«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ»
Луи сразу же заметил двойную петлю внутри буквы «О» в слове «дом». Он обнаружил, что это был очень любопытный способ написания этой буквы, хотя и не стал больше заострять на этом внимание. Если бы он всё-таки задумался над этим, то, возможно, смог бы предвидеть, что произойдет дальше. Ему подали кусок пирога, который он съел до последней крошки. Он не мог лгать, ведь это было восхитительно. Кроме того, если он ел, то это означало, что он не привлекал их внимания. После ужина Эстер настояла на том, чтобы все собрались в гостиной, где, по её словам, она исполнит новую фортепьянную пьесу, которую закончила учить. Луи занял место на большом диване вместе с другими родителями. Он сидел напряженно и прямо, как тростинка, осознавая их близость. Близнецы сидели на полу у их ног. Видеть их всех так близко, с их маленькими светлыми локонами, блестящими на свету, чувствовать тепло, исходящее от тел, сидящих по обе стороны от него — он больше не мог сомневаться. Что бы это ни было, оно было настоящим. И это само по себе было просто ужасно. Эстер села на скамейку перед роялем, повернувшись к ним спиной. Инструмент был очень хорошо настроен, как он предполагает. Девушка повернула голову, чтобы посмотреть на семью. — Я тренировалась днём и ночью. Надеюсь, вам понравится. — Особенно ночью, — беззаботно заметил отец. — Мы слышали тебя достаточно отчетливо, милая. Она положила руки на клавиши и начала играть очень запоминающуюся игривую пьесу, которая оказалась классикой рэгтайма, которую Луи мог слышать или не слышать раньше. Её пальцы танцевали на клавишах, порхая и кружась, будучи почти неразличимыми, пока её нога ритмично нажимала на педаль. Мелодия была похожа на песни, которые можно было услышать в кино во время просмотра немого фильма, где пианистов часто приглашали импровизировать саундтрек. Это было приятно слушать, Луи не мог солгать, и это творило с ним чудеса: как оказалось, он немного успокоился. Закончив, она повернулась на своей скамейке и слегка поклонилась, гордая улыбка появилась на её розовых губах. Семья горячо зааплодировала ей, Луи последовал за ними с опозданием всего на несколько секунд. — Ох, — сказала она. — Что же мне сыграть, когда приедет наш гость? — Что хочешь, милая, — ответила мать. — Я думаю, что где-то в доме есть ноты прошлых лет. Как ты думаешь, Луи? Ты бы сказал, что он из тех, кто любит классику? Или он вообще не интересуется музыкой… — Прошу прощения, но, — сказал он, — что за гость? Он почувствовал руку женщины на своем плече. — Ты его очень хорошо знаешь. Возможно, подсказка поможет тебе. — Эм… — Его имя начинается на букву «А», — сказала Эстер с ноткой волнения в голосе. И это было всё, что потребовалось для того, чтобы его разум полностью прояснился. Он тут же встал под несколько удивленными взглядами других членов своей семьи. Он попятился к двери, к той самой, через которую он прошел и оказался здесь. Она была оставлена приоткрытой, — Я устал, — сказал он немного дрожащим голосом. — Может быть, как-нибудь в другой раз, я… я пойду домой. Спасибо за обед. Говоря это, он уже держал руку на дверной ручке, готовый в любой момент сбежать. Родители встали и подошли к нему, а другая мать взяла инициативу на себя, приложив руку к своему сердцу. — Ты уже уходишь? — сказала она, явно опечаленная. — Что мы ему скажем? Он проделал такой долгий путь только для того, чтобы увидеть тебя. Он не может быть сейчас слишком далеко, конечно, ты мог бы остаться, пока он не появится? — Боюсь, что не смогу, — слабо выдавил он. — Я скоро вернусь. Может быть. Спасибо ещё раз. Мне действительно пора идти. — Ох, все