Сказки фэндомные

       В эту кузню Тони приезжает, потому что в дневнике Говарда был этот адрес с припиской «оружейник Брок». Джарвс подтвердил — кузня есть, владеет ею Брок. Ныне — Рейес. До этого был Андерс. Еще раньше — Стивенс. До него — Грант. И еще много фамилией с именем «Брок». Конечно, Тони стало любопытно. Кому бы не стало, серьезно? Есть какой-то Брок, которого Говард зовет «оружейником», а ведь сам он известен своим невероятным оружием, между прочим, хотя и получил звание «Торговца Смертью», передав после смерти этот своеобразный титул Тони. Так что… Тони любопытно. Осудите его. Вывеска — «Молот цверга» — отзывается в Тони странными и почти забытыми сказками из тех времен, когда Говард еще лично укладывал его спать. И помнится смутно что-то… этакое, яркое и волшебное… — Радужный мост, — говорит Тони. — Что это вообще такое? Он снимает очки и входит в кузню, чтобы замереть на пороге. И да, он хочет двигаться, но не может, ясно? Что-то словно сковало его по рукам и ногам, обездвижило, заперло в собственном теле, хорошо еще дышать получается… а если он может дышать, то и кричать, наверное? — Эй! — кричит Тони. — Здесь есть кто-то? Хоть кто-то? — Чего ты орешь-то? — уточняет кто-то, выходя из комнаты за прилавком и ставит на этот самый прилавок канистру, до подозрительно пахнущего бензином. Тони смотрит на него, чувствуя странное узнавание. Смуглый, желтоглазый и подтянутый, этот знакомый незнакомец разглядывает его внимательно, усмехается и говорит: — Вот уж кого не ждал. Наследие у наших полукровок обычно годам к пятидесяти просыпается. Хотя… сам уже хотел тебя искать — чуял, что сдыхаешь, родная кровь всё же. Не сдох, но проснулся, а? Или… ты когда молот в первый раз в руки взял? — Года два назад, — осторожно отвечает Тони. — В Афганистане. — О, — говорит желтоглазый. — Значит, свой первый костюм ты себе сам выковал. Выковал, зачаровал, наделил защитой для себя, потому и выжил, упав с высоты. А я тогда не догадался до тебя лично добраться и посмотреть. Всё же полукровка. Чистокровные-то часто к сорока едва просыпаются, а ты — торопыга, гляжу. — О, мне это уже говорили, когда я в МТИ в пятнадцать поступил, — почти скалится в усмешке Тони. — Может, снимете свою… охранную систему? Что это вообще? — То, что простого человека бы не зацепило, — усмехается желтоглазый. — А ты чего приперся-то? Живой, вроде, а учить тебя до пятидесяти я всё равно не буду — буди кровь, в кузне возись, металл плавь лично, учись чувствовать то, что в твоей крови живет. И руку резко вскидывает, движет ею, словно нити наматывает на локоть, и Тони вдруг падает. Он поднимается поспешно, отряхивается, поднимает очки, начинает протирать их, разглядывая желтоглазого. — Дай догадаюсь, — говорит Тони. — Ты — Брок. Я не… не верю, что ты бессмертен, что я — полукровка, нет, но это был довольно занимательный… фокус. Объяснишь? — Если покажешь светючку на груди, — кивает Брок. Тони медленно пуговицы на рубашке расстегивает и ему отчего-то не страшно, когда этот Брок подходит и внимательно разглядывает арк-реактор. — Неплохо сделано, — признает Брок. — Знания этого мира… скудны. А ты сначала почти на спор большую версию этой штуки придумал, а сейчас… ох. Но до пятидесяти учить не буду. И не проси. — Чтобы просить учить меня, я должен знать, что вы предлагаете, — качает головой Тони. Брок вдруг руку вскидывает, тянет незримые нити одной рукой, протягивает ладонь Тони, и тот, почти не страшась, позволяет взять себя за запястье. А потом на кончики пальцев ему словно наматывают… что-то. Что-то, что поет своей особой невероятной мелодией, что отзывается в нем странно и хорошо. Знакомо. — Ты в два года с нитями силы играл, племянник, — усмехается тепло Брок. — Потом ты