Wolf's Howl

Этого, признаться, никто не ожидал. Вообще. Дорога от Солт-Лейк заняла меньше дня даже с учётом того, что от федеральной трассы 15 местами и камня на камне не осталось (зато в обозримой близости всякий раз оказывался вполне пригодный объезд; правда, в какой-то момент машина едва не набрала воды в мотор, когда Джоэл пытался провести её сквозь размывший опоры приток — но обошлось). На развилке в Айдахо-Фолс они остановились передохнуть и найти какую-то нормальную одежду взамен той больничной сорочки, в которой Элли очнулась; и, хотя тёплый майский воздух уже позволял разгуливать хоть в майке-борцовке и шортах, она начала замерзать. Прежде Элли не замечала за собой такой чувствительности к температуре, но не стала придавать этому значения. Джоэл приволок ей целый ворох тряпья — выбирай не хочу — а она просто равнодушно повела по ней глазами и взяла первое, что попалось сверху. Джинсы оказались коротковаты, а красная толстовка в клетку болталась на ней как на огородном пугале — и на оба этих факта Элли было абсолютно поебать. Куда больше её интересовало другое: — Джоэл? — А? — Это там магазин бытовой химии? Думаешь, в нём осталась хлорка или что-то типа того? — Тебе зачем, малая? Элли молча вытянула руку и закатала рукав, обнажая шрам от укуса. Джоэлу не нужны были пояснения, он всё понял и так. — Элли, я не думаю… — Не хочу, чтобы это каждый миг моей жизни напоминало мне о том, какая я бесполезная. Он совершенно точно собрался возразить ей что-то ещё — даже воздуха в грудь набрал и зафыркал, как разозлённый бык, каких Элли видела в фильмах ещё во времена военной школы ФЕДРА, в те редкие вечера, когда их вместо тренировок водили смотреть маленький черно-белый телевизор, — но, на удивление, промолчал. И лишь когда они подошли к магазину, потянул её дальше в сторону: — Я по пути видел автосервис. Если его не обчистили под ноль, наверняка там должны были остаться аккумуляторы. Нам нужно два. Один — под капот их изрядно потасканной машины с символом Цикад и порядковым номером по левому борту, поняла для себя Элли, — и второй для того, чтобы вскрыть его и слить в подобранную тут же с пола жестянку кислоту. Джоэл не менял обречённо-злого излома бровей, то и дело порываясь сказать что-нибудь, и сам себя одёргивал, видя, что Элли пристально вглядывается в его глаза — как будто только и ждёт возможности с ним пособачиться. Воду и пачку соды они принесли из супермаркета по соседству, а бинты, ватные тампоны и фляжку с на удивление яркой янтарной жижей (Джоэл сказал, что на запах она как настоящий шотландский виски, выпитый им однажды на свадьбе какого-то друга, и что это ему подарок за труды) — с верхнего этажа антикварного магазинчика. Закончив все приготовления, Джоэл нахмурился ещё сильнее, а потом всё же протянул ей гладкую круглую деревяшку, похожую на отломанную ручку от биты: — Зажми зубами, детка. Будет печь, и сильно. Элли хотела отвернуться, зажмуриться, не видеть того, как кожа вместе с полукружьем прокуса и волдырями не успевшего прорасти гриба сначала пожелтеет, а потом пойдёт кровавой пеной, сгорая так же, как сгорела она сама, очнувшись на заднем сиденье машины и услышав, что весь последний год её жизни был не больше, чем никому не нужным недоразумением. Но она смотрела. Мычала от боли, грызла деревяшку, а потом блевала желчью — ведь еда в неё не лезла весь день, как бы Джоэл её ни уговаривал, — тут же, отбежав за стойку касс, когда Джоэл начал промывать ей рану раствором соды. Тогда же ей показалось, что живот сводит не только в районе желудка. Раскинувшийся по низине Джексон они увидели ближе к вечеру, когда солнце на несколько минут пробилось сквозь затянувшую небо от горы до горы плотную муть облаков. Элли шла, стиснув зубы — перебинтованную руку пекло и дёргало, словно под полосками марли засела злобная мелкая крыса и пыталась прогрызть себе выход насквозь через её предплечье, голова раскалывалась от жара, а низ живота сжимало с такой силой, что каждый раз дух перехватывало; она надеялась, что, как только они дойдут до города, там можно будет попросить какое-нибудь обезболивающее. Может, оно нашлось бы и у Джоэла в рюкзаке, но признаваться ему в своей слабости Элли не хотела. Она сама попросила прижечь себе руку, и не станет теперь ныть и жаловаться. Половину пути всё было более-менее терпимо, Элли даже приободрилась и иногда отвечала на попытки Джоэла завязать разговор — как вдруг прямо поперёк тропы, по которой они шли, раскинулся широкий и бурный горный ручей. В нормальном состоянии она даже не обратила бы на это внимания — через воду были прокинуты мостки, пусть и хлипкие на вид, наверняка достаточно надёжные, раз проходящая через них тропа была утоптана не одним десятком ног и копыт, — но сейчас от одной лишь мысли о том, что придётся держать баланс, Элли замутило. Джоэл, легко перемахнув через мостки, уже ждал её на другой стороне; Элли, собравшись с духом, тоже пошла — и, едва сделав шаг на влажные доски, упала в обморок.

***

Из темноты выплывать было неприятно и больно. Всё тело ломило так, будто её три часа кряду лупили обрезком железной трубы, в горле стоял ком, а ресницы склеились то ли из-за слёз, то ли от песка и ила — Элли пришлось постараться, чтобы разлепить хотя бы один глаз. Не абы что, но сориентироваться в пространстве хватило. Оно — пространство это — терялось в полумраке почти полностью, однако с уверенностью можно было сказать, что очнулась она под крышей, на ней была сухая одежда, а сумерки густели внутри и за окнами, потому что уже наступил вечер. Не утонула. Уже неплохо. Плохо то, что к вымораживающей боли и температуре явно куда большей, чем положено, добавилась текущая между ног влага; едва осознав это ощущение, Элли вся похолодела от страха. Только не это. Под спиной чувствовалось что-то мягкое — чуть пошевелившись и услышав натужный скрип пружин, Элли пришла к выводу, что лежит на матрасе; на звук тут же, как по сигналу, отворилась дверь. К ней бросился Томми: — Элли, ты как? Томми был на предпоследнем месте в списке тех, кого Элли хотела бы видеть в приключившемся с ней состоянии, пусть даже виделись они третий раз в жизни — не так-то легко терпеть иссушающее желание потрахаться у кого-то на глазах, тем более если этот кто-то был братом её… Кого? Напарника? Отца? Элли зажмурилась, проглатывая вымученный стон: как ни назови, вот кого она точно не хотела видеть. Да даже думать о нём сейчас казалось слишком… неправильным. На простой вопрос Томми у неё был красочный ответ — она хуёво, гадко, пиздец какой-то, больно и лучше бы было сдохнуть, — но она не смогла выдавить ни слова, хотя отчаянно пыталась. Вместо связных звуков из её глотки вырывались лишь хрипы и сипение, похожее на агонию раненного животного; Томми споро налил воды в стакан, стоявший здесь же, на тумбочке, приподнял голову Элли, чтобы той было удобнее пить. Это не особо помогло. Ещё какая-то неизвестная женщина, возрастом никак не младше Джоэла, а то и старше его на добрый десяток лет, молча возникла из-за спины Томми и присела на край кровати, — она начала прилаживать ей на руку манжету медицинского прибора, пока из приоткрытой двери доносился яростный шёпот: — ...подумал, что она успела застудиться в воде, ну и принёс её сюда, всё ближе, чем в Джексон. Откуда ж я знал, что у вас тут изолятор для молодых альф? Таблички вешать надо. — Да какого хуя, Джоэл? — возмущалась, очевидно, Мария. — Я еле успела привести сюда отряд, чтобы разнять этих четверых. Второй эструс только, они и так нервные, а тут она… Поверить не могу: ты столько времени протрусил её по раздолбанным дорогам, притащил в такую даль и даже не понял, что у неё началась охота? — Ничего удивительного. У неё ведь возраст созревания в прошлом году минул, я думал, она бета. К тому же, мой нос уже очень давно подобное не распознаёт — старость штука неприятная, Мари, тебя тоже ждёт лет через пятнадцать-двадцать. — Да ты и до рубежа не почуял бы её, она же девочка. Я про то, что уж внешние признаки мог бы и заметить, у самого же когда-то дочь была! — У моей дочери таких проблем не было бы, сама знаешь. Прекращай ворчать, лучше скажи, как нам теперь быть? Вместо ответа послышался тяжкий вздох, а потом шаги: Мария зашла в комнату и, жестом отослав женщину прочь, присела на край кровати. Элли по рецепторам шибануло острым запахом альфы, но не той, которую она хотела бы чуять (а в том, что она хочет альфу, Элли уже не сомневалась; по дороге в Джексон у неё в мыслях проскальзывала пугающая догадка про то, что именно происходит, а теперь промокшие насквозь трусы и слова Марии её подтвердили); захрипев, она перекатилась на бок и зажала ладони между колен, отчаянно пытаясь не дрожать, когда уловила движение воздуха к себе. Мария долго потянула носом прямо возле её шеи. За дверью переступили с ноги на ногу, явно от волнения. «Не заходи. Не заходи-не заходи-не заходи», билась у неё в мозгу единственная связная мысль — и, к её великому облегчению, в комнате не только не появилось никого нового, но даже Мария и Томми оставили её, плотно притворив за собой дверь (что, впрочем, всё равно не помешало Элли слышать): — Это не просто первая охота — она взаимная с кем-то. Джоэл, там, в Солт-Лейк, рядом с ней были альфы? — Я… не знаю. Наверняка, — Джоэл помолчал, видимо, решая, что стоит говорить, а о чём лучше помалкивать. — Я почти два часа в отключке провалялся после того, как один из их молодцов огрел меня прикладом по затылку. — Ты ведь понимаешь, что это значит? Другую альфу не приведёшь, она её скорее сама покусает, чем даст себя покрыть. Сбивать охоту агатой или чем-то посильнее тоже нельзя, у девчонки к херам поедет вся репродуктивная система заодно с психикой, а уж с учётом её… болезни я вообще не рискнула бы давать ей сильные травы. — И что ты предлагаешь? Оставить как есть? Думаешь, при таком раскладе от её психики, о которой ты так печёшься, что-то останется? — Шанс есть. — Этого недостаточно. На какое-то время всё стихло — может, за дверью замолчали, а может, Элли настолько потерялась в палящей, неутолимой потребности и собственных не то стонах, не то уже криках, что не слышала ничего извне, — а потом возник новый, незнакомый голос: — Есть ещё один вариант. Мы даём беременным омегам, у которых гипертонус матки, раствор сальбутамола, а одна из моих новых девчонок как-то предлагала подобную схему и для тяжёлых охот. Но в Джексоне подобных ещё не случалось, так что на практике мы это не проверяли и нет никакой гарантии, что получится. — Пожалуйста… — просипела Элли, надеясь, что её услышат, — она согласна на что угодно, даже стать подопытной крысой, если это поможет ей избавиться от снедающего всё тело болезненного желания. Не дождавшись ответа, она со стоном скатилась с кровати и подползла к двери; как назло, та не поддалась. Её заперли снаружи. Первые слезинки предательски зачертили вниз по вискам, когда Элли скрутилась калачиком на пороге, воя от переполняющей её тоски и отчаяния. Господи, она бы всё сейчас отдала, чтобы хоть на мгновение увидеть ту, ради кого её тело проходит через все эти муки. Что конкретно Элли сделала бы наперво — раздвинула перед ней ноги или хорошенько надавала по шее за поистине незабываемые (не в лучшем смысле этого слова) несколько последних часов жизни — сложно было сказать, оба желания одинаково сильно ввинчивались в подкорку, дразня её воображение. Беда лишь в том, что Элли понятия не имела, кто та альфа. Знала только, что у неё тёмные серые глаза — может, потому что такие приснились ей там, у Цикад; Элли даже не была уверена, что они, как и их обладательница, существовали в реальности. Что, если это просто плод её фантазии, глюк, навеянный наркозом? Нет. Фантазия, насколько бы яркой и красочной ни была, не могла вызвать охоту. С каждой минутой ей становилось всё хуже: одежда, до того почти не ощущавшаяся, теперь стала жёсткой и проезжалась по нервным окончаниям всё равно что наждачка; в подмышках, на спине и животе майка намокла от пота, противно прилипая к коже, а шорты между бёдер были все склизкие от смазки. Трясущимися руками Элли попыталась стянуть с себя раздражающие тряпки прямо так, лёжа на полу. У неё это ожидаемо не получилось, так что, зарычав от бессилия, она всё-таки села и рывками содрала с себя сначала рубашку, следом — майку (кто вообще додумался обряжать её в столько слоёв ткани, совсем ебанулись); откинувшись на спину, Элли приподняла бёдра, зацепила большими пальцами за пояс шорт, скатила их под колени вместе с трусами и взмахом ноги отбросила от себя подальше. От пупка и ниже она была горячая и напряжённая; живот на ощупь напоминал нагретую на солнце жёсткую резину, а в промежности всё налилось кровью и раздуло так, что Элли казалось — она сейчас лопнет; не только клитор, но и большие губы, и складки малых губ, которые сейчас напоминали плотные наросты кордицепса, такие же алые и так же вымазанные в прозрачной слизи. На пробу проведя пальцем по клитору, Элли выгнулась и тонко взвизгнула от прошившего её навылет острого наслаждения, похожего на отравленные стрелы; ни разу прежде она такого не чувствовала, и всё же руки не отняла. Кончить ей сейчас хотелось больше всего на свете — пожалуй, даже больше, чем дышать. Оргазм сжал её спустя ровно три движения. Слишком быстро. Слишком сильно. Он не был похож на те, к которым Элли привыкла в интернате ФЕДРА, наскоро лаская себя пальцами под одеялом, — вместо того, чтобы принести облегчение, он только усугубил и без того едва выносимую боль в животе, которая вдруг разлилась дальше, по кишкам к желудку и лёгким, к самому сердцу, теперь бьющемуся неровно и так тяжело, словно вместо крови гоняло по венам расплавленный свинец. Она умирала. — Пожалуйста!.. — больше не сдерживая рыданий, Элли скреблась в дверь, умоляя выпустить её, прийти к ней, убаюкать её в объятиях, врезать ей по виску, чтобы она отключилась наконец и не страдала. — Боже, пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь… Так плохо… Мне нужно… — шептала она, заглядывая в щель между полом и дверью, и снова начинала захлёбываться слезами. Никто ей не отвечал.