в порядке. Как пожелаешь, дорогой. Не забывай о нас. Мы будем тебя ждать. Отдохни хорошенько! Он вернулся в тёмный коридор. Он оглянулся в первый раз, и они все стояли там, возле дверного проёма, и махали на прощание. — Спокойной ночи! — сказала Эстер с ослепительной улыбкой, она махала рукой с большим нетерпением. Он продолжал идти. И оглянулся во второй раз. Они перестали махать руками и улыбаться. Другая мать стояла перед ними, скрестив руки на груди, и произносила одними губами: — Скоро увидимся. Вскоре Луи вернулся в его собственный мир. Что за странные слова: его мир. Он запер дверь и на мгновение замер, обдумывая произошедшее. Тишина, в которой он очутился, была оглушительной, как и темнота. Он оставил там свою свечу. Он не стал включать свет, потому что не хотел видеть картину. В ту ночь ему снился большой банкет, отталкивающие улыбки и тот самый неожиданный гость. На следующее утро, после пробуждения, ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить события прошлой ночи. Он усмехнулся. Что за нелепый сон. Другая семья… За завтраком Эстер спросила как можно спокойнее и сдержаннее: — Мне что-нибудь пришло по почте? Отец окинул её скептическим взглядом поверх стола. — А ты что-то ждала? Она ничего не ответила, потому что это наверняка означало бы предательство самой себя. До того, как они уехали из города, у неё были довольно бурные отношения с парнем. Он был подмастерьем в мастерской своего отца, вероятно, он не посещал школу ни дня в своей жизни, но, несмотря на разительную разницу в социальных статусах, она знала, что может бросить всё в мгновение ока ради него, потому что он заставлял её чувствовать себя более живой, любимой и особенной, чем кто-либо в её жизни, хотя она не была чужда набору негласных правил, по которым, казалось, жила её семья. Она уже догадывалась, что может случиться, если родители когда-нибудь узнают о нём. Она точно знала, что они скажут. «Он не для тебя. У него нет будущего. У него нет ни гроша. Он подонок». Но, конечно, вне зависимости от того, одобряли они его или нет, она встречалась с ним тайно. Перед переездом она дала ему свой новый адрес в надежде, что он хотя бы попытается написать ей. Прошло три недели с тех пор, как они переехали в Роузвуд-Холл, и он не подавал признаков жизни с того самого момента, как они виделись в последний раз. Во всём этом она, конечно, не могла признаться никому, не говоря уже об отце. Поэтому она притворилась безразличной, убирая тусклую белокурую прядь волос за ухо и возвращаясь к недоеденному завтраку. Она убедилась, что мать ела, и даже предложила разрезать еду на маленькие кусочки, чтобы ей было легче. Луи молча наблюдал за ними с другого конца стола. Они были очень далеки от той семьи, которая снилась ему прошлой ночью (потому что, конечно же, это был сон). Все они казались такими пресными, скучными и бесцветными, что теперь это стало ещё более очевидным. А прошлой ночью с ним обращались, как с членом королевской семьи. Здесь и сейчас они едва ли признавали его существование. Он сам предложил принести почту. До почтового ящика можно было дойти всего за минуту по главной дороге. Сначала он поднялся в свою комнату, чтобы переодеться. И, пока он раздевался, что-то выпало из кармана его пижамы. Это была вчерашняя записка. Сердце его упало, словно камень. Он бросил её в ящик стола и поспешно вышел из дома. Хотел он только сделать несколько шагов от крыльца, как услышал голос: — Ты знаешь… — Луи посмотрел направо от себя. Сосед сидел в углу веранды, раскачиваясь на своем старом деревянном стуле и положив руки на колени. — Мистер Майерс, хозяин дома, никогда не сдаёт свои квартиры семьям с