***
Словно тонкой иглой, глаза колет каждый раз, когда блики от алмазной огранки белого золота попадают на сетчатку. Фрэнк, откинувшись на спинку кожаного кресла, вот уже минут пятнадцать неотрывно смотрит на кольцо, которое держит в своих пальцах. Идеально белая рубашка застегнута до середины груди, черный галстук небрежно наброшен на шею, а длинные волосы гладко зачесаны и убраны за уши… Время стремительно бежит вперед, но альфа даже не думает двигаться с места. Он тонет в своих мыслях, растворяется в воспоминаниях, которым неделя всего, а ощущение такое, будто годы пронеслись. Фрэнк не пожалел бы и десятка лет за одну только возможность еще раз коснуться тонкой, почти прозрачной кожи, дотронуться губами до мягких ресниц и, самое главное, почувствовать, как в ответ смыкаются руки на шее, а длинные пальцы пропускают сквозь себя его волосы… Ему не нужно ничего, кроме этих нескольких минут. Просто побыть рядом, просто дышать в унисон и слушать, как в едином ритме пульсирует кровь. Фрэнк вертит кольцо в пальцах, разворачивает его то одной, то другой стороной, ловя солнечные лучи и будто наслаждаясь тем, как сияние ровных граней обжигает глаза. Внезапно небольшое кучевое облако прячет за собой солнце, и ослепительный блеск золота мгновенно меркнет. Поверхность кольца тускнеет, теряет свою былую красоту. Обычный кусок металла — мертвый и холодный. Он не умеет излучать свет, не способен дарить тепло. Он живет только тогда, когда есть солнце. Воротник распахнут, но Фрэнку все равно не хватает воздуха. Он вкладывает кольцо в черную бархатную коробочку, отставляет ее на крышку стола и, с силой вобрав в себя кислород, поднимается с кресла. Альфа подходит к балконной двери, распахивает ее, впуская прохладный ветер в комнату, и вдруг ощущает, как по коже прокатывается легкая волна мурашек, когда вместе с ним ноздрей касается тонкий яблочный аромат. Сердце, встрепенувшись, замирает. Джерард, что стоит на соседнем балконе и наблюдает за тем, как в особняк охапками заносят цветы, чувствует Фрэнка за несколько секунд до того, как тот появляется из-за стеклянной двери. Коленки немеют, тело охватывает жар, но омега берет себя в руки, поспешно разворачивается и уходит внутрь своей комнаты. Альфа его не замечает. Балкон пуст, в воздухе — сладкий мираж. Безумие. Джерард мерещится ему везде. Его запах, его голос… Омега в нем самом, тяга к нему невыносимая. Еда, вода, воздух без него теперь кажутся ненужными. Фрэнк стал слабым. Фрэнк сходит с ума. Отвыкший от человеческих чувств и эмоций, он задыхается под их бесконтрольной, титанической лавиной. Не может с ними справиться и начинает оступаться, совершать ошибки. Альфа подходит вплотную к перилам и, опустив голову, упирается в них ладонями. Вчера… Вчера он бредил, как никогда. Едва не лишился тормозов, на полном серьезе решив отменить помолвку и свалить вместе с Джерардом. Одно только движение, один только взгляд или хоть какой-то намек — и альфа больше не стал бы ни о чем думать. Он, не мешкая, увез бы его отсюда, а дальше… Не было бы никакого «дальше», Фрэнк это прекрасно понимает. Бросить все и уехать — утопия. Отец достал бы их из-под земли, и первый, кто попал бы под огонь — именно Джерард, потому что теперь альфа знает — Фликс видит в нем свою несбывшуюся мечту, одержимость, и ровно настолько, насколько он щедр и снисходителен к нему, настолько же жестоко будет его наказывать. Наказывать тем, что Джерард Фрэнку не простит никогда. Семьей. Близкими. Отец умеет бить по самому больному. Альфа, не распрямляясь, чуть поворачивает голову и смотрит в сторону соседнего балкона. Где-то там, за стеклом балконной двери сейчас находится он — человек, вокруг которого сжалась вся его вселенная. Человек, которого он обязан защитить любой ценой. Фрэнк изо всех сил старается убедить себя, что все делает правильно. Безысходность, как сказал Джерард. О да, альфа чувствует ее каждой клеткой своей души. — Сможешь ты меня понять?.. А простить? — спрашивает Фрэнк у пустоты. Пустота молчит.***
— Может, нам лучше спуститься вниз и подождать там? — спрашивает Патрик, когда Пит в третий раз настойчиво стучит в дверь комнаты Фрэнка. — Десять минут назад он сказал, чтобы мы сразу шли к нему, так что… — Вентц хмыкает себе под нос и нажимает на дверную ручку прежде, чем Патрик успевает начать протестовать. В комнате тишина и никого нет. На кровати лежит пиджак, а рядом с ним в лучах солнца поблескивают металлическим светом любимые альфой ролекс и пара запонок. — Пит, это неправильно, — омеге некомфортно в чужой комнате. Он не отходит от двери и робко озирается по сторонам, тогда как Вентц чувствует себя совершенно расслабленно. Он прохаживается по комнате, прислушивается к тишине со стороны ванной и, подойдя, наконец, к рабочему столу Фрэнка, усмехается: — Здесь он, — альфа кивает на лежащие на столешнице пистолет и мобильный телефон, — Фрэнк без этой парочки не ушел бы. Пит засовывает руки в карманы черных классических брюк и уже собирается отойти в сторону, когда замечает рядом с рукоятью глока открытую коробочку с кольцом. Он задерживается у стола и принимается заинтересованно разглядывать украшение. Безупречное, абсолютно не штампованное и полностью в стиле Фрэнка. С виду простое и незамысловатое, но Вентц готов биться об заклад, что Айеро долго выбирал его и заплатил целое состояние. Патрик почти неслышно подходит к альфе, желая узнать, что так сильно привлекло его внимание, и, заметив кольцо, слегка улыбается: — Красивое, — он рассматривает ярко выраженную алмазную огранку, — Очень дорогое, наверно. — Очень, — эхом отзывается Пит, — Я только не понимаю, зачем… — Чего ты там не понимаешь? — с косой ухмылкой на лице Фрэнк заходит в комнату с балкона и протягивает Вентцу ладонь, — Извини, задумался, не услышал, как вы вошли. — Задумаешься тут, — Пит жмет его руку и насмешливо изгибает губы, — Фрэнк, скажи мне, что это какой-то твой очередной безумный план, потому что в последнее время ты пизд… — он осекается и, покосившись на Патрика, поправляется, — Очень странный ты, короче. — О чем речь? — Айеро присаживается на край стола и чуть хмурится. — О тебе, для начала, — Пит распахивает полы пиджака, упираясь ладонями в бедра, — Я очень сильно стараюсь не лезть тебе в душу, все жду, когда ты сам… — вздыхает он и качает головой, — Но время идет, а ничего не меняется. С каждым днем ты все больше уходишь в себя, а меня не отпускает чувство, что ты подыхаешь на моих глазах. Все, что ты говоришь, делаешь… Да даже вот, — он тычет пальцем в черную коробочку, — Фрэнк, я тебя всю жизнь знаю, ты не стал бы дарить Брендону вот это. Айеро быстро мажет взглядом по кольцу, на которое указывает друг, протягивает руку и, хлопнув крышкой прячет его в карман. — Слишком эмоционально, Пит, — уголки рта Фрэнка дергаются в подобии улыбки, но в глазах возникает напряжение, и он многозначительно смотрит на стоящего рядом Патрика. — Не уходи от темы, — просит Вентц, не понимая его намека, однако омега, которого тоже крайне тяготит собственное присутствие при слишком личной беседе, реагирует молниеносно. Словно не замечая всей серьезности разговора, он старательно прикидывается идиотом и беззаботно интересуется: — Фрэнк, а Джерард ведь здесь? Я могу его увидеть? Внимание Пита, как и ожидалось, тут же переключается на него. Айеро, наблюдая за разлившейся на лице друга палитрой эмоций, еле сдерживается, чтобы не подойти и не пожать Патрику руку. Мало того, что он тактично заявил о своем желании свалить, так еще и одновременно с этим оттянул на себя излишнюю активность Вентца. Сделал он второе умышленно, или так вышло само собой — не столь важно. — Патрик, я не думаю, что это хорошая идея, — очень ровно и очень недвусмысленно сообщает о своем отношении к вопросу Пит, но Фрэнк игнорирует его недовольство и кивает, указывая большим пальцем на стену за своей спиной: — Соседняя дверь. Пряча мимолетную улыбку, омега тоже кивает и спешит выйти в коридор под недоуменный взгляд Вентца. — Эй! — Пит делает шаг, собираясь его остановить, но затем передумывает и оборачивается, возмущенно хмуря лоб, — Фрэнк, ты охуел? Что за дела? Ты же знаешь, что мне не нравится его повышенный интерес к этому альфе! — Он омега, — негромко говорит Айеро, чиркая зажигалкой и позволяя синевато-желтому огоньку на несколько секунд вырваться