***

Наверное, она лежала тут уже целую вечность — под щекой прилично натекло, и Элли даже не могла определить, чего именно: слёз или слюней, — как вдруг замок в двери щёлкнул, и она распахнулась, пропуская внутрь поток свежего воздуха и посетительницу (то, что это женщина, Элли учуяла сразу, но пол определить не смогла — значит, точно не альфа). — Матерь божья, вот это нихуя тебя распидорасило, — судя по голосу, вошедшая к ней женщина — нет, скорее, девушка, одного с ней возраста или чуть старше, — не на шутку перепугалась. Элли всхлипнула, почувствовав, как её кожи касаются прохладные ладони, принося малую толику облегчения. Она была несказанно благодарна и за такое. — Давай-ка вернёмся на кровать. Подняться на ноги получилось не с первого раза даже с активной поддержкой девчонки: Элли шатало будто с большого перепоя (ей самой не доводилось надираться до такого состояния за малостью лет, но посмотреть со стороны случалось), конечности отказывались слушаться команд разума, а тот не то чтобы спешил их отдавать, ведь куда сильнее его занимала пульсирующая болью промежность Элли. Но, в конце концов, они всё же рухнули поверх матраса; растянувшись на спине, Элли чуть было не застонала от приятного ощущения упруго спружинившей материи. Почему она не пришла сюда раньше? Ах точно, вспомнилось. Ведь минуту назад она валялась в агонии охоты и просто физически не могла двинуться с места, не растревожив при этом и без того не затухающие волны адского жара. Пришедшая девчонка возилась рядом, расставляя что-то на тумбочке возле кровати. В сумраке комнаты Элли не могла разглядеть, что именно, как и саму девчонку; наверняка можно было сказать только то, что у неё коротко и неаккуратно обрезанные волосы маслянного чёрного цвета, ростом она чуть меньше Элли и сложена почти так же, разве что куда более отъевшаяся — костей под тонкой майкой не просматривалось. Закончив с тем, что она делала — что бы это ни было (Элли тут как бы не на пляже загорала и ей было откровенно похуй на возню девчонки, готовь она тут хоть бомбу), — черноволосая скинула с себя майку, джинсы и, к удивлению Элли, забралась к ней на кровать, одним движением разводя в стороны её тощие бёдра. — Как тебе это нравится? Пальцами или языком? В животе на миг похолодело от её вопроса: она что, собралась с ней?.. Элли замотала головой по подушке и заелозила жопой, пытаясь уйти от рук девчонки. Не в её положении привередничать — это она понимала даже сейчас, практически напрочь лишившись рассудка из-за охоты, — но ничего не могла с собой поделать: её тело, жаждущее касаний лишь одного конкретного человека, вздрогнуло от отвращения: — Нет… Нет! Не ты! Не хочу… Где её альфа? — Прости, солнце. Уж не знаю, кого ты там зовёшь на случку, но ставлю свою трофейную бутылку арака, которую мне Дина в том году проспорила, что сюда она при всём желании не доберётся. Элли хотелось плакать от этих слов. За алым туманом феромонов, заволокшим её мозги, она почти забыла о том, что совершенно одна в своей боли и нет той единственной, которая могла бы прийти и облегчить её страдания. Может, стоило бы поднапрячься и, пересилив себя, отдаться кому угодно — хоть бы и этой черноволосой? Та, похоже, не собиралась дожидаться, пока Элли решит свою внутреннюю дилемму; подсев поближе между её ног, девчонка провела раскрытыми ладонями по её животу, то ли лаская, то ли оценивая её состояние, а после — положила руки Элли на бёдра. Чужие пальцы, погладив её по приводящим мышцам, скользнули в выемки под ними, чтобы накрыть спутанные рыжие волосы на лобке, спустились ниже, касаясь набухшего клитора; Элли захрипела, подкинув бёдра резко вверх, так, что пальцы сорвались — чувствовать их было слишком больно, — но, кажется, черноволосая не собиралась ласкать его, а задела мимоходом, двигаясь ещё дальше вниз. По смазке две фаланги проникли в её влагалище — и вдруг загнулись резко вверх, вжимаясь в какую-то чувствительную точку на передней стенке. Выгнувшись всем телом от неожиданности, Элли позорно пискнула, чувствуя, как всё нутро на секунду судорожно сжалось, — и, спустя всего пару мгновений, начало постепенно расслабляться. После долгого непроходящего спазма это ощущалось как глоток свежего воздуха на выходе из километрового коридора, сплошь заросшего мицелием. Наверное, эмоции в таких красках высыпали на её лице, что девчонка не удержалась от ухмылки: — Нравится? Так альфы делают, если их не устраивает, как твоё влагалище раскрыто. Инстинктивная херня, чтобы закачать побольше спермы, все дела, — она продолжала тихонько тереть пальцами изнутри, игнорируя остальные точки удовольствия — но даже так Элли с ужасом ощутила, как внутри живота скапливается напряжение, готовое вот-вот разорвать её на куски. И с каждым толчком пальцев оно становилось всё сильнее. Ей ещё ни разу не доводилось кончать, не касаясь клитора — и не то, чтобы она хотела как-то изменить этот факт. Её всё устраивало. (Только кому нахер тут сдалось её мнение?) Хрипя под неотвратимостью надвигающегося оргазма, Элли слабо сучила ногами и руками, пытаясь не то оттолкнуть девчонку, не то уползти самой; девчонка чуть навалилась на неё, пресекая любое движение, и заворковала: — Потерпи, сейчас самый паршивый момент, но потом будет легче. Её действительно скрутило до брызнувших из глаз слёз — больно, господи, как же больно, — как вдруг внутрь влагалища полилось что-то мерзко-холодное, заставив лёгкие панически втянуть воздуха от неожиданности: — К-какого хуя… Так холодно… — Ой, прости. Я вроде подогревала, но, видимо, пока несла, всё успело остыть. — Что эт-то вообще за д-дерьмо? — И ничего не дерьмо, простой физиологический гель со слабым раствором спазмолитика. Безвредный. Если я права, тебе должно полегчать. Словно в попытке извиниться девчонка поцеловала её узловатое колено, закинутое ей же на плечо, нежно провела языком вдоль бедра и остановилась на середине; от такого откровенно-интимного жеста Элли всю затрясло, правда, она не знала, что резонировало в ней сильнее — наметившееся в ответ желание или испуг от собственной реакции. Черноволосая поняла её состояние по-своему: — Я уж и забыла, как это херово бывает. На тебя аж смотреть больно, — она потянулась одной рукой к тумбочке, набрала что-то из миски в спринцовку — наверное, тот самый гель, — и Элли снова почувствовала холодок, вливающийся внутрь. На этот раз ощущалось не так противно, даже немного возбуждающе, если быть до конца с собой откровенной. Большой палец девчонки на пробу погладил клитор Элли, пройдясь невесомым полукругом над капюшоном, — ей хватило, чтобы опять зайтись стоном от прокатившегося по поджилкам оргазма. Чувство наполненности, ещё не такой, как хотелось, но уже и не изматывающей пустоты внутри, определённо помогало ей справляться с палящим пламенем охоты. — Ух… вроде… работает. — Твоему организму, конечно, нужна сперма альфы, в идеале — той, ради которой ты вошла в охоту, но у нас тут, знаешь ли, не хранилище генетического материала, выбирать особо не приходится. Есть ещё вариант, на котором настаивает Мария — оставить тебя переждать всю охоту в одиночестве, но в таком случае твоя матка может сама себя в узел завязать от усилий, и это будет не такой кайфовый узел, который у мужиков-альф в гон надувается. Совсем наоборот. Так уж нас природа устроила. Это парням-омегам хорошо, у них физиология такая, что сперма мужчины-альфы в любом случае попадёт в родильный карман толстой кишки — с их-то дрынами до колен было бы странно, если б не попадала, — ну а проблема проникновения решается обильной смазкой. Потому-то этот период так и называется — течка. Своих проблем им, конечно, тоже хватает, но по сравнению с тем, как проходит охота у девочек-омег, у них сплошная лафа: спазмов нет, потребности в том, чтобы в тебя непременно накончали, нет, хочешь — трахайся напропалую всю течку, хочешь — подрочи и успокойся. А вот у нас во время охоты влагалище и матка работают как своего рода насос, у которого предохранитель спиздили: всосёт всё, что попало внутрь, поэтому в воде лучше не трахаться, если не хочешь ила и песка в нутро натолкать; ну а случись так, что всасывать нечего, перенапряжёт само себя. Даже до травмы может дойти. В твоём случае шанс такого исхода неиллюзорно высок. — Моём?.. Что? — сдавленно переспросила Элли. Девчонка тараторила так быстро, что она попросту не успевала за ней, всё ещё дрейфуя на волнах оргазма, теперь уже не отчаянно-болезненного, а больше похожего на привычный — пусть и в разы мощнее. — Ну, когда взаимная первая охота. Под неторопливыми ласками девчонки — диссонанс её движений и её голоса не на шутку сбивал Элли ориентиры — нутро вновь свело судорогой, разлившейся потом дальше до поджавшихся на ногах пальцев и нервно стиснутых кулаков, не сильно, скорее просто мучительно долго. Отдышавшись от крика, Элли откинулась на матрас и просипела: — Как женщины выжили вообще, если каждый раз это настолько плохо? — Не каждый. Твоё состояние вообще почти не встречается, ты собрала редкое комбо неудачливости — мало того, что охота первая, что она взаимная с кем-то, кого ты не знаешь, и что созревание запоздало аж на год, так ещё и Джоэл говорит, что ты какую-то болячку по пути прихватила. Но не признаётся, зараза старая, какую. Кордицепс, поняла Элли. Забывшуюся за маревом гормонов рану на предплечье больно дёрнуло, а лоб Элли усеяло холодным потом при одном воспоминании о кровавой пене, пузырящейся на коже; мотнув головой, чтобы отогнать слишком реальные образы, она попыталась сосредоточиться на другом: — Но ты же сказала, что уже и забыла, как это бывает… У тебя было так же? — Не совсем. В первую охоту я успешно повязалась с альфой, забеременела, правда, родить так и не пришлось… Но не будем об этом, пусть у каждой из нас останется свой мрачный уголок со скелетами. Элли не поверила своим ушам: — Ты же… Я не совсем хорошо тебя вижу, но по голосу ты кажешься мне ровесницей. — Я ранняя. Так случается, если истинную пару встретить за год-другой до возраста созревания. Брови у Элли невольно поползли вверх. Не то, чтобы она сомневалась в словах черноволосой — по общагам ФЕДРА иногда проскальзывали слушки, что кто-то из воспитанников внезапно впадал в течку или охоту раньше, чем положено; на следующее же утро их уводили в барак омег и больше оттуда не выпускали. Скорее, её удивило, с какой лёгкостью девчонка сказала про беременность. Родить ребёнка в столь молодом возрасте… Представить себе такое Элли не могла. Впрочем, если во внешнем мире, за пределами контроля ФЕДРА, отношение к омегам не менялось просто потому, что они могут рожать — вполне вероятно, что существовали и такие омеги, которые хотели детей сразу же, с первого дня созревания. Из размышлений — когда только успела так глубоко задуматься? — её вырвал голос девчонки: — Давай-ка посмотрим, как у тебя дела. Элли невольно подобралась, попытавшись свести колени; у неё не получилось, потому что черноволосая, словно предугадав её реакцию, опять придержала её под коленом свободной рукой. Пальцы во влагалище отпустили изрядно растревоженную точку удовольствия и ткнулись уже на всю длину, а ладонь с бедра соскользнула вниз, улёгшись на живот аккурат над лобком — Элли зажмурилась, боясь, что сейчас её прошьёт такой же болью, как в начале, — но, к счастью, девчонка не пыталась давить, лишь осторожно ощупывала её. Наконец, она кивнула и убрала руки: — Больше я не дам, чтобы перерастяжения матки не случилось. С альфой у тебя таких проблем не было бы — их феромоны расшаривают твои собственные, подготавливая к зачатию за считанные часы; со своей парой ты готова была бы принять и литр, если нужно, а хотела бы и того больше, при настоящей вязке всегда мало, — поднявшись с кровати, девчонка собирала с тумбочки всё то, что принесла — и не замолкала ни на секунду. — Когда будешь вставать, делай это осторожно, и лучше тряпочку какую-нибудь подложи — когда спазмолитик подействует, ты расслабишься, и всё вытечет. Чтобы такого не происходило во время вязки, альфа может запечатать тебе влагалище пробкой — знаешь, у них как-то хитро реагирует слюна с их же семенем и твоей смазкой, долго сейчас объяснять, — но у женщин это удобнее устроено, чем у мужчин-альф, которым в вязку приходится застревать в омегах узлом. Женщины хотя бы передвигаться могут, а эти — совсем беспомощные, пока не расцепятся; больший риск быть схваченными за жопу на самом интересном — но и большая вероятность зачать потомство. Элли как-то довелось краем глаза наблюдать сцепку — в ФЕДРА ей однажды выпал жребий пару недель убираться в