детьми. Странно, что он позволил вам переехать. Я думаю, он, должно быть, не в своем уме. Он уже не так молод, может, и не вспомнит. Луи только нахмурился в замешательстве. — Ладно, — невозмутимо ответил он. — Хорошего вам дня. Луи пошёл за почтой, а когда вернулся, то мужчины уже не было. Он бросил письма на кухонный стол и поднялся наверх, чтобы постучать в дверь кабинета отца. Он вошёл, услышав, как тот пробормотал что-то вроде разрешения, и просто стоял у двери. Отец сидел за письменным столом и что-то печатал на машинке. Слабый сигаретный дым заволакивал комнату, кружась под светом настольной лампы. Он сидел спиной к Луи и даже не потрудился обернуться. — Я говорил с нашим соседом, — сказал он. — Ну, он говорил со мной. — Мистер Уокер? — спросил он, продолжая печатать. — Не обращай на него внимания. У него почти не осталось здравого рассудка, он сумасшедший. — Разве? — Мне ли не знать. Мы разговаривали в тот день, как приехали. У него старческий маразм. — Он сказал, что владелец сошел с ума, позволив нам переехать в эту квартиру. — Мистер Майерс? — Да, и… — он остановился, как вкопанный. Майерс. Он уже видел эту фамилию раньше. — Где все архивы? Отец пренебрежительным жестом указал на угол комнаты. Картонная коробка всё ещё стояла там, нетронутая. Газета лежала на том же самом месте. Луи перечитал заголовок: «Полиция прочёсывает Аппер-Редли в поисках пропавшего мальчика: 17-летний Виктор Майерс…» — Этого мальчика нашли? — Повтори? — рассеянно пробормотал он, всё ещё не удостаивая сына взглядом. — Виктор Майерс, — настаивал Луи. — Раньше он жил здесь. Он пропал где-то… тринадцать лет назад. Как думаешь, его нашли? — Понятия не имею. — Можно мне оставить газету? — Если обещаешь мне спокойно поработать, то да. — А как насчёт целой коробки? Мужчина громко вздохнул, и Луи воспринял это как согласие. Он поднял коробку и вышел из кабинета, направляясь в свою комнату. Он поставил коробку на стол и начал рыться в архивах в поисках чего-нибудь, что могло бы иметь отношение к делу Виктора. Он не был уверен, почему это так важно, он ведь был ему совершенно незнакомым человеком. С другой стороны, было трудно не вмешиваться. Виктору было столько же лет, сколько и ему, когда он исчез. Он даже немного походил на него на фотографии. И исчез он неподалеку. Кроме того, это было не так уж и давно. Он сдался после часа поисков, которые не принесли ему никаких результатов. Мальчик больше никогда не был упомянут.*
В ту ночь он ворочался в постели и никак не мог заснуть. Он не мог перестать думать о маленькой записке — единственном осязаемом доказательстве того, что события прошлой ночи действительно происходили наяву, а не в его воображении. Или всё-таки это были просто игры разума? Теперь, когда Луи встал, он решил, что настало самое время, чтобы разобраться в этом раз и навсегда. Этой ночью он узнает, действительно ли существует какая-то альтернативная реальность по ту сторону двери в гостиной. Убедившись, что все крепко спят и что это не просто какая-то замысловатая шутка, которую все над ним разыгрывают, он тихо спустился в гостиную. На этот раз он был готов. Прежде чем вставить ключ в замок, он услышал за спиной чьё-то хихиканье. Это был женский голос, мягкий и лёгкий. Он вздрогнул и так быстро повернул голову, что чуть ли не свернул себе шею. Он оглядел темную комнату, широко раскрыв глаза от страха. Он направил свечу на гостиную, пытаясь осветить каждый угол. Никого не было. Он сглотнул и поднёс свечу к портрету. Он встретился взглядом с дамой. Она смотрела прямо на него, и у него по спине побежали мурашки, потому что её глаза всегда смотрели в пустоту, как будто она рассматривала