наружу. — И ты не имеешь права влезать в наши отнош… — брови Вентца в недоумении летят вверх. — Что ты сказал? — Я говорю, что он омега, Пит, расслабься. Твоему Патрику вряд ли что-то угрожает, — не глядя на друга, Фрэнк отводит палец от металлического колесика, а затем снова выбивает искру из сопла. Он саркастически хмыкает себе под нос, вдруг вспомнив пьяные выходки Джерарда в клубе. Живые картины принимаются слишком настойчиво возникать перед глазами, и альфа раздраженно отшвыривает зажигалку, ощущая противные уколы нелепой ревности. Он соскакивает со стола, небрежным движением поправляет воротник рубашки и, застегнув оставшиеся пуговицы, обращается к Вентцу: — Помоги мне завязать эту херню, я все время забываю куда там что пихать. В другой момент Пит не удержался бы от ироничного комментария, но сейчас, пребывая в состоянии некоторого ступора, послушно подходит ближе и начинает возиться с черным галстуком. Сначала он молча крутит узлы, а затем любопытство берет верх, и альфа неуверенно спрашивает: — Так твой отец все-таки с ним… — Нет, — жестко отрезает Фрэнк, и Вентц захлопывает рот, моментально улавливая раскаленный металл в голосе друга. Все же не стоило. — Извини, я не должен был, — ругая себя, он виновато озвучивает свои мысли, и пальцы, что до этого резво завязывали галстук, на несколько мгновений замирают. — Это дела отца, а не тема для обсуждения. Тебе я рассказал только для того, чтобы ты перестал себя вести как кретин, — Фрэнк дергает шеей, заставляя Венца очнуться и продолжить свое занятие, — Ты совсем не тем забиваешь себе голову, Пит. Нам удалось перебить поставки в Атланту, удалось подставить Саванну так, что даже моему отцу пришлось поверить, а уже завтра об этом будут говорить все… Это огромный шаг к победе, и сделали его мы с тобой. — Я все это знаю, Фрэнк, — бубнит Пит, мучая уже затянутый узел на галстуке. — Так вот раз знаешь, — Айеро, устав наблюдать за нервозностью друга, отцепляет от себя его пальцы и сам поправляет галстук, — то ради разнообразия подумай о чем-то еще, кроме своего омеги, потому что я на достигнутом останавливаться не собираюсь. Фрэнк бесится не на Пита, а на себя самого. Уж кому-кому, но явно не ему отчитывать Вентца и рассуждать о здравомыслии, однако альфе крайне необходимо, чтобы эти слова были произнесены вслух, иначе собственное сумасшествие накроет его окончательно. Фрэнк пытается звучать как можно жестче, как можно пренебрежительнее, чтобы только не сорваться, не рассказать Вентцу всю правду, потому что тогда он точно не сделает сегодня того, что должен. Пит не станет молчать, обязательно приведет ему миллион доводов, почему помолвка не может состояться. Ему стоит только начать и… Нельзя. Фрэнк с величайшим трудом удерживается на тонкой грани между желанием и долгом, а его внутренняя сущность только и дожидается момента, когда равновесие хоть немного нарушится. Как только это случится, она с радостью скинет альфу в смертельный омут, не посмотрит на цену, которую придется заплатить за несколько мгновений счастья. Но так платить Фрэнк не готов.***
Когда Джерард услышал звук открывающейся двери соседнего балкона, уверенность в своей выдержке, способности безупречно отыграть роль и удержать маску безразличия начинает шататься на глазах. Это уже слишком. Уйти во второй раз омега не сможет. Стоит только увидеть его, столкнуться взглядами, и Джерард вновь провалится в темноту его зрачков. Будет бесконечно долго падать, убеждая себя в том, что на самом деле летит… Так может продолжаться вечно. Джерард хочет разорвать этот круг навсегда. Стены комнаты давят, но, как бы сильно омеге не хотелось кинуться обратно на балкон, он пытается прибить свои ноги к полу и заставляет себя вспомнить о том, что Фрэнк тянется к нему не сердцем, не душой, а только инстинктами. Уэй делает глубокий вдох и признается себе в главном — Фрэнк его не любит. Несмотря на случившееся между ними, он не бросил своего омегу, не отменил помолвку и даже отца попросил сделать так, чтобы Джерард с Брендоном у них дома не пересекались. Последнее бьет почему-то сильнее всего. Если бы только захотел, альфа мог бы решить все сразу же, когда они были втроем, а не перекладывать все на отца, не пытаться спрятать следы своей измены… Не последней, если Джерард это не остановит. Вот такие вот ночи — в тайне ото всех, среди срывающихся стонов в подушку и рваных простыней, с искусанными в кровь губами… Омега знает, что они будут, им двоим не победить то, что сильнее. «Оскар» за роль второго плана… Джерарду он не нужен. Как и несколько дней назад, он снова ощущает все ту же бесконечную пустоту внутри, которая, подобно космосу, расширяется, распирает грудную клетку, грозясь разорвать ее на тысячи звезд. Только они не будут сиять ярко и жить долго, освещая ночное небо. Они сгорят в одну секунду и превратятся в пыль, что будет кружить миллионы лет, носиться в огромном пространстве, угрожая однажды сорваться со своей орбиты и разнести все то, что создавалось миллиарды лет. И Джерард не станет ей мешать. Но пока он должен держаться ради своей семьи, а потом пусть эта болезненная, мучительная тоска раздавит его ко всем чертям. Омега впервые ясно осознает, что жить без Фрэнка он не сможет, но и привязывать к себе инстинктами не станет ни за что. Пусть сам погибнет, но альфу избавит от этой навязанной им природой связи. Джерард готов заплатить собой. За тяжелыми мыслями омега не слышит, как в дверь кто-то тихонько скребется, и выплывает на поверхность реальности только тогда, когда слышит собственное имя. Этот голос он сейчас ожидал услышать меньше всего, но рад ему безмерно. Это ощущается чудом, и Джерард немедля бежит открывать. — Пат! — восклицает он, не давая Патрику даже поздороваться, и на этот раз без всяких раздумий кидается на него с объятиями. Тот машинально смыкает руки на его спине и хмурится. Отчаяние Джерарда чувствуется прямо с порога. — Что случилось? — сдерживая накатывающее волнение, спрашивает Патрик. Он перебирает в голове возможные варианты, уже начиная стихийно соображать, чем и как сможет помочь, но вдруг принюхивается: — Постой, ты что, теперь не прячешься? — В этом больше нет необходимости, — вздыхает Джерард и, не поднимая глаз, немного отстраняется. Он по-прежнему продолжает цепляться за рубашку Патрика, словно боится, что тот может раствориться в воздухе, боится, что останется наедине со своей мрачной, похожей на мутное болото, действительностью. — Пат, я в полной заднице… — Джерард… — … и я не знаю, чего хочу больше — выбраться из нее или сдохнуть, — Уэй смотрит на друга наполненными горечью глазами, и у того по спине бегут мурашки. — Да что такое? — Патрик озирается на оставшуюся распахнутой дверь и тихонько прикрывает ее, после чего снова поворачивается к Джерарду, — Что произошло? Про омегу ему так ничего и не известно. Пит еще тогда, после клуба, лишь вскользь обмолвился о том, что Джерард живет у Айеро, но с чего вдруг так вышло альфа, похоже, и сам не знал. Патрик всматривается в его лицо. Осунулся, стал еще бледнее… Горбится сильнее, а в глазах — пустота. Стамп хорошо помнит, каким он был несколько лет назад, когда Рэй их только познакомил, и тот, кого он видит перед собой сейчас, даже отдаленно не напоминает того солнечного парня, который у Патрика всегда вызывал какое-то необъяснимое ощущение тепла и спокойствия. — Ты приехал с ним? — не отвечая на вопрос, Джерард настороженно смотрит на омегу, — Он где-то рядом? — Ты про Пита? Да, конечно, он у… — Я понял, — кивает Уэй, которому даже имя Фрэнка слышать лишний раз тяжело, — Тогда… тогда лучше не сейчас. Это долгая история, и я не хотел бы… — Джерард чувствует, как сводит судорогой челюсть и больно режет глаза, — Я не знаю, Пат, я уже ничего не знаю. Может, и не надо, зачем тебе все эти проблемы… Джерард отворачивается к стене, закусывая нижнюю губу, но Патрик сводит брови и резко разворачивает его за плечи обратно к себе. — Так, вот давай только без этого, — морщится Стамп, стараясь звучать по-прежнему спокойно, — Нам уже давным-давно нужно поговорить, и когда, если не сейчас? Ты в курсе того, что они намереваются сделать с центрами, — доверительно произносит он, но потом задумывается и решает уточнить: — Так ведь? — К сожалению, — кивает Джерард, и Патрик продолжает: — Пит хочет, чтобы я какое-то