здании, где содержались непокрытые омеги. Зрелище её настолько впечатлило, что ещё год она просыпалась от кошмаров, с криком вскакивая посреди ночи; даже сейчас воспоминания об этом остро полоснули изнутри, так, что Элли отчаянно стиснула зубы. Девчонка, решив, видимо, что это она от боли, присела на край кровати и ласково погладила её по животу: — Всё ещё больно? Но это тоже часть общей задумки. Для женщин-альф природа не предусмотрела члена, чтобы загонять сперму напрямую в нутро — они выплёскивают её струёй из семявыводящего канала, но направление никак не контролируется, типа если не попала — ну упс, попробуй ещё раз и теперь уж постарайся не промазать. Поэтому девочки-омеги со своей стороны делают всё возможное, чтобы собрать даже случайно попавшую на них сперму. Казалось бы, максимально неудобная система, да? Только вот природа тоже не омежьим хуем деланная, знает, как соблюсти баланс. Оттого, помимо того, как устроены мы с тобой, девочки-альфы впадают в эструс ежемесячно, плюс-минус индивидуальные особенности — а мальчики-альфы могут похвастать стрельбой не в холостую лишь раз в полгода. — Им и того хватает. — Это правда. Природа не делает предпочтений никому, как и никого не изничтожает намеренно — её цель лишь равновесие. Различия в физиологии играют не последнюю роль — ты, например, в себя ничего длиннее пальцев не засунешь, матка низко сидит, а у парней-омег от входа надо полторы ладони отмерить, чтобы найти проход родильного кармана. Поэтому, кстати, межвидовое скрещивание у нас проходит не так гладко, как внутри вида: женщины-омеги слишком неглубокие и тесные для мужчин-альф, а женщины-альфы в парней-омег банально не попадают. Я в книжках видела, что до пандемии эта проблема решалась фаллопротезами — нацепила силиконовый член и вуаля, все довольны и детишек можно хоть сейчас штамповать. Нынче такой роскошью могут похвастать либо очень удачливые мусорщики, либо элита ФЕДРА, либо медики — ну, им по роду деятельности положено. Можно, конечно, по-простому, такой вот херовиной, — черноволосая махнула в воздухе спринцовкой, прежде чем кинуть её в сумку поверх всего остального. — По тому же принципу, как с тобой сейчас: сцедили сперму в мисочку — и погнали. А чтобы повторить ощущение узла и запереть сперму внутри, они кулак в жопу суют. Элли попыталась себе это представить — и тут же пожалела об этом: её художественное воображение подкинуло живописные, как и всегда, картинки. А развидеть их уже не получалось. — Господи, да за каким хером ты мне всё это рассказываешь? — Мария сказала просветить тебя, если ты не в курсе, как в нашем мире пестики с тычинками работают. Думаешь, я ебу, какой там у тебя уровень образования? Сейчас умеющих читать уже не встретишь, не то что знающих, как люди между собой сексом трахаются. Элли пристально смерила взглядом уже натянувшую джинсы девчонку — в крови забурлило какое-то тёмное, неправильное желание раздразнить её, такую спокойную и с таким острым языком, заставить растерять хоть толику этого напускного каменного ебала умудрённой жизнью старой омеги (господи, откуда только, если она не старше Элли?). Умом Элли понимала, что вряд ли готова на подобное сейчас, когда её измученное охотой тело даже шевельнуться не могло толком; но её упрямый характер удержать в узде было не так просто: — Словами через рот спросить не судьба? Черноволосая замерла, недоумённо развернулась к ней; Элли вызывающе смотрела ей в глаза, до тех пор, пока там, в глубине таких же нефтяно-чёрных, как и её волосы, зрачков не загорелась искра интереса. Похоже, она приняла игру: — Прости, мне послышалось, или ты что-то про мой рот упомянула? — Матрас промялся под её весом, когда девчонка заняла уже привычное место между бёдер Элли и наклонилась близко-близко к её лицу — Элли с удовольствием вдохнула запах цветочного мыла, пота и какой-то хвойной смолы, которую черноволосая, должно быть, жевала ещё до того, как прийти сюда. — Ртом можно вещи и поинтереснее делать. Их поцелуй — если так можно было назвать беспорядочное тыканье губами куда придётся, мокрый танец их языков, периодические клацанья зубами и сдавленные ругательства прямо в рот, — затянулся на добрые десять минут (хотя Элли не была уверена, часов поблизости у неё не наблюдалось). Она обнимала ладонями остроскулое лицо девчонки, не давала отстраниться ни на дюйм — после всей той боли, что она вытерпела за эту ночь, Элли отчаянно нуждалась в привычной человеческой, а не дикой омежьей, ласке. Ей хотелось хоть как-то выразить благодарность за то, что девчонка пришла к ней на помощь, — поэтому, недолго думая, она опустила ладонь вниз, сунулась в так и не застёгнутую ширинку и нащупала под тканью трусов горячий пульсирующий клитор. — Ух, — довольно выгнулась над ней девчонка, — а ты шустрая. Элли не стала отвечать на шпильку; подтянув другой рукой черноволосую чуть повыше, она влажными поцелуями проследила напрягшиеся жилы на её шее, чуть куснула ключицу — следа не останется, зато секундная вспышка боли заставила девчонку испустить восхитительный тонкий визг, — и, обведя широким движением языка одну грудь по стыку с рёбрами, втянула в рот тугую горошину соска. Её пальцы поглаживали чувствительный комочек нервов через ткань, размазывая сочащуюся влагу дальше между ног — Элли плавилась почти физически, осознавая, что от одного только прикосновения её руки в штанах девчонки стало так мокро и грязно. Она и сама снова потекла, может, от возбуждения, а может, это выливался гель, как и обещала черноволосая; сейчас это было совершенно не важно. От особо удачного движения девчонка в её руках задрожала всем телом — а Элли, которую вдруг с головой накрыло желанием видеть, как это происходит, вытащила пальцы из ширинки и вновь обняла ладонями лицо черноволосой, заставляя смотреть себе в глаза: — Повернись. Ответом ей стал долгий не то стон, не то настоящий вой страсти. Просить девчонку дважды не пришлось — судорожно содрав с себя джинсы вместе с бельём, она перекинула ногу через грудь Элли и оказалась прямо над ней; даже в сумерках было видно, как её влагалище хаотично дёргается, сочась прозрачной смазкой, и какими болезненно-опухшими выглядят обнимающие его большие губы и спрятанный в складках капюшона клитор. Сглотнув внезапно набежавшую слюну, Элли притянула бёдра девчонки ближе и, длинным влажным движением облизнув намокшие волосы на лобке, забрала в рот твёрдый клитор. Где-то сверху раздалось жалобно-молящее хныканье. На вкус девчонка была терпкая и солёная, как морская вода на единственном пляже Бостона (они никогда не купались там, лишь проходили учения, но Элли всё равно нравился свежий запах моря и то, как застывали солью на губах брызги воды); прихлебнув этот вкус, она попыталась толкнуться языком внутрь, но с разочарованием отстранилась, поняв, что просто-напросто не вмещается, так туго сжималось влагалище девчонки. Тут она припомнила, как раньше черноволосая заставила её расслабиться с помощью пальцев. Элли тоже решила попробовать — она убрала руку со спины черноволосой и скользнула одним пальцем внутрь туго сокращающегося влагалища, намеренно надавливая вниз в поисках той заветной точки. Долго искать не пришлось — стоило Элли войти чуть глубже первой фаланги, как девчонка задушено взвизгнула; пальцам стало ощутимо свободнее, а Элли в лицо брызнуло несколько тонких струек смазки, тут же стекая по щекам на матрас. Она хотела было утереться, но забила: они ещё только начали, наверняка черноволосая успеет перемазать её не раз и не два. Вылизывать её так было, конечно, не в пример удобнее — нутро девчонки обнимало её язык, как будто идеально подстраиваясь под его форму и размер; Элли толкалась внутрь волнообразными движениями, сцепив руки на спине девчонки в замок, чтобы не ушла ненароком, и утробно ворчала от ощущения собственной власти. Звук наверняка посылал дополнительную вибрацию глубоко внутрь неё — по крайней мере, Элли на это надеялась, слыша, как черноволосая резонансом повторяет каждый её стон. Внизу, между её расставленных ног, девчонка тоже не бездельничала, хоть и держаться ей было очевидно тяжелее, чем Элли; по клитору то и дело проходился тёплый влажный язык, не плотными движениями, а скорее лёгкими короткими штрихами — памятуя, что не дальше часа назад Элли кончала каждые две-три минуты что грёбанный пулемёт, черноволосая не хотела причинять ей боль. От этой простой мысли где-то за грудиной приятно грело теплом. Элли вскинула бёдра первой, заглушив крик в мокрых складках плоти — её тряхнуло всего-то пару раз, но так сладко, что она не смогла сдержать голос; а девчонка не кричала, лишь втягивала ноздрями воздух и длинно дрожала, почти до боли стискивая голову Элли бёдрами — до тех пор, пока не скатилась на бок, раскрасневшаяся сразу всей кожей и задыхающаяся так часто, будто пробежала милю в крутую гору. Лишь теперь, лёжа с перемазанным её терпкой смазкой лицом чуть ли не по самые брови, ещё вздрагивая от слишком контрастного по сравнению с кошмарной ночью наслаждения, Элли наконец ощутила, что окончательно вернулась к привычной себе. — Ничего себе. Для омеги, только сейчас прошедшей созревание, у тебя поразительный опыт того, как правильно доставлять девушке удовольствие. Кажется, теперь я должна на тебе жениться, как порядочная альфа? — устало пробормотала девчонка, растягиваясь на животе прямо так, не удосужившись даже развернуться лицом обратно к Элли, — так что, если чуть склонить голову на бок, Элли могла рассмотреть родинки и мелкие шрамы на её поджарых ягодицах. — Жаль, что я омега. — Вот-вот. Женилка не выросла. В ответ рука девчонки вытянулась в воздух и сложила пальцы в фак: — Сколько пальцев видишь? — Один, — фыркнула Элли, — и если ты ещё раз мне его покажешь, опомниться не успеешь, как оторву и в жопу засуну. Судя по довольному хихиканью, черноволосая оценила остроту её языка: — Отлично, раз узнаешь международный жест посылания нахуй, значит, рассудок прояснился уже окончательно, — повздыхав ещё какое-то время, она всё же уселась на матрасе, а потом и вовсе соскочила на пол, потянулась, с неприлично-громким стоном хрустя натруженными суставами, — и лучезарно улыбнулась Элли. — Добро пожаловать обратно в реальный мир, Элли Уильямс, твоя первая охота засим прошла, и ты теперь — новоиспечённая омега. Пойду Мелиссе похвастаюсь, какая я молодец. Элли зажмурилась и протестующе замычала, когда из-за отдёрнутых девчонкой занавесок в комнату хлынул яркий оранжевый свет. Уже утро? Они что, всю ночь напролёт?.. И почему девчонка знает о ней почти всё, в то время как Элли удалось разведать разве что её пол? — Ты вообще кто? — Я — Кэт. Типа за медсестру тут, помогаю в городском госпитале с пациентами, всё такое. — И что, твоя помощь сводится к тому, что ты каждой омеге в охоте или течке отлизываешь, если рядом подходящих альф нет? Девчонка не обиделась, даже наоборот — показала острые белые зубки в многообещающей ухмылке: — Не каждой, только вредным рыжим заразам. — И много таких? — Да ты, пожалуй, первая. Лениво поводя глазами вслед за мечущейся по комнате черноволосой девчонкой — Кэт, поправила себя Элли, — она прислушивалась к ощущениям в собственном теле и понимала, что совершенно бессовестно не хочет шевелиться. Вообще. Пожалуй, с ней такого не случалось… Да вообще никогда. Как, собственно, никогда до этого ей не было настолько хреново, чтобы хотелось как можно скорее подохнуть. Наверное, не даром говорят, что, если хочешь сделать хорошо — сделай хуже, а потом верни как было. С Элли сработало на все сто десять процентов. — Эй, соня, — толкнула её в плечо Кэт; Элли встряхнулась — она даже не заметила, как начала дремать. В протянутой ладони Кэт что-то блестело — какая-то склянка, поняла Элли, присмотревшись внимательнее; до самого верха она была набита не то порошком, не то мелко покрошенной травой. Кэт ответила ей прежде, чем у Элли вырвался вопрос: — Это лапчатая агата, помогает переживать охоту. Все симптомы до единого не снимет, конечно, но, по крайней мере, таких сильных спазмов не будет, да и позывы потрахаться с кем угодно должны поутихнуть — заваривай кипятком, как чай, и пей, если в ближайшие дни почувствуешь, что охота возвращается. Оставив склянку на тумбочке, Кэт притормозила около двери и, оглянувшись напоследок на раскинувшеюся по матрасу Элли — честное слово, под таким плотоядным взглядом она готова была выпить эту самую агату хоть сейчас, — послала ей воздушный поцелуй: — Ну, ещё увидимся, солнце. Глупо улыбаясь, как малолетка, Элли вздохнула — и сама не поняла, как провалилась в глубокий сон.