что-то вдалеке, находясь где-то в своём собственном мире. Теперь он не сомневался, что она смотрит на него своими большими зелёными глазами, освещёнными светом свечи. Но она оставалась совершенно неподвижной. Ему не особо хотелось продолжать этот немой разговор, поэтому он провернул ключ, открыл дверь и бросился в коридор. Тот же самый запах витал в воздухе, когда воображение подкидывало ему события прошлой ночи. Его сердце бешено билось о грудную клетку; он был на грани того, чтобы стошнить. Не дойдя до конца, он услышал приглушённую музыку, доносившуюся из-за другой двери. Он толкнул её и сделал несколько неуверенных шагов в гостиную. По какой-то причине он сразу почувствовал себя лучше. Горел огонь, освещение было мягким и тусклым, и здесь было так же тепло и уютно. Эстер сидела посередине дивана, Мэгги — справа от неё, Роза — слева. Старшая сестра держала на коленях старую книгу Беатрикс Поттер и читала историю девочкам, которые прижимались к ней, уткнувшись носом в её бока. Она подделывала всевозможные смешные голоса, чтобы подражать каждому персонажу. Пианино, как он заметил, играло само по себе. Он узнал эту песню: это была та самая, которую Эстер играла прошлой ночью, только её темп был медленнее. Его появление прервало этот момент спокойствия, но его встретили с ошеломляющей теплотой, как и прошлой ночью. Девушки улыбнулись и практически спрыгнули с дивана, чтобы обнять и поцеловать Луи, и тот хотел бы иметь решимость и силу духа, чтобы сохранить свое недоверие, которое, как он был уверен, было единственной вещью, что всегда сохраняла его в безопасности, но как он мог? Они были такими милыми и славными, и, кроме того, он полагал, что дети не могли причинить ему вреда. — Ты вернулся! — сказала Эстер, крепче обнимая его. — Я знала, что ты вернёшься! — Хочешь почитать эту историю вместе с нами? — спросила Мэгги, потянув его за рукав джемпера. — Мы читаем сказку о мистере Тоде! Он не видел причин для отказа, и поэтому они вчетвером уселись на диван и взялись за чтение книги под нежными взглядами его других родителей, наблюдавших за ними из столовой. Если бы он обратил на них внимание, то заметил бы, как тревожно те выглядят, просто стоя с широкими застывшими улыбками. В дверь позвонили. — Дорогой? — Луи посмотрел через плечо на другую мать, когда она подошла. — Кое-кто ждет тебя за дверью. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что он умирал от желания увидеть тебя. На самом деле она так и не сказала, кем же был этот знаменитый гость, но у него было предчувствие: если же письма что-то означали… Ему стало трудно дышать, казалось, будто кто-то обхватил его за шею. Тем не менее он поднялся на ноги, и к нему подошла другая мать. Она поправила его воротник, провела руками по джемперу, разглаживая ткань, и на мгновение Луи заметил, как она похожа на его настоящую мать даже в этих жестах. Это был такой горько-сладкий момент. Ведь это всё было у него до того, как она заболела. — Ну, давай, — прошептала она, кивнув и ободряющее улыбаясь. — Не заставляй его ждать. Ничто не могло подготовить Луи к тому, что он увидел, когда открыл входную дверь. Он стоял перед ним. Он стоял на крыльце, под ярким светом лампы, засунув руки в карманы, с ленивой полуулыбкой на губах. На нём была та же одежда, что и в последний день, когда они виделись. Глаза цвета лесного ореха быстро наполнились слезами, когда Александр оценивающе посмотрел на Луи. Тот не терял ни секунды. Луи бросился ему на шею и обнял так крепко, что ему было всё равно, задохнется парень или нет. Его пальцы вцепились в мягкий хлопок тёмно-синего джемпера, когда он почувствовал, как слёзы застелили ему глаза. Он