***
Оглушительный взрыв, и секундная вспышка боли достигает мозга. Лицо мокнет от чего-то знакомо тягучего, чего-то со вкусом металла и запахом беды. Кровь заливает все лицо Фрэнка, попадает в глаза и слепит, будто кислота. «Ну вот и все» — проносится по закоулкам шаткого сознания быстрая мысль, еще немного, и, вместе с последним вздохом, погаснет перед внутренним взором и драгоценный образ. Альфа прогоняет из головы всё прочее, расчищая место для него — единственного, кого он хочет видеть в момент, когда сердце замрет навечно. Внезапно навалившаяся на Фрэнка тяжесть заставляет коленки подогнуться. Земля уходит из-под ног, и альфа летит вниз. Грудь резко сдавливает, выгоняя из легких последний воздух, боль от удара о пол растекается по спине, однако… ….он не понимает. Не понимает, почему все ощущения до сих пор так отчетливы, почему мрак не приходит за ним, не накрывает своим душным одеялом, погружая в вечную темноту. Горячая кровь продолжает заливать его лицо, дыхание затруднено, но рука неожиданно слушается, когда он пробует поднять ее. Фрэнк отирает глаза. Над головой черный потолок зала, по периметру окантовка из прожекторов. Притупленный хлопком слух возвращается, и внешние звуки начинают проступать все отчетливее. Шепот на трибунах, чьи-то шаги по виниловому покрытию ринга… Для альфы время будто остановилось, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд. Фрэнк приподнимает голову и тут же наталкивается взглядом на неподвижные мертвые зрачки. Айеро в замешательстве смотрит в них, позволяя разуму, скрипя, возобновить ход своих шестеренок, затем с усилием скидывает с себя бездыханное тело и садится, снова тупо уставившись на него. Еще раз вытирает глаза. Оглядывается… Почти сразу он замечает Пита, что стоит неподалеку с зажатым в руке глоком и бесстрастно глядит в его сторону. — А нехер было читить, — пожимает Вентц плечами, как бы в ответ на недоуменное выражение лица друга и убирает пистолет за пояс, — Прости, Фрэнк, аккуратнее не получилось, придется умыться. Внешне альфа совершенно спокоен, ведет себя так, будто просто назойливую муху прихлопнул, однако в глазах на мгновение мелькает тень прячущегося за темную радужку страха. Еще какая-то доля секунды, и было бы поздно. Пит догадывается, что принятое им решение Фрэнк не оценит, но он ни секунды не сожалеет. Коррида всегда была делом чести, Хант главное ее правило нарушил, за что поплатился. Стоять и смотреть, как друг гибнет в бесчестном бою, Пит не собирался. Он напряженно глядит на то, как Фрэнк, весь перемазанный в чужой крови, поднимается, как медленно идет, не сводя с него пристального взгляда… С указательного пальца альфы срывается и летит на пол тяжелая бордовая капля. Вентц прослеживает ее путь. Нож Ханта, видимо, пройдя по касательной, все же успел задеть кожу на плече, но, судя по совсем тонкой струйке крови, рана неглубокая. К счастью. Трибуны тихо перешептываются, не понимая, как реагировать. Подобное происходит впервые, но едва ли кто-то посчитал бы действия Пита опрометчивыми, едва ли кто-то осудил бы его. За спиной Фрэнка сотрудники клуба оттаскивают тело Ханта с ринга, рефери обращается к зрителям с просьбой разойтись. Практически сразу раздаются удары сидений-вертушек, когда люди начинают подниматься, и негромкий гул голосов перетекает в шелестящие звуки шагов… Пит вскользь косится на удаляющиеся спины и переводит взгляд обратно на Фрэнка. Знакомая черная бездна зрачков, жесткие губы, сжатые в полоску… Вентц внутренне готовится к тому, что последует далее, даже не собираясь как-то защищаться или уклоняться, он лишь гадает — что тот сделает. От Айеро можно ожидать всего, чего угодно… всего, вот только не… — Спасибо, — хрипло говорит Фрэнк, жестом отсылая от себя подбежавшего врача, — Должен буду. Пит в замешательстве приподнимает брови, тогда как Фрэнк уже рвет свою футболку и самостоятельно перетягивает плечо. Все, на что он готов сейчас потратить время — это смыть с себя остатки чужой, гнилой крови, чтобы не замарать ею его. Больше — ни секунды. На сердце все еще ощущаются ледяные костлявые пальцы той, что снова обошла его, однако в этот раз приблизилась, как никогда раньше, позволила заглянуть в свои пустые глазницы… Фрэнку как можно быстрее нужно домой. Нужно к нему. Он хотел подождать, хотел не торопиться, но впервые понимает, что времени нет. Следующий миг может просто не наступить.***
— Ты уверен, что помощь не нужна? — Вентц сжимает в пальцах конверт с документами и наблюдает за тем, как друг, немного морщась, натягивает куртку прямо на голое тело, — Зря ты отказался, чтобы док тебе обработал рану… Давай я отвезу? — Все нормально, Пит, — Айеро хлопает его по плечу и залезает в машину, — Потрать время на то, что действительно важно, — он на мгновение задерживается взглядом на Патрике, который стоит тут же, рядом с Вентцем. Парень, засунув руки в карманы джинсов, ковыряет носком кроссовка бетонный пол парковки, будто бы не проявляя никакого интереса к разговору. Фрэнк усмехается про себя. Наверняка в шоке, но виду не подает… Молодец. Ему же лучше, если крепкий, потому что рядом с его другом другой долго не протянет. — Идите, я и так вам подпортил вечер, — Айеро захлопывает дверь, сразу же заводя двигатель. Фрэнк жмет на газ, вылетая на автостраду, и кладет стрелку спидометра, выжимая из форда едва ли не максимум. В голове отчего-то упорно крутятся мысли о Вентце и его дикой одержимости Патриком. Почему-то именно сейчас это уже не кажется ни странным, ни смешным, не хочется язвить на эту тему и насмехаться… Придерживая руль одной рукой, альфа залезает пальцами в карман камуфляжных штанов и вытаскивает из него тонкую черную резинку для волос. Он так и не вернул ее Джерарду после их странного стихийного спарринга. Каждый раз Фрэнк напоминает себе, что надо бы отдать, и, тем не менее, продолжает методично перекладывать ее из одной куртки в другую. Неизменно внутренний карман, тот, что всегда у самого сердца. Наравне с дежурным глоком, она ему вместо бронежилета стала. Сегодня, выходя на ринг, он расстался с оружием. Но не с ней. Фрэнк не верит ни в приметы, ни в талисманы, однако он натягивает резинку на свое запястье, чтобы никогда больше не снимать.***
