Синонимы к слову «‎реакция»‎

В одном году примерно 52 понедельника. Один из них был настолько обычный, что если бы этот понедельник был Днём Сурка, заметить это можно было бы только на сутки пятые.   — Ты так прикольно шугаешься, — как бы невзначай дает оценку Чангюн результату своих действий: тихо подойти за спиной + громко хлопнуть в ладони, создавая короткий и шумный звук. — Прикольно?! — возмущается Минхёк, опуская маску-респиратор на подбородок, и, в целом, после такого шума, мог уже и не придерживаться плана выбирать раннее утро для того, чтобы сделать граффити «по-тихому»; он направляет баллончик с синей краской на Чангюна, прямо в середину его виднеющейся из-под пиджака белой рубашки: — Хватит ржать!  — закрепляет прикрикиванием, так как баллончик не создал нужного уровня угрозы и Чангюн всё ещё находит это забавным. Тогда Минхёк предупредительно (слабо нажав на распылитель) стреляет в «воздух» в сторону от себя, и снова направляет баллончик в мишень. — Не надо, мне ещё в этом пиджаке создавать вид порядочного человека, — пробует договориться Чангюн, хоть и в пост-веселом настроении, но имеет в виду вполне серьезное «даже не думай». (Потому что там уже точно подумали). (Минхёк в раз-два (не)справедливо решит, что один «пшик» в мишень вполне стоит того, чтобы вынудить «мишень» вернуться домой, переодеться и поехать на работу уже на такси, а не на общественном транспорте). С другой стороны, на Чангюне прям пиджак, а это вроде как знак «важной встречи», поэтому, вроде как, правильней всего логически-или-хотя-бы-интуитивно почувствовать, что не сегодня время придуриваться. — Создашь беспорядочного, пусть сразу все узнают правду, — предлагает Минхёк, по-лайтовому поддерживая перепалку. Видно, что будь у Чангюна в запасе ещё больше времени, он бы ответил чем-то из разряда бессмысленного «разве тебе не хочется, чтобы об этой правде знал только ты?». — Мне надо идти, — но он прерывает диалог. — Извини, я не могу тебя обнять, —  быстро добавляет следом, потому что себе дороже не сделать этого ещё и без приставки «извини». (Потому что ты в рабочем грязном комбинезоне, а я тут в порядочном пиджаке, — всё, что имеет в виду Чангюн). — Приедешь после? – почти перебивает Минхёк, опуская баллончик; не будет же он с «оружием» принуждать провести с ним третий день подряд. Раньше Минхёк старался не деятельничать по ночам-утрам на улицах, если они оставались ночевали друг у друга. Но в последнее время ночёвки стали такими частыми, что в них само собою вписывались уходы поздними вечерами и возвращения глубокими ночами.  Так же как и само собою вписалось хаотичное месторасположение на полу в квартире рабочей сумки (которую Чангюн в упор не замечает и каждый раз спотыкается об неё спросонья); так же как и само собою вписалось страдание ламината в прихожей то от земли, то от побелки, то от ещё каких-то приносимых на подошве кроссовок природных ископаемых. (И за год Чангюн ни слова не высказал против). (Удивительно). Иногда — как сегодня — Минхёк уходил рано утром, потому что просто ёбнуло в голову сделать надпись перед работой. (А геолокацию присылал смс-кой, чтобы была возможность услышать «хорошего дня») (А не для того, чтобы услышать «ты так прикольно шугаешься»). — Я буду поздно, — у Чангюна же начинается вот эта интонация ювелирно дипломатичного отказа и попытки быстро предложить альтернативу: — Но у меня завтра выходной, поэтому я могу приехать завтра порань.. — Приедешь ко мне сегодня и поздно? — меняет вопрос Минхёк, не сменив тон голоса. Минхёк тоже будет сегодня и поздно, но если добавит эту реплику, будет звучать, как будто выпрашивает внимание, а он тут не уговаривает, всё по схеме «вопрос – ответ». Нет так нет, да так да. И ладно, может быть, в какой-то момент Минхёка клинило на пыточно-любопытном: а где? а что? а как? а куда?  Но. Когда видишь человека пару дней в неделю сложно проигнорировать ощущение определенной дистанции от его дел. Но. Потом же случился год жизни на две квартиры + найденное умение требовать чёткое «нет так нет, да так да» (без всяких оправданий). И вот, уже хорошо, можешь не отвечать на блиц «а где? а что? а как? а куда?». С Чангюном прикол в том, что он просто позволяет быть(?), с этим вечный включением готовности ценить чужое пространство, но при требовании и для себя такого же свободного от всех времени, пространства и каких-то мыслей. И вроде, особенно в первые месяцы отношений, можно намнительничать, что это такой бессознательный способ оттолкнуть, но, отчасти соблюдая весь посыл о свободе, так же можно найти на компромиссы, и вот уже с ними это начинает работать более приемлемо для Минхёка. (Да, иногда работает со сбоями, но и это ещё стартап). (Главное, что не у одного Минхёка есть квест с чужими границами, которые надо чувствовать, соблюдать и уважать). — У меня вряд ли будут силы нормально поговорить. «Так и я тебя не на дебаты приглашаю», — тут же хочет ответить Минхёк, но останавливает себя, чтобы не уходить в сильный уговор.  