тихо плакал, уткнувшись лицом в местечко между шеей и плечом. Александр всегда был выше него, и Луи всегда скорбил по этому. Теперь ему было всё равно, запачкают ли слёзы его рубашку или нет. Его плечи сотрясались от рыданий, рука Алекса гладила его по спине, успокаивая. Он мог просто лопнуть от счастья. Он чувствовал запах его духов и тепло, и всё это было настолько ошеломляющим, что он знал, что умрёт, если проснётся, ведь это был всего лишь сон… Нет же, это было по-настоящему. Это было реально: Луи повторял это в голове снова и снова, как сводящую с ума мантру. Через довольно-таки долгое время они всё же отстранились друг от друга, чтобы Луи смог посмотреть в эти добрые, прекрасные глаза, в которые он так беспамятно влюбился. Алекс, как оказалось, тоже всплакнул. Луи обхватил его лицо руками и, не теряя ни секунды, соединил их губы в глубоком нежном поцелуе, и тогда Александр притянул его ближе к себе за талию. Они целовались на крыльце, прямо под лампой, окруженные надоедливым роем маленьких мотыльков. — Ты настоящий, — прошептал Луи между жадными поцелуями. — Ты жив. Ты здесь. — Я здесь, — повторил тот немного хриплым голосом, но именно таким, каким его помнил Луи. — Не оставляй меня снова. — Не оставлю. Я никогда не оставлю тебя. Луи сделал шаг назад и попытался всё это переварить. Его руки продолжали дрожать, когда он оглядел его с головы до ног. — Боже. Что… Я просто не могу… Ты же был мёртв, Алекс, и я… — Я знаю, — отрезал он с грустной улыбкой. — Но теперь я здесь, я с тобой. — Он протянул руку, чтобы положить ладонь на щёку Луи, и провёл большим пальцем по скуле, вытирая слёзы. — Тогда что ты? Типа… призрак? Боже, это звучит так… Алекс усмехнулся, услышав это слово, и, когда он засмеялся, в уголках его глаз появились едва заметные морщинки. Луи засмеялся следом сквозь слёзы. — Конечно нет. Призраков не существует. Я… — Ты другой Александр. Не так ли? — Лучший Александр. Переполненный эмоциями Луи снова прыгнул в его объятия, но на этот раз он не отпускал его. — Я думал, ты не вернёшься, — признался Алекс. — Я слышал, что ты сбежал вчера. Я боялся, что ты на самом деле не хочешь меня видеть, — прошептал он, одной рукой поглаживая волосы Луи и прижимая его ближе. — Я испугался, — пробормотал он. — Ох, могу себе представить. — В каком мы сейчас мире? Мы всё ещё… — Не думай об этом, у тебя будет жуткая головная боль. Здесь всё гораздо лучше. Это всё, что имеет значение. — Значит, это ты писал мне все эти записки, не так ли? — О чём ты… Прежде чем он успел закончить фразу, входная дверь позади них открылась, и на пороге появилась другая мать. — Ну, добрый вечер, — воскликнула она. — Знаменитый Александр. Наконец-то мы встретились по-настоящему. Проходите же! Она обошла вокруг, представляя молодого человека остальным членам семьи, под изумленным взглядом Луи. Осознавали ли они вообще природу их отношений? Похоже, да. Его другая семья была настолько любящей, восприимчивой и открытой, что казалось, словно он находится в совершенно другом временном периоде, даже в другой вселенной. Они поужинали все вместе. Трапеза перемежалась шутками другого отца и вопросами другой матери о жизни Александра — те не были ни назойливыми, ни обидчивыми, она просто была в хорошем настроении, источая чистое любопытство. Не было никаких сомнений в том, что она очень близко к сердцу принимала счастье Луи. Эстер тоже болтала с их гостем, всё время смешила его и продолжала наполнять его тарелку, хотя тот говорил, что не так уж и голоден. В тот вечер Луи тоже почти ничего не ел по двум причинам. Во-первых, было уже очень поздно. Эти люди, казалось, не знавали работы и всегда были в настроении