Джерард сидит на полу у кухонной плиты и без отрыва смотрит на вмонтированные в ее панель электронные часы. Огоньки мигают, меняются, но омега понятия не имеет, сколько уже сидит вот так, сбежав из комнаты, стены которой его чуть не задушили. Здесь, на их кухне, ему стало будто бы легче, но как это произошло, он не заметил — даже если прежняя агония прошла, тревога все равно не отпускает. Джерарду постоянно мерещатся шаги, звук хлопающей двери на входе, рев турбин мустанга… Он столько раз велся на обман слуха, принимая желаемое за действительное, что даже не реагирует, когда все это оказывается уже не иллюзией. Омега не двигается и продолжает гипнотизировать часы, сложив руки на поджатых к груди коленях. Когда альфа вдруг появляется перед ним, неслышно пройдя на кухню и опустив на один из стульев его сумку с перекинутой через нее кожаной курткой, Джерард поначалу думает, что его ненормальный мозг вышел на новый уровень и теперь галлюцинирует всерьез. Он несколько мгновений оторопело смотрит на Фрэнка снизу вверх, не моргая, но ровно до тех пор, пока, вдохнув поглубже обжигающий пряный воздух, не осознает, что это — не мираж. Сердце, затихшее, притаившееся глубоко в груди, оживает. Омега спешно поднимается на ноги и окидывает неподвижно стоящего альфу взглядом. Он сразу замечает, что что-то не то, однако, только присмотревшись, понимает, что под камуфляжной ветровкой у того ничего нет. — Фрэнк… — Джерард, не сводя глаз с забитой груди, неосознанно тянет руку вперед, — Что-то случилось? Почему… где твоя футболка? У омеги в голосе столько искреннего, неподдельного беспокойства, что Айеро внутри зверем воет. Никогда, ни разу за все двадцать пять лет за него никто не волновался, никто не ждал его и не тревожился о нем. Фрэнк живым себя впервые ощущает. Живым настолько, что совершенно не знает, как справиться со всем тем шквалом эмоций и обостренных ощущений, которые с каждым мигом становятся лишь ярче, проявляются сильнее. Альфа перехватывает прохладные пальцы Джерарда, и, не в силах больше выдерживать расстояние между ними, приближается вплотную. — По гроб жизни ему обязан… — игнорируя заданные омегой вопросы, непонятно для кого едва слышно произносит Фрэнк и пытается насмотреться на лицо, которое мог больше никогда не увидеть. — Что?.. Кому? — Джерард либо спятил и перестал понимать родную речь, либо… — Я с ума по тебе схожу… — на выдохе шепчет альфа и подается вперед. Поводья брошены, изголодавшаяся по теплу и ласке сущность кидается грудью на металлические прутья своей многолетней клетки, вырывается наружу. Не дав опомниться ничего не понимающему Джерарду, Фрэнк вжимает его в кухонный стол и целует. Глубоко, жадно и настойчиво берет свое, не оставляя ни единого шанса вырваться… но омега и не пытается этого сделать. Сначала из-за шока, а потом, как и альфа, не сумев совладать с собственным естеством и безнадежно влюбленным сердцем. Джерард прыгает вслед за ним в смертоносный водоворот, добровольно складывает оружие и сдается в его руки. Запретные, до дрожи желанные чувства множеством шипов раздирают внутренности, делая одновременно и больно, и нестерпимо сладко. Не разрывая поцелуя, Фрэнк обхватывает Джерарда за ягодицы, чуть приподнимает и усаживает на стол, становясь между широко разведенных коленей. Омега сцепляет руки у него на шее и, ощутив под пальцами мягкие завитки волос, порывисто зарывается в них. У обоих под веками космос заново рождается, миллиарды звезд ежесекундно вспыхивают и законы гравитации действовать перестают. Фрэнк тянет его к себе ближе, гладит широкими ладонями спину поверх хлопковой футболки, цепляя ее край и едва касаясь пылающей кожи. Он неспеша кормит своего хищника, что мечется по ту сторону грудной клетки, разрешает смаковать каждый маленький кусочек. Губы, шея… альфа заново пробует все, упивается каждым прикосновением, убеждает себя поверить в реальность. Кровь в венах носится со скоростью, до которой его мустангу далеко, а Фрэнк лишь подливает бензина, разгоняет ее до кипения. Солено-сладкий вкус кожи на кончике языка, в ноздрях — обожаемый аромат. Альфа улетает от этого крышесносного коктейля, еле сдерживается, чтобы не сорваться и не дать раньше времени выход возбуждению, от которого ширинка трещит по швам. Джерард ощущает его поцелуи повсюду, сам подставляется под них, медленно умирает от каждого. Голоса разума уже совсем не слышно. Омега теряется в громком, частом дыхании, в шорохе одежды, которая сейчас только выводит и раздражает. Пальцы альфы невесомо ласкают его поясницу, еле ощутимо, а хочется больше, хочется ближе. Джерарду стыдно и страшно от своего сумасшедшего желания, но бороться с ним уже нет никаких сил. Он крепче смыкает руки на шее Фрэнка, выгибается в спине и неистово отвечает губам, что только что блуждали по его шее, а теперь снова утягивают в несдержанный, требовательный поцелуй. Альфу кроет. Он пальцами обеих рук забирается под податливую резинку спортивных штанов Джерарда, не встречает сопротивления нижнего белья и с наслаждением сжимает ладонями его ягодицы. Тот прерывисто всхлипывает, льнет отчаяннее и еще сильнее прогибает поясницу. Фрэнк, не прекращая ненасытно сминать нежную кожу, не сдерживается и скользит пальцами меж упругих половинок. Джерарда подбрасывает в его руках, когда он невзначай касается влажного, тугого входа. Из горла омеги вырывается короткий, тихий возглас, и Фрэнк поплотнее прижимается к его губам своими, заглушая звук, который может их выдать. — Как только я не понял этого сразу… — шепчет он, собирая пальцем вытекающую смазку и снова размазывая ее по чувствительному кольцу мышц. Джерард вздрагивает и распахивает глаза. — Так ты… ты все-таки знал! — омега ужасается собственному открытию и отшатывается от Фрэнка, пытаясь заставить свой мозг протрезветь. Однако альфа не дает ему