***
Фрэнк ощущает себя где-то на границе между своей телесной оболочкой и некой параллельной бесплотной реальностью. Он чувствует, как демон, сидящий внутри на цепях, ревёт, требует освобождения, однако под влиянием нейролептика мышцы отказываются подчиняться его разрушительным импульсам. — Верно, офицер. Брендон Ури — мой… — Фрэнк давится словами, которые совершенно не хочется говорить, и кривится: — Слушай, ты и так всё прекрасно знаешь, давай без официоза. У меня нет ни сил, ни желания слушать твои заученные фразы, — альфа, морщась, заставляет себя поднять голову с плеча Патрика. Отсутствие полного контроля над телом непривычно, и это сильно раздражает. Майор, нервно сморгнув, кивает. — Слушаюсь, сэр, извините, — он вытягивается в струну и принимается докладывать: — Несмотря на то, что результаты экспертизы еще не готовы, у нас есть основания предполагать, что именно ваш жених управлял одним из транспортных средств, которые пострадали в случившемся дтп, — альфа на секунду отводит глаза, незаметно переступая с ноги на ногу. — Я вынужден вам сообщить, что в результате взрыва топливного бака мистер Ури погиб на месте происшествия. Мне очень жаль. Разум исправно принимает информацию и доводит её до сознания, но Фрэнк продолжает молча смотреть на офицера совершенно безразличным, апатичным взглядом. Все эмоции, мысли и желания разом сталкиваются в его голове и к чертям разносят в щепки мозг, создавая абсолютный вакуум. Внутри альфы нечеловеческая ненависть к Брендону, всепоглощающая и неукротимая, но еще более лютая злость — на самого себя, потому что знал, на что тот способен, однако безответственно посчитал, что в достаточной мере владеет ситуацией… — У ваших слов должны быть очень веские подтверждения, — мрачнее тучи, вступает в диалог Фликс. — Вы же осознаете всю ответственность за такие предположения до результатов экспертизы? — Безусловно, сэр. Мы располагаем необходимыми доказательствами, — оторвав опасливый взгляд от Фрэнка, спешит уверить Фликса альфа и старается не выдать своей трусости перед ними обоими. Иметь дело непосредственно с Айеро всегда чревато непредсказуемыми последствиями. — Кроме того, у нас есть показания водителя грузовика, который также пострадал в этой аварии… — Что за грузовик? — хмурит лоб Фликс. — Тот, с которым столкнулся джип мистера Ури, — майор судорожно сглатывает, запоздало сообразив, что его слова могут подставить невиновного, поэтому поспешно уточняет: — Вины этого альфы здесь нет, мы провели по камерам — внедорожник сам выехал на встречную полосу. После столкновения этот мужчина пытался вытащить из машины обоих, но успел только одного. Понимаете, на том участке дороги очень крутые повороты… Офицер углубляется в подробности произошедшего, в деталях рисуя общую картину аварии, но слушает его только Фликс. Фрэнк зарывается глубоко в свою скорлупу и равнодушно наблюдает за тем, как его демон, не сумев выбраться на волю, сам себя грызет, превращая внутренности в бесформенное месиво. Плевать, кто еще участвовал в этом дтп, всё равно до того одного, чью шею альфа жаждет свернуть, уже не дотянуться и собственной халатности тоже не исправить. Его главное наказание будет с ним всю жизнь и никогда не закончится. — Фрэнк, я пойду позвоню Питу, — раздается над ухом почти шепотом, и в следующую секунду правому боку становится холодно. Айеро с опозданием поворачивает голову в ту сторону, где только что сидел Патрик, смотрит, как он торопливо отходит в сторону, и только потом замечает неподвижно стоящего перед собой отца. Такая прыть омеги сразу становится ясна. Фликс молчит, пристально глядит на Фрэнка, встречая в ответ точно такой же твердый взгляд. — Твой омега, значит… — он царапается об лёд замерзших зрачков сына. — Не знал, что истинность передается по наследству. Лицо Фрэнка ни на грамм не меняет своего выражения, однако температура