used car

Наш синий минивэн едет по просёлочной дороге. Лесной пейзаж тянется уже километров двадцать, поэтому единственное, на что обращено моё внимание — профиль уже конкретно измотанного Тома. Мы прослушали все имеющиеся диски по два, а то и три раза. Сейчас мы наслаждаемся тишиной, потому что ни одно радио не ловит в этой глуши. Дорога не освещается, нет даже элементарных предупреждающих знаков, и только Богу известно, чем распоряжался Риддл при выборе этого пути. — Нам долго ещё до заправки ехать? — зевая, спрашиваю я. — О, если бы мы не отвлеклись на добрый час... — Господи, даже не начинай, — хнычу я. Том едет не отвлекаясь. В машине царит гробовая тишина. — Отличная разрядочка получилась, как по мне, — усмехаюсь я. Когда это доносится до ушей Риддла, он начинает посмеиваться, а затем переходит на хохот. И я поддерживаю его в этом. Прежняя напряжённая обстановка куда-то улетучивается. Я закидываю ноги на панель и разглядываю носки своих чёрных высоких Конверсов. Руки спрятаны в общий карман моей толстовки, а на голову натянут капюшон. — Я говорил, — приговаривает Том. — Что? — Я предупреждал, что ты замёрзнешь. — Началось... «Я говорил», «Я предупреждал». Не бубни... Том делает вид, что ошеломлён моей выходкой. Для нас это привычная манера общения. — На заднем сиденье лежит плед, — как бы невзначай упоминает Риддл. Том слегка ухмыляется, и до моего слуха доносятся нотки самодовольства... ...и заботы? Я скидываю ноги с панели Крайслера. Встаю коленями на тканевое сиденье, поворачиваясь задом к лобовому стеклу. — Просто надеялся, что мы найдём другой способ согреться, — тихо, как только вообще возможно, говорю я. — Что? — переспрашивает меня Том, когда в моих руках уже находится красный плед, и я пячусь назад. Я усаживаюсь обратно и грубо расправляю ткань, укрывая себя по шею. — Думал, что ты согреешь меня, — бурчу я, но звучит это не столько обидчиво, сколько грязно. — Я думал, что мы уже пережили твой пубертат, когда ты покрасил половину башки в красный и кричал на каждом углу, что ты панк, — ядовито выпрыскивает Том. — Мы договорились не вспоминать, — показательно надувая губы, говорю я. — Да, но просто вспомни, как ты позвонил мне ночью и спросил, не опасно ли дрочить девять раз за ночь, — Риддл смеётся. — Это было три года назад. — Но сейчас-то я вижу, что это были ещё цветочки. Затяжной у тебя переходный возраст что-то, — смотря мне в глаза, говорит Том. Я небрежно снимаю свою обувь, стягивая пятку одного кеда носком другого, и поджимаю ноги под себя. Моё тело направлено в сторону Риддла так, что спиной я облокачиваюсь на дверь с моей стороны, а ступни, укрытые пледом, лежат прямо на перегородке-бардачке. Мысленно я раз сто поблагодарил Тома за его практичность, потому что плед действительно оказывается очень нужной вещью в поездке, а Крайслер и вправду очень комфортабельная машина, но вслух я этого не произношу. — Так всё же, скоро заправка? — спрашиваю его, толкая носком левой ноги в плечо. — Ну где-то час ещё. — Блять. Мой мочевой пузырь уже полон, а задница болит от долгого сидения. Я не нахожу занятия интереснее, чем вновь вернуться к разглядыванию Риддла. Острый подбородок и точёные скулы – он похож на скульптуру. Тёмные глаза, которые сейчас освещаются только приглушённым светом луны и блеском от фар нашего же автомобиля, выглядят по-настоящему чёрными в этом покрытом рябью мраке. — Почему бы тебе просто не обзавестись девушкой или парнем? Том прерывает наше молчание простым вопросом, но почему-то воздух спирает, и я не могу вздохнуть. — Не