***
Яблоневый сад шумит над головой, роняя на землю белые лепестки. Меж его тонких, стройных стволов тянет свою тихую, еле слышную песню легкий ветерок. Она похожа на чей-то ласковый голос, что поёт колыбельную и своей мелодичностью дарит ни с чем не сравнимый покой. Ноздрей касается неуловимый, нежный аромат, который Фрэнк совсем недавно собирал с огненных волос, слизывал с теплых губ… Яблочная свежесть, слегка сглаженная чем-то новым — сливочным и согревающим. Альфа позволяет ей окутать себя с ног до головы, не двигается, чтобы не спугнуть и не развеять. Не потерять. Здесь его рай, место, в котором не страшно затеряться и остаться навсегда. Без слов, без мыслей и тревог сидеть, как сейчас, прислонившись спиной к яблоневому стволу и слушать это чарующее ангельское пение. Фрэнк закрывает глаза и откидывает голову, упираясь затылком в шершавую кору дерева. Губы тронуты блаженной улыбкой, легкие полны умиротворяющим ароматом, а категорий времени и пространства словно не существует… Внезапно что-то с глухим стуком падает на рукав его рубашки. Вздрогнув, альфа распахивает глаза и опускает взгляд вниз. По белоснежной ткани, медленно заполняя собой тонкие нитки, расползается ярко-алое пятно. Рядом практически одновременно появляются еще два… Нахмурившись, Фрэнк поднимает голову вверх и тут же чувствует, как по щеке ударяет что-то теплое и тяжелое. Он проводит по коже пальцами, с недоумением смотрит на них — таких же, испачканных в красном… Альфа в смятении вновь задирает голову и видит, как по бархатным лепесткам цветов ползут крупные, бордовые капли. Они появляются будто из самых сердцевин, срываются, летят вниз, орошая собой землю и превращаясь в настоящие кровавые ручьи. Белые рубашка и штаны Фрэнка в одно мгновение промокают насквозь, пачкаются в липкой красной жиже, а приятное пение в ушах искажается до неузнаваемости. Голос неестественно растягивается, становится ниже и достигает звучания, от которого хочется вопить. Оно невыносимое, будто пленку зажевало или скорость поставили на минимум. Звук настолько страшный, настолько нечеловеческий, что Фрэнк кричит от ужаса, однако из горла вырывается только хрип. Голос тем временем набирает громкость, усиливается и заполняет собой всё пространство. Альфа шалеет от него, вдруг слыша, как сквозь нестерпимый вой просачивается плач… Детский плач. По телу бегут мурашки, шея будто окаменела и не позволяет повернуть голову, а сбоку, с протянутыми к Фрэнку руками двигается нечто… Оно всхлипывает, истекает кровью и становится всё ближе, ближе… Альфе жутко до одури, сердце долбится о грудную клетку, и Фрэнк пытается шевельнуться, прилагает все усилия, чтобы повернуться и посмотреть в ту сторону… Но тело тяжелое, пропитавшаяся красным одежда словно прижимает его к земле, не дает двигаться… Фрэнк не сдается, он дергается, сипит, стараясь сделать хоть что-то, и… Проснувшись, альфа резко подается вперед и садится на кровати. Дыхание, как и всегда после кошмаров — сбивчивое, голова раскалывается от боли, а тело бьет в ознобе. Обычно Фрэнк вырывается из щупальцев сна весь в поту, но сегодня ему холодно. Он сгребает одеяло руками, тянет на себя и укутывается в него, пытаясь унять дрожь. Жуткий морок, который чаще всего отпускает его очень быстро, сейчас плотно сидит там, в самой глубине его нутра. Он цепляется за кости и органы, крепко держит и трансформируется в уже знакомую, удушающую тревогу. Продолжая клацать зубами от холода, Фрэнк отбрасывает одеяло в сторону и тянется за телефоном. Ему кажется, что он умрет, если сию же секунду с той стороны не поднимут трубку. — Алло? Сонный, чуть хриплый голос, что раздается спустя несколько гудков, заставляет альфу немного успокоиться. Одно короткое слово — и апокалипсис внутри замирает. — Джи, где ты? — Фрэнк напряженно дышит, вслушиваясь в динамик телефона. — У себя в комнате… — тихое мычание, шуршание одеяла и уже более осознанное: — Что случилось? Вопрос вполне логичный, учитывая, что на часах нет еще и пяти. — Ничего, чудо, — альфа облегченно выдыхает и виновато морщит нос, только сейчас понимая, что разбудил Джерарда ни свет ни заря. — Прости меня, спи. — Фрэнки… — Всё в порядке, я просто хотел убедиться, что ты дома, — Айеро говорит тихо, очень ласково, надеясь успокоить его и убаюкать мягкими интонациями. — Глупый, — в вялом голосе слышится улыбка. — Ты такой глупый, мой Фрэнки… — Джерард сладко зевает, причмокивая. — Я буду спать… и ты тоже… Он забавно растягивает слова, а Фрэнк представляет, как омега, теплый и невозможно уютный, лежит в своей кровати и из последних сил борется со сном. Безумно хочется к нему. Забраться под одеяло, прижать его к себе… прижаться самому. Альфа умирает от своей тоски. — И я тоже. В трубке тишина. В сердце — дьявольская ухмылка возвращающейся тревоги.***
— Мне кажется, я заберусь на заднее сиденье и буду спать всю дорогу до дома, — Патрик лениво намазывает на хлеб джем, положив голову на плечо сидящему рядом Питу. Солдатская столовая совершенно пуста, и кроме него, Вентца и Фрэнка в общем зале никого. — Надеюсь, Рой против не будет. Омега полностью вымотан этими пятью днями, что длилась течка. Наконец-то выползая вчера вечером из-под Пита, он не мог поверить в то, что всё еще жив, и даже в состоянии думать о чем-то, кроме члена в своей заднице. Вместе с физическим облегчением и способностью трезво мыслить, вернулись и позорные воспоминания. Перед Роем стыдно, и как смотреть ему в глаза — непонятно. Но, зная альфу, Патрик тешит себя надеждой, что тот не станет ворошить неловкую для обоих тему. — Кстати, насчет Роя, — отламывая кусок от хлеба, чересчур спокойным голосом произносит Вентц. — Послушай меня сейчас внимательно, Пат. Я говорю один раз и дальше буду уже только делать. Патрик поднимает голову и с удивлением смотрит на него, хлопая ресницами. Равно как и Фрэнк. Тот перестает хмуро ковырять свой жареный бекон и прислушивается к их разговору. — Я очень сомневаюсь, что тебя хоть чему-то научила вся эта история, — Вентц устремляет на омегу жесткий взгляд, — так как по счастливой случайности тебе удалось избежать проблем. И только потому, что сейчас с тобой все в порядке, я ограничусь в этот раз лишь предупреждением, — он слегка прищуривается и выдерживает достаточную паузу для того, чтобы в глазах омеги появилось опасение. — Если тебе мои угрозы до одного места, значит впредь я буду наказывать