время пожил у его родителей. Меня эта идея не сильно вдохновляет, но если не удастся его отговорить, то тогда мы с тобой точно потеряем связь, так что… — Родители? — опешив, перебивает его Джерард, — Подожди, я думал… так вы женаты?! — Нет, но просто… — Патрик сам теряется, не зная, как назвать то, что между ними происходит, и машет рукой, — Джерард, там тоже все очень сложно, и мы не об этом сейчас. Давай так — ты собирайся, а я пойду к обратно к ним. После официальной части, когда обстановка уже будет попроще, мы с тобой тихонько уйдем и обо всем поговорим. Джерард отводит взгляд в сторону и, кусая ноготь большого пальца, не отвечает. — Что не так? — напрягается Патрик, пытаясь заглянуть омеге в глаза. — Я не пойду туда, — тихо говорит Уэй, после недолгого молчания, — Не могу пойти, мне нельзя. — То есть? — не понимает Патрик, продолжая внимательно смотреть на Джерарда, будто надеется прочитать ответ на его лице. — Там слишком много тех, кто знает меня в лицо и… — из коридора доносятся голоса, и Джерард замолкает, прислушиваясь. В одном из них он узнает Фрэнка и сразу начинает снова нервничать. Не дожидаясь, пока альфы подойдут к его комнате, он сжимает предплечье Патрика и шепчет: — Пат, иди, я не хочу, чтобы они сюда заходили. Тревога Стампа от этих слов только усиливается, но Джерард смотрит на него с такой мольбой в глазах, что он тяжело вздыхает и, накрыв ладонью пальцы младшего, обещает: — Я постараюсь прийти к тебе, как только смогу. Джерард порывисто кивает, и Патрик, похлопав его по руке, выходит из комнаты одновременно с тем, как Пит его зовет. Когда за омегой закрывается дверь, Уэй непроизвольно обхватывает себя руками и пятится от нее подальше, пока не упирается спиной в противоположный угол. Голос Фрэнка еще какое-то время звучит где-то в конце коридора, но скоро теряется среди гулких шагов и шума, доносящегося снизу. Джерард отходит от стены и, подойдя к кровати, забирается на нее, сворачиваясь комочком вокруг мирно дремлющего Тэйла. Омега аккуратно подтаскивает его к своему лицу и утыкается носом между маленьких пушистых ушек. Несколько часов. Ему нужно перетерпеть эти несколько часов в невыносимом осознании того, что с каждым мигом Фрэнк все сильнее и сильнее от него отдаляется. Достигает точки невозврата, после которой что-то внутри Джерарда умрет навсегда. Природа создала их друг для друга, судьба свела в этом огромном мире, и одна ночь, словно печатью, скрепила их связь. Природе плевать на условности и чувства людей. Судьба безжалостно играет в свои жестокие игры. Простыни, пропитанные пылающей страстью ночи, давно остыли. Джерард нашел своего альфу. Его альфа оказался чужим.***
Фрэнк пропускает Пита с Патриком вперед и немного задерживается в коридоре, пытаясь закрепить отстегнувшуюся на манжете запонку и параллельно прижимая плечом к уху телефон. Он слушает, как Мэтт в трубке докладывает о полной готовности базы к предстоящему наступлению, и кивает в такт его словам. Альфа крайне доволен тем, что заранее позаботился о возможных сложностях и постарался по максимуму их предвосхитить, так что теперь не придется разрываться. В течение первых этапов штурма командование армией Акворта перейдет к Питу, тогда как сам Фрэнк, согласно плану, должен будет действовать со стороны примыкающего к Мэйкону Грэя, тем самым объединяя базу и восточный лагерь в центре прибрежного Тайби-Айленда. Фрэнк улыбается — он будет совсем близко к дому… К Джерарду. В груди совестливо екает, когда он думает о том, что только что отчитал Вентца за то, что у того все мысли заняты Патриком, хотя сам совсем не лучше. Айеро отчетливо осознает, что отныне все его действия, все решения и поступки будут взвешиваться им сквозь призму по имени Джерард, и это опасно. Успешность действий альянса напрямую связана с благополучным будущим омеги, поэтому Фрэнку нельзя ошибаться, нельзя терять голову. Стараниями его отца, у Джерарда пути назад нет. Вся его жизнь теперь навсегда будет связана с Мэйконом, и альфа обязан сделать так, чтобы в ней никогда больше не было страданий. Парень и так хлебнул их сполна. Запонка выскальзывает из пальцев, громко бряцает о пол и катится по паркету, вынуждая Фрэнка, коротко ругнувшись, завершить разговор. Он наклоняется за ней, недовольно шипя, и только начинает прилаживать обратно к петлицам, как слышит ругань, раздающуюся из зала. — … потому что у тебя совсем нет совести, Пит. Но, собственно, чему я удивляюсь? — доносится до альфы раздраженный голос Брендона, и Фрэнк устало вздыхает. — Если ты еще хоть раз откроешь свой рот в его сторону… — Айеро сбегает вниз как раз в тот момент, когда Вентц едва ли не набрасывается на омегу, сжав пальцы в кулак. — В чем дело? — Фрэнк прыжком преодолевает последние две ступеньки и встает между ними, серьезно глядя на Брендона. Тот не в духе с самого утра и уже успел докопаться сначала до всей прислуги, а теперь принялся за Вентца с Патриком. Однако, с появлением Фрэнка его лицо тут же меняется, принимая обиженное выражение. Он подхватывает альфу под локоть и, прижавшись, начинает жаловаться: — Милый, он, — омега тычет в Пита пальцем и брезгливо поджимает губу, — приволок на нашу помолвку вот этого, — палец перемещается в направлении Патрика, — Это же про него мне рассказывали? Его он подобрал под вашим забором и теперь держит у вас на базе? — Ты… — Вентц снова дергается вперед, но на этот раз его тормозит уже Патрик: — Не надо Пит, — он кладет руку на его плечо, а другую засовывает в карман и бесстрастно смотрит на возмущенного Брендона, — Пусть мистер выскажется, мне интересно. Фрэнк молчит, не вмешиваясь и позволяя Патрику самому разрулить ситуацию. Почему-то он уверен, что ему это не составит никакого труда. Ури злобно сопит, внезапно понимая, что теперь все выглядит так, будто этот выскочка сам позволяет ему говорить. Обычно омеги его боятся, начинают блеять что-то несвязное, а этот только выше голову задирает. Брендон, демонстративно игнорируя Патрика, снова обращается к Вентцу: — Можешь трахаться с кем угодно, и мне совершенно без разницы, что ты используешь вместо подстилки, но я не позволю тебе тащить вский сброд на мою помолвку, где соберется весь высший свет штата. У Пита сдают все тормоза. Он прекрасно понимает, что не в Патрике дело, Брендон просто отыгрывается, мстит ему самому за все прошлые обиды. Нашел слабое место, потому что знает, что абы кого альфа не привел бы к Айеро в дом, не стал бы светить перед всеми и, в первую очередь, перед своими родителями. Вентц плюет на свои принципы, не собираясь спускать ему с рук оскорбление, но Патрик снова его опережает. Он негромко смеется и встает напротив Брендона. — Высший свет… — Стамп тянет руку к распахнутому вороту шелковой рубашки винного цвета и принимается перебирать пальцами висящий на золотой цепочке небольшой кулон в виде неправильного ромбика, — Надо же, я думал, что у тех, кто себя относит к этому самому высшему свету, не принято выражаться языком, который скорее услышишь в какой-нибудь подворотне… — омега медленно тянет уголок губ вверх, видя, как вспыхивают яростью чужие зрачки. Он убирает руку от кулона и, как-бы невзначай, отводит воротник рубашки, приоткрывая метку на шее. Взгляд Брендона тотчас цепляется за нее, а Патрик хмыкает, понимая, что точно попал в цель. — Я, знаешь, тоже сначала волновался, но теперь думаю, что без проблем впишусь в вашу «элиту». Спасибо, мне полегчало, — похожим на мед голосом произносит он, однако, с каждым сказанным словом, градус в его глазах опускается все ниже. — И еще. Мое имя — Патрик, и я предпочел бы, чтобы ко мне обращались напрямую и именно так. Фрэнк спешно отворачивается к окну и с силой кусает щеку, чтобы скрыть рвущуюся наружу улыбку. Он впервые видит у Брендона такое лицо, и еле держится, чтобы не расхохотаться. Пит, совершенно обескураженный, стоит рядом и в восхищении смотрит на Патрика. С одной стороны, альфа понимает, что тот только что нажил себе в лице Ури серьезного врага, но с другой, не может не признать, что омега и сам не так прост. Брендон сверлит Патрика взглядом, а тот даже не думает отводить глаз, но продолжения их дискуссии не получается. В дверь звонят, и, вслед за расшаркивающимся во все стороны Иэном, в гостиную заходят родители Пита, сразу же оттягивая на себя всеобщее внимание. Вентц подхватывает под