отстраниться, крепко стискивает ягодицы руками и рывком притягивает обратно к себе. — Знал, — соглашается он, наклоняя голову и начиная медленно целовать его шею, — И что это меняет? — Ты знал и не сказал мне, — Джерард судорожно хватается за его куртку, закусывает свою губу, намеренно стараясь сделать побольнее, чтобы не сломаться под этими невыносимыми ласками. Предательское тело не перестает отзываться на поцелуи даже когда мысль о том, что Фрэнк повелся на него только из-за инстинктов, больно бьет в самое сердце. — Я спрашиваю еще раз — и что? — Айеро целует его за ухом, а омега начинает дрожать от того, как низко звучит его голос. Он робеет от нажима, который чувствуется в нем, хотя сами действия альфы совсем не теряют былой чувственности. — А то, что теперь тебе ничего не мешает делать все это, так ведь? — Джерард находит силы оттолкнуть Фрэнка от себя. Тот, покачнувшись, тут же бесится и чуть слышно рычит. Стараясь удержать готовые прокатиться по щекам желваки, он четко, выделяя каждое слово, отвечает: — Вчера ночью мне тоже ничего не мешало, — Фрэнк сжигает омегу взглядом, — И, в отличие от тебя, я отдавал отчет всему, что делал, хотя тогда еще принимал тебя за альфу. Мне плевать, кто ты, я хочу тебя, потому что ты — это ты, — на одном дыхании твердо произносит Фрэнк. «Я люблю тебя, потому что ты — это ты» — поправляет сердце. Омега забывает, как дышать. От такой безумной откровенности альфы его накрывает паника. Фрэнк точно чувствует их связь, но даже не понимает, что им руководит, а Джерард никогда не посмеет сказать. Всего этого не должно было случаться и, в то же время, они были обречены с самого начала. Обречены… обречены… — Нет… нет, это ошибка, мы не можем… нельзя, — Джерард трусит смотреть правде в глаза, боится той бомбы, которую они с Фрэнком вместе создали. Сила и мощь, что с каждым мгновением только набирают обороты. Омеге страшно оказаться с ними один на один, страшно признать, что в глубине души он больше жизни хочет быть рядом с этим человеком, что тот уже в нем — через иглу и дальше по венам. Джерард позорно бежит. Он спрыгивает со стола и вылетает из кухни, оставляя Фрэнка в одиночестве смотреть себе в след. Альфа мрачнеет, исподлобья сверлит взглядом дверной проем, в котором только что исчез парень. — Что же ты делаешь, — негромко произносит Фрэнк, стиснув зубы и впечатывая кулак в стол. Джерард не может так с ним поступить, не сейчас, когда все карты открыты и брошены на стол. Альфа прикрывает глаза, делает глубокий вдох и решительно идет следом за ним.***
Джерард вбегает в свою комнату, закрывает дверь, но ручку так и не отпускает. Он прижимается лбом к косяку и зажмуривается, слушая, как надрывно кричит все внутри. Та часть его, которая в альфе раствориться хочет, — сильнее правил, сильнее всех запретов. Она требует, намеренно наступает на мины, каждый раз подрываясь, но от этого становится лишь крепче. В омеге война идет, сущность сама с собой сражается, и ему проще себе под ребра обойму выпустить, чем Фрэнка оттуда вытравить. За дверью тихий шорох, краткое поскребывание… Джерард знал, что он пойдет за ним. — Ты так хочешь помучить нас еще? — низкий усталый голос альфы пробирается под черепную кость, и омега жмурится сильнее. Ему хочется, чтобы стены обвалились, чтобы дверь слетела с петель, и у него не осталось бы больше никакого шанса сбежать. Джерард собственноручно выстраивает преграду между ними, не может отключить голову и перестать повторять, что не вправе позволить себе такой роскоши — быть с ним. У Фрэнка скоро свадьба, у них нет будущего… Омега скороговоркой повторяет это, но все оказывается бессмысленным, когда альфа приглушенно, но твердо произносит: — Я подожду десять секунд… Решай. Пальцы сжимают ручку до побелевших костяшек, а у бомбы, в которую превратилось все его существо, запускается обратный отсчет. Джерард ничего не слышит, кроме этого страшного тиканья. Оно перекрывает крик здравого смысла, не дает возможности ничего обдумать и взвесить, отдавая все козыри в руки инстинктам и разрешая желанию править. За мгновение до взрыва, Джерард тянет ручку вниз. Он отшатывается от двери и чувствует, как в ногах пропадает уверенность. Прыгнуть в омут оказалось так легко… выдержать момент падения — едва ли возможно. Фрэнк стоит на пороге, не сводит с него глаз, и Джерарда начинает потряхивать. Никакого выбора у него на самом деле не было. Он пожалел бы в любом случае. Альфа видит его замешательство, его страх и не спешит. — Это значит — да? — вполголоса уточняет он, делая шаг вперед и прикрывая за собой дверь. Джерард дергается от щелчка замка и растерянно глядит на Фрэнка, но с места не двигается и отпрянуть не пытается. Айеро немного ждет, а потом принимается осторожно идти к нему, потихоньку сокращая расстояние и удерживая зрительный контакт. Он кладет ему руки на талию, притягивает к себе и легонько касается губами его щеки. — Скажи мне, что это значит? Нет… — аккуратно целует скулу и двигается дальше, — или да?.. Джерард несдержанно выдыхает, ощущая поцелуй на пульсирующем участке кожи под мочкой уха. Он ничего не говорит, однако откидывает голову назад и обнимает его, прямо давая альфе понять, каков ответ. И тот понимает. Фрэнк прижимается своими губами к его, не тратит больше времени и подцепляет края тонкой футболки омеги. Тянет вверх. Джерард послушно поднимает руки и, ненадолго разорвав поцелуй, позволяет снять ее с себя. Потом снова оплетает руками шею альфы, льнет к нему всем телом… Их губы вновь находят друг друга. Под курткой Фрэнка ничего нет, и первое соприкосновение кожи к коже похоже на то, как воспламеняется спичка, когда ею чиркают по боковине коробка. Им кажется, что они плавятся, растекаются и смешиваются в единое целое, приклеиваясь друг к другу навечно. Фрэнк ненастойчиво подталкивает омегу к кровати, укладывает его на покрывало и, стащив с плеч куртку, сам нависает над ним. Он пожирает Джерарда взглядом, впадая в безумие от того, насколько тот прекрасен в своем чистом, пылающем желании. Этот