вырос, нацеплял местных знаний… и забылось. А учить до полного пробуждения крови — только калечить. — Племянник, — повторяет Тони. — Нет. Нет. Говарду было… — Столетий семь точно, когда он в Мидгард пришел, — перебивает Брок, отпуская его руку и позволяя самому перебирать незримые нити, — да и тут мы помотались. Я в основном — по полям сражений, потом — в разных кузнях, творя честное и чистое оружие. А… Говард, мидгардским его именем, учился творить по правилам этого мира. Натворил такого, что его убило. Потому что нельзя из живого разумного существа безвольное оружие делать. Это против всех правил и законов. Я ему так и сказал, но не остановил. А надо было бы. Иначе бы его не убило это самое оружие в злых руках. Брок вздыхает, отворачивается, идет к прилавку, берет канистру и начинает разливать по полу бензин. — Что вы делаете? — спрашивает Тони чуть оторопело. — Цифровая эпоха, — усмехается Брок, — я уже не могу раз за разом перекупать у себя же мою кузню. Уже заинтересовались и пытаются вызнать, что за Брок здесь обретается, а… оставлять ее чужим нельзя. Слишком здесь всё… для нас, для нелюдей. — Для меня? — спрашивает Тони. Брок оборачивается на него, щурится, усмехается и говорит: — Выкупишь за доллар? — Выкуплю за полную цену, — качает головой Тони. — А вы расскажете про то, кто и за что убил Говарда. — Расскажу, — соглашается Брок. — Но с уговором — ты будешь приходить сюда и работать с чистым металлом. Не со своими картинками компьютерными, а с чем-то реальным и настоящим. И когда начнет металл плавиться по твоей воле, менять форму и суть свою, тогда… — Вы научите меня чему-то, да-да! — отмахивается Тони и теряет нити. И замирает растерянно и расстроенно. Брок усмехается мягко, канистру на пол ставит, берет Тони резко за руку, пальцы поверх его пальцев кладет, а потом показывает, как нити из воздуха выцеплять. — Тут всё нитями пронизано, — говорит Брок, почти незаметно улыбаясь тому, как довольно Тони ухватывается за нити. — Потому что для цвергов это место мы с Говардом строили. Не под истинный размер, конечно, но нам, привыкшим к мидгардским своим ликам, и этого хватило. А потом Говард перестал приходить, заразившись человеческим оружием. А я… бываю тут слишком редко. Ты… заходи сюда. Хоть иногда. — Буду, — обещает Тони. — А Говарда убили руками его живого оружия? Кто это сделал? — Ты его уже убил, — кивает Брок, — это твое право было, ты его и осуществил, когда время пришло. А вот к оружию не суйся. Я почти его нашел, почти добрался до него. И найду. И… помогу. Потому что… — Нельзя делать из разумного оружие? — смотрит внимательно Тони. — Да, — просто соглашается Брок. — И в сердце своем ты с этим согласен. За это, думаю, мне стоит благодарить Марию. И Анну с Эдвином, конечно же. Я был влюблен в Анну, знаешь? Но сердце ее было отдано другому. Брок улыбается тепло своим воспоминаниям, а Тони… это очень странно. Но он знает эту улыбку. И эта улыбка значит «семья». А у него от семьи — только голос Джарвиса в искине, созданном по его образу, почти-брат Роуди, терпеливая Пеппер и мягкий Хэппи. Тони сильней вцепляется в нити и не знает, как сказать вслух, как правильно это сказать, чтобы его не послали, чтобы не оттолкнули, чтобы… — Я тебе свое новое имя назову, — говорит Брок. — И адрес скажу. Открыто нам видеться нежелательно, но тайно… почему нет? Мои двери всегда тебе открыты. Но. — Учить до пятидесяти ты меня не будешь! — фыркает Тони. А Брок смеется довольно. А через час он показывает Тони, как ковать ножи. Абсолютно человеческим способом, рассказывая о своих приключениях, об Асгарде, о Нидавеллире, диске Алдерсона и странных и глупых, но каких-то знакомых приключениях. Кажется, Говард рассказывал Тони об этом сказки. Когда-то. Давно.