воздуха вокруг альф ощутимо понижается. — Хорони своих скелетов сам, — тихо, но с опасным предупреждением говорит он, заставляя отца сморгнуть первым. — Да, я в курсе твоей истории с его папой, Джерард мне все рассказал. Но ни я, ни он не несем ответственности за ваше прошлое. У нас своя жизнь, в которую ты больше не влезешь. — Щенок, — с ненавистью шипит Фликс, всё еще отказываясь принимать факт их истинности. — Именно из-за того, что в его жизнь влез ты, Джерард сейчас здесь. Пока он с тобой не связался, его благополучию ничего не угрожало! Так не бывает, молния не бьёт в одно место дважды, даже если в своем сыне альфа сейчас отчетливо видит себя самого. Такое не спутать — когда сам пережил подобное, характерное поведение примечаешь сразу, вот только Фликс признавать этого не хочет. Он не собирается омрачать свой идеальный мир, впуская туда реальный. Введенное Фрэнку успокоительное работает исправно, глушит агрессию и сдерживает вспышки гнева. Его взгляд, обращенный к отцу, нечитаем, голос по-прежнему тих и спокоен, но тем чудовищнее звучат сказанные этим ровным тоном слова: — Что, отец, будешь как Саймон Уэй? Не вставая с банкетки, не занося руки и не нажимая на спусковой крючок, Фрэнк знает, что здесь и сейчас наносит ему решающий удар. Он видит резко вспыхнувший и тут же погасший огонь в черных зрачках, наблюдает за тем, как на место пламени приходит замешательство, изумление и даже страх. Альфу это не удивляет, он понимает, что в эту минуту чувствует отец. Фликс всю свою жизнь по-настоящему ненавидел только одного человека, даже с мертвым вел с ним войну и винил в собственной боли. Теперь же, будто застыв перед зеркалом, он с ужасом осознает, что именно его видит на месте собственного отражения. Фликс приоткрывает рот раз, другой, словно слова рвутся из его горла на волю, но по пути неизменно натыкаются на что-то непреодолимое. Окаменевшей статуей он стоит перед сыном и смотрит на него с бесконечным недоумением. Так проходит пять секунд или пятнадцать, а может, счет уже пошел на минуты, пока из оцепенения его не выводит звонок телефона в оставленной на полу куртке. Фликс пару раз моргает, стыкуется с реальностью и нехотя идет отвечать. Фрэнку его действия безразличны. Стоит только тому отойти, как альфа будто бы сразу же забывает о его существовании, откидывается спиной на холодную стену позади себя и прикрывает глаза. Измученному неподъемным чувством вины, не представляющему как дальше жить, ему тошно от самого себя. Фрэнк с силой прикладывается об стенку затылком, жалея, что не может просто взять и раскроить себе череп. Ничего не вернуть, ничего не исправить. — Мистер Айеро, — кто-то аккуратно касается его плеча, заставляя альфу поднять тяжелые веки. — Давайте выйдем, покурим. Хирург, который оперировал Джерарда, поправляет на широких плечах куртку и смотрит на Фрэнка сквозь линзы своих очков. Лицо его не выражает никаких эмоций, однако есть в нем что-то неуловимое, что-то такое, что не позволяет Айеро долго раздумывать. Его голова немного кружится, когда он встает, в ногах чувствуется слабость, но все это очень быстро отходит на задний план. Понимая, что альфа пришел не просто так, что его появление совершенно точно касается Джерарда, Фрэнк готов хоть ползком тащиться за ним. Они выходят на балкон пожарной лестницы, и врач достает из кармана пачку сигарет вместе с зажигалкой. — Ему очень повезло, — прикурив Фрэнку, а затем себе, он облокачивается на серую бетонную панель загородки. — Если бы не ремень безопасности, то ситуация была бы куда печальнее, если не сказать больше, — мужчина спускает дым сквозь губы и косится на Айеро. — Вы считаете, что сравнительные категории здесь уместны? — хмурясь, жестко чеканит Фрэнк. Пусть врач ни в чем не виноват, но это его «куда печальнее» острой бритвой проходится альфе по сердцу. Жизнь Джерарда поддерживается