локоть вмиг растерявшегося Патрика и тянет его знакомиться. — Наконец-то ты получил то, что заслужил. Не вздумай позорить меня, выкинув что-то подобное во время приема, — тоном, что жестче наждачной бумаги, говорит Фрэнк, приблизившись к уху Брендона, — Иди и приведи себя в порядок. Гостей нужно встречать. Не дожидаясь ответа, Фрэнк отходит от омеги, и с теплой улыбкой на лице идет к родителям Пита, протягивая руку для приветствия. Брендон, сузив глаза, смотрит на то, как папа Вентца радостно обнимает Патрика, как его отец двумя руками обхватывает ладонь парня и жмет ее, что-то произнося… За такой короткий срок этот омега получил все то, чего сам Брендон не смог добиться за несколько лет. Метка — предмет его особого вожделения, стала финальным аккордом. Ури психует, сходит с ума от злости и зависти, однако в голове вдруг всплывает фраза, которую он иногда слышал от Фрэнка, когда тот по телефону отчитывал Мэтта: будь умнее — смотри на лес, а не на деревья. Брендон цепляется за нее и, еще раз смерив омегу взглядом, разворачивается и идет наверх. Это хороший совет, который он обязательно обдумает чуть позже. Патрик бесит, но есть в нем что-то, что напоминает Брендону самого себя, а потому ссориться с ним, вероятно, не самая удачная мысль. Может, лучше будет, наоборот, попытаться сблизиться и с его помощью ликвидировать свою главную помеху? Сорняк, выросший внезапно на его пути и испоганивший прекрасный сад, что омега с таким трудом выращивал… Брендону идея приходится по душе.***
Около двух часов спустя, помолвка уже в самом разгаре. Долгие речи, скучные напутствия и общие фразы — все это позади. Осталось главное. В документе, что сейчас лежит перед Фрэнком, альфа знает практически каждую букву, но заставить себя поставить на нем свою подпись не получается. Он чувствует нарастающее напряжение стоящего рядом Брендона, которое только сильнее нервирует, и никак не может собраться с духом, чтобы сделать последний шаг. Гости ждут, Фликс и Конор пытливо смотрят на них обоих, и омега, не выдержав, незаметно толкает Фрэнка локтем в бок. Тот на долю секунды косится в его сторону, а потом, напомнив себе, ради кого это все, стискивает зубы и все-таки чиркает тонким пером по бумаге. Он почти отшвыривает в сторону ручку, что внезапно огнем жжет кожу и под общее оживление одеревеневшими пальцами достает из красивой коробочки кольцо. Перед глазами все мутно, Фрэнк не видит ничего перед собой и машинально берет протянутую руку Брендона в свою… Кольцо выпадает из непослушных пальцев. — Я не могу на это смотреть, — цокнув языком, низким полушепотом выдыхает Вентц и отворачивается. Сидящий рядом с ним за круглым столом Патрик грустно качает головой и кладет свою ладонь на его. — Это его осознанный выбор, Пит, — тихо говорит он, поглаживая сжатые в кулак пальцы альфы, — Он знает, что делает. — Это навязанный ему выбор! — шипит в ответ Вентц и, заметив брошенный на него укоризненный взгляд папы, что сидит за этим же столом, пододвигается к Патрику ближе: — Он никогда бы не связался с ним, если бы не отцовский договор. — Обычная история, — с печалью в голосе замечает омега, — Обратная сторона медали под названием «власть». Люди стремятся к ней, думают, обретут всемогущество и свободу, а в итоге не могу сделать и шага поперек. Повязаны по рукам и ногам тем, о чем так отчаянно мечтали, — Патрик откидывается на спинку стула и проводит рукой по красивой салфетке, аккуратно свернутой рядом с приборами. Пит смотрит на него несколько отрешенно, думая над его словами и соглашаясь с каждым. Омега прав, и Вентц впервые задумывается о том, что если когда-нибудь он сам встанет у руля какого-то города, то ни за что не станет ломать своим детям судьбы, заключая подобные договоры. Альфа обещает себе навсегда запомнить собственные чувства, которые испытывает в эту секунду и вот эти глаза Фрэнка. Абсолютно потухшие, безжизненные, как у старика, что прожил долгую тяжелую жизнь, потерял все самое дорогое и теперь не видит смысла ее продолжать. Их взгляды пересекаются. Вокруг звучат поздравления, Брендон что-то радостно отвечает, благодарит, а Фрэнк все смотрит и смотрит на Пита, не в силах взглянуть на кого-то еще. Понимание, немая поддержка, которыми друг делится с ним — единственное, что помогает сейчас вытерпеть эти несколько мгновений всеобщего внимания и пожеланий того, чему никогда не суждено сбыться. Фрэнк не будет счастлив. Не будет и в горе, и в радости. Не с Брендоном. Официальная часть приема, наконец, подходит к концу, и Айеро выдыхает. Он пользуется тем, что Ури целиком и полностью переключается на развлечение светскими беседами высокопоставленных омег, и, окликнув Пита, присоединяется вместе с ним к альфам. Тем для обсуждения сегодня масса, но все только и говорят, что о недавнем инциденте с захватом Саванной груза для Атланты. Фликс, который находится в самом центре обсуждения, тем не менее активного участия в нем не принимает, а лишь с едва заметной улыбкой наблюдает за тем, как Конор методично обрабатывает каждого из альф. В какой-то момент старший Айеро замечает сына, задумчиво смотрит на него, но потом снова отворачивается. Фрэнку его взгляд не нравится, но своей настороженности он не показывает, продолжая в непринужденной манере беседовать с гостями и параллельно усердно заливая в себя виски. Среди присутствующих — исключительно главы городов, входящих в альянс и, говоря откровенно, все происходящее больше похоже на представление для одного зрителя. Вот только никто не знает, что зритель этот — сам точно такой же актер. Берт, нужно отдать ему должное, роль свою отыгрывает идеально. Изображает полное недоумение и ошеломление от «новости», очень правдоподобно негодует по поводу удара, нанесенного теперь уже бывшим союзником, и обещает, что Атланта со всем разберется. Он следит за временем, карауля момент, когда уже можно будет с чистой совестью откланяться, но одновременно с этим периодически кидает взгляд на один из столиков и украдкой наблюдает за сидящим за ним омегой. После того, как Вентц ушел вслед за Фрэнком, Патрик приятно проводит время в компании Дэниела, папы Пита, и особо не смотрит по сторонам. Общий язык они находят моментально. Старший омега делает все для того, чтобы Патрик полностью поборол свое смущение и перестал прятать глаза. Он с первой минуты окружает его таким теплом и заботой, что Стамп, у которого никогда не было нормальной семьи, едва не плачет. Он боится поверить в то, что с ним происходит, потому что так не бывает. С самого детства омега ощущал себя испорченным, испачканным до самого последнего миллиметра души. Его отец напивался до беспамятства и, сначала избив папу, приходил к трясущемуся от страха сыну в комнату, ложился рядом и, приказав молчать, принимался трогать его тело. Он гладил, ласкал Патрика там, где родители делать этого не должны, не имеют права и шептал на ухо всякую мерзость. В конце концов папа, однажды не выдержав, ушел из дома, и домогательства отца потеряли всякие границы. Патрик сбежал от него при первой возможности. Прятался по знакомым, выживал как мог, но выдохнул окончательно только тогда, когда узнал о его смерти. О своем папе он так больше и не слышал. Имея сильный характер, Патрик всего добился сам — поступил в университет, который блестяще окончил, получил работу в лаборатории, что находилась под крылом у центральной воинской части, но, несмотря ни на что, так и не смог избавиться от ощущения собственной ничтожности. Он давал альфам то, что те стремились от него получить, и на этом все. Никаких отношений, никаких чувств. Парень не смог довериться даже Рэю, который всегда относился к нему с большой нежностью и явно рассчитывал на что-то большее, чем просто дружба. Но именно ее омега и боялся потерять. Единственное, во что он действительно верил. Патрик проваливается во все эти воспоминания, пока Дэниел говорит с кем-то по телефону, но сразу их прогоняет, как только тот завершает звонок. Судя по лицу, омега чем-то озабочен, и Стамп осторожно интересуется, все ли в порядке. — Я тебе уже говорил про благотворительную выставку в Эклипсе, на которой мне завтра нужно обязательно присутствовать, — вздохнув, объясняет Дэниел, пряча телефон в сумку, — Меня просят приехать, помочь с организацией, и, так как официальная часть уже завершена, я мог бы туда