других. — То есть? — сжимая тупой столовый нож в руке, непонимающе спрашивает Патрик. По его лицу пробегает тень тревоги. — Ну кто-то же должен отвечать за твое сумасбродство, — Пит отворачивается обратно к своей тарелке и принимается собирать коркой хлеба желток из яичницы. — Рой по моему приказу несет ответственность за твою безопасность, а с теми, кто не исполняет распоряжений, в «Орбисе» разговор короткий. — Да как… ты не можешь! — уставившись на альфу, Патрик в неверии округляет глаза. — Рой не виноват, он не знал… — Будет так, как я сказал, — твёрдо отрезает Вентц. Омега осекается, смотрит на него с обидой и осуждением, потом переводит несмелый взгляд на Фрэнка. — Я бы не стал проверять, — быстро отвечает тот на немой вопрос парня, но дальше участвовать в разборках не желает и потому сразу же утыкается в свой завтрак. Стамп поджимает губы, со звоном кидает нож на тарелку и встает из-за стола, чуть не опрокидывая на себя посуду. — Куда? — жесткий голос Пита тяжело ложится поверх дребезжания столовых приборов. — Хочу попросить что-нибудь на кухне от несварения, — язвительно выговаривает омега. Скорчив Вентцу презрительную гримасу, он передергивает плечами и двигается в противоположном от кухонного блока направлении. Альфа знает, в каком конкретно. — Почему для того, чтобы его обезопасить, мне нужно выглядеть перед ним мудаком? — Пит в сердцах отталкивает от себя тарелку и нервно трет лоб. — Не ты один такой, приятель, — понимающе хмыкнув, Фрэнк хлопает друга по плечу. — Методы хоть и грубые, но зато действенные. — Да, но теперь он рыдает там, — Вентц трясет рукой, указывая в сторону туалетов, — а я тут себя чувствую полной сволочью. — Подумай, ради чего это всё и успокойся, — немного рассеянно отвечает Айеро, складывая приборы на так и не тронутой еде. — Патрик далеко не глупый, сейчас эмоции сойдут, и он поймёт, почему ты так поступаешь. — Я надеюсь, — качнув головой, Вентц поворачивается к Фрэнку и меняет тему: — А у тебя что по программе? Вернешься сегодня? — Не знаю еще, — Айеро хмурится и будто подвисает, размышляя. — Пит, я хотел тебе рассказать, как приеду обратно, но пока Патрика нет… — он кидает взгляд за спину друга, проверяя, не вышел ли омега из туалетной комнаты, и двигает свой стул так, чтобы контролировать весь зал целиком. — Короче, позавчера к отцу примчался Берт с требованиями объяснить, что происходит, и почему его не поставили в известность об изменениях в наших планах. — Этого стоило ожидать, куда ж без него, — желчно высказывается Вентц. Фрэнк тон его замечания оставляет без комментариев. — В общем, как ты понял, отцу пришлось всё ему выдать. Без подробностей, естественно, и без упоминания о предательстве в альянсе. Пит понимающе кивает и проводит рукой по волосам, сжимая их на затылке и оттягивая назад. Пару секунд думает. — В целом херня, конечно, — заключает он со свойственной ему прямотой, на что Фрэнк мрачно усмехается. — Но, с другой стороны, даже в ней есть свои плюсы — теперь у нас есть шанс проверить его. Айеро с сомнением качает головой: — Знаешь, я всегда относился к нему с настороженностью и сразу был не в восторге от решения отца, но мне кажется, что мы зря подозреваем Берта. Не он это. Вентц скептически цокает языком, и на его лице отражается недоверие. — А не поспешны ли выводы? — он выгибает бровь, переплетая руки на груди. — Фрэнк, у него вообще-то спецназ набит нашими людьми, стратегия как на ладони, плюс сам он изворотливый, как уж, — Пит подогревает своё возмущение, позволяя личной неприязни к альфе плеснуть масла в огонь. — И ты, блять, хочешь просто взять и забить хер на всё это? — Да подумай ты логически, — принимается втолковывать ему Фрэнк. — Нахрена тогда он приперся? У него все козыри на руках — он в курсе наших дел, у него была уйма времени на подготовку, — перечисляет альфа, загибая пальцы, — да еще и, как ты правильно заметил, наши люди в его полном распоряжении… Стал бы он что-то выяснять? Смысл ему тратить на это время, когда мы бомбим их границы? — Фрэнк произносит это с такой интонацией, будто открывает Питу глаза на мир. — Атланта, Коламбус и все остальные, кому успели стукануть — они уже давно были бы здесь. — Ну окей, пусть так, — нехотя соглашается Вентц, но до конца оборону не сдает. — И всё равно, вот так просто верить ему во всём я бы не стал. — А никто и не собирается этого делать, — Фрэнк меняет положение на стуле, стараясь скрыть от Пита болезненную судорогу, исказившую губы — внутри груди что-то неприятно свербит, воскрешая в сознании картины из ночного кошмара. — Поэтому я и еду сегодня в Тайби-Айленд, чтобы перенаправить все наши резервы с побережья в Мэйкон и заранее укрепить границы. — Побережье? — удивленно переспрашивает Вентц. — Ты же вроде полчаса назад говорил, что в Грей, к генералу… — И туда тоже. Просто не хотел при Патрике… — Фрэнк наклоняется чуть в сторону, всматриваясь Питу за спину, и указывает подбородком вперед. — Он, вон, возвращается, кстати. Вентц тут же оборачивается и внимательно оглядывает с ног до головы подходящего к ним омегу, придирчиво выискивая на его лице следы их недавней ссоры. Когда тот оказывает рядом, альфа ловит его руку, удерживая парня около себя и не позволяя отойти дальше. Патрик смотрит на него сверху вниз, плотно сжав губы, но двинуться с места не пытается и своей руки из ладони Пита не вырывает. Фрэнк какое-то время наблюдает за их молчаливым диалогом, пока новая волна боли не скручивает ребра. Альфа морщится и сжимает пальцы в кулак. — Патрик, — он окликает омегу, когда дышать становится легче. Тот отрывает взгляд от Пита и лёгким кивком головы сообщает, что слушает. — Я не говорил Джерарду, что буду сегодня у вас там поблизости, потому что не знаю, получится у меня вырваться к нему или нет, но я постараюсь, — Фрэнк поднимается со стула, принимаясь распихивать по карманам телефон и ключи от мустанга. — И если мне всё же удастся… — Я помогу, — Патрик понимает к чему альфа клонит и улыбается уголками рта. — Звони, я буду держать телефон рядом. Фрэнк возвращает ему благодарную улыбку. Невзирая на то, что только что сказал Патрику, он знает наверняка, что приедет. В лепешку разобьется, но увидит Джерарда и лично удостоверится, что с тем всё в порядке.***