***

Через городские ворота она проходила, как нераскаявшийся грешник на суд к Осирису — Элли довелось как-то в библиотеке военной школы раскопать книгу о Древнем Египте, и она ночи три кряду зачитывалась подробностями давно вымершей, неизвестной ей культуры; так вот там человек сразу после смерти отправлялся в путешествие по загробному миру, проходил множество испытаний, доказывая, что достоин попасть в тамошний Рай — Дуат — и, если успешно добирался до конца, представал перед самым главным богом царства мёртвых. У того были весы и лишь один способ судить пришедшего: на одну чашу весов клали сердце человека, на другую — перо богини истины. Если сердце оказывалось не тяжелее пера — умерший отправлялся в райские кущи, отдыхать от земных трудов и наслаждаться посмертием; но накрени оно чашу весов хоть на гран, и человека тут же пожирало чудовище. Элли поёжилась от таких ассоциаций, пусть виду старалась не показывать. Казалось, у западных ворот собрался весь Джексон, только чтобы посмотреть на неё — хотя на самом деле, кроме обязательной делегации в составе Марии, Томми как главы внутригородских патрулей и той женщины, которую Элли уже видела вчера (наверное, она и была та самая Мелисса, главный городской врач), там был только готовящийся к выходу вечерний дозор, три конных пары, не больше. — Добро пожаловать в Джексон, — ослепительно улыбнулась Мария, протягивая руку Элли прежде Джоэла, словно ей была рада больше, чем ему. — Мелисса говорит, что ты уже в норме? — Ну, сюда же дошла, — как можно безразличнее пожала плечами Элли. Внутри всё в который раз оборвалось от страха — сейчас её схватят и упекут в какой-нибудь барак к таким же, как она, несчастным, которым не повезло родиться омегами, и всё. Поминай как звали. Однако ничего подобного не случилось: Мария всё-таки пожала руку и Джоэлу, они с Томми перебросились парой слов о делах и, махнув Элли, чтобы следовала за ними, направились вдоль по улице. — От прежнего Джексона, что стоял тут до пандемии, мало что осталось, — заметив, что Элли заинтересованно зыркает по сторонам (она всё ещё не теряла бдительности, но слегка расслабилась, поняв, что пока что никто не собирается её ловить и сажать куда бы то ни было), Мария пропустила братьев вперёд и зашагала рядом с ней. — В то время мы были перевалочным пунктом для всех, кто приезжал в горы — сноубордистов, лыжников, скалолазов, — и для туристов с юга, которые хотели попасть в Йеллоустоун, посмотреть на его радужные геотермальные источники. Можешь представить, сколько народу здесь проходило за неделю? Каждый в городе так или иначе зарабатывал на туристах. Естественно, что на призыв властей закрыть переезды мы только пальцем у виска покрутили. Как и в других штатах, здесь поначалу никто не воспринял новости о пандемии КЦИ всерьёз — знаешь, Элли, тогда по телевизору любили время от времени какую-нибудь панику поднять, вот и получилось, как с тем мальчиком, который кричал о волках, — так что не прошло и недели, как западные районы заполонила толпа агрессивных заражённых, сыпанувших сюда по старой памяти из Юты и Айдахо. Ох и настрадались мы в то время. Мне было всего пятнадцать, как и тебе сейчас, а уже пришлось брать в руки винтовку и отстреливать людей, которым ещё вчера я продавала бы магниты с видами Сноу Кинга. Но у Джексона на редкость удачное расположение в низине, со всех сторон защищённой горами: стоило перекрыть 191 шоссе всего в двух точках — и это была уже готовая оборона. Мой отец собрал народ, организовал рейды, сам возглавлял отряды зачистки. К тому времени, как мы сориентировались, западную окраину города было уже не вернуть — заражённые разворотили добрую половину домов, а в уцелевших, куда не зайди, по стенам разросся мицелий, сея смертоносные споры — зато не настолько пострадавший центр удалось отбить довольно быстро. Хватило времени возвести первую стену, потом укрепить её и приняться за второй круг. Мария помолчала, видимо, на секунду вернувшись в тяготы тех лет, когда человечество практически лоб в лоб столкнулось с угрозой собственного вымирания. — Ничего, как видишь, восстановили всё со временем. И плюсом к тому, что ландшафт у города оказался хорошим подспорьем в противостоянии с заражёнными, нам удалось практически без потерь сохранить поголовье лошадей — большая часть конюшен располагалась в восточной части города. В условиях внезапного дефицита топлива транспорт на подножном корму — это практически джекпот. — Джек-кто? — непонимающе выгнула брови Элли, но в ответ получила лишь смешок. — Чего? — Неважно, потом как-нибудь расскажу. Ну, здесь я вас оставлю, — Мария остановилась напротив скошенного к перекрёстку фасада с большими панорамными дверями и, повернувшись к Элли, положила руку ей на плечо. — Если у тебя ещё остались вопросы, задавай. Я могла что-то упустить, ты ведь первая, кого я принимаю в качестве мэра. — А что твой отец? — На той неделе будет тридцать дней. Только сейчас Элли заметила, что на Марии, вместо куда более привычных клетчатых, надета чёрная рубашка; тут же захотелось стукнуть себе в лоб ладонью. Ну или провалиться сквозь землю, тоже было бы неплохо. Вместо этого Элли поспешно затараторила: — О боже, мне так жаль, я не знала… — но Мария тут же её прервала. У неё на губах тенью мелькнула слабая, полная скорби улыбка: — Не стоит. Он лег спать и не проснулся — мирная смерть, не каждому везёт так уйти, особенно в наше время. Не согласиться с последним утверждением было невозможно; в памяти Элли вспышками пронеслись все те, кого она потеряла за последний год (всего год? казалось, что прошло уже не меньше десятилетия) — Райли, Тесс, братья Сэм и Генри, а зимой чуть не ушёл и Джоэл… Элли невольно повела взглядом вокруг, нащупывая его рослую поджарую фигуру. Живой. Настоящий. И стоит здесь, рядом с ней, о чём-то непринуждённо беседуя с Томми. Ебучая, мать её, идиллия. — Что ж, думаю, после того как Мелисса тебя осмотрит, ты можешь прийти в городскую ратушу — там подберём тебе работу, а ребята из снабжения выдадут базовый комплект одежды и ключи от дома. Сперва Элли подумала, что ослышалась: — Мне… положен отдельный дом? — Если захочешь, — кивнул Томми. — Вообще-то мы подготовили для тебя и Джоэла коттедж по соседству с нами — не знали, когда вас ждать и ждать ли вообще, так что он ещё с осени обставлен, только пыль протереть, и можно жить, — но теперь ты, как половозрелая омега и член нашей общины, имеешь право выбрать себе отдельное жилище. Или присоединиться к любой из семей. Джоэл неловко переступил с ноги на ногу, потирая шею, как будто решал, стоит ли говорить или лучше будет и дальше строить морду кирпичом; победило, очевидно, первое: — Это значит, детка, что у нас всё ещё есть вариант жить вместе. — А до того это был не вариант, а обязаловка? — Ну, в Джексоне за несозревшими детьми присматривают их ближайшие родственники или незанятые беты, но, поскольку родственников у тебя тут нет, мы решили… — Я поняла, — Элли резко прервала начавшего было объясняться Томми и, развернувшись на каблуках, пошагала вслед за Мелиссой. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать, что Джоэл тоже пошёл за ними, — а уж с каким там выражением вины, обиды или безразличия на лице, для неё не имело значения. С осмотром она разобралась на удивление быстро, и уже полчаса спустя рысила по улицам Джексона по направлению к городской ратуше. Напряжение не отпускало её вплоть до самых дверей — у неё отобрали всё оружие, даже нож матери, сколько бы она ни упиралась (одно утешало — нож был у Джоэла, который спрятал его в карман со словами, что вернёт сразу, как Элли покончит со всеми формальностями); стало быть, и защищаться ей нечем. Так что Элли готова была броситься в бегство при любом намёке на угрозу. Лишь внутри ратуши, спрятавшись от весеннего солнца, которое даже на закате палило будь здоров, её попустило — на этот раз окончательно. Она тут уже столько времени, что можно было успеть хоть армию привести на её захват; и всё же она до сих пор на свободе, а значит, никто и ничто и не думает ей угрожать. Осознавать это было… странно. Неплохо, но странно. Элли довольно долго изучала карту, то и дело спрашивая Марию, где у них что; та ей охотно показывала — вот конюшни патрулей, вот мясо-молочные, вот склады припасов, пара баров в разных частях города, городской клуб, сады, выход на защищённые пастбища, теплицы, всё, что не зачёркнуто зелёным маркером, можно занимать, — пока Элли вдруг не ткнула пальцем в одну из точек: — Этот. — Ты уверена? Всё-таки здесь никто… — Да, уверена. Мария пожала плечами — в конце концов, это не её дело, — и сделала знак сидевшему за стойкой мужчине; тот долго копался в ящиках, искал по полкам и на подвесах, пока не положил на стойку наполовину ржавый ключ. Ключ от садовой пристройки, которая примостилась сразу за теплицами и которую Элли выбрала себе в качестве дома.

***

— Ты пытаешься использовать то, чего у тебя нет. — Ты имеешь в виду альфачьи гены? — сёрбнула расквашенным носом Элли, даже не обернувшись. Шагах в десяти от неё Мария выговаривала Джесси какую-то длинную нравоучительную лекцию, совершенно не делая скидку на то, что у того уже почти не открывался подбитый глаз; как только она покончит с ним, Элли ожидает та же участь — но хотя бы этот умник не ушёл невредимым. — Нет. Я про силу и напор — ты наседаешь на противника так, будто одного с ним веса, а то и мощнее, хотя на деле — сопля тощая. Потому и проигрываешь. — Ничего я не проигрываю! Если бы Мария не вмешалась, говнюк уже жрал бы землю. — Ага, рассказывай сказки. Демонстративно вздёрнув подбородок, Элли нечаянно спровоцировала новую струйку крови, так что ей пришлось снова зажать нос ладонью и выразить сидящему рядом Джоэлу всё, что она о нём подумала, одним лишь красноречивым взглядом. Она бы и пальцы бы сложила в какой-нибудь особо обидный жест, не будь у неё руки заняты. А так хорошо всё начиналось. Прошло всего три месяца её жизни в Джексоне, за который она успела перепробовать несколько работ, от помощницы в теплице до конюха (последнее ей пришлось по душе больше прочего, хоть и не было пределом мечтаний, так что пока Элли оставалась там), почувствовать приближение новой охоты и успешно сбить её под присмотром Мелиссы. Докторка опасалась, что сушёной агаты может не хватить, чтобы охота полностью прошла; Элли, в свою очередь, тряслась от страха при мысли о том, что с этой новой охотой её всё-таки заставят лечь под кого-нибудь, положив тем самым конец наладившейся было жизни. Страхи обеих не подтвердились — а Элли окончательно уверилась в том, что Джексон к ней дружелюбен, невзирая на пол. Это проявлялось и в повседневных делах — тут омеги были заняты работой наравне с альфами и бетами, — и в самой атмосфере крепкой сельской коммуны. На стене её дома — собственного дома, Элли до сих пор не могла до конца осознать эту мысль, и неудивительно, ведь в интернате ФЕДРА из своего у неё был только нож матери да полароидный снимок с Райли, — уже красовался огроменный постер «Savage Starlight», который припёр ей в подарок Джоэл из какого-то дальнего рейда. Элли даже начала привыкать к размеренному течению времени. Шесть часов на сон, ранний подъём, поход к Сету за пайком на день, работа на стене или ещё где по хозяйству, расчистка лошадей из патруля или седловка их туда, пару часов вечером на то, чтобы извести несколько страниц дневника на зарисовки виденной в обеденный перерыв белки, и снова спать, — кто бы не привык на её месте? Как вдруг (вот так неожиданность) приключения вновь нашли её тощую жопу, даже посреди всего этого благолепия. Этот заносчивый ублюдок Джесси первым начал, вообще-то. Если не уверен, что выдюжишь за базар ответить — не лезь; но нет, надо ему было ляпнуть «вы, омеги, кроме как рожать, ни на что другое и не годитесь, шла бы ты, детка, на своё место под какой-нибудь альфой», когда она пришла записываться на курсы стрельбы. Элли сама не поняла, как напрыгнула на него, с размаху выкинув перед собой кулак. А в следующее мгновение они уже катались в пыли, разукрашивая друг другу лица в кровь. — Когда в следующий раз надумаешь подраться, либо выбирай свою весовую категорию, либо учись уворачиваться и нападать по нестандартной схеме. Не то так тебя и будут тыкать носом в грязь. Ещё и Джоэл теперь приседал ей на уши со своей отповедью. Элли не выдержала и развернулась к нему всем телом: — Ты поглумиться пришёл или всё-таки поддержать? — Поддержка у тебя и без меня тут есть, как я посмотрю, — тот с ухмылкой кивнул куда-то за её плечо, так что Элли снова пришлось вертеться, пытаясь рассмотреть, что конкретно Джоэл имел в виду. С противоположного конца улицы к ней неслась Кэт — в руках у неё была плотно набитая на вид сумка с большим красным крестом; рядом с ней с такой же скоростью бежала ещё одна черноволосая девчонка, только в чертах её лица не было ни намёка на азиатское происхождение. Девчонка подбежала к Джесси как раз в тот момент, когда Мария уже закончила вправлять ему мозги — словно только и ждала своей очереди вправить ему нос (Элли невольно булькнула от внезапного каламбура, хоть и понимала, что ничего смешного тут нет). — Солнце, ты в порядке? — Кэт шваркнула аптечку на ящик по другую руку от Элли и обхватила ладонями её лицо, наклоняясь так, чтобы лучше видеть повреждения; от её близости на щеках Элли сам собой высветился горячий румянец — она в панике повела глазами в сторону, но, как оказалось, Джоэла уже и след простыл. — Да, нехуёво же тебе досталось. — Ничего, жить буду. — В этом я не сомневаюсь, тебя-то прибьёшь. Эй, солнце? — прижав к её переносице грелку со льдом, Кэт непривычно серьёзно заглянула ей в глаза: — Будь паинькой, ладно? Элли уже набрала воздуха, чтобы возмутиться, с чего бы это — да и вообще, когда она вела себя иначе? — но ответ возник сам собой: к ним направлялась та девчонка — глаза нехорошо блестели, а чёрные кудри растрепались из-под повязки и падали теперь ей на лоб, придавая вид лихой бандитки из того фильма, что они с Джоэлом недавно смотрели. Шагала она решительно, и Элли просто на рефлексах захотелось сжаться в комочек и не отсвечивать, авось мимо пройдёт. Впрочем, всё оказалось не так страшно. — Привет. Элли, да? — девчонка затормозила прямо перед ней, так что Элли пришлось закинуть голову, чтобы смотреть ей в глаза. — Прости за случившееся. Ты не обращай на Джесса внимания — обычно он мировой парень, хрен знает, что за муха его сегодня укусила… Я, кстати, Дина. Дина. Это имя Элли уже доводилось слышать, в последние недели две чаще, чем обычно — её сестра Талия ушла в рейд, но так пока и не объявилась, и чуваки на расчистке переговаривались между собой, что вряд ли это случится в ближайшее время. Сама девчонка вроде была одного с ней возраста, впахивала на внешних полях и неплохо обращалась со своим семизарядным наганом, отгоняя забредших слишком близко к границе волков. Говорили даже, что дома у неё лежит выделанная шкура белого волка — не полярного, конечно, откуда бы ему было взяться на материке, скорее альбиноса, — но, насколько это правда, Элли судить не бралась. От девчонки ничем особенным не пахло; бета, стало быть. Элли криво улыбнулась (улыбаться широко было больно) и пожала её протянутую руку. — Приятно с тобой познакомиться, Дина. А с этим говноедом — не очень. Ей тут же прилетело локтем в бок от Кэт, да и со стороны кудрявой Элли ждала чего-нибудь такого же неприятного — только это не повод делать вид, что с Джесси они просто паёк не поделили, — однако, вопреки её ожиданиям, Дина только прыснула: — Охотно верю. Что ж, Мария всё равно стребует с него личного извинения перед тобой, так что... Я просто хотела удостовериться, что с тобой всё в порядке. — Странное у тебя понимание порядка. — Уж какое есть, — посчитав, что разговор закончен, Дина махнула рукой на прощание и унеслась обратно к своему альфе — а Элли ещё какое-то время смотрела ей вслед, чувствуя, как в солнечном сплетении ворочается что-то, подозрительно похожее на интерес.