поехать, но мне не хочется бросать тебя здесь одного. Пит вряд ли скоро вернется, а Брендон, как мне кажется — не та компания, которая была бы тебе приятна. — О, не переживайте, — смеется Патрик и отпивает вина из бокала, — все в полном порядке, я вполне найду, чем заняться. И, тем более, мне будет очень неловко становиться помехой вашим делам. Насчет Брендона вы совершенно правы, но здесь есть чудесный сад, в котором я с удовольствием погуляю. Дэниел с улыбкой смотрит на него, протягивает руку и аккуратно поправляет слегка загнувшийся воротник его рубашки. — Я очень рад, что мы наконец-то познакомились, — он наклоняет голову чуть в бок, разглядывая залившиеся краской щеки парня, — Пит постоянно о тебе говорит, и именно таким я тебя и представлял… Вернее, надеялся, что именно таким ты и окажешься. — Мне тоже было очень приятно с вами познакомиться. Питу невероятно повезло, — искренне отвечает Патрик, робко улыбаясь, — И… извините еще раз за ту ситуацию. — Так, хватит, — машет рукой Дэниел, — За что ты извиняешься? Секс — это абсолютно естественная потребность. Ты делаешь моего сына счастливым — это все, что имеет для меня значение, уяснил? Патрик краснеет еще больше от такой откровенности, но все же согласно кивает. — Вот и отлично, тогда я пойду, — омега подмигивает парню и поднимается, подхватывая сумку, — Не забудьте, что утром мы с отцом ждем вас на завтрак. Дэниел уходит, и Патрик остается один, размышляя над тем, стоит ли пойти поискать Пита и предупредить его о том, что он собирается прогуляться, или же идти к Джерарду сразу. В итоге, немного посомневавшись, он решает, что альфу лишний раз бесить не стоит, и приподнимается со стула. — Даже не знаю, можно ли назвать эту встречу неожиданной, — внезапно звучит над ухом, и у Патрика все внутренности резко летят вниз. Он этот голос, этот запах узнает из миллиона, даже не оборачиваясь. На плечо ложится тяжелая ладонь, заставляя омегу опуститься обратно на стул. — Не спеши, мы же так давно не виделись. Патрик садится, ощущая, как тело молниеносно наливается свинцом, а Берт отодвигает стул, на котором только что сидел Дэниел и усаживается на него. Он откидывается на спинку, складывает на животе сплетенные в замок руки и с кривой полуулыбкой смотрит на омегу. — Удивительно, я думал, что ты надоешь ему быстрее, — задумчиво говорит альфа, с удовольствием наблюдая за тем, как лицо Стампа бледнеет, — Хотя… — он подается вперед и хрипло произносит: — Я могу его понять. В постели ты золото. — Чего ты добиваешься? — не выдерживает Патрик и, собравшись с духом, смотрит альфе в глаза, — Я ждал тебя, просил о помощи, но ты меня бросил! И у тебя еще хватает наглости меня унижать? — омега срывается и повышает голос, — За что?! — Ой, а ты прям страдал, — зло скалится Берт, — исстрадался весь. Сменил один член на другой и как-то не заметно, чтобы тебе он пришелся не по вкусу. — Не смей говорить со мной так! — шипит Патрик, у которого сердце в груди грохочет от обиды, — Я не шлюха и никогда ею не был, чтобы выслушивать все это. С тобой нас изначально объединяли только дела, все остальное было исключительно по обоюдному согласию. Меня устраивало, что у тебя есть муж, тебя — что я не ждал большего. — Ты проебал мое доверие к тебе как к партнеру, — чеканя слова, Берт прожигает его жестким взглядом, — У тебя было задание, которое ты послал к херам, решив, что горизонтальное положение куда удобнее. Ты требовал считаться с тобой, хотел быть наравне с моими парнями, а в итоге же поступил как самая обычная блядь. Тело резко бросает в жар. Патрик принимается считать про себя, чтобы не потерять контроль и не врезать Берту. Омеге за свою не очень длинную жизнь уже множество раз приходилось переживать унижения и оскорбления, но вот так — никогда. — Ты ни черта не знаешь о том, в какой ситуации я тогда оказался, — цедит он сквозь зубы, но альфа только отмахивается: — Ой, ну начинается, — Берт с отвращением морщится и откидывается обратно на спинку стула, — Хватит, Патрик, мне эти оправдания твои нафиг не упали. Представляю, сколько всего ты успел разболтать, пока стелился под ним и, если бы я не предпринял действия на опережение, то отхватил бы от Мэйкона по полной. Очередной нож несправедливых обвинений летит в грудь, рассекая кожу и впиваясь по самую рукоять, но отреагировать омега не успевает. — Пат, что здесь происходит? — раздается у него за спиной, и парень не знает, то ли выдохнуть от облегчения, то ли начать проклинать весь свет. — О, а вот и вторая смена, — иронично восклицает Берт, хлопая в ладоши, — Не переживай, подполковник, мы с ним так, по старой дружбе. Правда, Стамп? Вентц встает рядом с Патриком и окидывает альфу хмурым взглядом. Он не спускал с них глаз, едва только Берт подошел к омеге, и быстро заметил, что что-то не так, поэтому теперь взгляд его с каждой секундой все больше мрачнеет. — Что за дела, Берт? Тебе какого черта надо от моего омеги? — голос Пита звенит металлом, а мята начинает ощутимо отдавать перцем. — Все, что мне было надо, я от него уже получил, как тебе известно, — усмехается тот и медленно проводит языком по внутренней стороне щеки, глядя Вентцу в глаза, — Так что не бесись, мы просто мило побеседовали, не более того. Патрика сильно знобит, потому что нарастающую ярость Пита он чувствует всей поверхностью кожи. Альфа смотрит на него сверху вниз, будто дожидается его реакции, но омега глаз не поднимает и даже не думает ничего отрицать. Вентц понимает, что наконец-то нашел, что искал. Он переводит взгляд на Берта и, недобро прищурившись, проговаривает: — Так это для тебя он собирал информацию? Твои щенки шарили на нашей территории? Ухмылка сползает с лица Берта, а на ее месте появляется удивление и некоторая растерянность. Он непонимающе глядит на Патрика, потом снова на Венца: — Он разве тебе не сказал? — Пат, иди пройдись, — Пит касается спины омеги и несильно толкает его. Тот резко вскидывает голову и с тревогой смотрит на него: — Пит, не надо, я… давай, я тебе сам все … — Патрик, — произносит Вентц уже чуть жестче, — Пожалуйста, я прошу. Омега больше не сопротивляется. Он кивает и спешит выйти из-за стола, игнорируя пристальный взгляд Берта. — Как интересно получается, — Пит присаживается на стул, когда Патрик скрывается за большими дверьми зала, и принимается барабанить пальцами по скатерти, — Мы, конечно, догадывались, что базой заинтересовалась большая птица, но чтобы настолько… — Кто там базой заинтересовался? — со стаканом виски в руке Фрэнк устраивается на соседнем стуле. — Да вот, тебе все было интересно, на кого работал Патрик. Прошу, — Пит указывает ладонью на Берта, что с крайней досадой на лице переводит взгляд с одного на другого и потирает указательным пальцем подбородок. — Сообщил мне только что лично. — Берт? — Фрэнк, приподняв бровь, поворачивает голову в сторону альфы, — И как это понимать? — Как есть, так и понимать, — Берт выпрямляется и поправляет пиджак, — Твой отец, кстати, в курсе, что у меня имелись источники информации, иначе откуда бы мне было знать? — И много успел насобирать? — интересуется Фрэнк, покачивая стаканом и взбалтывая остатки виски на дне. — Достаточно. Но я делал это… — Берт складывает руки на столе, — Скажем так — хотелось иметь преимущество. Джаред не в курсе. — Высокие отношения, — хмыкнув, замечает Айеро, на что получает резкий ответ: — Оставим лирику, Фрэнк. Какой смысл сейчас все это обсуждать? — Берт, для которого тема брата крайне болезнена, с трудом удерживает видимость спокойствия, — Сейчас я на вашей стороне и… — Не самое удачное место, чтобы упоминать об этом, — предупреждающе обрывает его Вентц, и тот кивает: — Соглашусь. Тем не менее, интерес мой в этом всем — сугубо личный, поэтому мне не до детских игр в интриги. Я вообще был уверен, что Стамп уже давно все разболтал. — Он рассчитывал на твою помощь и до последнего ждал, — зло отвечает ему Пит, у которого старательно сдерживаемая им же самим сущность в конце концов рвет намордник и яростно рычит. — Я как только не пытался — не мог выбить из него твое имя. А ты… черт ты как минимум год нехуево так доверял ему, а теперь обзываешь треплом? Берт равнодушно пожимает плечами, хотя внутри неприятно копошится чувство вины. Однако оно очень быстро исчезает, потому что альфе все равно. Со смертью Адама ему больше ни до чего нет дела, и душевные терзания его не сильно обременяют. Он сделает то, что решил, и сразу же отправится к мужу. Омега и так слишком долго терпит одиночество. Пит, не дождавшись от Берта реакции, резко наклоняется к нему и цедит: — Плевать на твою мораль. Я не хочу больше видеть тебя рядом с ним, ясно? Говорю один раз и повторять не стану. Вентц держит руки при себе, но Берт не сомневается, что мысленно он ими вовсю уже шею ему пережимает. Альфа криво ухмыляется. — Тихо, тихо, парень, — смеясь глазами, осаждает он Пита, — Хочешь привести вашу главную бомбу в действие прямо сейчас? Уверен, что оно того стоит? –Айеро рядом напрягается, и Берт напоминает: — Мне-то терять уже нечего, а вам? — Я предупредил, — рычит Вентц, не переставая буравить его лицо горящим взглядом, — Только подойди… — Пит, — Фрэнк, понимая, что друг начинает терять самообладание, тянет его за рукав и негромко, но твердо останавливает: — Достаточно. Мы услышали тебя, Берт, — обращается он к альфе, — Тема исчерпана и, надеюсь, больше у нас не будет повода ее поднимать. Это же касается и личных вопросов. — Я не ищу проблем, Айеро, — вытаскивая из пачки сигарету и поднимаясь, отвечает Берт.***