нуждаюсь, — небрежно бросаю в ответ, надеясь, что это удовлетворит любопытство Тома. Что ж, я настоящий придурок, если поверил в это. — Да? Я считаю, что всё же тебе стоит задуматься над этим. Он крепко сжимает руль и его лицо напрягается. — Честно, Том, мне никто не нравится, — говорю я и зарываюсь в плед так, что выглядывают только глаза. Он пожимает плечами и продолжает молча ехать. — А тебе кто-нибудь нравится? — я уверен, что он оговорит меня за моё любопытство. Так всегда было. Риддлу можно, а тебе, Гарри, нельзя. — Скорее да, чем нет. Я молчу, жду, чтобы он продолжил. — На самом деле, я так давно живу с этим чувством, что это стало уже таким привычным: видеть его и едва не давиться слюной. — Оу, — наконец выдаю я. — Но порой меня поражает его исчерпывающее отсутствие мозгов, и я благодарю Бога за то, что он не свёл нас. Я узнаю Риддла. Его особый талант: выдавать что-то настолько искреннее и чувственное, что незамедлительно ставит под сомнение мою теорию о том, что он чёртов мертвец или бесчувственный пришелец, а затем оборвать эту надежду на корню очередным мерзким высказыванием. В глубине души я надеюсь, что этот болван, в которого влюблён Том — я. Но это не так. Даже после того, что было буквально час назад, даже после тысячи проведённых ночей в обнимку и сотни доверенных друг другу секретов, мы будем друзьями. Если рассматривать мою субъективную реальность, то Том определённо не должен в ней существовать, он весь не из моего мира. — О, бедняжка. Мне действительно жаль этого парня, — проницательно говорю я. Он запускает свою ледяную ладонь под плед и нежно поглаживает мои ступни. ...нежно? ...поглаживает? Вселенная, куда ты дела моего Риддла? — Как дела? — улыбаясь по-детски глупо, я спрашиваю Тома. Он громко хмыкает и откидывает голову назад. — В норме, только спать хочу. — Давай я поведу? Я ожидаю строгое «нет». — Нет. — Ну же, Том, у меня есть права. Даже отец разрешает мне брать Форд для езды. У меня есть опыт, — жалобно скулю я. — Доверить тебе руль – самоубийство, любовь моя, — мягко-мягко шепчет он. От этого тона у меня всегда мурашки по коже, и Том знает это. — Я выпью кофе на заправке, взбодрюсь и поеду с новыми силами, — говорит он и начинает щекотать мои ноги, — а там уже через пятьдесят километров Дерби. Я злюсь, точнее корчу угрюмую рожу. Забытая Богом, неосвещенная и безлюдная дорога плавно переходит в широкую автомагистраль. Том всё такой же сонный и даже уютный. Нужная нам заправка оказывается ближе, чем заверял меня Риддл. — Заправка! — радостно выкрикиваю я, а он вздрагивает от неожиданной громкости. Сворачивая на нужном нам повороте, я замечаю несколько грузовиков, что остановились у обочины. — Я пока буду заправлять машину, ты сходи в туалет и возьми нам что-нибудь перекусить, — устало бормочет Том. — Есть, — отрезаю я, что в итоге больше похоже на щенячий лай. Паркуя машину к бензоколонке номер 4, Риддл выныривает из машины и на протяжении нескольких минут трясёт руками и ногами, потому что всё тело затекло и ужасно болит. — Я догоню, — напоминает мне Том о нашем уговоре. Я лишь посылаю ему воздушный поцелуй и быстрым-быстрым шагом направляюсь в магазин при заправке. Зайдя в помещение, где значительно теплее, чем на улице, я расслаблюсь и перестаю содрогаться от холода. Два сэндвича с курицей, три бутылки воды и упаковка моего любимого мармелада – наша корзина. Том определенно зайдёт и добавит в этот список две пачки сигарет: в основном это Кент, но если таковых нет, то Винстон, запах которых я не переношу; и стаканчик кофе без молока и