Забрав с сиденья сумку со своими вещами и толстую папку с рисунками, Джерард вылезает из машины. Погруженный в размышления, со счастливой улыбкой на лице, он проходит через стеклянные двери внутрь подъездного холла и кивает знакомым альфам из охраны Вентца. Несмотря на ставшие привычными утренние объятия с унитазом, Джерард пребывает в прекрасном настроении и не позволяет мелким неприятностям его испортить. Сегодня наконец-то возвращается Патрик, а он по нему чертовски соскучился. Выдержать несколько дней без какой-либо возможности связаться с другом оказалось не так просто, как Джерард предполагал. Ему так сильно не терпелось подогнать время, что он даже не стал дожидаться его в особняке, а приехал сразу в пентхаус, решив устроить сюрприз. Джерард не перестаёт улыбаться, пока поднимается на лифте наверх. Поглядывая на папку с рисунками в руках, омега думает о том, как Патрик обрадуется, когда он скажет ему, что решил согласиться на предложение Ларри. На пару с Дэниелом, тот каждый день твердит ему о том, что нужно позвонить омеге и согласиться, что талантами не разбрасываются и всё в этом духе, однако до разговора с Фрэнком Джерард никак не мог побороть свои сомнения и решиться. А ведь хотелось, очень сильно хотелось. С тех пор, как он узнал о своей беременности, мир вокруг принялся стремительно меняться: краски стали насыщеннее, запахи чётче, а эмоции — ярче. Джерард начал интересоваться какими-то мелочами, на которые раньше не обращал внимания, мог подолгу сидеть у окна и наблюдать за тем, как живет природа… Его вдохновляло абсолютно всё, идеи появлялись одна за другой, требуя своего выражения. Все эти дни, будто словив какой-то необычайный кураж, Уэй рисовал, как заведенный. Он представлял, что делает иллюстрации для тех самых детских книжек, и что их с Фрэнком малыш однажды обязательно их увидит. Джерард рисовал для него и потому вкладывал в каждый рисунок всю свою душу, всю свою нежность. — Ну что, кроха, вот мы и приехали, — обращаясь к сыну, омега распахивает дверь и заходит в светлую гостиную. Плюхнув сумку с вещами на диван, он аккуратно кладет на кофейный столик папку со своими работами и сразу направляется к окнам. — Сейчас мы с тобой проветрим тут всё и будем ждать Патрика, да?.. Джерард привычно беседует со своим ребенком, параллельно делая какие-то дела и периодически посматривая на настенные часы. Фрэнк наконец угомонился и перестал обрывать его телефон каждый час, выдумывая всякий раз какие-то новые поводы для разговора. Нет, Джерард очень рад его звонкам и вниманию, но просто обычно они общаются меньше, всегда быстро и скомкано, поэтому такая внезапная активность омеге кажется немного странной. Но, с другой стороны, Фрэнк любит удивлять, так что такое поведение вполне в его стиле. Джерард слегка прибирается на кухне, протирает стеклянный обеденный стол в гостиной и расставляет на нем чашки и блюдца. Закончив с основными приготовлениями, омега оценивает оставшееся у него в запасе время, накидывает на плечи куртку и снова спускается вниз. Патрик вот-вот должен приехать, так что Джерард как раз успеет сбегать в их любимую пекарню, которая находится совсем недалеко, и купить свежие булочки к чаю. — Я к мистеру Томасу, — сообщает омега своей охране, дежурящей у выхода, и выскакивает за дверь на улицу. Территория жилого комплекса полностью закрыта, поэтому особой необходимости в сопровождении нет, так что вслед за Уэем отправляется только один альфа. Оставив того ждать на улице, Джерард тянет на себя тяжелую деревянную дверь и оказывается в небольшом помещении пекарни. Волшебный, теплый аромат выпечки настигает омегу с первым же вдохом. Поприветствовав хозяина, он в предвкушении спешит к витринам, чтобы рассмотреть сегодняшний ассортимент. Джерард мгновенно залипает на невероятном многообразии вкусностей, выбирая и прислушиваясь к их с малышом предпочтениям. Пончики, круассаны, эклеры и различные булочки, выставленные в плетеных корзинах, притягивают к себе взгляд, заставляя Джерарда мучиться от желания взять сразу всё… Вздохнув, он тормозит себя и строго напоминает, что так они с Патриком уже делали, и ничем хорошим это не закончилось. Увлеченный выпечкой, омега не замечает, как дверь в пекарню открывается, и внутрь заходит еще один посетитель. — Да нет, ну это стёб какой-то… Я что, вынужден теперь натыкаться на тебя еще и здесь? От раздавшегося позади него голоса, Джерарда встряхивает. На миг сознание двоится, улавливая жутковатое ощущение дежавю, но омега поспешно прогоняет его и оборачивается. Оказаться снова в западне, как и тогда, на выставке, совершенно не хочется… Брендон, что стоит у самого входа в слишком легкой для зимней погоды куртке, вопреки его ожиданиям выглядит совсем не агрессивно. Как-то непривычно растерянно, скорее даже устало и немного болезненно. Его волосы растрепаны, бледное лицо лишено эмоций, а глаза, покрасневшие и ввалившиеся, не давят своей обычной чернотой. — Так уж вышло, что вы с Патриком соседи, — будто бы безразлично произносит Джерард и усиленно делает вид, что появление Ури для него равносильно сквозняку из-под дверной щели — столь же неприятное и досаждающее, но ни в коей мере не тревожащее. Однако, теперь и Брендону, кажется, плевать. Словно потеряв к Уэю всякий интерес, он здоровается с укладывающим в корзинку пирожки хозяином и вымученно улыбается. — Мистер Томас, а вишнёвые есть сегодня? — обращается он к пекарю, опершись ладонями о прилавок. — Конечно, мистер Ури, они как раз уже на подходе, — весело отзывается альфа, вытирая руки о фартук. — Пять минут подождете? — Чего не сделаешь ради ваших пирожков, — усмехается Брендон, а пекарь, довольно хмыкнув, поворачивает к мнущемуся у витрины Джерарду. — Ну, что, парень? Решил, что будешь брать? — он устанавливает готовую корзину на полку и подмигивает омеге, кивая на лежащие в ней булочки. — Твои любимые, только-только из печи вытащил. Джерард улыбается ему. От мистера Томаса всегда веет бесконечной добротой и теплом, отчего на душе становится немного спокойнее. — Да, я возьму их и, как обычно, круассаны для Патрика, — он указывает на дальнюю витрину. — Те уже холодные, — отмахивается альфа. — Я сейчас пойду за вишней для Брендона и заодно тебе свежие принесу. Он проворно удаляется в хозяйственное помещение, и омеги остаются одни. Около минуты они молчат, делая вид, что не замечают друг друга, но внезапно Брендон издает тихий вскрик и скручивается, хватаясь за живот. — Чёрт, — он жмурит глаза и со свистом втягивает в себя воздух. — Чёрт, только не здесь… Он