***

Джоэл нашёлся на заднем дворе своего дома — Элли пришла туда, потому что они частенько сидели на его террасе в конце дня, если погода позволяла, и беседовали о ничего не значащих вещах, просто радуясь компании друг друга. Сейчас ласковое августовское солнце только-только начало клониться к закату, ветерок покачивал ветки невысоких тополей, что выстроились вдоль по жилым улицам — сказка, а не погода. Стало быть, подумалось Элли, Джоэл наверняка торчит снаружи, если не занят обустройством своей мастерской (он носился с ней так, будто гнездо вил, а не инструменты по стенам развешивал — натуральная омега в последние месяцы беременности, и Элли не упускала случая подколоть его на этот счёт). Так и было. Джоэл делал… странное: зачем-то вытащил из сарайчика в дальнем углу сада все свои вилы и теперь расставлял у забора зубьями вверх, тщательно вымеряя по шагам, чтобы все они оказались на равном расстоянии друг от друга. Понаблюдав за ним некоторое время, Элли всё же решила подать голос, вдруг он не заметил её появления? — Эм, Джоэл? — Тот замахал рукой — не мешай, мол, — и сделал ещё пару шагов, прикидывая, куда бы воткнуть черенок последних вил. В любой другой ситуации Элли бы послушалась, но не сейчас — слишком уж ей не терпелось узнать, какого чёрта происходит. — Ты чего тут удумал? В ответ старикан хитро ухмыльнулся, подхватил с земли миску с яблоками — о, ну ясно, ему их Эстер принесла, в её саду были лучшие в городе яблоки, которые в пайки разбирали прежде прочих, — и, подкинув в воздухе одно, под возмущённый вздох Элли наколол его на зуб вил. Проделал всё то же самое со вторым. И так ещё трижды — всего на вилах оказалось насажено пять яблок. — Только продукты зря переводишь. — Ничего не зря. Хочу сегодня пирог сообразить, так что сделай одолжение, порежь мне начинку в него. Элли недоумённо выгнула бровь: — Знаешь что, надевай шляпу, когда на солнце выходишь, а то, смотрю, маковку тебе не на шутку напекло. На секунду закатив глаза, Джоэл молча отошёл на несколько шагов, чтобы оценить взглядом проделанную работу; судя по довольному кивку, его всё устраивало. Элли уже поняла, что старикан тут на своей волне и она в эту волну явно не попадает, поэтому бросила попытки понять что-либо и просто устроилась на ступеньках террасы, со стоном вытягивая вперёд гудящие от напряжения ноги. День сегодня был просто адский, в наказание за драку Мария выслала её разбирать заброшенные дома на Келли-авеню (к зиме весь квартал хотели уже подготовить для новых семей, так что на амбразуру кидали любого, кто не был занят сезонной работой в полях и на патрулировании); спина противно ныла, да и нос всё ещё ломило тупой болью — впрочем, о последнем Элли не беспокоилась. На ней всё заживало, как на альфе. Может ли похвастать подобным Джесси, она узнает завтра. — Сегодня днём некрасиво вышло, — невесть каким чудом угадав её мысли, Джоэл оглянулся на неё и загундел этим своим «отцовским» тоном. Ох как Элли это не нравилось. — Нужно быть мудрее и не бросаться с кулаками на каждого, кто на тебя косо посмотрит. — В рот я ебала такую мудрость. — Когда тебе советуют «быть мудрее», это не значит, что ты должна терпеть, подставлять вторую щёку или что там за хрень втирается в христианской Библии — скорее, это совет выбрать тот способ борьбы, с которым у тебя будет гарантированное преимущество перед противником, — только теперь Джоэл всё-таки вернулся на террасу — а через секунду на колени Элли, уже чуть разомлевшей в тени навеса и потому испуганно взвизгнувшей от неожиданности, бахнулся лук и колчан со стрелами. — Натягивай. О, вот теперь она, кажется, начала постигать тайный смысл всех джоэловых телодвижений. Зацепив тетиву, Элли вскинула лук и на пробу переступила в привычную стойку; зашейный хват у неё получился не с первого раза. — Крепковат. — Не ной, это такой же лук, какой тебе выдадут на курсах. Ни о чём другом говорить уже не было необходимости. Она нацелилась на самое левое от неё яблоко, вдохнула поглубже — и секунду спустя рассечённый напополам фрукт скатился куда-то в траву, на прощание сверкнув ярко-алым боком. Джоэл за спиной одобрительно присвистнул: — Что ты вообще там забыла? Ведь ты стреляешь не хуже Пьенг Гонга из «Кёртиса и Змея 3», когда они боролись с древним китайским кланом мафиози… Ой, прости. Спойлеры, — стушевался он, стоило Элли развернуться к нему, возмущённо вскинув брови. Она вздохнула: — Без прохождения курса стрельбы не пустят в подготовку к патрулям. Даже сбей я самолично по яблоку с макушки каждого из участников комиссариатского заседания, они только со страху обосрутся, а мне сложат фигу и пошлют прочь. — Я могу попросить Томми, чтобы он… — Нет, — моментально набычилась Элли. — Не хватало ещё, чтобы мне делались поблажки только потому, что ты брат мужа главы города. Тогда Джесси и ему подобные точно не заткнутся. — Странно, чего это он так с тобой. Я, конечно, тут не дольше тебя, но довелось пару раз скататься с ним и Джессом-старшим на промысел — мне он показался вполне адекватным парнем. Разве что, как я понял, у него ситуация похожа на твою — созрел только этой зимой, до того был свято уверен, что бета. — И что теперь, внезапно выкатившиеся яйца дают ему право так говорить обо мне? Вообще об омегах? Своему отцу он так же говорит? — сама того не заметив, Элли уже по которому кругу начала заводиться. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь; для неё уже в порядке вещей было то, что народ Джексона жил вне разделения по полам, и, может, поэтому ярость в ответ на высказывание Джесси и разгоралась с полпинка. — Нет. Конечно, нет, — Джоэл замолчал, наблюдая, как она вкладывает в лук очередную стрелу — и как та со свистом несётся к цели, — а потом вновь подал голос: — Знаешь, я как-то читал книжку, называлась «Мужчины с Лавразии, женщины с Гондваны». Вообще-то я купил её для Сары, по названию подумал, что это одна из её книг по антропологии — но в итоге оказалось, что это «ширпотребная психология» и она такое не читает, пришлось самому листать по вечерам перед сном. Довольно интересно. Там в основном про то, как на протяжении истории менялись общественные и межличностные отношения между альфами, бетами и омегами, — и как в итоге они худо-бедно пришли к подобию равенства. — Сара увлекалась антропологией? Это… — Элли старательно наморщила лоб, вытягивая из памяти слышанное (или вычитанное?) однажды слово на свет. — Наука о человеке, вроде? — Ага. Представляешь, такая боевая девчонка, как она — футбол, скейт, в горы рвалась при каждом удобном случае — и вдруг проявила интерес к скучной науке про то, какая у кого форма черепа. Той осенью даже не могла решить, в какой лагерь ехать: под Каспером собирался большой съезд юношеских футбольных команд, а в районе Йосимити разбили раскопки недавно обнаруженной стоянки первобытных людей. Победил в итоге футбол, — хохотнул Джоэл, смущённо прочёсывая пальцами седые пряди, из чего Элли заключила, что победа футболу досталась не без его помощи. — Так вот однажды она мне целый вечер с восторгом рассказывала, что какие-то там учёные-кипячёные доказали, что у мужчин и женщин был один биологический предок, что-то типа прото-человека, уж не упомню сейчас, каким замудрённым латинским словом он назывался. И у этого человека женщина и мужчина были репродуктивной парой, а не разными подвидами. Уже потом, к тому моменту как мамонты и прочая такая живность начала вымирать, вид Homo sapiens разветвился на современные masculum и feminam, а у тех, в свою очередь, возникло деление на три пола. У каждого ребёнка есть вероятность один к трём, что он вызреет в один из полов — или останется бетой, которые, если уж совсем до истины докапываться, скорее двуполы, потому что у них есть зачатки и матки, и семенников, просто развиваться в течении жизни они не будут. Это, в принципе, как повезёт и какой при зачатии сложится генетический код — вот только технологии, чтобы его расшифровывать, появились меньше ста лет назад, а до того, сама понимаешь, людям приходилось ждать созревания и гадать, повезло на этот раз — или нет? Надо же, невольно подумалось Элли, точь-в-точь как сейчас. — Так вот, про ту книжку. Мужик-омега, который её написал, толкал идею того, что изначально, когда расщепление только произошло, мужчины забрели ближе к северу, и оттого у них волосяной покров гуще и темперамент более спокойный; а женщины, наоборот, из-за миграции на юг приобрели почти безволосую кожу и жаркий характер. Сара мне только потом объяснила, что мужик капитально проебался со сроками — Лавразия и Гондвана существовали во времена динозавров, а человек в современном его виде появился всего-то эпоху назад. — Это сколько в пересчёте на года? — Вроде два-три миллиона, а может, и меньше… Я что, по-твоему, должен такую херню помнить? — Джоэл возмущённо взмахнул руками, напоминая застывшей было Элли, чтобы та не волынила и продолжала стрелять. — Хватит с меня и того, что история цивилизации в голове ещё держится. — Так расскажи. — Многие века альфы считались привилегированным полом; почти любая видная историческая личность, будь это король, королева, канцлерка или генконсул, их именитые военачальницы и хитрые аристократы, устраивавшие перевороты власти — все они альфы. Не потому, что в геноме альф заложена особая черта «глядите-ка, какой я великолепный», просто доступ к образованию, деньгам и власти был у тех, кому не приходилось всю жизнь из года в год штамповать детей, дабы человечество не двинуло кони. Как ты понимаешь, я сейчас про омег. Поскольку медицина в то время была на уровне прикладывания подорожника к оторванной ноге, довольно часто омеги ходили беременными всю сознательную жизнь и умирали родами. Когда там рваться за деньгами и властью. Беты обоих видов обычно воспринимались просто как расходный материал — если надо пахать землю, рыть шахту или брать в руки палку и идти бить других за клочок территории, то задействовали их. Сложно сказать, кому приходилось хуже, бетам или омегам, — пожалуй, всем одинаково не радужно. Можешь, кстати, уже отпускать стрелу, а то ещё немного, и тетива лопнет. — Вот же блядь!.. — Элли вздрогнула, осознав, насколько заслушалась рассказом Джоэла, и действительно разжала пальцы, забыв про цель — слава всем богам, стрела ушла винтом вверх и застряла в кроне дерева рядом с соседним домом. — Мда, — цокнул языком Джоэл. — Ну и хрен с ней, потом достану. — И что, всегда было настолько… херово? — Не всегда. Был период, когда омеги считались полом более ценным, чем альфы — но то было очень давно, ещё когда люди толком не открыли для себя огонь. К несчастью — или наоборот, как посмотреть, — за избирательное отношение к полам человечество отхватило огромных проблем. К концу девятнадцатого века омеги стали такой редкостью, что в особо плохие годы на одну омегу приходилось по пять альф. Тогда же выяснилось, что беты иногда — очень нечасто, но всё же — могут забеременеть и даже нормально выносить детей; но даже этот факт не спасал от зверского дисбаланса полов. У природы есть много способов уравновесить популяцию, и, если ей прям очень сильно насолить, она выберет самый быстрый. И самый болезненный. На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков случились большие мировые войны. Они унесли жизни многих, но в основном — мужчин-альф, бет обоих видов и почти не затронули омег, которых спешно эвакуировали как можно дальше от боевых действий. Маятник качнулся уже в другую сторону. А когда воевать некому, человек, оказывается, и созиданием себя занять может. С середины двадцатого века развитие стартануло с такой скоростью, что твои динозавры моргать бы не успевали, как вокруг них вырастали бы целые города. Прогресс принёс нам возможность выправить чудовищное неравенство между полами во всех проявлениях — количество, качество, отношение, — показал, что любая человеческая жизнь ценна в первую очередь за счёт личности, а не за счёт функции воспроизводства, заложенной в теле. До полного равноправия нам было ещё далеко — старые привычки отмирают медленно, и к моменту, когда в тринадцатом году всё покатилось к чёрту, у альф всё ещё были некоторые привилегии, равно как и омег иногда притесняли — но мы правда старались. Элли заинтересованно навострила уши, хоть и не повернулась к нему, делая вид, что перебирает оперение стрел: — Получается, что и ты, как альфа, пользовался своими преимуществами? — Думаю, да, но скорее неосознанно. Знаешь, когда на протяжении веков общество считает, что одни люди лучше или хуже других только потому, что природа определила кому-то рожать, а кому-то зачинать, такое отношение впитываешь с родительским молоком. Я, конечно, не имею в виду буквально. Просто, какой период времени ни возьми, дети, замечая неравенство взрослых, стремились повторить то же и в своём социуме. Разве что они не могли определять себя по полу. А раз так, надо было хвататься за что-то другое — тем более если есть такой удобный критерий, как видовая принадлежность, то почему бы за неё не зацепиться, — так они и делали. Не без содействия взрослых, разумеется. Девочки до созревания всегда стояли ниже мальчиков; созревшие в альф девочки получали всё то, что мальчики до созревания имели независимо от пола, а у мальчиков-омег, наоборот, часть прав забирали. Конечно, в разные эпохи это по-разному пытались прикрывать то традициями, то религией, а то и мнением самих омег, как будто они могли говорить своими словами. В общем, межвидовое неравенство тоже было. Может, Сара это изначально лучше меня видела, а может, ощутила только после перехода. Она ведь родилась биологическим мальчиком, как и любой ребёнок, которого зачал мужчина-альфа — генетически так заложено, чтобы альфы каждого вида размножали только свою половую хромосому. Элли вдруг поняла, что Джоэл мимоходом пытается втюхать ей пятый круг обучения. Да за кого он её принимает? — Знаю. Или ты думаешь, что биологию я тоже проёбывала? — Так историю же не знаешь. С тебя станется. — Просто учитель истории в нашей школе оказался тот ещё мудак. А биология была штукой интересной — и, между прочим, задачки по генетике мне давались легче всего. Все эти разговоры, вкупе с произошедшим утром, разбередили в Элли те воспоминания, от которых она хотела бы избавиться и больше никогда не возвращаться к ним — но, как обычно, на её желания клали огромный хуище все, кому не лень. И тогда она решила, что довольно с неё молчать. — Я полжизни наблюдала за тем, как ФЕДРА обращается с омегами, — голос, как ни странно, совсем не дрожал. — Это хуже, чем рабство. Они просто… Им даже читать не разрешали. Только зачинать, рожать, и снова по кругу, каждый год одно и то же. Не успеешь отродить одного, как тебя уже опять стелят под альфу, и пузо снова надувается как ебучий воздушный шар; а за тем первым нужно ухаживать, учить ходить и лепетать какие-то простые словечки, и ты сквозь ломоту в ногах и пояснице носишься с ним до тех пор, пока не родится новый. Всё, цикл замкнулся — только он не последний. С тобой проделывают ровно то же самое ещё раз. И ещё. И так до тех пор, пока ты либо не согласишься со своим новым положением и перестанешь считать себя человеком, либо не выпилишься. Из тех, кто созрел при мне, пятерых закопали уже через два года, по разным причинам — кто-то не выдержал вторых родов, кого-то скосили болезни, а кто-то воспользовался подручными средствами. Я видела, как один парень-омега вышел из окна через пару недель после своей первой течки, не особо удачно — сломал позвоночник, но остался жив, — так его приковали к кровати и только ворочали с боку на бок, чтобы не сгнил заживо. Лук в её руках затрясся, как в припадке, но это не помешало наконечнику стрелы вонзиться в яблоко — случайность, не иначе. Оставалась только одна, последняя цель, прямо перед ней, потому что Элли следовала логике, известной только ей одной, и сбивала яблоки не по порядку, а с краёв. Тетива вновь запела, когда Элли вложила стрелу и продолжила: — Как-то старшина казармы, наглотавшись палёнки из запасов антисептика, ныла своей подруге, что больше прочего жалеет о утраченных генетических тестах, и теперь вместо того, чтобы сразу разделять альф, бет и омег, прицельно воспитывая их согласно полу, ей приходится тратить силы на всех подряд. Это был первый и последний раз, когда я была с ней согласна. Только представь — до созревания тебя растят как обычного человека, а потом, когда твоё тело наконец соизволит показать принадлежность к какому-то конкретному полу, просто отбирают у тебя твою же личность и низводят до инкубатора. В один миг, как по щелчку пальцев — раз, и ты никто. Так и свихнуться недолго. В тот год, когда у меня должно было случиться созревание, я каждую ночь вскакивала от кошмаров — каждую грёбанную ночь, Джоэл, — мне снилось, что меня держат на цепях в темноте, накачивают спермой до тех пор, пока она не польётся из ушей, рта и остальных отверстий, вообще никак не связанных с маткой кроме того факта, что всё это находится в моём теле; а потом оттуда же начинали лезть дети. У меня натурально лопалась голова, и я видела осколки собственного черепа с остатками мозга, а поверх них ползали отвратительно верещащие младенцы. С последнего яблока стрела только чуть-чуть срезала мякоти — Элли почти не видела, куда стреляет, потому что слёзы мутной пеленой залегли по нижнему веку, ещё не проливаясь вниз, но уже грозясь вот-вот это сделать; стиснув пальцами лук что было сил, она в пол-оборота посмотрела на Джоэла: — Помнишь, я рассказывала про свою подругу, Райли? Она исчезла как раз в тот день, когда врачи ФЕДРА определили ей начало созревания. Я просыпаюсь утром, а её нет. Почти все вещи на месте, только рюкзак да паёк на день пропал. Меня, конечно, прогнали через допросные, чтобы рассказала, куда подевалась моя соседка — как будто я могла это знать. Даже если знала бы, уж точно не призналась, только не им. Я тогда такое думала… Боялась, что она попала под обход какого-нибудь патруля, и её застрелили, да так и оставили в канаве на съедение крысам и бегунам. Или что её разорвали щелкуны. И вдруг, сорок пять дней спустя, она вернулась — и рассказала, что ещё ночью почувствовала, как болит живот, испугалась, что у неё начинается охота, и решила сработать на опережение; а там уж смотреть по ситуации. Она ушла к Цикадам, и знаешь, почему? Помимо того, что они принимали в свои ряды всех, независимо от пола? Цикады призывали восстановить общество таким, каким оно было на момент тринадцатого года. Можешь представить себе? Я вот не очень, но перспективы впечатляют. А Райли действительно оказалась омегой. И застрелилась — с той лишь разницей, что не на пике очередной беременности, а чтобы не превратиться в бегуна. Она старательно скалила зубы в ухмылке, надеясь, что это выглядит не слишком жалко. На щеках явно ощущалось мокрое — господи, да какого хуя, она вовсе не собиралась плакать, — так что пришлось как бы невзначай повести плечом, чтобы вытереть это безобразие. Ей не нужна ничья жалость. — Боже, детка… — Ну вот. — В Джексоне никто и никогда не будет обращаться с тобой так… — Я знаю, — поспешно перебила Элли. — Но Джексон едва ли насчитывает пять сотен человек. ФЕДРА до сих пор контролирует все крупные карантинные зоны, на периферии заправляют бандиты, как в Питтсбурге, и наверняка есть такие общины, как у Дэвида. Или хуже. Будь у нас хотя бы надежда на вакцину, мы могли бы… — Элли. Мы уже не раз говорили об этом. Думаешь, что-то изменится из-за твоих душевных терзаний? Так вот — нет. Ты только делаешь себе хуже. Элли посмотрела Джоэлу прямо в глаза. Они были друг на друга поразительно похожи — оба упрямы до невозможности, оба до конца будут стоять за свою правду, оба не переживут, если придётся проиграть и признать это поражение. Да и чёрт бы с ним, подумалось Элли, — пока из-за этого кто-нибудь из них не склеил ласты, то пусть так и остаётся. Пусть хоть что-то в этом мире не меняется. Джоэл смягчился первым: — Прости, я… Прости. Не хочешь зайти на чашку кофе? Мы с Томми недавно набрели на старый магазинчик в Южном парке, так там... — Я… пойду уже, Джоэл. Завтра вставать рано, так что — ну, увидимся. Не дождавшись ответа, Элли спешно кинула лук и опустевший колчан на ступеньки террасы и зашагала прочь, стараясь не слишком очевидно бежать. Поутру, едва только часы на городской ратуше показали начало рабочего дня, Элли уже подпирала плечом двери стрельбища, не сводя глаз с Джесси, который уверенно чесал прямо к ней с другого конца улицы. Выглядел он весьма неплохо — для чувака, которому вчера нехило съездили по еблету. Он выставил вперёд раскрытую ладонь ещё до того, как подошёл вплотную, словно боялся спровоцировать Элли на новую атаку: — Слушай, я хочу извиниться за вчерашнее. Правда, прости, я вёл себя как редкостный мудень; понимаешь, только второй гон, гормоны в голову ударили — самому стыдно. Даю слово, что впредь такого не случится. Мир? — Мир, — кивнула Элли, но не протянула руку в ответ; Джесси непонимающе выгнул брови, когда она направилась вглубь стрельбища и вдруг кинула ему лук и колчан — ему удалось выхватить их из воздуха в последний момент только благодаря тренированной реакции. — Если набьёшь больше очков, чем я, то я тоже извинюсь. Извиняться Элли не пришлось — её восемь десяток из десяти и один габарит на девятку шутя взяли верх над его неполными семью десятками, — и восхищение, мелькнувшее в тёмных глазах Джесси, определённо стоило того.

***

Голова щелкуна разлетелась напополам, взметнув в воздух красивый фонтан кровавых брызг, — Элли попала точно в слуховое отверстие. — Выпендриваешься. — И это мне говорит человек, который всрал три снайперские пули на то, чтобы выбить все буквы «о» на вывеске «Добро пожаловать в Джексон»? — Ой ладно, язва, — хохотнул Томми, снова прикладывая бинокль к глазам. — Слова тебе не скажи. Там вон ещё пара отставших, наводись на пикап. В осеннем воздухе уже веяло холодом — особенно здесь, на склоне горы Тейлор, по которой пролегала часть тропы патруля, — поэтому Элли недовольно ворчала каждый раз, когда на солнце набегала тень облаков, и уже по второму кругу напоминала себе не забыть взять в следующий патруль толстовку. Томми зубоскалил над ней ещё с той поры, как они вышли с опорного пункта, намеренно раздраконивая Элли; может, он думал, что у неё от гнева будут дрожать руки? А вот хуйца там. Приметив в прицел заражённых, на которых ей указал Томми, она затаила дыхание, положила палец на курок — и спустя секунду от бегунов остались только мокрые пятна крови в дорожной колее. — Отличный выстрел. — Спасибо, — Элли старалась это не показывать, но всё-таки была очень довольна и горда тем, что Томми позволил ей пострелять из своей винтовки с навороченной оптикой. Он на прицелах собаку съел, так что к нему стекались все снайпера Джексона с просьбами подтянуть им «глазок», — но лучшее он, конечно, оставлял для себя. И брал на вылазку только в таких крайних случаях, как сейчас — когда по внешней гряде после Канадской орды тут и там задерживались заражённые, которые могли легко перебраться через горы и напасть на Джексон; подходить к ним даже на расстояние выстрела обычного ружья было слишком опасно — на звук почти наверняка слетелись бы другие, — но и перебить их нужно было до того, как они вздумают пролезть по вершинам. Элли с радостью закивала на предложение Джоэла составить ему и Томми компанию; её пока не пускали в парные рейды, говорили, что слишком уж мала, — поэтому за возможность прокатиться с братьями она уцепилась, как утопающий за тонкую ветку ивы над омутом. Во-первых, это пойдёт ей в общий зачет, и на следующем распределении можно будет качнуть права уже имеющимся опытом парных патрулей и выученным маршрутом; во-вторых, Дина и Джесси от зависти полопаются, когда узнают, что она стреляла из винтовки Томми. В-третьих, они с Джоэлом в последнее время виделись всё меньше, а тут такая хорошая возможность поговорить — у Элли накопилось прилично вопросов к нему. Хотя и с Томми ей было что обсудить: — Почему орда проходит именно здесь? Откуда она вообще? Я в Бостоне ни разу не слышала, чтобы заражённые ходили такими толпами. А другие орды бывают? — Воу-воу, детка, притормози, — рассмеялся Томми, забирая у неё винтовку. — Давай по порядку. Таких же больших орд, как Канадская, только три: Мексиканская, Грейтлейкс и орда Восточного побережья; есть стаи и поменьше, они без названий, но их перемещение тоже более-менее постоянное. В основном, насколько я знаю, они следуют за холодными циклонами — кордицепсу некомфортно прорастать в жаре и на солнце, так что своих носителей он направляет туда, где климат соответствует его излюбленной среде. А то, что ты про них не слышала, неудивительно. Первая орда зараженных сбилась только в тридцать третьем году, на севере Скалистых гор, а здесь появилась вообще сезон спустя, как раз в тот месяц, когда ты и Джоэл покинули Бостон; основную её массу составляли мальчишки, ещё вчера созревшие в альф и омег. Сечёшь параллель? — когда Элли отрицательно замотала головой, Томми пояснил: — Знаешь, никто не собирал статистику за тот период — по понятным причинам, — но первые пять лет после того, как выявили первый смертельный штамм КЦИ, по всей стране в основном рождались мальчики. Дай только волю мужчинам-альфам, они разнесут своё семя по всем омегам в обозримой близости независимо от вида. — А-а, вот ты к чему. — Угу. Людская культура зиждется на приобретенном опыте, но и врожденные инстинкты занимают не последнее место. В поведении каждой альфы заложено желание оплодотворить как можно большее количество омег, но женщины в этом плане более уязвимые, думаю, сама понимаешь, почему. Элли кивнула, изо всех сил стараясь не покраснеть; судя по ощущениям, у неё не особо получалось. — И вот проблема: чем больше мальчиков-альф, подверженных агрессии в первые несколько гонов, и чем больше идущих за ними по запаху омег, тем выше вероятность для женщин упустить свою долю репродуктивных пар — только природа-то знает, как урегулировать популяцию. Из-за агрессии мальчики-альфы чаще попадают на зуб к заражённым, соответственно, заражаются сами. У них сложнее выявить начало заражения, если только не видно укусов на открытых местах — то есть они успевают дойти до своих пар и перезаражать их. Отсюда и возникли орды, а женщины получили свою уравновешивающую силу. — Ебать ты биолог. — Не без того. Они как раз дошли до последнего спуска перед опорным пунктом; Элли ещё издали заметила пританцовывающего на привязи Большого Лу — сухого и длинного мерина вороной с проседью масти, на удивление похожего на своего хозяина (хотя и про Шиммер нередко шутили, что она — полная копия Элли, разве что глаза чёрные) — наверное, они только приехали, и он ещё не остыл. Обрадовавшись, она припустила по склону вперёд Томми — но перед дверью почему-то задержалась, не решаясь толкнуть створку. Стоит ли то, что Элли хотела выяснить сегодня, её едва устоявшегося душевного равновесия? Что, если своим недоверием она рискует похерить не только отношения с Джоэлом, но и всю свою жизнь на корню? Элли чуть не подпрыгнула, когда ей на плечо опустилась рука Томми: — Чего задумалась? Определённо, она готова на любые риски. Джоэл действительно сидел внутри, перебирая струны на потрёпанной гитаре, обычно висевшей на стене рядом с чучелами волчьих голов и трофейными рогами; увидев их, он отложил её в сторону и поднялся навстречу: — Это вы там стреляли? Удачно? — Юная леди въебала мне все мои рекорды, представляешь? — тут же заныл Томми. Джоэл довольно прищурился. — Вполне. В том году она на курсах стрельбы всех новобранцев на счёт «раз» сделала. — Весьма лестное сравнение с новобранцами, дорогой брат. — Обращайся. Элли, не отвлекая их внимание на себя, уселась на диван и протянула руки к танцующему по дровам огню. Чёрт возьми, как же она замёрзла. Джоэл и Томми устроились напротив неё — сквозь огонь она могла видеть, как тёплые жёлтые блики ложатся на острое лицо Джоэла, резче прочерчивая морщины у глаз и складки в уголках губ, хоть их и пыталась скрадывать недельная щетина. Во всей фигуре старика читалась усталость — но не такая, как после наполненного тяжёлой работой дня; Джоэл выглядел уставшим от жизни вообще, от тягости прожитых лет и совершённых (или упущенных) дел. Элли не нравилась эта аналогия, но другой попросту не было. — Ну, ты как, детка? — словно только сейчас заметив, что она молчит, Джоэл повернулся к ней; хотя Элли знала, что он не сводил с неё взгляда ни на минуту с тех пор, когда она вошла внутрь. — Как там дела у вашей святой троицы? — Да… Всё сложно, в общем. — У меня глаз-алмаз, я вижу, как Джесси на тебя смотрит. Наверное, с удовольствием сделал бы родителям внуков, если бы ты охоту не сбивала. Элли нестерпимо захотелось закатить глаза. — Джесс-старший тоже считает, что вы вместе неплохая пара, — поддакнул Томми, — а с Диной вместе так вообще тот эталон, который природа задумывала. — Погодите-погодите, а где салун, выпивка, рояль с пьяным ковбоем за ним? Почему из всех декораций у меня тут только две старые сплетницы? Братья синхронно оскалились в ответ; все трое знали, что это не больше, чем пустой трёп — в Джексоне каждый уважал свободу другого, в каком бы аспекте жизни она ни проявлялась. От смущения краска сама собой бросилась Элли в лицо, как она ни пыталась скрыть это. Весь разговор выдернул из памяти не так давно прошедшие события: Кэт нашла себе вторую вредную рыжую заразу — Лиз, девчонку, пришедшую с большой группой кочевников ещё ранней весной, с апельсиново-яркими волосами и глазами цвета мочи (ладно-ладно, цвет на самом деле был довольно красивой золотистой гаммы, но это не меняло того факта, что она увела у Элли девушку); Элли не стала устраивать скандалов, в конце концов, любовь штука такая — приходит и уходит, живёт три года, вся хуйня, — но всё же три ночи кряду глотала слёзы и кусала подушку, чтобы не выть на всю округу. С тех пор уже полгода прошло, и сама она пока не хотела ни с кем заводить настолько же близкие отношения; ей хватало ничего не значащего флирта с Диной и Джессом, как будто она напрашивалась к ним третьей, но вслух не признавала. И в любом случае она не собиралась обсуждать это с Джоэлом и Томми — спасибо, сама как-нибудь разберется, — так что поспешно сменила тему: — Джоэл, ты вроде собирался что-то мне показать? — О да. Хватай ружьё, тут неподалёку есть лес, в котором ходит несколько лосей, а Кёртис из мясной лавки как раз пожаловался, что у него заканчиваются припасы вяленого мяса. Ты уже умеешь охотиться как омега, пора научить тебя тому, как это делают альфы. Элли чуть было не вспыхнула от двусмысленности сказанного, но вовремя себя одёрнула — Джоэл на самом деле не имел в виду ничего такого и говорил о промысле охоты; она действительно только той зимой вышла в леса с отрядом начинающих промысловиков — всех сплошь омег. Как и в случае со стрелковыми курсами, всем было насрать, что охотиться на оленей и зайцев ей уже доводилось; хочешь получить разрешение добывать дичь для города — вали на обучение или нахуй, куда больше хочется. Элли побухтела-побухтела и сделала очевидный выбор. — Кстати, в доисторические времена охота была уделом альф, потому в процессе эволюции почти все звери научились убегать, едва почуяв их запах — а вот омеги, наоборот, с животными ладили, — Джоэл, взгромоздившись на Большого Лу, повёл его по незаметной тропке на восток. — Ты знала, что самые первые останки одомашненных зверей находили рядом с костями омег? — Это тебе тоже дочь рассказывала? — Ей самой даже не нужно было рулить Шиммер — рыжая кобыла и без её подсказок шагала нога в ногу с мерином Джоэла. — Нет, острячка, это я из походов по музеям узнал. Но, отчасти, твоя правда — в музеи меня Сара тащила. В общем, там рассказывали, что феромоны в запахе омег как-то успокаивающе воздействуют на животных — любых, хоть диких, хоть домашних, — настолько, что к ним можно подойти на расстояние вытянутой руки. До пандемии у людей не было особой необходимости шастать по лесам в поисках пропитания, поэтому свою особенность омеги применяли в работе: почти все сотрудники зоопарков, океанариумов, заповедников и прочих заведений с животными в воле и неволе были этого пола. Для альф существовало два варианта: или не подходить к животным вообще, или глушить запах, чтобы иметь возможность с ними работать. Так делали учёные, зоологи и те, кто жизни не мыслил без общения с братьями нашими меньшими. — А с лошадьми как это работает? — Ну, кобылы под альфами обычно нервничают, так что тут или искать настолько спокойную, что даже на взрывы та не будет и ухом вести, или брать мерина. Благо что для поддержания поголовья хватает одного жеребца на десять маток, — Джоэл вещал это с таким умным видом, что Элли захотелось щёлкнуть Большого Лу по крупу, чтобы тот взбрыкнул и сбил спесь с хозяина. Словно почуяв подвох, Джоэл оглянулся на неё — и без переходов продолжил: — Как только мир наебнулся об пандемию кордицепса, а налаженное производство пищи и сельское хозяйство полетели вместе с ним, тут-то омеги и воспользовались своим преимуществом. Хотя обычно на промысел ходит пара: альфа берёт след и ведёт омегу к добыче, а та уж убивает животное максимально быстро и безвредно для шкуры и мяса. — Но ты говоришь, что животные бегут от альф… А в Солт-Лейк жираф