сахара. На кассе стоит достаточно милая особа. Пышногрудая брюнетка с проколом брови и красными тенями на веках. Эбби, как гласит надпись на бейджике. Я действительно устал в дороге. Но побесить Риддла — моё любимое занятие, к тому же не особо энергозатратное. Он зажигается как спичка от моих выходок. Что ж, завести себе девушку, Том? Я подхожу к кассе с вышеперечисленным набором и улыбаюсь неестественно сильно, но «так очаровательно», как говорит моя мама. — Здравствуй, — начинаю с обычного приветствия. — Добрый вечер, — девушка явно не заинтересована во мне, хоть я и наверняка один из немногих вежливых клиентов тут. Я подрабатывал продавцом прошлым летом и знаю, что должен делать покупатель, чтобы я заинтересовался в нём после тяжелого рабочего дня. — О, я смотрю у вас акция: «два кофе и булочка в подарок», — задорно говорю я и переваливаюсь почти всем туловищем через стойку, что разделяет нас. — Да. Я слышу звук захлопывающейся двери позади себя и абсолютно уверен, что это Том. — А это распространяется на любой кофе? Любой объём? Американо? Капучино? — тараторю я и придвигаюсь ещё ближе к шокированной таким интересом кассирше. Я всем своим видом показываю заинтересованность. Стою на носочках, навалившись на стойку, мило переговариваюсь с девушкой и до неприличия слащаво улыбаюсь. Как это выглядит со стороны? Идеально... ... для того, чтобы Том заметил, а главное — поверил в мою игру. Он даёт мне доиграть, а после подходит сзади и собственнически кладёт ладонь мне на спину. — Извиняюсь, не потревожил? — цедит Том сквозь зубы. Не поворачиваясь к нему, я встаю на ноги и слегка выпрямляю спину. Эбби окидывает нас подозрительным взглядом, а после позволяет Тому положить уже взятые им позиции на кассу. Я высвобождаюсь из цепкой хватки Риддла и иду в уборную. Он смотрит мне вслед, и я чувствую этот прожигающий взгляд, от которого зудит кожа, и волосы встают дыбом. Для меня это как признание. И я вправду очень хорош в этом. Имя Могу-выбесить-Тома-Риддла-за-минуту мне подходит даже больше, чем Гарри Поттер. Неприятный запах, что заполнил этот туалет, не мешает мне провести здесь немало времени. В помещении находятся две кабинки-комнаты и две раковины возле большого грязного зеркала. Всё вокруг кричит о своей антисанитарии. Выкручивая кран влево, получая холодный неравномерный поток воды, я запускаю туда руки и умываюсь. Я шумно выдыхаю и начинаю жадно ловить ртом воздух. Ледяные капли воды стекают с щёк на подбородок, а оттуда по шее и до солнечного сплетения. Освещение делает мою кожу настолько бледной, что цвет едва не граничит с зелёным. Сушилка для рук сломана, а салфеток нет. Дверь позади меня открывается, и на пороге застывает Том. Он выглядит ещё более холодным, чем обычно. Я смотрю на него через зеркало. Он хмурит брови, усмехается и подходит ко мне сзади. По спине бежит табун мурашек, и я, кажется, слегка дёргаюсь, когда его горячее дыхание обжигает кожу моей шеи. — Что это было? — его шёпот отзывается приятным жаром внизу живота. — Ты о чём? Его руки стоят по обе стороны от моей спины, а туловище буквально вжимает меня в раковину. Я переворачиваюсь к нему лицом, сильно прогибаясь в спине, и задеваю бедром его пах. — Эти жалкие попытки флирта выглядели глупо, — шипит Риддл. — А тебе какая разница? Это не твоё дело! — Какая мне разница? Это самое что ни на есть моё дело – какого чёрта ты вытворяешь, — Том грубит, не сдерживаясь в колкости своего тона. Что ж, я всё же слегка переборщил. — Ведёшь себя, как ёбаная сука в течку. Всё, что я говорил в машине, было сказано