аппаратурой, они потеряли ребенка, и даже если Фрэнк в общем-то понимает, что хотел сказать доктор, такая постановка фразы коробит. — Послушайте, мистер Айеро, — хирург, повидавший за свою практику всякое, реагирует на его агрессию привычно спокойно, — мы же оба хорошо знаем, где находимся, верно? Я говорю, исходя из реальной ситуации, и называю вещи своими именами. Дорожные аварии — коварная штука. Даже незначительная, на первый взгляд, царапина может оказаться роковой, — он поглубже затягивается, со звуком размыкает губы, и его рука с сигаретой зависает в воздухе. — Однако разница между тяжелым состоянием и крайне тяжелым во врачебном деле очень существенна. Ваш омега способен дышать самостоятельно, он не находится в коме, а это уже значительно повышает его шансы на благоприятный исход. Нетронутая сигарета летит в пустоту. Облокотившись обеими руками на бетонное ограждение, Фрэнк смотрит сначала в бесцветное небо, затем делает глубокий вдох и прячет лицо в ладонях. Благоприятный исход. Альфа, уходя на дно, будто нащупывает ногой крошечный островок твердой почвы. Он хватается за него, как за единственную надежду, потому что если не она, то конец всему; тьма беспросветная и вечное небытие, которое сожрет, раздавит. Взгляд врача устремлен вдаль. Он неторопливо курит и не задумывается о том, что пытается скрыть от него Фрэнк. Слёзы ли это, попытка совладать с эмоциями или что-то иное — альфа уже давно научился принимать все, что ежедневно происходит вокруг него, как само собой разумеющееся. Здесь, в отделении экстренной хирургии, нет таких понятий как сила, выдержка и гордость. Здесь есть только люди, сражающиеся за жизнь, и их близкие, готовые на что угодно ради спасения любимого человека. — Есть еще кое-что, если позволите, — мужчина тушит окурок о бетон и чуть приподнимает плечи, поглубже зарываясь в куртку. Фрэнк ровно на секунду задерживает ладони у лица, после чего убирает их и, выпрямившись, обращает всё внимание на альфу. — Я, как вы понимаете, стал невольным свидетелем вашего эм… — впервые за всё время врач выглядит смущенным и старается звучать поделикатнее, — разговора в коридоре. Я верно понял, что этот ребенок был и вашим тоже? — Да, — отвечает Фрэнк, сглатывая подступившую к горлу горечь. Именно был. Теперь навсегда в прошедшем времени. — Не знаю, как вы отреагируете на то, что я сейчас скажу, — хирург поправляет и так идеально сидящие очки, — но умолчать об этом не могу. Дело в том, что мистер Стамп помог нам связаться с клиникой, в которой наблюдался ваш омега. Я лично говорил с его врачом… — альфа сводит брови и смотрит на Фрэнка в упор. — Скажите, вы были в курсе того, что он принимал блокаторы? — Да, но это было до нашей… до того, как мы… — Айеро путается, пытаясь одновременно и подобрать слова, и понять, к чему клонит доктор. Тот, кивнув, останавливает его: — Я понял. Значит, вы возможно не знаете, что он пил их довольно долго — около пяти лет… То есть весь тот период, когда происходило основное формирование его взрослеющего организма, — альфа качает головой, выказывая этим свое неодобрение. — В общем, он был абсолютно не готов к беременности, и сам факт того, что она случилась, вызывает у нас, медиков, много вопросов. Я посмотрел его узи вместе с результатами анализов, и могу утверждать, что даже если бы не произошла авария, этот ребенок вряд ли бы выжил. Скорее всего всё равно случился бы выкидыш через месяц или полтора. Простите, я должен был поставить вас в известность. Врач замолкает, позволяя Фрэнку переварить информацию. У того окончательно пересыхает в горле, и в глазах идёт рябь. Он цепляет пальцем ворот водолазки, который внезапно ощущается удавкой, и пытается оттянуть его посильнее. Слишком много. Для одного дня слишком много. — Это… — с трудом переведя дыхание, Фрэнк обращает на врача мутный взгляд. — Это как-то может отразиться на