тебя не испугался, ты к нему вообще первый подошёл. — Это потому что после рубежа запах не такой острый. Какое-то время флёр феромонов ещё сохраняется, но чем дальше, тем он становится слабее. Старину Сета в баре Буффало знаешь? Образцовый альфа, который перешёл рубеж ещё в восьмидесятых годах прошлого века. — Да? Я думала, он всю жизнь бетой был. — Вот видишь. Элли наморщила лоб, пытаясь переварить новую для себя информацию: — Как происходит переход через этот… рубеж? — Поначалу сложно. Как будто зрение теряется сразу наполовину — ты перестаёшь понимать, какого пола человек перед тобой, что с ним происходит в этот момент: он злится, он напуган, он сейчас расположен к тебе, или нападёт на тебя, или отступит и кинется спасаться бегством? Ходишь как мешком по голове стукнутый, слепо руками шаришь. Но со временем часть запахов возвращается — то есть как бы они и раньше были, только на контрасте с прежним нюхом казались почти неразличимыми. — Джоэл замолк, сосредоточенно переводя Большого Лу через мелкий, но активно бурлящий потоками по камням горный ручей — и, когда Элли повторила то же самое за ним, продолжил. — Для меня за рубежом жизнь стала как-то проще. В смысле, чую я всё так же хорошо, но иметь возможность не различать людей по полу, если это не нужно — настоящая благодать. Словно без конца тренькающий над ухом колокольчик наконец заглушили. Они как раз подъехали к опушке леса; Джоэл спрыгнул сам и дал ей знак спешиться: — Здесь. Элли повела глазами по сторонам — обычный осенний лес, грибы тут найдёшь скорее, чем живность, — и только тут до неё, наконец, дошло, что такое старикан хочет провернуть. — Что, опять?! Ну не понимаю я, как среди леса можно разнюхать след — трава есть трава, Джоэл, она ничем, кроме травы, пахнуть не может! После того, как завершился групповой курс обучения охоте, Элли, к своему удивлению (отнюдь не приятному, вообще наоборот) узнала, что следующим этапом подготовки будет парный промысел — с альфой в качестве ищейки; Джесс охотой не интересовался, а подходить близко к другим альфам Джексона, особенно парням, потому что все девочки-альфы уже распределились в охотничьи пары, Элли совсем не улыбалось. Конечно, никто бы не посмел глянуть в её сторону после того, как она на третий месяц жизни в общине отметелила Джесса, заимев славу самой зубастой омеги если не во всём Вайоминге, то в Джексоне уж точно, да ещё и Джоэл ходил рядом с ней всегда с грозным ебалом, обещая порвать любого неугодного… В общем, никого она не боялась, просто не хотела подвергать себя ненужным рискам. Так что вариант оставался только один — чтобы продолжить обучение, надо было натренировать нюх самостоятельно. И тут, как и со стрельбой, ей на помощь пришел Джоэл. Они занимались с начала лета, и к сегодняшнему дню у Элли уже наметился серьёзный прогресс. В городе любая задача ей давалась на ура: разыскать человека по оставленному шейному платку или шляпе, повторить путь телеги со свежераспиленными дровами, вынуть из какой-нибудь незаметной расселины в стене сбежавшего от малышни в детском саду кролика — всегда пожалуйста. Хотя, казалось бы, в такой мешанине запахов Элли скорее потерялась бы, чем уловила нить следа, но нет. В городе любой запах был ей знаком и привычен. Здесь, в глухом лесу, под носом всё сливалось сплошной зелёной пеленой — и изрядно мешало Элли даже к собственной лошади возвращаться из чащи, не то что искать кого бы то ни было в её глуши. — Может. Каждая трава пахнет по-своему, плюс на ней есть информация о проходивших по ней животных. На вот, — Джоэл протянул ей сорванный с дерева листок, — закрой глаза, глубоко вдохни и расскажи, что чуешь. — М-м, это… дуб? — Это ты по форме листа поняла. А по запаху? — Ну… — Элли снова потянула носом, сосредоточенно расщепляя воздух на составляющие. — Это свежий лист. Кислит. Может, дерево болеет? У здорового запах скорее терпкий. — Не совсем, но допустим. Запахи — это что-то вроде нитей. Опознав запах, ты можешь отделить его от основного сплетения и проигнорировать, как бы смотать нитку в клубок и отбросить в сторону. Это вот что? — повинуясь жесту Джоэла, Элли наклонилась поближе к земле, вдохнула — и тут же отпрянула: — Фу, Джоэл! — Не «фу», а лосиный помёт — самый очевидный след, помимо отпечатков копыт, по которому животное можно обнаружить; они и между собой общаются в том числе и с его помощью. Метят территорию, отгоняют врагов и привлекают пару. Чихнув от резкости запаха, Элли потёрла нос, продышалась и только теперь заметила — среди миллиона оттенков травы действительно вилась тонкая нить почти выветрившегося мускуса большой рогатой скотины. Чтобы не потерять её, она чуть пригнулась и быстрым шагом пошла вдоль нити; и чем глубже в лес она забиралась, тем ярче и насыщеннее становился запах, разворачиваясь из нити сначала в полноценную ленту, а потом и вовсе в шлейф, густой волной запутавшийся между деревьев. Элли вдруг оказалась всего в двух шагах от лежбища — в вытоптанном на добрых двадцать футов кустарнике лежала лосиха, внимательно насторожив уши в её сторону. Никаких признаков агрессии она не проявляла, её интерес был скорее любопытством, чем страхом. Стараясь не шуметь, Элли скинула с плеча винтовку, передёрнула затвор (одна пуля в лоб, животное умрёт быстро и даже не поймёт, что произошло), но что-то остановило её в тот момент, когда дуло винтовки уже было наставлено на лосиху. Там, сбоку от животного, в воздух поднялась маленькая телячья головёнка. За ней ещё одна. Лосята вылупились на Элли, хлопая своими огромными глазищами, как будто она была невиданной диковинкой. И ведь так и было. Вряд ли они хоть раз в жизни натыкались на человека — им от силы три месяца. Один из них поднялся на ноги, уверенно доковылял до неё, ткнулся носом в коленки, пытаясь выяснить, что это такое и как можно с этим взаимодействовать. Опасное? Или нет? Элли попятилась. В живот толкнулась ледяная волна осознания — она ведь только что… Напрочь забыв о том, что в её руках всё ещё была винтовка, Элли развернулась и побежала — и не могла остановиться до тех пор, пока не врезалась прямиком в Джоэла, невесть откуда возникшего на её пути. У того на лице явно читалось беспокойство: — Что случилось, детка? — У неё там… — задыхаясь то ли от бега, то ли от подкативших к горлу слёз, прохрипела Элли. — У неё два телёнка. Я не стала её трогать. — Разумное решение. Когда лосята подрастут, с них будет больше мяса. — Я не про то! — Да я понял тебя. И повторю — ты сделала правильный выбор: охотники по возможности стараются не убивать самок с детёнышами или беременных. У людей похожая схема, и именно поэтому единственный запах, который альфы и омеги могут чуять даже после рубежа — это беременность омеги, чтобы по максимуму сохранять потомство. Джоэл внезапно нахмурился, как от гнетущих воспоминаний, и зашагал прочь из леса так быстро, что Элли пришлось перейти на рысь, лишь бы поспеть за ним; только когда они взобрались на своих лошадей, она глубоко вздохнула и поняла — сейчас. Самое время. — Что насчёт запаха истинной пары? — Кажется, ты говорила, что не прогуливала биологию. — И не прогуливала! Но нам больше про анатомию рассказывали, а конкретно про запахи — хрен да ни хрена. А по словам Кэт, то, что перед тобой «истинная», всегда можно… — А ты больше верь всякой херне, которую тебе втирают на голубом глазу. — На чём? — Проехали. — Джоэл пожевал губами, прикидывая, как бы это объяснить. — Истинная пара — это сказочки из бульварных романов времён моей юности. Тогда на всей планете жило больше семи миллиардов людей — ты даже представить себе не сможешь, сколько это, всё равно что песок на пляже пытаться пересчитать по крупинкам, — и вообрази, как бы среди этого чудовищно огромного числа искали друг друга два человека? Пожелай природа уничтожить человечество с гарантией в сто процентов из ста возможных, она бы выбрала именно этот способ, а не кордицепс, чуму и всё то, что случалось с человечеством на протяжении тысячелетий. Нет, истинной пары не бывает. Но случается так, что комбинация генов максимально удачно проявится у альфы и омеги, роди они совместное потомство. Из этой комбинации и складывается запах. Я бы назвал его не «истинной», а «генетически удачной» пары, — и они не так уж редки. Плюс есть градации — если считать за запах истинной пары полное генетическое соответствие, то да, таких случаев и одного на тысячу не наберётся. А процентов десять-пятнадцать совпадения встречается чуть ли не в каждом десятом случае. Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? О, Элли и сама хотела бы знать. С тех пор, как она рассталась с Кэт, всё чаще её взгляд падал на живущие в Джексоне семьи. Взять хоть Робина и Джесса-старшего. Или Джесси и Дину. Во всём городе на регулярной основе отваром агаты пользовалась только Элли — остальные омеги, даже те, кто созрел позже неё, пили противозачаточные травы. Или не пили, принося на будущий год с десяток младенцев — которые, как оказалось, могут не только душераздирающе верещать, как в бараках омег в ФЕДРА, но и умильно агукать, и смотреть на окружающий мир полными жизни глазами, ведь для них всё в нём — ново, интересно и безопасно. Жаль было осознавать, что безопасность эта продлится максимум лет до десяти, и то если повезёт, и на Джексон не нападут бандиты или отбившийся от орды косяк заражённых… Мысли Элли из раза в раз, неизменно и неумолимо, как бумеранг, возвращались в Юту. Каждый раз, когда Элли думала о Солт-Лейк, у неё сжималось сердце — от вины перед условным лицом человечества за то, что оказалась такой бесполезной, от безвестности, от догадок — а что, если они попробуют ещё раз? Если последний шанс ещё не упущен? — Я помню, как тогда, после Солт-Лейк, ты говорил Томми, что возле меня было множество альф и кто угодно мог спровоцировать первую охоту, — ещё Элли страдала от смутной тоски по той неизвестной, которую она видела в краткий миг сознания — или которая ей всё-таки померещилась. Молчать об этом с Джоэлом она больше не могла — и не хотела. — Мне снилась… Кто-то, я не смогла её разглядеть подробно. Помню только, что глаза серые — красивого такого цвета, не светлые, но и не мрачные. Как серая сталь. Мелисса потом не раз говорила, что до меня не видела таких сильных охот, она даже для первого раза была слишком хреновая… Так может быть, в Солт-Лейк была она? — Уже больше года прошло, Элли; когда мы уезжали, я слышал, что они собирались уходить. Даже если там кто-то остался, вряд ли они вспомнят про тебя — ведь ты одна из десятков, забыла? — Я ни разу не встречала никого другого с иммунитетом. — Ты в принципе встречала не очень много людей. — Это не единственный вопрос. Почему ты забрал меня, когда я была без сознания? Почему я была в больничной сорочке, как будто меня готовили к операции? Джоэл избегал её взгляда, хмурил брови в ответ на каждый новый вопрос всё сильнее; Элли зажмурилась, как перед прыжком в холодную воду — и выпалила на одном дыхании: — Я хочу ещё раз поехать в тот госпиталь. Какое-то время тишину между ними нарушало только фырканье лошадей. Наконец, Элли услышала тихое: — Я не могу тебе указывать, но на твоём месте я бы не стал рисковать и соваться наперерез Канадской орде, только чтобы увидеть, что в Солт-Лейк пусто, — Джоэл посмотрел было ей в глаза, но не выдержал и пары секунд — отвернувшись, он буркнул: — Поехали, нам пора возвращаться к Томми. Больше в тот день они не перекинулись ни словом. Из всего разговора Элли поняла только, что нащупала в истории Джоэла какое-то тёмное пятно, болезненную точку, из которой, если надавить посильнее, польётся неприглядная правда. Но Джоэл выстроил вокруг неё стену, через которую не пробиться — значит, оставался только один способ вскрыть воспалённую рану прошлого. Элли терпела и ждала, пока хватало сил. И весной следующего года, как только сошли снега, отправилась прямиком в Солт-Лейк.