румянец на подобных фарфору щеках, подернутые пеленой возбуждения зрачки и припухшие губы… Фрэнка нещадно ведет от его усиливающегося яблочного аромата, и он нагибается, чтобы вдохнуть его поглубже. — Что это? — внезапно восклицает Джерард и, упершись ладонью альфе в грудь, чуть приподнимается на локтях, чтобы рассмотреть перемотанное тканью предплечье. — Фрэнк, там кровь! — Фигня, царапина просто, — альфа, заведенный до предела, игнорирует сопротивление и пытается прижать омегу собой обратно к кровати, но тот не поддается. — Нет, я же вижу, это рана! — взволнованно шепчет Джерард. — Да ты смерти моей хочешь, — рычит Айеро в ответ и, надавив посильнее, опрокидывает омегу на покрывало, — Клянусь тебе, там ничего серьезного. — Но… Протест Джерарда тонет в новом настойчивом поцелуе. Омега мычит в него, возмущенно прикусывает Фрэнку губу и пробует снова оттолкнуть, однако альфа лишь смеется, ловит его запястья и сводит их у него над головой, прижимая к гладкому шелку. Джерард еще немного брыкается, а затем постепенно обмякает, расслабляется, поддаваясь вновь нарастающему желанию. Фрэнк отпускает его руки, устраиваясь между разведенными коленями омеги, и принимается кончиком носа водить по его щекам, оставляя то тут, то там короткие поцелуи. Джерард пробегает подушечками пальцев по спине альфы, чуть цепляя короткими ногтями, прикрывает веки и тихонько стонет от пьянящего удовольствия. Он сам себя не узнает. У него совсем нет опыта, но с Фрэнком все получается как-то само собой. Руки тянутся к нему, тело интуитивно отзывается на ласку и с наслаждением принимает ее, желая чего-то большего. Джерард не понимает, чего конкретно хочет, от чего изнывает, о чем просить готов. Страха давно уже нет, как и сомнений, а омегу окутывает какое-то совершенно новое ощущение правильности, полной защищенности и легкости. Он вверяет альфе всего себя, безоговорочно знает, что только с ним такое возможно, что все происходит так, как и должно быть. Джерард перебирает его волосы, откидывает голову и заламывает брови, когда Фрэнк целует его ключицы, осторожно касаясь губами темного шрама на плече. Альфа беснуется внутри, видя этот след от ранения, голыми руками готов шею свернуть тому, чья пуля эту мягкую, нежную кожу посмела тронуть… Он кружит вокруг отметины, которая явно срасталась очень тяжело, и бессознательно желает забрать себе всю ту боль, все те страдания, которые его мальчик пережил. — Фрэнк… не надо, не смотри на него… — у Джерарда сердце заходится от того, что альфа так близко видит его уродство, видит шрам от раны, которая, едва зажив, оставила после себя некрасивый, рваный след. Омега никогда особо не стеснялся его, но сейчас почему-то хочется спрятать безобразный рубец. Он пробует прикрыть его рукой, но Фрэнк не разрешает: — Ты красивый, — он перехватывает ладонь омеги и целует каждый палец, внутреннюю поверхность ладони, запястье, — Ты безумно красивый, Джерард… Широко, уверенно, но вместе с тем очень плавно, он ведет ладонью по его груди, гладит бока, исследуя все то, что до этого знал лишь сквозь одежду. Губы скользят вслед за рукой, повторяя ее маршрут, обхватывают крохотный твердый сосок, и Джерард дергается, как от удара током, когда Фрэнк обводит его кончиком языка. Столкновение горячей чувствительной кожи с холодным колечком на губе — и еще один жгучий разряд пронизывает каждую клетку … Омега громко вдыхает, кусает щеку изнутри, чтобы не застонать от яркого, острого ощущения и стискивает пальцами покрывало под собой. Он чувствует, как пульсируют мышцы меж ягодиц, как мокнет плотная ткань штанов и все большей тяжестью наливается низ живота. Следуя за импульсами тела, не соображая, что делает, Джерард подается бедрами вверх, прижимается к ноге Фрэнка и начинает потираться о нее пахом. Альфе другие намеки не нужны. Он приподнимается, оставляет быстрые поцелуи на косточках ребер омеги, на подрагивающем животе и тянет резинку его штанов вниз, одним быстрым движением высвобождая возбужденный, с поблескивающей влажной головкой член. От насыщенного аромата яблок кружит голову, Фрэнк с восхищением разглядывает его и, не сдержавшись, проводит по стволу языком, слизывая выступившую прозрачную каплю. Джерард порывисто всхлипывает. — Господи, Фрэнк… — от сбившегося дыхания, окончания слов стираются, — Что ты делаешь… Смущение омеги видно даже в ночном полумраке, отчего альфа еще больше теряет голову. Ему хочется вылизать его всего, попробовать на вкус каждый сантиметр кожи. Он никогда не делал подобного с другими, но сейчас жажда впитать Джерарда в себя целиком и полностью просто нестерпима. Он ласкает языком каждую венку под тонкой кожей, кайфуя от рваного дыхания, доносящегося сверху, от еле заметного постанывания и длинных пальцев в своих волосах. Но Фрэнку этого мало. Он садится на колени, разводит ноги омеги шире и просовывает руку под него, проскальзывая пальцами меж ягодиц. Альфа быстро наклоняется к его приоткрытым губам, предвосхищая очередной стон, проглатывая его. Однако, когда он пробует протолкнуть в тело Джерарда пальцы, тот напрягается и вжимается бедрами в кровать, невольно пытаясь избежать проникновения. Фрэнк сначала не обращает на это внимания, думает, что показалось и давит сильнее, отчего омега стискивает руками его плечи и болезненно шипит. В голове альфы проскакивает секундная растерянность, следом быстрая догадка и он, мягко поглаживая его бедро, шепчет в губы: — Я понял тебя, — полный нежности поцелуй, — понял. Фрэнк повторяет все с самого начала, но теперь не спешит, стараясь доставить Джерарду как можно меньше неприятных ощущений. Он начинает с одного пальца, вводит его медленно и очень осторожно, за что в награду получает тихий вздох уже совсем не боли. Альфа принимается неспешно двигать им внутри раз… другой, и совсем скоро омега уже сам входит во вкус, двигает бедрами навстречу, подстраиваясь под ритм и стараясь насадится как можно глубже. Второй палец проходит уже свободнее и заставляет Джерарда затрепетать от наслаждения. Он