его состоянии сейчас? — сил хватает лишь на то, чтобы сконцентрироваться вокруг самого главного. А главное — это жизнь Джерарда. — Нет, не волнуйтесь. Одно с другим никак не связано, — отвечает хирург. Альфу это пусть немного, но успокаивает, если о таком понятии, как «спокойствие», теперь вообще может идти речь. — Вы пустите меня к нему? — спрашивает он после недолгого молчания. Врач неопределенно качает головой. — Пока, к сожалению, нет. Но, как только состояние вашего омеги более-менее стабилизируется, мы переведем его в отдельную палату, и вы сможете находиться там с ним. Я пришлю медбрата. Фрэнк кивает. О большем он и не просит.***
— Господин генерал, приехали, — кашлянув в кулак, сержант неловко поправляет форменную кепку и мельком глядит на впавшего в оцепенение Рэя. Тот, услышав всё еще непривычное для себя обращение, выходит из ступора, а ужас на его лице сменяется негодованием. Коротко кивнув, Торо толкает тяжелую дверь бронированного внедорожника и выпрыгивает наружу. Поле боя знакомо ему не понаслышке, глаза успели повидать многое, но такой резни — ни разу. Кровью залито всё вокруг, под телами и их фрагментами практически не видно земли. Постройки разворочены и темными бетонными грудами возвышаются над багровым морем. Рэй идет медленно, переступает через трупы солдат, с трудом находя место, куда поставить ногу. От железного запаха, пропитавшего воздух, мутит даже его, а мозг никак не может осознать, что всё, что он видит — реально. Эта пограничная часть была одной из самых крупных и технически оборудованных, а после возобновившихся нападений её укрепили еще сильнее. Вот только их тактические схемы защиты, продуманный план в случае захвата — всё оказалось впустую. Они потеряли еще один объект и несколько сотен солдат. — Долго едешь, генерал, — слышит Рэй у себя за спиной и, обернувшись, видит стоящего в паре шагов от него Берта. Тот выглядит расслабленным, буднично тянет сигарету, и всё это резко контрастирует с общей чудовищностью обстановки. Его знакомая манера некоторой отчужденности, что со смертью мужа стала проявляться гораздо чаще. — Полковник, — игнорируя как вопрос альфы, так и очевидную насмешку в его тоне, Торо подходит ближе и протягивает ладонь для приветствия. — Давно вы тут? Всё осмотрели? Уже не в первый раз Рэй испытывает сильный дискомфорт от такой явной двойственности своего положения. Берт всю жизнь стоял выше него и по званию, и по значимости в армии, теперь же, с этим нелепым назначением, всё перевернулось с ног на голову. Военная вышколенность, с подросткового возраста привитое уважение к старшим офицерам вечно наталкивается но собственные генеральские погоны, на которые Рэй старается лишний раз не смотреть. Потому что понимает — он их не заслужил, не дорос. Джаред объявил о его повышении практически сразу после смерти Боба, и это обстоятельство претит еще больше. Словно украл и занял чужое место. — Да тут и смотреть-то особо не на что, — пожав его руку, Берт цепляется большим пальцем за карман бронежилета, надетого поверх куртки. — Здесь еще ничего, а вот там, дальше, — он небрежно кивает подбородком куда-то вперед, одновременно с этим выпуская через приоткрытые губы сигаретный дым, — полный мрак. Нам удалось кое-как опознать нескольких офицеров, ну а всех оставшихся проще танками в землю закатать, чем пытаться собирать. У Рэя темнеет в глазах. На секунду ему кажется, что под ногами обрыв, в который он вот-вот свалится… Делать этого нельзя ни в коем случае. Устремив взгляд в сторону, альфа встряхивает сам себя, напоминая кто он есть и перед кем сейчас стоит. — Это война, — делится он своими подозрениями. У Берта в лице будто что-то меняется, реагирует на слова Рэя, но это впечатление быстро исчезает, и альфа вновь становится прежним. — Что, генерал, молодая кровь требует романтики и приключений? — хмыкает он, однако в ответ получает неожиданно жесткий и колючий взгляд. — Война — не романтика и уж точно не приключение, господин полковник, — подчеркнуто учтиво режет наполненный порохом воздух Торо. Ирония и снисходительный тон альфы в отношении болезненной для него темы начинают раздражать. — Это смерть, потери, покалеченные и обезображенные судьбы. Они, — Рэй тычет пальцем на лежащие на земле тела, — сегодня не вернутся домой. Их родители, семьи, дети больше не увидят своих отцов и сыновей. — Тебя заносит, Торо, не надо утрировать, — предостерегает альфу Берт, чьё лицо мрачнеет. — То, что произошло здесь, к моим словам отношения не имеет. Я просто считаю, что делать заявления по поводу войны рановато. — Сегодня утром я вернулся западных границ, — стараясь совладать с интонацией и унять лишние эмоции, сообщает ему Рэй. — Там в нескольких городах точно такая же мобилизация, как и в Коламбусе. Берт наконец-то теряет свой невозмутимый облик. — Снова анонимы? — в его глазах появляется нечто похожее на заинтересованность. — Да, звонки поступили с разницей в пару дней, — Рэй, желая хоть как-то перебить запах крови, который начинает разъедать носоглотку, прикуривает сигарету. — Та же картина и никакой конкретики. — Неужели, это такая проблема — зафиксировать, откуда был звонок? — обращаясь скорее к себе, нежели к Торо, Берт хмурит лоб и проводит рукой по волосам. — Видимо проблема, раз не могут, — пожимает плечами Рэй, держа сигарету губами и шаря по карманам, в одном из которых чувствует вибрацию телефона. — Либо говорить не хотят, — скептически кривит рот Берт. — Это вряд ли, — Торо выуживает уже успевшую замолчать трубку из-под бронежилета и смотрит на экран. — Толку им стоять и ждать, когда на них нападут? Нет, вот это вот, — он обводит зажатым в руке мобильником руины вокруг, — и те анонимные звонки точно связаны. У меня даже есть предположение, каким образом, — неудачно вдохнув и подавившись дымом, Рэй закашливается. — Извините, полковник, мне мистер Лето звонил, я должен ему доложить… — хрипло выдавливает он. Берт, что всё это время слушал его с угрюмой задумчивостью, медленно кивает: — Я тогда оставляю тебе своих солдат и поеду. Дела еще есть. Рэй согласно поднимает ладонь и сразу же переключается на телефон, поворачиваясь к Берту спиной. Тот недолго стоит, покусывая нижнюю губу, а затем идет к своему внедорожнику. Уже находясь в салоне, альфа заводит двигатель и откидывается на спинку, запуская пальцы в волосы и задирая голову к потолку. Последние слова Торо Берту не понравились. Очень не хочется допускать, что Рэй сложил в своей голове всё уравнение целиком, в итоге верно отыскав неизвестную. Альфа матерится. — Во что ты играешь, Фликс? — он с хлопком опускает ладонь на руль, а после продолжает постукивать по кожаной обивке, размышляя. — Чего выжидаешь? Ведь ты наверняка знаешь про эти звонки… А если знаешь, то почему бездействуешь и ничего не сказал о них мне? Чем больше вопросов Берт себе задает, тем сильнее бесится. Их договор строился на полном доверии друг другу, в него не входили ребусы и загадки, над которыми ему теперь приходится ломать голову. По-хорошему — от Мэйкона он получил всю необходимую помощь, так что разобраться с братом может хоть прямо сейчас, но изначально он шел к Фликсу не за этим. Берт хочет, чтобы Атланта была вырезана под ноль. Ему это принципиально важно. Он хочет, чтобы последним, что увидит Джаред, был полностью уничтоженный город, а для этого ему нужен гребаный Фликс Айеро, который лучше всех знает в подобном деле толк. — Черт бы тебя побрал, — шипит Берт, доставая мобильник и открывая на нем календарь. До первого марта осталось всего ничего, он просто обязан успеть. Успеть вернуться к своему Адаму именно в первый день весны. В день их свадьбы.***