не для этого. Он хватает меня за запястье. Риддловская любовь всё контролировать сейчас оставляет синяки на тонкой коже моей руки. Желание быть единственным заставляет зрачки Тома расширяться, а мания величия — возвышаться надо мной грозной стеной, которая готова защищать, но вероятно обвалится и придавит меня собственным весом. Я прижимаюсь чуть ближе к нему, даю почувствовать жар своего тела и второй, не захваченной в плен его пальцев рукой поглаживаю его побелевшие костяшки, что впились в край раковины. — Мне кажется, ты слегка переоцениваешь свою значимость в моей жизни, дорогой, — спокойным и равнодушным тоном говорю я. Том прижимается ещё ближе ко мне. Вероятно, он хочет показать свою власть надо мной. — Твои манипуляции не действуют на меня, Риддл, — говорю я ему прямо в шею. Он уже отогнал заправленную машину на обычное парковочное место, а купленные продукты закинул в салон, ему некуда спешить. — Том, — вторю его имя на ухо, вставая на носочки, и тут же отстраняюсь. Он всё так же бегает взглядом по моему лицу и зло пыхтит. Я кладу свой разгорячённый от такого напряжения лоб ему в сгиб между шеей и ключицей. Мои руки остаются за спиной, потому что Том по-прежнему крепко их держит. Его манящий запах кофе, страниц старой книги и постельного белья так сильно ему подходит – Тому, но не зверю, что сидит в нем и сейчас так отчаянно вырывается из клетки. Как бы то ни было, он привлекает меня и, не сдерживаясь, я глубоко втягиваю этот аромат Риддла. Он наконец отпускает мою руку, когда замечает, что к кисти не приливает кровь. И на том спасибо. Меня прошибает осознание. — Или же ты ревнуешь? — спрашиваю я, отодвигая голову назад, чтобы разглядеть каждую эмоцию на его лице. — С чего бы? — Том отворачивается, кривя лицо, как бы продолжая: «Мне даже думать об этом противно». Что, если Риддл со своей гордыней и вправду такой жуткий собственник? — Может потому, что я всегда показывал свою принадлежность тебе? Бегал за тобой, как собачка, внимал каждому слову, — тараторю я на одном дыхании, — просто признай, Том, ты слишком привык к этому чувству. Любимый щенок срывается с цепи, потому что ты давал слишком мало свободы. Спустя секунду я жалею о каждом сказанном слове. Том открывает рот в попытке что-то сказать, он шумно глотает воздух. Опасаюсь, что он сейчас уйдёт, хлопнет дверью, а я останусь один с этим чувством вины, которое Риддл умеет внушать безоговорочно прекрасно. Он молчит. Не отстраняется. Я тянусь к нему изо всех сил, потому что ещё в тринадцать лет рост Тома составлял 176 сантиметров, а я со своими жалкими 163 дышал ему в пупок. Целую его, проникаю языком в его рот, который распахнулся в изумлении, и изучаю его жар так чувственно и нежно. Обойдусь и без слов. Риддл отпрыгивает от меня. Признаю, я веду себя, как конченный псих. Сначала кричу, потом целую, но так, вроде, всегда и было, так и должно быть. Он не выдаёт своей беспомощности и растерянности, поэтому его взгляд всё такой же строгий и угрожающий, и чертовски сексуальный для меня. Я подбегаю к двери, что ведёт прямо в зал магазинчика и закрываю её. Изначально надеявшись сделать это тихо, я понимаю, что попытка провалилась, когда щеколда запирает дверь с характерным громким звуком. — Пойдём, — говорит Том, опуская голову. Видимо, он решил отложить ругань на потом. Я же свой план откладывать не собираюсь. Подхожу всё ближе и ближе к такому растерянному, как новорожденный котёнок, Тому. В идеале я должен наступать как грозная туча, пугать и завораживать, но вряд ли это выглядит так, особенно после моих