Нахрена это все в миллионный раз обсуждать, очевидно же (по его мнению «очевидно»), что после муторного и тяжелого дня ни у кого не будет сил на что-то больше, чем сразу грохнуться в мертвецкий сон. Единственное, что реально бесит, это то, что Чангюн не понимает, почему в таком состоянии нужно ехать к друг другу. Или уже начинает догонять, раз по итогу согласно кивает, а Минхёк в шутку «стреляет» баллончиком в асфальт, ровно в сантиметре от носка правого ботинка Чангюна. (И Чангюн тоже прикольно шугается, когда не сразу понимает, что баллончик был уже пустой). === Оказывается, надо было уточнять конкретный временной промежуток слова «поздно». Минхёк не ожидает, что его «поздно» > «поздно» Чангюна, потому что всегда происходило наоборот. Вообще. По-хорошему. Надо было бы по делу начать использовать безграничный лимит спамных сообщений и предупредить, а не приходить домой и видеть этот коннект между Чангюном и диваном. Минхёк даже не включает свет ни в прихожей, ни на кухне, садится на пол перед диваном, и, одновременно с короткой будящей фразой, аккуратно гладит Чангюна по затылку, надеясь действовать так тихо, чтобы вся эта возня по смене дивана на кровать прошла бесследно и сон прервался бы только на пару минут. Вообще. По-хорошему. Все эти поездки с квартиры на квартиру. Минхёка.  Очень. Очень. Сильно. Задолбали.  Работа занимала время, дорога занимала время, второстепенные дела после работы занимали время; у одного ненормированный график работы, но нормированный график интересов, у другого — нормированный график работы, но ненормированныq график интересов, и подстраивание под это тоже занимает время. И, правда, ну было бы проще, если бы в голове не путались два адреса и не надо было бы каждый вечер вспоминать в какой из двух квартир осталась та или иная вещь. Это сэкономило бы нервы, силы, время. И, если честно. По-хорошему. Минхёк не уверен, что сможет продержаться в таком темпе еще год. (Полгода это потолок). Чангюн что-то уточняет про работу, в свойственной тягучей манере и совершенно не сонно, видимо, сразу уловил суть настроения и надеется, что его причина в «да под конец квартала завал какой-то», а не в том, что «работа-то ладно, она хотя бы стабильна по одному и тому же адресу, но когда силы после неё на планке “раздражение”, хочется прийти в один дом и к одному человеку, а не тратить пол-утра на то, чтобы этого человека уговорить зафиксироваться по одному из предложенных адресов».  (Но это все те мысли Минхёка, которые сейчас можно поделить на два и еще раз на два, тем самым очистив от лишних эмоций, в которых никаких полимеров вообще не предусмотрено). — Ты стал выглядеть значительно лучше, — сознательно тянет в другую тему Минхёк, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Чангюн не сразу решает (обижаться или порадовать за себя), но глаза открывает и перестает растягивать гласные в словах: — Ну спасибо? — В смысле… — Минхёк тихо смеется, немного расслабляясь, уже не мучаясь от подавляемой претензий, и зарывается в волосы Чангюна всей ладонью, поглаживая большим пальцем край его ушной раковины. — Когда мы с тобой встретились, ты был измученным, а сейчас выглядишь довольно хорошо. — Довольно хорошо? — повторяет Чангюн, давя на «да ты серьезно?». — Не придирайся, это же был комплимент, — отмахивается Минхёк, нарочито легкомысленно. Минхёк как-то не хочет брать на себя ответственность и говорить, что это логично, что ты внешне стал выглядеть более здоровым человеком, когда у тебя появился тот, с кем хочется спокойно ужинать, а не запихивать в рот закуску, пока читаешь литературу, нужную для работы\учебы; и с кем тянуло в сон в начале ночи, а не ты сидел до раннего утра, просто потому что твой организм на это способен. Говорить не хочет, но это же все правда, которую Чангюн никак не может признать. Или. Что скорее всего. Делает вид, что не признает из-за страха показаться сентиментальным и уязвимым. (Не то, чтобы Минхёк и сам всегда мог впрямую об этом заявить). И, поэтому, когда у них не совпадают выходные, Минхёк эпизодично информирует, довольно, кстати, прямо, что ему очень сложно утром куда-либо уходить. Чангюн это все не считывает серьезно и находит вывод только в: «зависть берет, что я сплю, а ты в восемь утра на работу едешь?». И это самый тупой вывод, который можно было сделать в данной ситуации. С другой стороны, на этот вывод можно только промолчать, потому что, даже текстово, но Минхёка не прострелит такой смелостью, чтобы вслух «я счастлив от того, что в восемь утра ты никуда не едешь, а продолжаешь спать в моей постели». (Про ощущение смягчения к самому факту раннего утра, если оно начинается с осторожных прикосновений и тихого голоса, а не с сигнала будильника, Минхёк еще пытался как-то сказать, и это был последний успех в деле тонкого намека на тему «эту происходящую бытовуху я очень ценю, замечаю и хочу в свои дни на постоянную основу, а не с нормированным\ненормированным графиком встреч»). Вообще. Минхёк уже заметил, что все признания ушли в действия. Начиная с того, как его рефлексы и тело уже так хорошо выучили рефлексы и тело другого, что он, не просыпаясь, машинально двигается ближе к пришедшему теплу, сжимая или податливо позволяя сжать себя, как только Чангюн оказывается в постели рядом; и заканчивая тем, что Минхёку требуется пара минут, чтобы заласкать и физически успокоить так, что Чангюн вырубается на его плече в крепкий сон часов на десять.  Поэтому. Какая, к черту, «зависть берет»?