выглядит так, будто сейчас упадет, и Джерард, моментально забыв о неприязни, кидается к нему. — Брендон, что?! — он подхватывает его, не давая осесть на пол. — Что такое?! Ури цепляется за него, часто дышит и мычит. — Течка… у меня течка начинается… — он опять весь сжимается, видимо от нового приступа боли, и хрипит: — На улице моя машина… Прошу, помоги дойти… там таблетки… — Да… — Джерард, справившись с оторопью, покрепче хватает омегу. — Да, конечно, пойдём! Он позволяет Брендону опереться на себя и так быстро, как только может, выводит его на улицу. — Вон, тот синий джип, — еле передвигая ноги, Ури стонет и слабо машет головой в сторону машины. Джерард, напуганный и сконцентрированный только на том, чтобы суметь оказать необходимую помощь, не замечает, что его охранника рядом с пекарней больше нет. Он не смотрит по сторонам, тащит Брендона на себе и сбивчиво бормочет ему что-то успокаивающее. Добравшись до внедорожника, Джерард забирает у Ури ключи и открывает дверь. Он усаживает омегу на водительское сиденье, а сам обегает автомобиль вокруг и залезает в него с пассажирской стороны. — Ты сказал, таблетки в бардачке? — трясущимися руками Джерард откидывает ребристую панель перед собой. — Да, — опираясь затылком о подголовник, шепчет Брендон. — Там посмотри, они точно где-то есть… Продолжая мычать, он косится на копошащегося внутри бардачка Джерарда. Искаженное му́кой лицо незаметно меняется, разглаживается, и Брендон украдкой тянет кривую ухмылку. Он наблюдает за парнем, выжидает, подгадывая момент, а потом вдруг резко перегибается через него и захлопывает дверь. — Какой же ты, сука, наивный, — довольно развалившись на сиденье, хохочет он и поворачивает голову к застывшему в смятении омеге. — Поверить не могу, что тебя оказалось так легко наебать! Джерард чувствует, как по позвоночнику бежит противный холодок. — Я… — растерянность на его лице сменяется тревогой. — Брендон, я не понимаю… Новый залп звонкого, истерического смеха заполняет собой весь салон. Сердце под ребрами Уэя переворачивается, и его удары становятся отчетливее. Джерард принимается лихорадочно озираться по сторонам. — Надо сказать, я за эти дни изрядно подзадолбался тебя вылавливать, — Брендон перестает смеяться и притворно вздыхает, — так что будем считать, что эта лёгкая победа — моя награда за старания, — он кладёт руку на руль, а другой поворачивает ключ в замке зажигания. — Поехали, детка, развлечёмся. Джип слишком резко трогается с места, отчего Джерарда по инерции бросает вперед, и он поспешно хватается за ручку над окном. — Господи, что ты делаешь?! — омега вжимается в сиденье и не знает куда смотреть — то ли на обезумевшего Брендона, который с диким оскалом на губах бьёт по газам, то ли вперед, на вихляющую дорогу. — Куда ты… Выпусти меня, я не хочу никуда с тобой ехать! Внедорожник кидает из стороны в сторону. Из-за слишком высокой скорости, он едва не выходит из-под контроля, а Ури только лишь шире улыбается и продолжает увеличивать показатели на спидометре. В глазах омеги сумасшествие, какой-то болезненный, неистовый азарт, от которого сжимаются внутренности, и липкий страх пробирается в сознание. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди, но Джерард держится, не позволяет детской фобии полностью подавить разум, призывая себя целиком и полностью сфокусироваться на ребенке. Его жизнь сейчас — самое главное. Заставив себя оторвать пальцы от ручки над головой, он трясущимися руками тянется за ремнем безопасности. — Ой глупый, — заметив, что тот делает, насмешливо тянет Брендон. Он намеренно резко выворачивает руль влево, и Джерард, не успев пристегнуться, со всей силы прикладывается боком о дверь. — Если бы ты только знал, дорогуша, что тебя ждет, то, уверен, предпочел бы сдохнуть здесь. Тело Уэя сковывает ледяным ужасом. Паника, которая всё это время змеиным клубком копошилась глубоко внутри, жалит, пуская свой яд в кровь. Далеко позади них остается пропускной пункт охраны, а внедорожник, чуть не устроив аварию, вылетает на автомагистраль.***
Фрэнк ему не поможет. Никто не поможет. Спасения нет. Джерарда крупно трясет, а перед взором всё расплывается из-за выступивших на глазах слёз. Он не знает, где они, сколько времени уже прошло, однако понимание того, что он угодил в ловушку, что вот-вот произойдёт что-то ужасное, крошит черепную коробку на куски. В кармане разрывается от входящих звонков телефон, стоящий на беззвучном режиме, но Джерард, естественно, этого не замечает. — Ты даже не представляешь, какое веселье у тебя сегодня будет, — поглядывая на задыхающегося в панике омегу, Брендон ёрзает на сиденье от нетерпения. — Я всё спланировал специально для тебя, так старался… — Боже… — Джерард почти не слышит его, жмурясь от того, как перед глазами то и дело мелькают в опасной близости бамперы других машин. У него истерика, он больше не может выносить ни этих гонок, ни страха перед неизвестностью. Цепляясь за ручку, омега крепче обхватывает свободной рукой живот. — Брендон, я умоляю, хватит! Остановись, пожалуйста! — Обожаю сидеть в первом ряду, — не обращая на его мольбы внимания, гнет своё Ури. — Мне так нравится, когда всё происходит прямо передо мной, когда видно каждую эмоцию, глаза… Ты любишь театр, Джерард? — спрашивает он, впиваясь в омегу безумным взглядом. Джип на полном ходу едва не вписывается в отбойник, и Джерард перепугано вскрикивает. — Ты больной! — он сворачивается пополам, оплетая вторую руку вокруг живота, и молится богам лишь об одном — чтобы спасли его малыша, чтобы уберегли его. — Псих! Выпусти меня, слышишь?! Моя охрана… Они шею тебе свернут! Брендон громко фыркает, уходя с главной автомагистрали на загородное шоссе, где движение становится заметно спокойнее. — Какая охрана, детка? — вкрадчиво интересуется он и бессистемно крутит руль, пользуясь тем, что машин на дороге практически нет. Он упивается ужасом Джерарда перед скоростью, специально мотает внедорожник и смеется над муками омеги. — У тебя нет никакой охраны, ты перепутал что-то. Ты, радость моя, никому не нужен, я же предупреждал… Эй, какого хера ты скрючился и пищишь там? — Брендон хватает скулящего Джерарда за волосы, заставляя поднять голову и посмотреть на себя. — Ты — тряпка, которой попользовались и хватит. Я достаточно терпел тебя, — он кидает взгляд на дорогу, выравнивая джип, и снова обращает безжалостные глаза на