крайне быстрых и мелких шажочков в его сторону, когда между нами остаётся метра два. Он пытается не показать даже тень улыбки, чтобы не портить момент, но в его глазах я чётко вижу жирную басовую ноту смеха над моей походкой. Подойдя вплотную, я утыкаюсь макушкой ему куда-то в солнечное сплетение, и сперва он стоит растерянно, а после кладёт мне руки на плечи. И это едва ли можно назвать объятиями. Том целует меня в макушку и шепчет сдержанное: «Прости». Я тянусь за очередным жарким поцелуем и слышу приглушённый стон Риддла, тормоза слетают. Если в машине у меня было желание растянуть прелюдию, дразнить Тома, заставлять его просить, умолять, то сейчас я не тяну с этим. Подрагивающими от нахлынувших эмоций пальцами я дёргаю его ремень в попытках расстегнуть уже второй раз за день. В первый я не получил того, что хотел. Как никак, это не опция «отсосу Риддлу за просто так». Том разворачивает нас – мгновенье, и я снова вжат в столешницу с двумя раковинами. Он пропускает мимо ушей мой болезненный всхлип, когда я копчиком ударяюсь о камень. Риддл усаживает меня на поверхность, а сам умещается между моих ног. Я притягиваю его ещё ближе к себе, и между нашими телами не остаётся даже жалкого сантиметра. Потираясь бедрами о его пах, я продолжаю его целовать, вылизываю внутренность его рта. Том запускает руки под тёплую ткань моей толстовки и ползёт пальцами вверх. Он начинает от тазобедренной косточки, поднимается к рёбрам и задевает мои возбужденные соски. Наши стоны уже не режут слух, потому что тишина, что заполняла эту комнату и трещала в ушах, развеялась. Я жажду Риддла вновь. Вернувшись к застёжке его брюк, я расправляюсь с ней, и они спускаются вниз. Том бросает мне насмешливый взгляд за нетерпеливость и это самоуправство, но тут же сам тянется моим шортам и стягивает до щиколоток. Чуть ли не задыхаюсь – лёгкие давят на рёбра – когда он горячей ладонью грубо ведёт по внутренней стороне бедра. Смущает ли его близость хоть немного? Трясу ногами совсем не грациозно, и шорты падают на заляпанную плитку. Риддл открывает уже рот, чтобы что-то сказать, но я тянусь к нему снова и кладу ладони ему на шею, притягиваю к себе. С его стороны слышен неожиданно громкий стон. Кожа покрывается мурашками от соприкосновения оголённых бёдер с холодным камнем и рук Тома на моём теле. Я расстёгиваю его рубашку, пока он целует меня где-то за ухом, где легко прощупывается пульс. Оголяя его торс, я начинаю целовать каждый сантиметр этого столь желанного мною тела. Том кусает мои плечи, шею, оставляет багровые засосы с синеватыми вкраплениями, отчего я прогибаюсь в спине, и наша кожа соприкасается, посылая разряды тока по всему телу. Он стискивает кожу моей шеи так сильно в своих зубах, что я издаю шипящий болезненный вдох, а затем замечаю побежавшую каплю крови, что так стремится вниз по моему обнаженному телу. Том высасывает её из места укуса, а позже, отстраняясь и заглядывая мне в глаза, спускается ниже. Ловит уже почти скатившуюся каплю горячей крови возле моего пупка и ведёт языком вверх, оставляя мокрую дорожку. Перетерпев секундную боль, я касаюсь возбужденного органа Риддла и слегка сжимаю. Том же знает о моём возбуждении, но церемониться с ним, видимо, не собирается. Пока я запускаю руку ему в трусы и поглаживаю налившийся кровью член, он резко сдёргивает мои боксёры и заставляет приподнять бёдра. Когда он касается меня там, все мысли выбиваются из головы невидимой лавиной. Я достаю его член и начинаю водить рукой вверх-вниз. Провожу большим пальцем по красной головке и, собрав на