***

Коридоры госпиталя Сэнт-Мэри напрочь заросли пылью, и даже проникающий сквозь разбитые стёкла свежий воздух не помогал дышать — Элли то и дело чихала, недовольно морща нос, но упрямо шла вперёд. Сейчас уже была глубокая ночь, хотя в тот момент, когда она спрыгнула со спины Шиммер напротив въезда подземной парковки, солнце стояло в зените. Элли не торопилась, шла медленно, присаживалась возле каждого подозрительного пятна, чтобы рассмотреть его. Пока двадцать пятен из двадцати двух были разного калибра лужами крови. Возле пяти из них она нашла выбитые зубы, побуревшие на воздухе до неузнаваемости. Один раз под столом обнаружилась оторванная челюсть — Элли потянулась было за ней, не поняв сначала, что это такое, а потом с испуганным вздохом отдёрнула руку. На третьем этаже больших размазанных пятен, задевающих брызгами стены и даже потолок, стало больше — похоже было на мины, которые в своём городке собирал Билл. Ещё через пролёт в петляющей между лабораториями кишке коридора повсюду просматривались угольно-чёрные подпалины. Молотов, без сомнения. После третьего десятка Элли перестала считать. Добавила только ещё одного — в операционной, помеченной большим буро-красным знаком Цикад, прямо рядом со столом. Она и не заметила бы его, не будь это пятно единственным на этаже. Ей не удалось найти никаких документальных доказательств тому, что здесь произошло — ни записки в ящике стола, ни диктофона, ни даже паршивого клочка записей радиопереговоров, — как будто кто-то прицельно обнёс весь госпиталь, дотошно вычистив все до последнего закоулки. Хотя… Кое-что она всё же нашла. Но пока не хотела вновь извлекать на свет. Выйдя из парадных дверей госпиталя, Элли непроизвольно поморщилась от ударившего по глазам утреннего света. И, может, только благодаря этому увидела, как по федеральной трассе 15 к ней приближается стремительно увеличивающаяся точка. Пару секунд спустя точка обрела очертание Джоэла. Преодолев разделяющее их расстояние карьером, Джоэл спрыгнул с Большого Лу ещё до того, как тот затормозил, и кинулся было к ней — наверное, хотел обнять, пожурить за то, что сбежала вот так, оставив лишь записку, — но Элли остановила его взмахом руки. — Я за тобой целый день гнался. Почему ты?.. — он замолчал на полуслове, наткнувшись на её взгляд. — Это лежало в луже крови, — Элли вздёрнула в воздух руку: на её запястье покачивался медальон Марлин. — Люди умирают от вдвое меньшей кровопотери. Остальные лужи внутри госпиталя — такие же. Джоэл глотнул воздуха, чтобы что-то сказать, но Элли так и не услышала от него слов. Она ждала, сколько хватило терпения — на самом деле, это был очень короткий промежуток времени: — Если расскажешь правду, я вернусь. Солжёшь ещё раз — и больше никогда меня не увидишь, — голос у неё был ровным, доброжелательным даже. — Тебе решать. И он рассказал. Элли слушала отстранённо, лишь иногда прищуривая глаза, когда Джоэл начинал частить; а потом долго молчала. Наконец, из груди само собой вырвалось: — Ты ведь не можешь дать гарантии, что где-то в этих коридорах не размазаны по стенам её кишки, — она не спрашивала — утверждала. Джоэл покорно склонил голову: — Не могу. Больше Элли ничего не нужно было знать. Оглянувшись на возвышающуюся за спиной громаду госпиталя — мёртвая туша, пустые глазницы окон которой вряд ли когда-либо впредь зажгутся светом, — она спокойно подошла к Шиммер, поправила подпругу, затянула на седле спальный мешок. Остановилась, глядя на раскинувшиеся далеко впереди улицы Солт-Лейк, безжизненные, как и мир вокруг — как и она внутри — и вдруг услышала шаги. — Пойдём, детка, нас наверняка уже обыскались… — раздалось за её спиной; она обернулась так резко, что, кажется, перед глазами потемнело. Рука Джоэла не достала до неё буквально дюйма. — Не смей впредь подходить ко мне, Джоэл. — Элли опасно понизила голос, стараясь сдержать ненависть внутри — но чувство настолько большой силы само сочилось из неё чёрной желчью, отравляя слова, взгляд, движения; она оскалилась так, что Джоэл на секунду даже отпрянул от неё, и на его лице отразилась невыносимая боль пополам с виной. Только вот Элли совсем не было его жаль. — Я вернусь в Джексон, но никаких «нас» больше нет.