омегу, — намного дольше, чем всех его предыдущих шлюх! Джерард стонет от боли, пытается вырваться, но Брендон сильнее сжимает пальцы и натягивает его волосы так, что у того искры из глаз летят. — Больно тебе сука? Больно?! — почти взвизгивает он, дергая рукой. — А мне думаешь, не было?! Знаешь, сколько лет я жру всю эту грязь, а? Я говорил ему, миллион раз говорил, чтобы прекратил, чтобы не доводил меня и не вынуждал идти на крайности, а он… — Брендон щурится, стискивает челюсти, но слёзы всё равно прорываются из-под его век. — До него всё никак не доходит, кому он принадлежит. Думает, что может измываться надо мной сколько захочет и пользоваться моими чувствами, — картинка расплывается перед глазами, и Ури часто моргает, прогоняя слезы. — Мне жизни не хватит сосчитать, сколько сук прошло через его постель, но ты, — шипит он и отпускает волосы Джерарда, с силой отталкивая его голову, — ты другое. Ты хуже шлюхи, хуже любой бляди, — Брендон хватается за руль и рычит от бессилия, словно следующие слова клещами продирают его горло: — Тобой он дорожит. Верно я говорю, да, дрянь? Джерард ему больше не отвечает, хрипит только. По его лицу идут красные пятна, на лбу выступила испарина. Омега неровно дышит, хватая воздух ртом, а его губы и руки дрожат. Он что-то шепчет, но что именно — не разобрать. Ури и не пытается. — Никогда не думал, что скажу это, — мрачно усмехается он, отерев рукой слезы и вновь обретая свой прежний равнодушный облик, — но я даже рад, что это так и непременно воспользуюсь его слабым местом. После такого он вряд ли оправится, — Брендон тянет губы в безумном оскале и скребет ногтями кожаный руль. — Сначала сдохнешь ты, потом я разберусь с его любимым братишкой… — омега скрипит зубами и, резко меняя интонацию, зло цедит: — С этим чертовым ублюдком, который вечно путается под ногами. В прошлый раз ты лишил меня удовольствия понаблюдать за тем, как псина дерет его на куски, но больше я такой осечки не допущу. Я придумаю что-нибудь понадежнее, — он довольно кивает самому себе. — И тогда, окончательно разбитый и сломанный, Фрэнк приползёт ко мне. Он будет полностью в моих руках, слышишь, детка? — шепчет Брендон нарочито ласково, с садистским удовольствием вдавливая слова в едва живого парня. — Я буду утешать его, пока твоё мерзотное тело перегнивает вместе с червями под землёй. Если, конечно, там будет чему, после того как мои мальчики над тобой поработают. Джерард, у которого футболка под курткой мокнет от холодного пота, в ужасе глядит на него. Ему плохо, слух ядовитую речь Брендона улавливает обрывочно, но последнюю его тираду омега расслышал прекрасно. — Какая же ты мразь, — вкладывая в свои слова все оставшиеся силы, слабым голосом шипит он и вдруг стонет от резкой боли, опалившей низ живота. Джерард обхватывает себя руками, вскрикивает от очередного приступа и чувствует, как намокают под ягодицами джинсы. Всё его существо в один миг обмирает. Не помня себя от страха, Джерард проводит пальцами по внутренней стороне бедра, поднимает окровавленную руку к глазам… — Боже, нет… нет! Наш ребенок! Брендону на секунду кажется, что голос омеги пулей навылет проходит через мозг. Будто пораженный ею, он застывает и огорошено смотрит на корчащегося рядом Джерарда. До слуха долетает имя Фрэнка, потом снова что-то про ребенка… Брендон неверяще качает головой, не может скинуть оцепенения и оторвать ошеломленного взгляда от Уэя. Оглушенный шоком, Ури не сразу слышит пронзительный гудок движущейся по встречной полосе фуры. Только когда до столкновения остается всего несколько жалких метров, он приходит в себя и оборачивается. — Блять, какого хуя?! — в панике ухватившись за руль, Брендон пытается взять управление джипом под контроль, но слишком поздно. Он ничего не успевает сделать. Слышится визг шин, следом за ним громкий удар и звук бьющегося стекла. Серый асфальт засыпает осколками раскрошившихся фар и ошметками развороченного кузова. Внедорожник, крутанувшись вокруг собственной оси, отлетает на противоположную сторону дороги. Там он врезается боковиной в километровый столб и замирает. Из фуры, у который оказывается полностью разворочен бампер, выскакивает невысокий альфа лет шестидесяти с перекошенным от испуга лицом. Он сразу замечает пробитый бензобак джипа и вытекающее из него на асфальт топливо. Грубо выругавшись, мужчина бежит к дымящемуся авто. Он распахивает дверь с пассажирской стороны, быстро окидывая взглядом двух омег, находящихся внутри искореженного салона. Оба без сознания и непонятно, живы ли вообще. Альфа качает головой, и, не теряя больше времени, отцепляет ремень безопасности одного из них и вытягивает парня наружу. Тот весь в крови и продолжает ею истекать, пока мужчина тащит его на обочину как можно дальше от машины. — Сейчас, сынок, сейчас, — встревоженно бормочет альфа. — Побудь тут, я приятеля твоего, пока не рвануло, вытащу и сразу вызовем скорую, — он выпрямляется, собираясь вернуться за тем, вторым, чья дверь оказалась зажата столбом, однако прямо на его глазах из-за поворота внезапно вылетает седан с гремящей из открытых окон музыкой и, не успев вырулить, на полной скорости влетает в зад внедорожника. Всю округу сотрясает мощный взрыв.***
— Что значит, уехал? — Фрэнк, держа телефон у уха, останавливается посреди приёмной отца. — Мистер Айеро, вы не отдавали распоряжения удерживать его в особняке, поэтому мы пропустили… — оправдывается в трубке его человек из охраны. — Блять, — ругается Фрэнк, скидывая вызов и сразу же нажимая на контакт Джерарда. Он вновь принимается ходить туда-сюда и нервно кусает губы, дожидаясь ответа. — Ну давай же, чудо, возьми трубку… Где ты там бродишь?.. Чёрт. Ответа нет. Альфа прерывает автоматический голос, запустившийся после гудков, и хочет набрать Патрика, но внезапно тот звонит ему сам. — Фрэнк, Джерард тебе говорил, что ко мне собирается? Я заехал к вам, а его там нет. Теперь звоню ему, но он не отвечает, — взволнованно частит в динамике омега. В груди альфы дергается червячок тревоги. — Нет, мне тоже буквально перед тобой об этом доложили, — отвечает он, соображая, кому теперь звонить в первую очередь. — Ты… — Фрэнк, я не понял, ты сюда трепаться приехал? Какого дьявола мы тебя ждать должны? — в распахнутой двери кабинета стоит Фликс и раздраженно сверлит сына взглядом. — Заканчивай давай и возвращайся. Фрэнк с огромным трудом сдерживается, чтобы не послать