— Правда, вкусные? — Чарли внимательно следит за тем, как Джерард доедает вишневый пирожок и с надеждой заглядывает ему в глаза. Уэй вытирает испачканные в начинке пальцы о салфетку и, легко улыбнувшись, кивает: — Очень. Иэн весь его стол заставил различными блюдами, но омеге было настолько тошно, что он даже смотреть в их сторону не хотел, однако Чарли, что пришел к нему вслед за отцом, с таким трепетом просил его попробовать именно эти пирожки, хвастался, что сам выбирал самые вкусные, что омега не смог ему отказать. — Я же говорил! — с гордостью вскрикивает мальчик и выхватывает у Джерарда из рук тарелку, — Сейчас принесу тебе еще! — Стой, Чарли! — смеется Уэй, хватая мальчика за локоть, — Куда еще? Я и так три штуки съел, пожалей меня. — Тебе не понравилось, — роняет руку с пустой тарелкой Чарли и расстроенно складывает брови домиком. — Очень понравилось, — Джерард тянет его к себе и усаживает рядом на кровать, — Просто я, правда, наелся, и если съем хоть что-то еще, то точно лопну. Ребенок поднимает на него глаза и внимательно смотрит. — Ты грустный, — произносит он, неожиданно очень по-взрослому протягивая руку и пальцами убирая со лба Джерарда челку, — Тебе плохо, поэтому тебе ничего не хочется. — Неправда, все хорошо. Ну, если не считать того, что мой живот сейчас лопнет, — пытается отшутиться омега, но лицо Чарли по-прежнему серьезно. — Я знаю, это из-за Фрэнка, — шепчет он, и Джерард пропускает вдох. — Послушай… — Почему взрослые всегда так поступают? — еще тише говорит омежка, — Любят одного, а выходят замуж за другого. У Джерарда тошнота к горлу подкатывает. — Чарли, я тебя не понимаю… — все прекрасно понимает. — Я скажу тебе, если хочешь, — мальчик кладет ладонь омеге на коленку, недолго молчит, а следом проникновенно смотрит на него: — Хочешь? Джерард мнется, путаясь в своих мыслях, и Чарли решает за него. — Фрэнк тебе нравится. И ты ему тоже, — мальчик решительно мотает головой, когда Уэй хочет ему возразить, — Я видел, я знаю. Сначала он ругался, когда я про тебя говорил, но потом начал спрашивать сам. Каждый раз Джерард, еще тогда, когда все называли тебя альфой, — тараторит Чарли, — Я рассказал ему, что ты любишь рисовать, и он поехал, купил для тебя карандаши и бумагу. Он всегда так смотрит на тебя, когда ты не видишь и… Ты не заметил, наверно, но теперь поливалки в саду включаются на час позже. Это тоже он попросил моего отца изменить время… Знаешь почему? — Почему? — одними губами спрашивает Джерард, хотя ответ очевиден. Потому что в семь он всегда гуляет там с Тэйлом. — Потому что ты в это время любишь гулять там. Фрэнк сказал, что предупреждал тебя, но ты об этом вечно забываешь, поэтому проще перенастроить поливалки… А еще… — Не надо, — Джерард дотрагивается до руки Чарли, потому что терпеть становится невозможно. Внутри все натягивается, на разрыв идет, и омега еле сдерживает подступающие слезы. — Не говори мне, я не хочу знать. Мальчик грустно поджимает губу, а Уэй поворачивается к стенке и некоторое время едва справляется с эмоциями. Омежка осторожно пододвигается к нему поближе и обнимает за талию. Джерард, не поворачиваясь, наощупь находит его голову, запускает пальцы в длинные чуть вьющиеся волосы и, обхватив затылок, прижимает к себе. — Я не верю, что они в итоге поженятся, — выдает Чарли, когда Джерард только-только немного начинает приходить в себя. Сердце снова болезненно простреливает, и омега чувствует, что на этот раз не сдержится. Только не при ребенке. Он делает над собой усилие и быстро говорит: — Знаешь, я передумал. Твое предложение насчет пирожков еще в силе? Джерард давит из себя улыбку, а омежка, не видя подвоха, радостно подпрыгивает и снова хватает тарелку в руки. — Конечно! Сейчас принесу! Он со всех ног несется к двери, но, только распахнув ее, застывает. Он мнется пару секунд и неуверенно спрашивает: — А… ты кто? Небольшое замешательство. — Меня зовут Патрик и я пришел к Джерарду, — слышится вскоре из коридора мягкий голос, — а ты кто? — Я его друг, и я тебя не знаю, — принимает оборонительную позу Чарли, когда первая растерянность проходит, — Джерард очень устал и сейчас отдыхает. Уэй, слыша ответ мальчика, грустно улыбается и торопливо слезает с кровати, чтобы успеть задержать Стампа. — Чарли, все в порядке, не прогоняй Патрика! — Джерард выходит в коридор и, покачав головой, обхватывает Чарли за плечи. Он прижимает омежку спиной к себе и хмыкает, подмигивая Патрику: — Видишь, какие у меня тут друзья? — Да уж, — смеется тот, — просто так не пройдешь. — Он хороший? — Чарли задирает голову и, сведя брови, настороженно смотрит на Джерарда. У того вдруг перехватывает дыхание. Он внезапно замечает в лице мальчика что-то невероятно знакомое. Изгиб бровей, форма глаз и носа… Омега во все глаза смотрит на него, пока тот нетерпеливо не передергивает плечами: — Хороший? — А… да, да, Чарли, конечно хороший, — Джерард сбрасывает с себя внезапное оцепенение и гладит ребенка по волосам, — не переживай. — Думаю, пирожки тебе уже не нужны, — хмыкает омежка и вырывается из кольца его рук, — Тогда я не буду мешать и пойду к отцу. — Ты так задумался, что я даже как-то напрягся, — шутит Патрик, которого эта забавная ситуация с ребенком заставила немного расслабиться. Прежде чем прийти к Джерарду, он минут двадцать бродил по саду, пытаясь прийти в себя после столь неожиданной встречи с Бертом и всего того, что после нее произошло. Только когда он увидел альфу, выходящим из особняка и садящимся в машину, от сердца чуть отлегло. С Вентцем ему, конечно, разговор еще только предстоит, но омега решил подумать об этом позже. — Да нет, отвлекся просто, — Джерард пальцами зачесывает волосы назад, окончательно прогоняя наваждение и переключая все свое внимание на Патрика, — Не бери в голову и спасибо тебе, что пришел.***
— Хватит уже пить! — сквозь зубы шипит Брендон, продолжая лучезарно улыбаться гостям. Он выхватывает у Фрэнка из рук стакан с остатками виски и ставит на пустой поднос проходящего мимо официанта, однако Айеро тут же подзывает к себе другого и берет новый. Омега взрывается: — Ты специально это делаешь? — Что ты ко мне цепляешься? Я праздную, не видишь разве? — опрокидывает в себя алкоголь Фрэнк и заносит руку, чтобы для большей убедительности швырнуть стакан об пол, но замечает невдалеке Уиксов и передумывает, начиная пьяно улыбаться: — О, а вот с ними я еще не пил. — Что?! Нет! Ты на ногах еле держишься, — пытается удержать уходящего Айеро Брендон и в бессилии топает ногой, когда тот отмахивается от него. — Фрэнк, черт бы тебя побрал! Ури кипит, сдерживает себя всеми возможными силами, чтобы сохранить лицо и не устроить скандал, но потом вдруг ловит на себе кривую ухмылку одного из Уиксов, к которым только что ушел Фрэнк и, вздернув подбородок, отворачивается. Он взгляд этого альфы весь день на себе ловит. Тот смотрит так странно, оценивающе, определенно с интересом. Брендона, вполне привыкшего к повышенному вниманию к своей персоне, конкретно этот альфа почему-то крайне нервирует. Даже не столько он сам, сколько собственная реакция. Еще тогда, когда их только представляли друг другу, омега