для еды. Интересно, спят ли они вообще? Во-вторых, что-то до сих пор занимало всё пространство внутри него, не оставляя места для еды. Он был до краёв переполнен чувствами и нежностью к своему возлюбленному: он даже поймал себя на том, что жаждет его прикосновений и внимания, и становился беспокойным, если слишком надолго отводил глаза от Алекса. Он смотрел, как тот живёт, ест и смеётся, и чувствовал тепло его руки в своей, лежащей на поверхности стола. — Ты же счастлив, дорогой, правда? — спросила его другая мать, которая заметила, как сильно поразил его новый гость. Луи с энтузиазмом закивал, и через некоторое время он заметил, что почти ничего не осталось от того парализующего страха, который он когда-то испытывал перед лицом всей этой новизны и абсурда. — Хорошо, — сказала она. — Мы рады, что тебе здесь нравится. Это всё, что имеет значение.*
В тот же вечер они с Алексом остались одни в комнате Луи. Или, скорее, в его другой комнате. Та, которую он ещё не успел изучить. Она была похожа на его собственную, только кровать была больше, с шёлковыми простынями, блестящими половицами, большими восточными коврами в красных и оранжевых тонах и крошечными золотыми штрихами по всей комнате. Они выключили свет и целовались в темноте, прямо посреди кровати. Мягкий матрац немного прогнулся под их весом. Чувствуя себя особенно смелым, Луи оседлал его, упершись коленями в его узкую талию. Его губы ненадолго задержались на изгибе шеи, когда он почувствовал, как пальцы Алекса мягко пробежались по его волосам. Они отстранились друг от друга достаточно, чтобы Луи успел стянуть с Алекса рубашку. К этому моменту их глаза уже привыкли к темноте. В то же время облака уступили место луне, и теперь, благодаря её свету, Луи мог видеть более ясно. Грудь Александра была бледной, кожа — гладкой, всё было точно так, как он и помнил, вплоть до маленькой родинки на правом боку. Но было кое-что, что привлекло его внимание. Этот ужасный вертикальный шрам, почти четыре дюйма длиной, прямо между грудными мышцами. Рана не выглядела свежей, но швы всё ещё были видны: десять маленьких горизонтальных штрихов, которыми был зашит шрам. — Что с тобой произошло? — прошептал Луи. В его словах сквозило беспокойство, а пальцы нерешительно застыли над шрамом. Алекс переплёл его пальцы со своими, мягко отталкивая его ладонь. — Не волнуйся. Это не больно, — но Луи не мог просто перестать не волноваться. Он не мог оторвать от него глаз. Рана казалась глубокой. Алекс поднес руку к его щеке, мягко поглаживая кожу, чтобы обратить на себя внимание. — Мы можем просто поспать. У нас достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. Я здесь. Навеки и навсегда. Его последние слова должны были его успокоить. Прямо сейчас они делали что угодно, но только не успокаивали. Луи сдался и согласился просто провести ночь рядом с ним. Он лёг рядом, прижав голову к груди, а Алекс обнял его за спину, крепко обхватывая Луи своими руками. Рядом с Александром тот чувствовал себя в безопасности. Как будто ничего не могло случиться, пока они были вместе. Купаясь в неге счастья, эта мысль не сразу пришла ему в голову. Луи потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он не слышит сердцебиения парня, хотя его ухо было прижато прямо к тому месту, где должно находиться сердце. Он не чувствовал его пульса. И, несмотря на это, тот был жив и здоров, дышал, иногда даже дёргался во сне. — Я не слышу твоего сердца. Конечно же, это было тщетно. К тому времени Александр уже крепко спал. А когда Луи проснулся, он был не только один в постели, но и находился в своей привычной комнате, как будто прошлой ночью ничего не произошло.