его и быстро говорит в трубку: — Патрик, продолжай звонить ему, ладно? — он жестами показывает отцу, что сейчас придёт. Тот, недовольно цыкнув, уходит. — Я свяжусь с его охраной, а ты сообщи мне, как только дозвонишься. — Договорились, — отзывается омега и пытается быть оптимистичным: — Но я уверен, там всё нормально. Он не слышит просто. Угукнув в ответ, Фрэнк отключается и сразу же отправляет два сообщения — одно охране Джерарда, а второе на всякий случай тем двоим, кого приставил к Брендону. Он стоит еще пару секунд, беспокойно потряхивая ногой и подкидывая телефон в ладони. Фрэнк не знает, почему так сильно переживает — Джерард часто пропускает его звонки, так как не всегда может себе позволить держать телефон со включенным звуком или хотя бы на вибрации, но в последние дни всё идет кувырком, а еще эти чёртовы сны… — Наконец-то его величество соизволило вернуться, — комментирует появление сына в кабинете Фликс. — Отец, прекращай, — морщится Фрэнк, которому вовсе не до его подъёбов. Он кидает хмурый взгляд на двух подполковников, что сидят у стола генерала с нечитаемыми лицами, и опускается на стул рядом с Фликсом. — Значит, у нас новости, — Фрэнк возобновляет разговор, прерванный звонком. — Да, — кивает один из мужчин, сцепляя пальцы на столе в замок и напряженно глядя на них. — Мы обнаружили мобилизацию еще в нескольких городах: в двух с запада, в трёх на северо-востоке и в одном на юге, не считая Коламбуса. Как я уже сказал господину генералу, признаков активной подготовки к наступлению мы не заметили. — Вы не заметили или их не было? — вертя телефон в пальцах, Фрэнк исподлобья смотрит на офицера. — Прошу прощения, господин полковник, — смутившись, тут же исправляется альфа. — Их не было, мы проверили. — То, что они не дергаются — это хорошо, — говорит Фликс, занятый изучением позолоченного тиснения на ежедневнике, но обращаясь при этом явно к сыну. — Что хорошего? — с вызовом в голосе интересуется тот. — Это, во-первых, подтверждает то, что кто-то продолжает копать за нашей спиной, а во-вторых, он делает это по определенной схеме, — нервничая из-за Джерарда, Фрэнк бесится на всё вокруг. — Никого не смущает, что Атланта до сих пор не в курсе? — Возможно, её припасли напоследок? — делает предположение второй офицер. — Или не успели? — Какая разница? — вклинивается Фликс и звучит так, словно досадует на надоедливую муху. — Не знают и не знают. Если бы Мэйкон как-то засветился, то мы бы сейчас здесь не беседовали, так что не вижу смысла нарушать наших планов. — Да? — ехидно выгибает бровь Фрэнк и хлопает мобильник об стол. — И сколько времени, скажи мне, пожалуйста, мы сможем делать это безнаказанно? Ты согласен поручиться за то, что нам не готовят там сюрприз? Телефон молчит, ни от кого из его людей нет ответа, и Фрэнк психует. Обычно он старается быть сдержаннее, особенно в присутствии подчинённых, но сейчас контролировать себя альфа не в состоянии. Ему кажется, что военная ситуация становится рискованной, и нежелание отца переходить к осаде Атланты страшно выводит. — Мы действуем по плану, — твердо стоит на своем Фликс, и тон его голоса опасно понижается. — Это бред! — взрывается Фрэнк, подскакивая на ноги. — Мне надоело ходить по лезвию, рассчитывая каждый раз на удачу! Если ты не собираешься что-то предпринимать, то это сделаю я и отдам приказ об атаке. — Что ты сделаешь?! — следом за сыном подлетает Фликс, вставая с ним нос к носу. Глаза его горят яростью, а на шее вздуваются вены. — Ты, сученыш, мозгами поехал?! — Я мыслю здраво, в отличие от тебя и не стану больше выжидать, — шипит ему в лицо Фрэнк. Фликс слепнет от злости. Он хватает сына за воротник, собирается ударить, но тут у одного из офицеров выпадает карандаш из дрогнувшей руки, и Айеро вспоминает, что они в кабинете не одни. — Вон отсюда, — не отпуская Фрэнка, рявкает он на ошарашенных мужчин. — Оба, убрались быстро! И, если только рот откроете… — Никак нет, господин генерал, никто из нас, будьте уверены…- наперебой принимаются заверять его альфы, которые сами не рады сложившимся обстоятельствам. Они оказались невольными свидетелями тому, чего видеть не должны были, и теперь только одному Богу известно, чем это для них обернется. — Извините… Когда за офицерами захлопывается дверь, Фрэнк хватает отца за руки и отдирает от себя. — Знаешь, что я думаю? — ехидно шипит он, сцепляясь с Фликсом взглядами. — Мне кажется, ты боишься. Ты не уверен в том, что делаешь и поэтому, признай, дрейфишь. — Я сейчас дам тебе по роже, если ты произнесешь ещё хоть слово, — рычит старший. — Щенок, ты решил пойти против меня?! Посмел открыть свой рот при моих людях и подрывать в их глазах мой авторитет?! — у альфы от одного осознания пальцы судорогой сводит. — Твой авторитет полетит ко всем чертям, когда твоя армия ляжет под пулями центров, — выплевывает ему в лицо Фрэнк, не испытывая ни капли страха перед свирепством отца. — Давай, потяни еще и… Внезапно легкие в его груди сначала резко раскрываются, грозясь сломать ребра, а затем так же быстро сжимаются, выпуская из себя весь кислород. Фрэнк хватается за грудь и начинает давиться, задыхаясь. — Что… что это за концерт? — опешив, Фликс таращится на сына, пытающегося разодрать ворот водолазки, чтобы хоть немного продохнуть. — Фрэнк, заканчивай хуйнёй страдать, слышишь? Но с каждой секундой происходящее с альфой всё меньше и меньше похоже на фарс… — Я… я… не знаю… больно… — хрипит Фрэнк, жмурясь от того, как огнем горит грудь. Его сердце, как оголтелое, носится в опустевшем пространстве и долбит по всему, до чего достает. Телефон, оставленный на столе, вибрирует, и звук этот словно наждачкой проходится по вывернутому наизнанку нутру. Глотая ртом воздух, под изумленным взглядом отца, альфа с трудом тянется к трубке. — Фрэнк! Мне только что…– срывающимся от слёз голосом кричит Патрик в динамике. — Только что позвонили… с номера Джерарда… Сказали, что он попал в аварию, и его увезли в больницу в очень тяжелом состоянии!.. Что-то внутри Фрэнка с жалобным стоном обрывается.***