ощутил, как по телу побежали мурашки, стоило только Уиксу протянуть ему руку и, слегка улыбнувшись, красивым, мягким голосом произнести коротко «Даллон». Омега уверяет себя, что это все от одиночества, от полного безразличия со стороны Фрэнка, которому, при всех своих недостатках, Брендон всегда неизменно хранил верность. Кто-то из гостей подходит к нему, и Ури, приказав себе не думать о Фрэнке, вновь погружается в свои непосредственные обязанности хозяина приема. Он смеется, шутит, активно поддерживает беседу, не подавая вида, что от обиды и злости на альфу хочется взорвать весь мир. В какой-то момент он слишком увлекается разговором с одним из омег и теряет Айеро из поля зрения, а когда, опомнившись, начинает искать его глазами по залу, того уже нигде не видно. Интерес к общению пропадает, и Брендон, извинившись, отходит к высоким вазам с цветами, принимаясь поправлять и так идеальные ленты. — Впервые вижу, чтобы жених предпочел бутылку первой ночи, — словно из воздуха материализовавшийся Даллон, прислоняется боком к стене, и, сунув руки в карманы брюк, с интересом наблюдает за действиями Брендона. — Впервые вижу, чтобы друг жениха так откровенно пялился на его омегу, — не остается в долгу Ури, продолжая копаться в цветах и даже не удосуживаясь повернуться в сторону альфы. — Наблюдательный, надо же, — посмеиваясь, замечает тот, — Но я бы не сказал, что мы друзья. Просто приятели, — Уикс не прекращает рассматривать омегу, испытывая к нему все больший интерес. Брендон выглядит как ожившая мечта. Даллон, в отличие от брата, покидать Огасту не любил, предоставляя право политических решений Райану. Ему хватало своего игорного бизнеса, самого крупного во всей бывшей Джорджии, и нужды выезжать в другие города совершенно не было. Все крупные шишки сами приезжали к нему в казино, но именно в эту минуту альфа сильно жалеет, что ни разу не навестил Мэйкон. — Не вижу разницы, — все тем же тоном отвечает Брендон, — Друзья вы или знакомые — ты ведешь себя бестактно, тебе не кажется? — Бестактно то, что Фрэнк надрался в хлам и бросил тебя тут одного, — от веселья в голосе альфы не остается и следа, — Будь я на его месте, то ни на шаг бы от тебя не отошел. Ури замирает с веточкой белой орхидеи в руке и, вскинув бровь, насмешливо смотрит на него: — Я не понял, ты что, меня клеишь? — он разворачивается к Даллону всем корпусом, — Серьезно? На моей помолвке? — Почему нет? Помолвка — не свадьба, — ответ даже Брендона вводит в замешательство. Омега приоткрывает рот, но что сказать не находится, в то время как Уикс невозмутимо продолжает: — Да даже и она — не помеха. Ты заслуживаешь большего, сокровище, — он запускает пальцы во внутренний карман пиджака и достает оттуда небольшой картонный прямоугольник, — гораздо большего, чем вот это все. Подумай, надо ли оно тебе, и, если решишь, наконец, зауважать себя, — Даллон вставляет карточку между белых лепестков цветка, — дай знать. Я подожду. Альфа серьезно смотрит растерянному Брендону в глаза и, улыбнувшись одним уголком губ, не спеша отходит, присоединяясь к компании альф. Омега не двигается. Он не сводит взгляда с визитки и лишь спустя несколько мгновений понимает, что все это время полной грудью вдыхает горький аромат амаретто.***
— То есть, ты типа умер… — прислонившись к спинке кровати, произносит Патрик и обалдело глядит перед собой. — Ну да, — не поднимая головы с его плеча, отвечает сидящий рядом Джерард, — Так что представь себе всеобщий «восторг», появись я сегодня на этом приеме. Меня там все, если не знают лично, то видели уж точно. — Мда, — Стамп перекатывает ножку бокала с вином в руках, — Я думал, меня в этой жизни уже ничем не удивить… Ладно, все это очень неприятно, но все же с Фрэнком ситуация куда опаснее. После прихода Патрика Джерард немного оживает. Он рассказывает ему все, начиная со своего появления в Атланте и заканчивая их с Фрэнком истинностью, умалчивая лишь о том, что Майки ему не брат и еще о проведенной с альфой ночи. Потому что как-то неловко. Выговорившись, Джерард буквально физически чувствует, как ему становится легче. Настолько легче, что они с Патриком даже открывают бутылку вина, которую оставил Иэн и уничтожают часть еды с тарелок. — Пат, — Джерард ни с того ни с сего чуть приподнимает голову и смотрит на шею друга, — А ты… его любишь? — залюбовавшись, он аккуратно касается подушечками пальцев уже зарубцевавшейся метки. Патрик слегка дергается, но от руки Уэя шеи не убирает, позволяя рассмотреть получше. — Нет, — коротко отвечает он, и Джерард удивленно округляет глаза: — Нет?! Но тогда… — Любовь — это совсем не то слово, которым можно описать то, что я к нему испытываю. Понимаешь, — Патрик разворачивается к омеге, и тот видит, как начинают блестеть его глаза, а на лице появляется восторженное выражение, — это слишком мало, слишком конкретно. Это чувство… — он призадумывается, пытаясь подобрать слова, — оно везде, оно огромное. Я не люблю его, я живу им. — Как похоже… Я тоже это чувствую, — вздыхает Джерард, узнавая эмоции, о которых говорит Патрик, — Только в моем случае вместо того, чтобы жить, у меня такое ощущение, что я им травлюсь. Каждый день, когда вижу, каждую секунду, когда он рядом… Стамп удрученно качает головой и не знает, что на это сказать. Ему страшно даже на миг представить, как это — осознавать, что твой альфа по факту твоим никогда не будет. Патрик бы не выжил. — Мы что-нибудь придумаем, — Стамп берет его руку в свою и сжимает, — Я тебе помогу, обещаю. Когда ты перестанешь с ним пересекаться, то станет легче, — он старается говорить уверенно, хотя никакой уверенности у него на самом деле нет. Только надежда, только вера в лучше. — Может, ты вообще его быстро забудешь, потому что между вами ведь, толком, ничего не было… Джерард вздрагивает и поднимает на Патрика испуганный, полный боли взгляд. — Да ладно… — у того даже голос меняется, и Уэй, кусая нижнюю губу, кивает. — Блять. Джерард, как это выш… Черт, ну да, — омега проводит ладонью по лицу, — зачем я это спрашиваю? Глупый вопрос. — Я не жалею об этом, Пат, — шепчет Уэй, — Все было так, как я и представить себе не мог. И этих воспоминаний у меня уже никто не отнимет. Он выбрал не меня, да, но он был моим. Пусть и недолго. Джерард замолкает, и в комнате наступает тишина. Патрик, услышав откровения друга, озадаченно хмурит лоб, никак не находя ответа на вопрос — почему Фрэнк так поступил? Если у них все зашло настолько далеко, то он просто не мог от него отказаться. Не мог отказаться от своего омеги, так не бывает! Это на подсознании, против этого не попрешь, иначе просто-напросто сдохнешь. Если только… Патрик косится на пришибленного своей тоской омегу, но сказать ему про то, что с Брендоном у Фрэнка договорной союз, не решается. Он слишком мало знает о всей ситуации, возможно, там не только в соглашении дело, так зачем обнадеживать и так убитого безысходностью парня? Что он потом будет делать, если все окажется сложнее? Если у Фрэнка к Брендону реальные чувства? Патрик сам до недавнего времени ни во что такое не верил, поэтому ни черта не понимает, как оно на самом деле работает. И, кроме того, помолвка на глазах у всего штата, уже подписанный брачный договор — не то, от чего можно просто взять и отмахнуться. Они сидят в полной тишине, погруженные каждый в свои мысли, когда в дверь комнаты с обратной стороны прилетает мощный удар. — Джерард! — слышится похожий на рев раненого зверя голос Фрэнка, и следом за ним дверь снова содрогается, — Джерард выйди! Уэй в полном ужасе смотрит на дверь, потом на такого же испуганного Патрика и шепчет: — Нет… — Джерард, я прошу… — продолжаются крики, и долбежка за стеной усиливается, — Пожалуйста, выйди сюда… Фрэнк абсолютно пьян, возможно даже, не соображает, что творит, но у Джерарда от его голоса внутри все сжимается. Вцепившись обеими руками в Патрика, он беспомощно мотает головой и только и делает, что одними губами повторяет единственное слово — «нет». Об дверь что-то со звоном разбивается, Фрэнк рычит, то требуя, то умоляя, и Патрик, наконец, не выдерживает. Он приподнимается с кровати и встревоженно говорит: — Джерард, я открою, он не в себе. — Пат, нет. Нет! — на грани истерики вполголоса лепечет Уэй, — Я не хочу, чтобы он сюда заходил, не хочу! — С ума сошел? — Патрик отцепляет от себя руки