Эбби уже поклялась себе. Неважно, сколько времени уйдёт. Неважно, чего ей будет это стоить. Она непременно найдёт эту мразь — и заставит сполна расплатиться за содеянное.