Оглушающий скрежет, адская боль и резкий холод остаются где-то далеко позади. Все внешние звуки и собственные ощущения очень быстро пропадают, а на смену им приходит темнота. Сплошная темнота, убаюкиваемая полной тишиной и ощущением невесомости. Джерард перестаёт чувствовать что-либо, на неопределенное время погружаясь в небытие. Оно не осязается, не осознается, и омега тонет в нем, растворяется… … В следующий раз окружающий мир врывается в сознание вместе с яркой вспышкой света и раздражающей, гомонящей суетой. … — Реакция зрачков на свет слабая… … — Давление ниже нормы, пульс падает… Громкое звяканье, шорох, чьи-то руки… …— … кровотечение и повреждения внутренних органов… Тошнота, в ушах нарастает писк… Опять темнота. … — Сэр, пульс! — новый проблеск реальности. — Здесь сильная кровопотеря, не вытащим… Режущая боль, невыносимый гул… … — Вытащим. Готовьте оборудование! Слух еще какое-то время выхватывает обрывочные фразы из общего шума, а затем всё вновь затихает, и пустота возвращается… Но на этот раз она другая — Джерард чувствует её. Неожиданная легкость вызывает удивление, но сконцентрироваться на ней не получается. Мысли не вяжутся, словно мозг работает только на восприятие, а на дальнейшую обработку не хватает чего-то… чего-то… Омега не знает чего. Тьма постепенно начинает рассеиваться, расползаться в стороны, и он обнаруживает себя посреди пустынного больничного коридора. Стены по бокам плывут, зрение их размывает, сохраняя четкость фокусировки только на самом центре. Вокруг — ни единой души, ни единого постороннего звука. Джерард несмело идет вперед. Шаги неестественно гулко разносятся в неподвижной тишине, становясь единственными её нарушителями. Залитый ярким светом коридор влечет, утягивает, заставляя передвигать ноги, и омега даже не думает о том, чтобы остановиться. Слепящее белое сияние манит к себе, режет глаза, но нет никаких сил отвернуться. Джерард всматривается в него, вслушивается, и начинает идти увереннее. Он словно знает, что там, в глубине, есть кто-то, кто его ждёт. Очертания фигуры появляются не сразу. Нечеткие, смутные, с каждым шагом Джерарда они понемногу обретают форму. Человек стоит, не двигаясь. Кремовая льняная рубашка… черные джинсы, подкрученные снизу… спадающие на плечи блестящие темные волосы… Мгновение за мгновением облик молодого мужчины становится всё более и более узнаваемым. На его губах грустная улыбка, а большие голубые глаза смотрят на омегу с бесконечной теплотой и любовью. Джерард заламывает брови, в неверии приоткрывая рот… — Папа, — на выдохе произносит он. — Папа! Выражение лица Люка не меняется, только во взгляде проскальзывает боль. Он стоит всё так же неподвижно, а Джерард, как ни пытается, не может ускорить шаг и подбежать ближе. — Папа! Папочка! — кричит он, глотая слёзы и плетясь на ставших словно чугунными ногах. Джерард хочет туда, где он, хочет прижаться к родной груди и раствориться в нежности ласковых рук. Хочет, спустя столько лет, снова почувствовать его прикосновения, хоть на секунду, хоть на один короткий миг. Но Люк навстречу не спешит. Лицо его мокрое от слез, в глазах — тяжелая печаль. — Папа… — Джерард плачет, не понимая, почему омега не двигается, почему не бежит, чтобы обнять. — Что ты там стоишь? Пойдем! Пойдем домой… Я так соскучился… Улыбка пропадает с лица Люка, черты становятся жёстче, и он отрицательно качает головой. Что-то неуловимое мелькает в воздухе, и Джерард вдруг видит, как позади папы появляется еще кто-то. Мужчина выходит из света, встает у Люка за спиной и кладет ладони ему на плечи. Отец. Джерард, прикованный к месту, смотрит на родителей и окончательно теряет все связи с той действительностью, в которой жил без них. Память стерлась, как только он увидел свет. Теперь есть только он и они — другого мира не существует. Омега больше не ощущает нужды куда-то идти, куда-то торопиться. Единственное будущее, которое у него есть — рядом с ними. Вот только лица их почему-то напряжены, и не заметно никакой радости от встречи… Джерарда это смущает, вносит сумятицу в происходящее и нарушает идеальную гармонию. Но вот папа медленно поднимает руки, и омега замечает, что он что-то держит в них… По-прежнему не имея возможности сдвинуться ни на миллиметр, Джерард всматривается, приглядывается… и застывает. Люк, с искаженным скорбью лицом, прижимает к себе крохотное тельце младенца. Всколыхнувшаяся где-то в глубине память кидает нить к реальности, ладони сами собой ложатся на живот, но больше ничего сделать или подумать Джерард не успевает. Барабанные перепонки едва не лопаются из-за пронзившего их крика, а левую руку опаляет болью. Омега стонет, опускает глаза вниз и смотрит на свою кисть. На безымянном пальце раскаленным металлом горит кольцо. С тобой в сердце. В мозгу будто что-то дергает, переклинивает. Джерард поднимает голову и видит, как начинают бледнеть фигуры родителей. Он заливается слезами, дергается за ними вслед, но не может ничего сделать, чтобы их задержать. Кольцо жжется нестерпимо, напоминая о чем-то важном, в ушах до боли родной голос вопит его имя… По телу Джерарда проходит сильная вибрация, и его словно подбрасывает вверх. Один раз… Второй… После третьего свет резко гаснет.***
— Где он?! — Фрэнк с ноги вышибает дверь больницы, влетая в огромный холл и оглядываясь по сторонам. Персонал и посетители в испуге шарахаются от него кто куда, а альфа, заметив стойку регистрации несется прямо к ней. — Ты! — он хватает за ворот белого халата находящегося за ней бету и встряхивает. — Быстро говори мне, где он! — неподъемное, щемящее чувство потери разъедает внутренности, заставляя всё естество орать от страха. Фрэнк своим действиям отчета не отдает, слепо следуя звериному инстинкту. — Сэр… мистер Айеро, — с ужасом понимая, на кого нарвался, лепечет молодой человек. — Кого вы ищете?.. — Отцепись от него, чёрт тебя дери, — сквозь зубы рычит подоспевший сзади Фликс, и с силой дергает руки сына, оттаскивая его от перепуганного медбрата. У него у самого состояние не многим лучше, но адекватности в разы побольше. Он не хочет обдумывать свои мысли по поводу такой реакции Фрэнка, сейчас не до этого. Отпихнув младшего от стойки, он скалой нависает над ней и чётко проговаривает: — К вам сюда парень поступил после дтп, минут сорок назад. Джерард Раш. У тебя ровно пятнадцать секунд, чтобы посмотреть свои списки и сказать мне, где он. — Д-да, сэр, — при виде теперь еще и Фликса, бета, кажется, готов рухнуть в обморок, но поспешно берет себя в руки и трясущимися пальцами стучит по клавиатуре. — Вот, — он мельком косится на мечущегося, словно хищник в клетке, младшего Айеро и быстро переводит взгляд на Фликса. — Он сейчас в операционной, это седьмой этаж… Фрэнк не слушает до