омеги, решительно соскакивая с кровати, — Он сейчас весь дом на уши поднимет, будет скандал! Тебе надо?! Джерард ничего не соображает, он впадает в безумие и не может здраво рассуждать, потому что в нем собственный страх и боль, которая передается ему от альфы, глотки друг другу грызут. Внутренности трещат и рвутся, душа тянется к нему, и сила эта — сумасшедшая. Он закрывает ладонями уши, не хочет слышать голос Фрэнка, и в то же время давится слезами от его душераздирающих криков. Патрик не обращает на него внимания и идет открывать, доставая на ходу телефон и набирая Питу сообщение, чтобы срочно поднимался наверх. Айеро практически падает на него, стоит только омеге дернуть замок и распахнуть дверь. Стамп ловит его, но войти в комнату не дает, сразу же выпихивая обратно в коридор и выходя следом. Крепкий запах виски висит в воздухе, на полу валяются осколки от бутылки, а сам Фрэнк в распахнутой рубашке, с ссадинами на костяшках пальцев и спадающими на лицо волосами едва стоит на ногах. Патрику кажется, что он вот-вот рухнет, но впечатление это оказывается обманчивым. — Скажи ему, чтобы вышел, — тоном, не терпящим возражений, требует альфа и, откинув волосы с лица, смотрит на Стампа совершенно осмысленным взглядом. — Фрэнк, успокойся сперва, — просит Патрик, надеясь решить дело тихо, но у Айеро на этот счет свои соображения. Он делает шаг вперед и пробует оттолкнуть омегу, который собой перекрывает дверь в комнату. — Отойди. — Не надо, Фрэнк… — Отойди, я сказал! — альфа прет на него и, схватив за предплечье, рывком тянет в сторону. Патрик, лишь на миг потеряв опору, быстро собирает все силы и вновь пробует остановить Фрэнка. Он удерживает его, блокирует попытки прорваться, но более-менее устойчивое равновесие длится недолго. Альфа все больше звереет, усиливает напор, теряя последние ориентиры и забывая, кого пытается одолеть. Патрик выдыхается. Он начинает сдавать, в то время как Фрэнк, хоть и пьяный, только наращивает силу. В конце концов, дойдя до предела, Айеро как-то очень неудачно толкает омегу, и тот, отлетев, поясницей врезается в выступающую дверную ручку. Острый край впивается в кожу. — Прекрати! — шалея от боли, Патрик замахивается и влепляет альфе пощечину. Тишина. Щека Фрэнка медленно заливается алым пятном, и вместе с тем до Патрика начинает доходить, что он только что сделал. Омега в панике смотрит на альфу, прижимает горящую ладонь к груди и ежится от подступающего к нутру озноба. Его движение было чисто импульсивным, но кто в этом будет разбираться? Айеро даже думать не станет, а просто возьмет и прихлопнет его, словно букашку. Однако Фрэнк продолжает стоять, опустив плечи, и лишь только его грудь вздымается часто и глубоко. Он поднимает голову, нетвердой рукой вновь убирает с лица волосы и смотрит на Патрика убитым взглядом. — Пусти меня, — хрипло просит он, не придавая значения жжению на щеке и не замечая, как влажнеют глаза, — Мне надо ему сказать… надо… Фрэнк больше не пытается бороться с омегой, не рвется, обезумев, к двери. Он вдруг просто наклоняется вперед и, не переставая что-то шептать, утыкается лбом Патрику в плечо. Тот каменеет, не знает куда деть руки и как реагировать на альфу, который в эту секунду мучительно борется на его груди со своей неодолимой слабостью. Фрэнк думал, что виски поможет ему забыться, заткнет ревущее внутри существо, но все стало только хуже. В голове не осталось ничего, кроме мыслей о Джерарде и о том, что он может его потерять. Обещания, данные себе утром, больше не работают, отравленное алкоголем естество сосредотачивается вокруг своих страданий, культивирует их и отказывается слушать какие-либо доводы. Боль пропитывает его всего. Альфа ловит передоз. Градус неловкости растет, и Патрик уже почти окончательно теряется, когда внезапно скрипит дверная ручка, и из комнаты с измученным лицом выходит Джерард. Он игнорировал происходящее в коридоре до последнего, но, услышав грохот, испугался, а когда следом за ним возникла непонятная тишина, нервы омеги не выдержали. Альфа вскидывает голову, а Уэй, прикрыв за собой дверь, облокачивается спиной о стену и, не моргая, на него смотрит. Если бы у Патрика однажды спросили, видел ли он, как сгорают души, то он, не задумываясь, ответил бы, что да. — Что тебе надо? — как бы грубо и безразлично ни хотел звучать Уэй, его голос все равно дрожит, выдавая истинные эмоции. — Джерард… — выдыхает Фрэнк, не веря, что перед ним не пьяная галлюцинация. Он, покачиваясь, протягивает к нему руку, но тот ее тут же от себя отбрасывает: — Это уже было, давай дальше. Каждое слово для омеги — будто ножом по горлу. От того, как выглядит альфа, у него сердце биться перестает, больше всего на свете хочется кинуться ему на шею, прижаться и целовать, целовать, целовать… Но Джерард не может. Он намеренно делает Фрэнку больно, потому что так нужно, потому что для его же блага необходимо, иначе эти мучения не прекратятся никогда. — Я хочу поговорить с тобой, — в глазах у альфы мир осколками под ноги осыпается, и только где-то в глубине, на самом дне ореховых зрачков под их градом едва выживает слабеющая надежда. — И это тоже мы уже обсуждали, Фрэнк, — вздыхает Джерард, — У тебя что, навязчивая идея? — Я просто прошу меня выслушать, — в бессильной злобе повышает голос альфа, не зная, как еще до него достучаться, — Один раз, тебе это сложно? Уши отвалятся? — Нет. Я просто не хочу, — пожимает плечами Джерард, — Можешь засунуть себе куда подальше все то, что хочешь сказать. Мне плевать. — Что у вас тут происходит? — подлетевший со стороны задней лестницы Пит, непонимающе смотрит на троицу, и Патрик тут же идет к нему, пытаясь что-то сказать глазами. — Ничего не происходит, — ровным голосом отвечает Джерард, — Кто-то накидался в слюни и захотел поискать себе приключений. Ты бы увел его, пока этот цирк не набрал еще больше зрителей. — Блин, я знал, что ничем хорошим это не кончится. Фрэнк, давай, пойдем баиньки, хватит буянить, — Пит пробует подступиться к другу, но тот сразу же быкует. — Придурок! — кричит он Джерарду, скидывая с себя руку Вентца. — Отлично, — омега, закатив глаза, отталкивается от стены, — теперь мы вернулись к оскорблениям. Иди к черту, Фрэнк. Он разворачивается к двери, собираясь уйти, но рука так и остается лежать на ручке, когда воздух рассекает надрывное: — Придурок, я люблю тебя! Или на это тебе тоже плевать? Пространство, коротко всхлипнув, взрывается. Время останавливается, заставляя когда-то целостную картинку миллионами отдельных фрагментов застыть в воздухе. Джерард прикрывает глаза и ловит одну единственную секунду, пока эти слова еще не успели исчезнуть навсегда, разбившись о бетонную стену жестокой реальности. Секунда заканчивается. Омега умирает от оглушительного звона и медленно поворачивает голову. — Это не любовь, Фрэнк, — под ногами жалобно хрустят черепки, но Джерард продолжает давить их, вздрагивая от треска каждого, — То, что ты чувствуешь — к любви не имеет никакого отношения. Мне жаль. Горло перетягивает колючей проволокой, и говорить что-то еще нет больше сил. Омега резко толкает дверь и проскакивает в комнату, желая лишь одного — заснуть и никогда больше не проснуться. — Что это значит?! Джерард! — Фрэнк, сперва кинувшись за ним, вдруг останавливается с занесенной над дверью рукой. — Почему?.. — Айеро растерянно оборачивается и смотрит на Пита и Патрика. — Фрэнк, — осторожно говорит Вентц, старательно подбирая слова, — Не думаю, что сегодня имеет смысл настаивать. Не надо, оставь его. — Нет, — альфа, качнувшись, оступается, но взгляд его по-прежнему твердый, — Он не понимает, я должен сказать ему, объяснить, что он мой… — Фрэнк не договаривает. Он внимательно смотрит на Патрика, который, наткнувшись на него взглядом, беднеет и опускает глаза в пол. Зрачки альфы медленно начинают темнеть, покрываются ледяной коркой, под которой все живое погибает. — Он знает? Патрик продолжает стоять столбом. — Фрэнк, не вмешивай меня в это, — еле ворочает языком омега. — Знает, значит. Знает, но мне ничего не сказал… От того, каким тоном Айеро произносит последнее, Патрику самому в ледяную статую превратиться хочется. Пит интуитивно делает шаг, плечом закрывая омегу, но Фрэнк на Стампа уже не глядит. Хрустя шеей, он ведет подбородком вбок, замахивается и всаживает кулак в деревянную панель на стене.