пытается ускорить темп, изгибаясь под Фрэнком, и ищет лучшую позу, чтобы усилить свои ощущения. — Фрэнк, я хочу… — протяжно всхлипывает омега и закусывает губу. — Все, что только пожелаешь, — немедля, откликается альфа. Освобождение. Он хочет освобождения, Фрэнк это знает, но добивается того, чтобы тот максимально был готов, чтобы свести к минимуму любой дискомфорт, который может принести ему первая близость. Айеро немного сгибает пальцы внутри него, гладит горячие стенки, нарочно задевая чувствительную точку, и омега тут же скулит в его плечо. Альфа понимает, что играет с огнем, доводя его, усиливая желание и тем самым лишая рассудка. Если Джерард прекратит себя контролировать, если только сорвется и закричит, то их услышат все. Отец, в первую очередь. Но в то же время именно это и добавляет остроты и сумасшедшего адреналина, возбуждает лишь сильнее. — Перестань это делать, я прошу тебя, — стонет ему в шею омега, у которого от этих пыток спазмы по всему телу проходят. — Перестать? — хрипло спрашивает альфа, играя языком с мочкой его уха, и вытаскивает из него пальцы, — Вот так? — Фрэнк! — разочарованно восклицает Джерард и впивается ногтями в его лопатки. Тот шипит, ощущая легкое жжение, и в отместку прикусывает хрящик, параллельно принимаясь расстегивает ремень на своих штанах. — Чшшш, — шепчет он, прижимая собой мечущегося под ним Джерарда, — Это тебе понравится намного больше, обещаю, — Фрэнк скидывает со своих щиколоток мешающие штаны и, подтянув омегу за бедра к себе поближе, ладонями разводит его ягодицы. Но только когда альфа, наконец, не спеша начинает погружаться в него, Джерарду поначалу вовсе так не кажется. Ощущение члена внутри узкого прохода совсем не похоже на пальцы, к которым омега уже успел привыкнуть. Натянутые нежные стенки еще больше зажимаются, сопротивляются давлению, вынуждая его мучительно поморщиться. Альфе, в свою очередь, ненамного легче. Разогревая Джерарда, он сам едва держался, пытаясь всячески отвлечься о того, насколько болезненной стала невыносимая теснота в штанах. Теперь же, чувствуя, как тугие мышцы в очередной раз сжимаются вокруг него, Айеро стискивает зубы и отчаянно молится, чтобы все постыдно не закончилось, еще толком даже не начавшись. Он всеми силами старается сконцентрироваться на том, чтобы сгладить дискомфорт Джерарда — целует его, шепчет какие-то глупые нежности и просит расслабиться. В какой-то момент омеге, наконец, это удается, и Фрэнк уже почти беспрепятственно входит в него до упора. Он ждет буквально несколько секунд, позволяя Джерарду перевести дух, затем подается бедрами назад и делает новый толчок. Омега тихо охает, когда вместо ожидаемой болезненности, тело прошибает вспышкой невероятно приятных, ни с чем не сравнимых ощущений. Фрэнк улыбается, наслаждаясь долгожданной реакцией, и спускает себя с поводка, постепенно увеличивая темп. Джерард льнет к нему ближе, дрожит от нарастающего удовольствия и полосует альфе ногтями спину, умирая от того, как сильно хочется кричать. Фрэнк не сдерживается, срывается на резкие, нетерпеливые толчки, чувствуя, как внутри пламя все сильнее разгорается. Каждая новая царапина на коже — словно масло, выплеснувшееся на раскаленную до красна сковороду. Осознание того, что именно он является причиной того острого наслаждения, которое заставляет Джерарда терять контроль, сносит крышу напрочь. Фрэнк неистово вбивается в желанное тело, подхватывает омегу под коленку и меняет угол, становясь еще ближе, толкаясь еще глубже. Тот часто дышит, жмурится чуть ли не до слез и изо всех сил сдерживает раздирающие горло стоны. Он шепотом бесконечно повторяет его имя, то в исступлении, то в бессилии молит «еще» и «еще». Их усилившиеся до предела запахи сплетаются в ставшем густым воздухе и сливаются в единое целое. Совершенное и законченное произведение искусства. У альфы уже вся спина в царапинах, но Джерарду это больше не помогает. Он закусывает плечо Фрэнка и отчаянно, протяжно мычит в него, чувствуя, как внутри все напрягается, вибрирует и вдруг взрывается, растекаясь по телу волной мощнейшего оргазма. Сознание нечетко, и омега едва слышит, как, подгоняемый звуками влажных, тягучих шлепков, Фрэнк рычит и что-то быстро шепчет. Джерард уплывает из реальности, так и не расслышав три коротких слова. Я. Тебя. Люблю.***
Вся земля устлана ковром нежных белых лепестков. Шуршание ветвей приятно успокаивает и дарит блаженное состояние полного покоя. Где-то там, за этими низкими, усыпанными тысячами маленьких цветков деревьями сгорает неподвижная пустыня, и в раскаленном воздухе покачиваются хрупкие миражи. Отыскать этот кусочек жизни, затерянный в песках — один шанс на миллион, и Фрэнк его нашел. Спасся. Альфа сидит под деревом, облокотившись спиной на шершавый ствол, и самозабвенно смотрит на то, как с ветвей, кружа, летят легкие лепестки. Они мягко опускаются на его лицо, скользят по скулам и щекам, падают на плечи. Фрэнк подставляет ладонь и ловит пару из них. Такие невесомые, будто снежинки. И пусть их жизнь лишь немногим дольше, однако они не умирают от человеческого тепла, не теряют своей совершенной первозданной красоты, дают возможность собой налюбоваться. Шелест листьев похож на чей-то шепот, но, сколько бы ни прислушивался, Фрэнк не может разобрать ни слова.***