него скопившуюся смазку, засовываю его в рот и пошло облизываю, глядя Тому прямо в глаза. Он гортанно стонет от этого зрелища и слегка краснеет. Сам же продолжает стимулировать меня рукой, выбивая из меня тихие всхлипы. — Блять, я не могу, — жалобно тяну я, — сделай это. Том лишь ухмыляется. Он совмещает свою напористость с нежностью в каждом прикосновении, и мне до дрожи в коленях хочется запомнить этот момент: записать каждый вздох и всхлип, зарисовать его взгляд; а на обратной стороне век выгравировать вид соприкосновения наших тел. Вторая, свободная рука Риддла, что гуляет по моему телу, исследуя и изучая, сейчас покоится высоко на бедре. Его пальцы сжимают ногу, и это так приятно, словно он цепляется за меня, пытаясь контролировать себя, не поддаваться эмоциям. — Трахни меня, Том, — в полустоне-полукрике требую я, когда он прикусывает бусину моего соска и продолжает ласкать меня, — пожалуйста. Он замирает. Дышит тяжелее, чем ранее, а его глаза немного закатываются. — Нет, любовь моя, я, — он останавливается, — мы не можем. Я продолжаю дрочить Тому и замедляю свой темп, когда чувствую, как подрагивает твёрдая разгоряченная плоть под подушечками моих пальцев. Я уже говорил, что люблю доводить его? Моя левая рука то и дело впивается в его кожу ногтями, оставляя полукруглые сиреневые следы. — Просто... — голос дрожит, а воздуха не хватает. — Войди в меня. Том закрывает глаза. Я говорю это, но прекрасно понимаю, что он не изменит своё решение. Кто-то по ту сторону двери пытается открыть её, дергает за ручку и стучит. Нам с Томом индифферентно в полной мере, пока кровь шумит в ушах, а мы утопаем в этом экстазе вперемешку с выбрасываемым в кровь адреналином. Мне хочется притянуть Риддла, сделать всё за него, лишь бы почувствовать его внутри, лишь бы наполниться им до краёв, но на это не остаётся сил, когда он делает пару резких движений, доводя меня до пика. — Том, — выстанываю я имя, изливаясь ему в руку. Я останавливаюсь, а он злобно рычит, потому что я держу его прямо над пропастью. Толкаю, а потом ловлю, позволяю ему висеть в невесомости над обрывом. Сдавливая его член и делая максимально медленные, но тугие движения рукой, я наконец позволяю ему кончить. Он шумно выдыхает и издаёт последний громкий стон, наплевав на всё ещё рвущегося к нам посетителя заправки. — Доволен? — спрашивает меня Том, и я почти не могу определить его эмоции. Я усмехаюсь и мычу ему в шею. Спрыгивая на пол и натягивая шорты, я ловлю слишком укоризненный взгляд застёгивающего свою ширинку Тома. — Хватит! — восклицаю я. — Что? — Не смотри на меня так, словно я виноват в этом, — я хитро улыбаюсь, понимая, что именно я это и затеял. — Так ты этого и добивался? — догадался Риддл. — Гадёныш. Человек за дверью продолжает настойчиво рваться в уборную. Наспех натянув наши вещи, мы – раскрасневшиеся – открываем дверь и лицом к лицу сталкиваемся с тучным мужчиной, от которого неприятно пахнет перегаром и потом. Простояв секунду глядя ему в глаза, Том хватает меня за руку и тянет к выходу. — Ёбаные пидоры, — кричит нам он в след. — Конечно, лучше же трахать дешёвых шлюх на трассе и получать полный букет венерических заболеваний, чем быть геем, — тормозя Риддла и оборачиваясь к этому ублюдку, ядовито говорю я. С минуту мы смотрим на его красное то ли от злости, то ли от градуса в крови лицо, а затем срываемся с места и убегаем прочь. Том смеётся, когда я запрыгиваю в машину и закрываю дверь. Он тянется и целует меня, словно я уже его собственность, словно у меня нет права выбора, он уже заклеймил меня.