конца. Он срывается с места и, игнорируя лифт, бежит вверх по лестнице. Альфа зовет Джерарда, скребет пальцами свою грудь, что будто заледенела изнутри, и ждет хоть малейшего отклика, хоть слабой искорки. Их связь оборвалась — только когда потерял, Фрэнк понял, что она была между ними всё это время. Именно она дарила чувства и эмоции, она наполняла его жизнь тем самым смыслом, которого теперь он больше не чувствует. Будто отупел от боли. Не успевает Фрэнк ворваться с лестничного пролета в коридор, как его тут же встречает один из медбратьев, которого, видимо, успели оповестить снизу. — Врач сейчас выйдет и всё вам скажет, нужно подождать… — не дожидаясь вопросов, говорит омега, но замечает появившегося из-за дверей шлюза главного хирурга и негромко восклицает: — О, вот он, пойдемте! Не глядя на подбежавшего к ним отца, Фрэнк идет за медбратом к усталому альфе, который снимает с головы медицинскую шапочку и проводит ладонью по лицу. — Джерард… что с ним? — сходу выпаливает Фрэнк, останавливаясь вместе с Фликсом перед мужчиной и вглядываясь в его лицо в поисках ответа. Врач, безусловно, узнаёт их обоих, понимает всю ответственность, но мрачности его вид не теряет. Он тяжело вздыхает. — Я обязан спросить, кем вы ему приходитесь? — Я его а… — начинает Фрэнк, но его сразу же перебивает Фликс: — Он под моей опекой, можете говорить со мной. Мужчина кивает. — Состояние тяжелое, — честно сообщает он. — Омега получил серьезные травмы, потерял много крови. Во время операции у него произошла остановка сердца, пришлось принимать меры… Сейчас он находится в отделении реанимации, так что пока ничего более определенного сказать не могу, нужно наблюдать динамику, — врач поджимает губы, какое-то время молчит и добавляет тише: — Ребенка, к сожалению, спасти не удалось. Шансы были нулевые. Фрэнк замирает. Он непонимающе моргает и таращится на альфу, будто тот говорит на каком-то чужом языке. Мозг с трудом шевелится, прокручивая информацию и отказываясь осознавать услышанное. Ребенка спасти не удалось. Ребенка. — Что за чушь? Какого ребенка?! — кричит на мужчину Фликс, но уже в следующий момент его внимание переключается на бледнеющего Фрэнка, когда тот, покачнувшись, оторопело проговаривает: — У нас… должен был быть… ребенок? Его выдох обрывается на середине. Альфа отводит глаза от врача и врезается взглядом в двери у него за спиной. В памяти всплывают обрывки их с Джерардом последней встречи, обоняние возрождает показавшийся необычным аромат… Душа Фрэнка надсадно воет. Ни на что больше не реагируя, он дергается вперед, ко входу в операционную, всеми своими мыслями, всем сердцем стремясь к омеге. Он должен быть с ним, ему надо быть с ним, пусть хоть Земля с орбиты сходит, пусть хоть… — Куда ты прёшь, сукин ты сын! Тебе что, мало?! — разъяренный Фликс, у которого давление резко подскакивает и руки чешутся прибить ублюдка, бросается за ним, сбив при этом с ног врача. Он хватает младшего за шиворот, тащит его назад и припечатывает к стене. — Мало того, что ты с ним сотворил?! Ты не пойдешь к нему, я не пущу! — орет Айеро на весь этаж. — Сука, не позволю! Ещё хоть раз ты к нему приблизишься… Хирург, сидя на полу, беспомощно шарит руками в поисках слетевших очков и кричит альфам, чтобы прекратили, но его никто не слышит. Фрэнк, словно очнувшись, звереет. Он хватает отца за горло, с силой встряхивает и, мгновение спустя, тот оказывается на его месте. — Да что ты говоришь? — склонив голову вбок и сцепив зубы, опасно рычит альфа. Он сдавливает пальцы у Фликса на шее и еще раз прикладывает его спиной о стену. В нём злость и сила, каких никогда раньше не было. — Ну давай, рискни, останови меня… — Я увезу его, — зло выпучив глаза, хрипит Фликс и цепляется за покрытую вздыбленными венами руку сына. — Я должен был сделать это сразу. — Только посмей забрать его у меня, — дрожащим от исступленной ярости голосом, шипит Фрэнк и давит сильнее, заставляя отца сипеть. — Он мой омега, ясно тебе?! Мой! Я раздавлю тебя, если попробуешь встать между нами. Разнесу к чертям собачьим, понял ты меня или нет?! Оправившийся, наконец, от шока врач с помощью еще двух медбратьев кидается к ним, растаскивая отца и сына в разные стороны. Фликс хватается за горло и оседает на пол, пытаясь прокашляться, а Фрэнк тем временем продолжает буйствовать и рваться из рук медбратьев. Откуда-то появляется еще один врач со шприцем в руке, рядом с ним почему-то маячит Патрик, чьё зареванное лицо искажено горем и состраданием… Фрэнка зажимают, закатывают рукав по локоть и вгоняют иглу в вену. — Тихо, Фрэнк, тихо, — всхлипывая, Патрик благодарит санитаров и принимает из их рук присмиревшего альфу. — Прости, так было нужно. Он ведет его к стоящим невдалеке банкеткам и мимоходом кидает взгляд на сидящего в ступоре Фликса. Тот отказался от помощи врачей и теперь не сводит с Фрэнка глаз. На его лице нет агрессии, нет больше злобы… Он выглядит потерянным, выбитым из колеи и каким-то вмиг постаревшим лет на десять… В том, как тот смотрит на сына, Патрик вдруг ясно различает боль. — И об этом ты тоже знал, — бесцветный, слабый из-за действия препарата голос Фрэнка заставляет омегу отвлечься. В интонации, с которой альфа говорит, не звучит вопроса. Омега понимает, о чем он говорит, и молчит, не видя смысла врать. — Это я виноват, — у Фрэнка не хватает сил на разборки, да и какая теперь разница? — Я недоглядел, не защитил их… Я должен был… я ведь чувствовал… — Не надо об этом сейчас, — шепчет Патрик. Усадив его рядом с собой, он укладывает голову альфы себе на плечо и принимается гладить по волосам. — Я был у врача, который с ним в реанимации — они делают всё возможное… Джерард справится. Он сильный и обязательно выкарабкается. С конца коридора доносятся громкие шаги, заглушая собой ответ Фрэнка, и омега поворачивается на их звук. Двое угрюмых альф, одетых в полицейскую форму, идут по направлению к ним, держа в руках какие-то бумаги. Фликс тоже видит их. Он поднимается, подходит к сидящим на банкетке Патрику с Фрэнком и, замерев в ожидании, напряженно хмурит лоб. — Говорите, — разрешает он, как только копы останавливаются перед ними и отдают генералу честь. — Господин полковник, — майор разворачивается, обращаясь к глядящему в пустоту Фрэнку, который при их появлении даже головы не поднимает. — Брендон Ури — это ваш будущий муж, верно? Рассеянный взгляд альфы молниеносно ловит фокусировку.