Ночь позволяет все. Впитывает стоны, прячет следы, оставленные на разгоряченных телах, стирает стыд и страх. Утро — пора отрезвления. Джерард, со спрятанными в карманах серой толстовки руками, стоит посреди затянутого предрассветной мглой сада и отрешенно смотрит на небо. Проснувшись посреди ночи в объятиях Фрэнка, омега долго лежал, не решаясь пошевелиться и слушая размеренное, спокойное дыхание альфы. Было тепло, было безопасно… и нереально настолько же, насколько и желанно. От безумия, что застилало разум совсем еще недавно, остались одни лишь воспоминания. Оно ушло, уступив место, как это обычно и бывает, тяжелому похмелью, и сейчас, глядя на хмурое небо, Джерард ощущает себя совершенно потерянным. Его душа и сердце просятся обратно к альфе, под его крепкие руки и нежные, полные чувственности поцелуи, но как омеге объяснить им, что это невозможно? До помолвки Фрэнка осталось меньше недели, и Джерард не станет рушить чье-то счастье и чьи-то надежды. А его собственные чувства… они навсегда останутся с ним. Омега спрячет их очень глубоко и будет воскрешать свои воспоминания только изредка, только в самые темные, безлунные ночи. — К вечеру снова пойдет дождь… — внезапно доносится до Джерарда негромкий голос, и омега резко поворачивает голову, замечая в нескольких метрах от себя Фликса. Альфа сидит на скамейке, закинув ногу на ногу и смотрит на него с легкой полуулыбкой на губах. — Вы… давно здесь? — Джерард сжимает внутреннюю ткань карманов, инстинктивно приподнимая плечи и стараясь как можно глубже спрятаться в капюшон. Он никак не думал, что в такое время встретит здесь кого-то, а уж Фликса — тем более. — Достаточно, чтобы видеть, как ты пришел, — отвечает Айеро и внимательно разглядывает парня, — Тебя что-то тревожит? Джерард кидает на него короткий испуганный взгляд, почему-то решив, что в этом вопросе есть какой-то подвох. Омеге кажется, что они вели себя тихо, что через толстые стены услышать что-то было невозможно, но сейчас в нем больше нет такой уверенности. — С чего вы взяли? — как можно безразличнее спрашивает вместо ответа Джерард. — Тем не менее, «нет» ты не сказал, — замечает Фликс, доставая из-за уха сигарету и вставляя ее меж губ. — У меня все в порядке, — бурчит омега и снова задирает голову, принимаясь бесстрастно наблюдать за облаками, — Но даже, если бы что-то случилось, вы — последний с кем я стал бы этим делиться. Просто захотелось прогуляться. В одиночестве. Спрятав в карман зажигалку, Фликс затягивается и задумчиво смотрит на него: — Вчера не нагулялся? Джерард резко поворачивается, ясно различив в ровном голосе альфы раздражение. Омега смотрит на него, внешне спокойного, лениво потягивающего сигаретный дым, и в памяти сама собой всплывает картина того, как он бьет Фрэнка. Мгновенная вспышка злости возникает так быстро, что Джерард даже не успевает этого понять. — Послушайте! — начинает он, собираясь все объяснить, — В том, что случилось вчера виноват… — Ладно, ладно, — машет на него рукой с сигаретой альфа и усмехается, — Я знаю, что это Фрэнк, и ты здесь ни при чем. Однако позволь мне прояснить свою позицию, чтобы ты понял меня правильно… — Да нет же! — Джерард рывком вытаскивает руки из карманов и срывает с головы капюшон, а Фликс, удивленно приподняв брови, замирает с сигаретой у самых губ. Омега хочет сказать, что все не так, что виноват вовсе не Фрэнк, но внезапно понимает, что если он сейчас это сделает, то выйдет только хуже, вызовет ненужные подозрения. Фликс совсем не идиот, и у него тут же возникнет куча вопросов к тому, с чего бы вдруг его сын решил брать на себя чужую вину. Джерард прикусывает язык. Он нервно поправляет капюшон и произносит: — Хорошо, я вас слушаю. — Благодарю, — хмыкает Айеро и, сделав затяжку, продолжает: — Так вот. Я вовсе не против, чтобы ты выходил отсюда. Это не тюрьма и не клетка, — омега не удерживается от ироничной ухмылки, но альфа игнорирует это, — Но я всегда должен знать, куда ты идешь и с кем. В идеале — сопровождать тебя лично. — Короче, под конвоем, — фыркнув, констатирует омега. — Короче, потому что твоя жизнь — это то, за что я положу в могилу любого, — стальным голосом говорит Фликс и своим взглядом отбивает у Джерарда желание продолжать язвить. — Собственно, это все, что я хотел сказать, — он тушит об ножку скамейки сигарету и, выбросив ее в стоящую здесь же урну, поднимается, собираясь уйти. — Тогда отвезите меня в Акворт. Застывшего на месте альфу заметно передергивает при упоминании места, которое все его черти родиной зовут. Он медленно оборачивается и, прищурившись, смотрит на Джерарда. — Куда? — глухо переспрашивает он. — В Акворт, — твердо повторяет омега, — Я хочу на него посмотреть, отвезите меня туда. — Хорошо, как-нибудь съездим, — неопределенно отвечает Фликс и, спеша закрыть тему, делает шаг в сторону особняка. — Я хочу поехать туда сегодня, — слишком очевидная уловка, Джерард на нее не поведется. Айеро вновь останавливается, глубоко вздыхает и устало глядит на парня. — Джерард, сегодня не получится, — честно говорит он и смотрит на часы, — У меня встреча в девять, а туда дорога только в одну сторону больше двух часов выйдет… — Давай я отвезу, — неожиданно раздается у Джерарда за спиной, и омега чувствует, как от одного только голоса стремительно немеют ноги и сердце начинает бешено колотиться. Фрэнк подлезает под низкой ветвью карликового клена и выпрямляется, остановившись рядом с замершим статуей парнем. От того так сладко потягивает их совместно проведенной ночью, что у альфы голова кругом идет, и он радуется, что отец сейчас стоит достаточно далеко. Фрэнк слышал лишь окончание их разговора и понятия не имеет, куда Джерард просил его отвезти, но ему плевать. Он готов везти его хоть в рай, хоть в ад, лишь бы просто побыть с ним рядом, побыть наедине. Проснувшись в одиночестве от того, что Тэйл грыз его пальцы, и не обнаружив омеги рядом, альфа только горько усмехнулся, думая о том, что жизнь всегда воздает за все бумерангом. Сколько раз он уходил точно так же, молча, оставляя после себя пустоту и холод… А это больно, оказывается. Фликс тем временем молчит, буравя сына взглядом и играя желваками на щеках. Фрэнк мстительно ухмыляется про себя, потому что у отца сейчас просто нет выбора. Как бы сильно тот ни злился за вчерашнее, Фликс прекрасно понимает, что только ему может полностью доверять. Сейчас он либо окончательно откажет Джерарду, либо отпустит его с ним. Других вариантов быть не может. — Ну так что? У тебя нет времени, — продолжает продавливать сопротивление Фрэнк и, на всякий случай отойдя от омеги, сам идет к отцу, — зато у меня его сегодня вполне достаточно. Джерард такого развития событий никак не ожидал. Он хотел сбежать от альфы подальше, укрыться от невыносимого