Где пересекутся наши пути

Ацуши как никто другой понимал ценность прикосновений. Они оставляли ожоги на коже, облизывали ласковым пламенем, пробираясь в кровоток. Незаметно вытесняли холодные, одинокие годы, проведенные в приюте. Рука Дазая на плече была невыносимо теплой, пригвождала к земле, вселяя чувство уверенности с тяжелыми нотками озона, подобно воздуху перед грозой. Прикосновения Кеки порхали по коже пугливыми бабочками и сорвавшимися с дерева лепестками вишни, были такими же хрупкими и неуловимыми. Касания Люси горчили лимоном с ярким вкраплением пряных, пахучих трав. От них веяло лихорадочным запалом и буйным, неукротимым речным потоком, особенно в те нередкие моменты, когда щеки напротив заливало краской. Прикосновения Акутагавы были пугающим ураганом из всего выше перечисленного и многим больше. Ацуши не уставал считать и записывать каждое из них в памяти. Они имели цвет и запах, иногда звенели оглушающей трелью, а порой закладывали уши ощутимой тишиной. Несколькими годами ранее их столкновения были всплеском рвущейся наружу ярости, пролитой крови и оторванных конечностей. Шипы Расемона пронзали не только плоть, но и что-то внутри, что выло и металось от обиды и желания доказать свою позицию сопернику. Ацуши не сумел уследить, когда сквозь стену из пожирающей пространство материи, что всегда делила их по разные стороны, до него добрались бледные руки. Сперва они хватали его в пылу сражения за то, что подвернется первым. Шиворот рубашки, ремень, подтяжки. Запястья. Стискивали до боли, порой по невнимательности, порой из чистого злорадства. Они говорили на двух языках, и считывать мысли друг друга кожей казалось поистине чем-то будоражащим. Ацуши мог поклясться, так думал не он один.

***

Как бы сильно Ацуши ни любил поезда, отрицать явное, лениво разливающееся по телу чувство усталости было нельзя. Они третий день мотались из префектуры в префектуру, гонимые постоянно обновляющимися сведениями и зацепками по делу. Либо их цель обладала невероятной удачей, либо мастерски умела путать следы. В любом случае, погони без продыху, общественный транспорт и ночи в мотеле в угоду маскировке оказались до ужаса изматывающим занятием. Подперев рукой щеку, Ацуши провожал взглядом рисовые поля и беспорядочную растительность у дороги. Места у окна всегда были его слабостью. Высказанное в начале миссии желание сидеть подальше от прохода на удивление не было встречено недовольством со стороны Акутагавы. Тот лишь, скривившись, заметил, что его мутит от одного взгляда на смазанный скоростью пейзаж. По истечение третьего дня миссии вид из окна уже не казался Ацуши таким увлекательным и утомил спустя пару минут после отправления. Он осторожно скосил глаза влево. Акутагава словно из последних сил старался держать осанку — тот в любой ситуации сидел, точно шест проглотив, однако в подобные моменты это было заметно явственнее прежнего, — но бесплотная погоня за фантомом давала о себе знать. Невольно ссутулив плечи и неловко замерев в кресле, он сонно скользил взглядом по строчкам книги в руках. На вороте белой рубашки держались солнечные очки. Двадцатью минутами ранее они наделали шуму, соскользнув с головы Акутагавы, когда тот, забыв о них, наклонился вперед. Недовольно, не без доли смущения нахмурившись, он отточенным движением запихнул дужку за воротник. Ацуши беззлобно усмехнулся про себя и, опустив взор в книгу, попытался незаметно разглядеть текст. В глазах от такого положения вскоре защипало под веками, и Ацуши зажмурился. А затем медленно, будто крадучись, склонился к плечу Акутагавы, задевая его отросшими белесыми прядями, и, как положено, взглянул на ближайшую к себе страницу. Акутагава не шелохнулся, лишь запнулся на выдохе, задерживая воздух в легких и спустя миг выпуская его вновь. Он плавно прикрыл книгу и, не давая Ацуши разочарованно нахмуриться, пальцем левой руки перелистнул страницу. Пожелтевшая от старости, шершавая на вид бумага пестрела столпами мелкого сплошного текста. Ацуши правда пытался воспринять описанные красоты Парижа, по кирпичикам-словам построить в голове образ, но прочитанное крошилось и рассеивалось без следа, стоило глазам перепрыгнуть на следующую строчку. От Акутагавы пахло пылью и мылом, веяло теплом в том месте, где они едва не соприкасались плечами. Из-за неудобного положения заныло в пояснице. Пришлось сползти ниже по спинке сидения и, скрестив руки на груди, упереться одной из них в подлокотник. Ацуши физически ощущал, как все до единой мышцы в теле Акутагавы, не дрогнув, сжались в тугую пружину. Дышать стало затруднительно, и Ацуши не мог сказать с уверенностью, что было тому виной: спертый воздух салона, неловкая поза или зависшее между ними тонкой леской напряжение. Закравшееся внутрь волнение, точно грубой рукой, неаккуратно сдавило сердце, и то забилось в груди испуганной птицей. Ацуши бесстыдно лез в чужое личное пространство и, понимая это, готовился в любой миг идти на попятную. К гневу напарника Ацуши привык, не знал лишь, какую форму он примет в подобной ситуации. От собственной наглости зарябило в глазах, во рту разлился кислый привкус с душистой горечью на редких выверенных выдохах. Опущенный взгляд наткнулся на покоящиеся на плече Акутагавы пряди светлой челки, от чего сердце под ребрами встрепенулось особенно бойко. Акутагава зашевелился, потянулся перевернуть страницу, вырывая Ацуши из тревожной задумчивости. Тот не сумел прочесть и половины текста на развороте, что, искренне говоря, не особо его заботило; тем не менее, поддавшись секундному порыву, Ацуши устремился вперед. Задев пальцами тыльную сторону чужой ладони, помешал перелистнуть книгу. От смазанного прикосновения что-то щелкнуло в голове, все встало на свои места, и Ацуши понял: перестарался, пересек границу. Словно в подтверждение его мыслей, Акутагава наконец встретился с ним взором. В тяжелом взгляде напротив искрило недовольством, безмолвной угрозой и чем-то схожим с обидой, но ею определенно не являющимся. То был… Испуг? Ацуши отпрянул от его плеча. Спину тотчас ошпарило кипятком онемения от долгого сидения пригнувшись. Произойди подобное год назад, не исключено, что он, испытывая судьбу, с размахом сыграл бы на нервах Акутагавы, но здесь и сейчас стало стыдно, словно, ворвавшись в чужой сад, Ацуши намеренно потоптался по цветочным клумбам и обломал пару веток у деревьев. Он долго всматривался в окно, не видя ничего, кроме нечеткого силуэта Акутагавы, отражающегося в стекле. Когда же все-таки решился обернуться, наткнулся взглядом на закрытые глаза и расслабленную линию рта. Прикрытая книга лежала на коленях под одной из рук, вторую тот расположил поперек живота. Ацуши ощутил, как сами собой разжались неосознанно сцепленные в замок вспотевшие ладони, с плеч лавиной сошло напряжение. Откинув голову на сидение, он тоже закрыл глаза. Ацуши не мог не сравнить их взаимоотношения с балансированием на электропроводах. Оставалось лишь понять, как без ненужных потерь спуститься оттуда обоим.