соблазна, а в итоге сам себя же переиграл. Он ждет решения Фликса, но понимает, что каким бы оно ни было, от общества Фрэнка ему все равно не уйти. — Ладно, — наконец произносит мужчина, тяжело оглядывая сына, — отвезешь его на базу, на то кладбище у озера, — он переводит взгляд на Джерарда, обращаясь уже к нему, — Я сохранил его. Как Фликс и ожидал, у омеги лицо проясняется и в глазах тут же загорается жизнь, тогда как Фрэнк совершенно недоумевает. — Куда его отвезти? — альфа сводит брови и косится на Уэя. — На кладбище. По дороге в цветочный заедете, купишь, что он скажет, — без особого энтузиазма говорит Фликс, — Иди, Джерард, собирайся. Перед выходом зайди ко мне, кое-что тебе отдам. А ты, — он в упор смотрит на сына и тычет его в грудь пальцем, — отвечаешь за него головой. Я не шучу, Фрэнк. Если что случится — отправлю тебя к твоему папаше. Джерарду, что слышал последние слова альфы, такая угроза кажется нелепой и странной, какой-то на уровне детского сада, но вот только у Фрэнка почему-то лицо в момент темнеет, а ладонь сжимается в кулак. Лишь когда Фликс, смерив сына напоследок жестким взглядом, уходит, альфа немного расслабляется. Он поворачивается к омеге и тепло улыбается. Джерард сразу же тушуется, опускает глаза вниз и спешит вслед за его отцом. Однако, когда он проходит мимо Фрэнка, тот ловит его руку и, проведя подушечкой большого пальца по тыльной стороне ладони, произносит вполголоса: — Я буду ждать тебя в гараже. Омега головы не поднимает, млеет от его прикосновения, но опасного промедления себе не позволяет. Быстро кивнув, он выдергивает руку из его пальцев. Джерард заведомо проиграл. Провести день бок о бок с Фрэнком и удерживать его на расстоянии, удерживаться самому — просто нереально. Но попытаться все равно стоит. Ради себя. Ради них.***
Фрэнк скользит взглядом по фигуре идущего к мустангу Джерарда через зеркало заднего вида и думает о том, что ему будет стоить нечеловеческих усилий следить за дорогой и ненароком не врезаться во что-то. Омега в этих светло-серых, облегающих ноги джинсах и черном кашемировом кардигане, из-под которого виднеется воротник белой рубашки, просто незаконно восхитителен. Альфа бессознательно лижет кольцо на губе и едва не давится слюной, своим потяжелевшим взглядом буквально кроша зеркало на осколки. — Я надеялся, что мы пожелаем друг другу доброго утра немного иначе, — низким мягким голосом произносит Фрэнк, когда Джерард садится в машину, прижимая к себе какой-то бумажный пакет. Альфа тянется через коробку передач к его губам, но омега отстраняется, даже не взглянув на него. Айеро замирает на пару секунд, отмечая про себя, что любимого запаха уже опять на нем нет, а затем слегка хмурится и откидывается обратно на спинку своего кресла. Он не заводит двигатель, ничего не говорит и только продолжает смотреть на начинающего нервничать парня. Проходит несколько долгих мгновений, прежде чем Джерард, кинув на Фрэнка беспокойный взгляд, сипло спрашивает: — Как… — голос срывается и омега, коротко кашлянув, повторяет: — Как рука? Айеро еле удерживается от саркастического смеха. — То есть моя рука тебя волнует, а то, что бросил меня в холодной постели с разбитым сердцем — нет? Джерард мгновенно заливается краской и закусывает губу, вышибая этим альфе мозги еще больше. — Фрэнк, я прошу тебя… — омега судорожно трет лоб и пытается убрать челку, выпавшую из гладко зачесанных под резинку волос. — Ночью ты тоже меня просил, помнишь? — не унимается альфа, любуясь порозовевшими щеками Джерарда, выдающими его смущение. — Фрэнк! — жалобно восклицает тот и поднимает на Айеро умоляющий взгляд. Омега просто горит от стыда и не знает куда себя деть. Альфа тихо смеется и, протянув руку, заводит ему за ухо непослушную красную прядь, которая снова лезет Джерарду в глаза. Он вспоминает, как эти огненные волосы полыхали в темноте на светлом шелке, и тяжело сглатывает. — Мне кажется, что для смущения уже поздновато, но тебе оно так идет… — улыбается Фрэнк. Вновь приблизившись к омеге, он ненадолго задерживается губами на его виске, а затем быстро отстраняется и хватается за ключи, — Ладно, поехали, потому что сейчас либо я заведу свою машину, либо ты заведешь меня. Джерард сгибает в локте руку и подносит пальцы к губам, спешно отворачиваясь к окну и пряча улыбку. Контрольный, и сразу в голову. А он еще наивно надеялся побороться… … Почти на выезде из города Фрэнк тормозит у цветочного магазина и, спустя несколько минут, они выходят оттуда с охапкой длинных темно-бордовых роз. Омега сразу как-то замыкается и окончательно уходит в себя, словно отгородившись от мира невидимой стеной. Фрэнку это не нравится, он не понимает, что с ним происходит, и от этого нервничает сам. Почему, черт, ему постоянно так хочется оградить его ото всех бед на свете? Альфа до сих пор не может понять, чем омега так его притягивает к себе. Настолько сильно, что сегодня ночью он умудрился произнести вслух слова, которых сам от себя не ожидал. Которые отвергал всю жизнь, презирая, в которые не верил. Теперь верит, теперь просто знает, что таких, как он больше нет. И дело тут вовсе не во внешности. В его постели было много красивых парней, но их красота быстро приедалась, становилась ненужной, как обертка от съеденной конфеты, а Джерардом насытиться невозможно… По мере того, как они все ближе оказываются к базе, взволнованность омеги становится все осязаемее. Альфа будто считывает все его эмоции. Он время от времени посматривает на него, контролируя ситуацию, однако, когда мустанг резко уходит на поворот к бывшему городу, Джерард вдруг крепко стискивает в руке колючие стебли. Фрэнк вздрагивает и с тревогой следит за тем, как омега, не отрывая взгляда от окна, кусает губы, а его тело напрягается, словно струна. Альфа накрывает его пальцы своими и тянет к себе, отцепляя от колких цветов. Джерард тут же поворачивается. На его лице удивление, но зрачки будто чем-то затянуты, подернуты мутной пеленой. Фрэнк разворачивает ладонь Джерарда тыльной стороной, недолго смотрит на проступившие на коже крохотные бисеринки крови, а потом, вернув взгляд на дорогу, принимается одну за одной слизывать их с тонких пальцев. Омега какое-то время отрешенно следит за его действиями. — Почти приехали, — сообщает Фрэнк, не выпуская его руки из своей. Джерарду об этом можно было бы и не говорить. Со смесью страха и тоски он вновь поворачивается к окну и смотрит на знакомые-незнакомые пейзажи, проплывающие мимо. Омега узнает леса, местами теперь мертвые, вспоминает некоторые крупные постройки и перекрестки дорог, хотя в целом, город выглядит уже совсем не так, каким он его запомнил. Семь лет прошло, а кажется, что полжизни. Сейчас Акворт больше похож на Мэйкон, только здесь совсем нет людей в гражданском, одни военные, которые, только заслышав хозяина, тут же вытягиваются, как по команде. Прошлое наваливается на Джерарда, терзая память, разрывая сердце от тоски по родным местам, по отцу и папе, по Майки, с которым они встретились здесь в самый последний день… Омеге становится душно, и он, облокотившись на спинку кресла, прикрывает глаза, судорожно расстегивая верхнюю пуговицу на рубашке. — Джерард, тебе плохо? — встревоженно спрашивает Фрэнк, но тот едва слышит его, начиная терять сознание. Альфа тут же открывает все окна и тормозит, съехав на обочину. — Джерард! Схватив омегу за плечо и не позволяя завалиться, он принимается несильно бить его по щекам, расстегивает еще несколько пуговиц на рубашке и, не переставая, зовет его. Глаза Джерарда закрываются лишь на секунду, а потом он снова открывает их, постепенно приходя в себя. — Ты тут? — Фрэнк пару раз щелкает перед его лицом пальцами, и тот, наконец сфокусировавшись, неуверенно кивает. — Перепугал, черт, — альфа быстро проводит рукой по лицу, выдыхает и вновь смотрит на растерянного парня. Он достает из встроенного мини-холодильника бутылку воды и открывает ее, вкладывая Джерарду руку. — Часто у тебя так? Джерард подносит горлышко к губам, делает глоток и отрицательно качает головой: — Второй раз. Первый был в Хай-Фолсе. — Я помню, да, — кивает Фрэнк, который сейчас почему-то вдруг сам вспомнил тот случай. Настороженности его глаза не теряют. — Может, поедем обратно? — Нет, прошу тебя, я в порядке! — Джерард хватается рукой за запястье Айеро и сжимает его, — Поехали, Фрэнк, все нормально. Альфа недоверчиво смотрит на него, качает головой и заново заводит форд. Омега облегченно выдыхает. Кладбище, в отличие от всего остального города, практически не изменилось. По-прежнему серое, по-прежнему угрюмое. Фрэнк паркует шелби у кованой металлической изгороди, и, забрав цветы, помогает Джерарду выйти. Он следит за медленно идущим омегой и практически не останавливается, только коротко кивая, когда на входе двое солдат бойко рапортуют ему о том, что за время их дежурства происшествий не случилось. Джерард идет на автомате, не задумываясь петляет меж одинаковых могил, и через несколько минут альфа уже совершенно точно знает, куда они идут. Он к той могиле весь этот год ходил после того, как прошлым летом обнаружил на ней цветы. Темно-бордовые розы. Один в один, как те, что сейчас лежат в его собственных руках. Вопросов становится еще больше, но Фрэнк молчит, надеясь, что скоро он получит ответы сразу на все. Еще пару раз свернув, омега останавливается. — Хочешь, чтобы я ушел? — на всякий случай спрашивает альфа, когда Джерард, немного постояв, забирает у него из рук цветы. — Без разницы, — голос Джерарда звучит равнодушно, а все его внимание полностью концентрируется на могиле, до которой они не дошли пару метров. Ответ не сильно приятный, но Фрэнк списывает все на обстановку и двигается вслед за омегой, что подходит к надгробию и, склонившись над ним, кладет цветы на землю. — Привет, родной… — негромко произносит он, проводя ладонью по мраморной плите, и альфа, что стоит за его спиной, озадаченно замирает. «Родной»… Что это значит? Омега между тем продолжает гладить камень, глотая текущие по щекам слезы. Как давно он не приходил к нему, как долго здесь не был… Эмоции берут свое. Он вспоминает своего папу и тот день, когда он так жестоко погиб… вспоминает, как вместе с отцом приезжал сюда, каждый раз принося с собой любимые Люком при жизни темно-бордовые розы. Как и прежде, он задает себе вопрос — почему судьба так рано забрала его у него? Почему жизнь папы оборвалась именно тогда, когда все они были так счастливы? Джерард открывает бумажный пакет, который отдал ему Фликс и достает из него керамический овал с фотографией. Ненадолго прижавшись к ней губами, он ставит ее на землю, прислонив к надгробию. Фрэнк, что все это время молчал, погруженный в свои мысли, всматривается в фотографию и вдруг широко распахивает глаза, ощущая, как внутри проскальзывает ледяной ветерок. С керамической поверхности на него смотрит его Джерард. Волосы, правда, темные, чуть длиннее и немного завиваются на концах… — Зачем, Джерард… — вырывается у него само собой, — Это же твоя фотография… — Это не я, — доносится хрипловатый голос в ответ, — это мой папа. — Кто?! — в замешательстве переспрашивает альфа. — Папа, — сипит Джерард. Он о чем-то недолго размышляет, а затем вытирает слезы. — Это мой родной город, Фрэнк, — омега медленно выпрямляется, оборачиваясь, — который ты и твой отец разрушили. Семь лет назад, — он прищуривается и с горечью смотрит на Айеро, — припоминаешь, может быть? Акворт был для него целой жизнью, которую в одночасье у него отняли и теперь, стоя посреди родных, знакомых мест, Джерард словно за секунду возвращается в прошлое. Последний раз они с Саймоном были здесь незадолго до той трагедии, а теперь рядом с ним стоит сын того, кто устроил весь этот кошмар. Забрал дом, забрал отца. Прошедших лет вдруг будто не было вовсе. Джерард стремительно погружается заново во всю пережитую боль. С отвратительным треском рвутся швы на старых ранах, поблекшие воспоминания вновь ярко вспыхивают в огне, погубившем Акворт, а по ушам бьет последний смертоносный выстрел. Злость, ненависть… пустота…