Этим вечером Даллон никак не может сосредоточиться на игре. Скинув карты на стол, он в очередной раз просит присутствующих извинить его и под напряженным взглядом Райана встает из-за покерного стола. Альфа выходит в тускло освещенный коридор, на ходу достает мобильный телефон и набирает номер Брендона, надеясь, что может быть хотя бы в этот раз повезет. Тщетно. Абонент по-прежнему недоступен. Альфа стискивает трубку в руке, в беспомощности прижимает пальцы ко лбу и мечется по коридору, не зная, что ему делать. Он дал омеге время, решил подождать, пока тот успокоится, хоть до сих пор так и не понял, в чем конкретно перед ним виноват. Сколько раз Даллон срывался в Мэйкон посреди ночи и потом разворачивался на полпути, съедаемый сомнениями в правильности того, что делает… Как часто всерьез раздумывал над тем, чтобы послать туда своего человека, но каждый раз останавливал себя, боясь сделать еще хуже и окончательно потерять все шансы вернуть Брендона. Сейчас альфа ругает себя за нерешительность. Он не должен был спускать всё на тормоза, не должен был осторожничать, тогда не пришлось бы теперь бесконечно слушать этот проклятый безликий голос в динамике. Даллон в сердцах бьет ногой по стене и идет обратно в вип-зал за ключами от машины, твердо вознамерившись ехать в Мэйкон. Сил сидеть и выжидать больше нет. — Все нормально? — аккуратно спрашивает его брат, стараясь особо не привлекать своим вопросом внимания сидящих за столом альф, но Даллон игнорирует его. Плотно сжав губы, он проходит мимо и быстрым движением снимает с вешалки свое пальто. — Я не понял, ты куда? — Райан отвлекается от игры и с беспокойством смотрит на него. — В Мэйкон, — отвечает тот, накидывая пальто на плечи и проверяя в кармане ключи. — Куда?! — отбросив карты, Райан вздрагивает и приподнимается с места. — Даллон, стой… — О, кстати о Мэйконе… — вдруг заинтересовывается их разговором один из альф, что занимает высокий чин в полиции Огасты. — Вы слышали, что там сегодня произошло? — он облокачивается на сукно и затягивается сигаретой. Даллон резко останавливается. — Что? — он оборачивается и врезается взглядом в потягивающего сизый дым альфу. Пусть еще ничего не сказано, но что-то внутри уже чует беду. — Крупное дтп, — отвечает мужчина, чуть разворачиваясь и стряхивая пепел в стоящую за его спиной пепельницу на высокой ножке. — Груженая фура, джип и какая-то легковушка… Говорят, рвануло конкретно. Трое погибли, и среди них — будущий первый омега Мэйкона. На первый взгляд в зале ничего не меняется, за исключением темы разговора, которая переключается с обсуждения внутренних вопросов Огасты на только что озвученную новость. Альфы общаются вполголоса, с интересом строят догадки насчет случившегося и не обращают внимания на ставшее будто восковым лицо Даллона. Словно сильным порывом ветра из его тела выбивает душу, оставляя одну безжизненную оболочку, которая лишь по инерции пока еще сохраняет форму и устойчивость. Никто этого не видит, кроме Райана. Что-то быстро сказав своему соседу, он выходит из-за стола, в пару шагов оказывается рядом с братом и, схватив альфу за локоть, тащит того в его же кабинет. Шагая на автомате и продолжая смотреть неживыми глазами перед собой, Даллон послушно плетется за ним ровно до того момента, пока за спиной Райана не хлопает тяжелая дубовая дверь. Громкий звук будто будит его, заставляет вернуться в страшную реальность, где его Брендона больше нет. Сознание отказывается её принимать, отвергает, но ноги сами разворачиваются и несут Даллона обратно. Он вырывает свой локоть из пальцев брата, кидается к двери и дергает на себя металлическую ручку. Заперто. — Открой, — ледяным тоном требует он. Райан слышит звериный рык, клокочущий у альфы в глотке, замечает блеск в его зрачках, и тем не менее демонстративно кидает ключ на пол и носком ботинка отшвыривает его куда-то в угол. — Нет. — Ты откроешь мне! — искры в глазах Даллона вспыхивают красным пламенем, и он наскакивает на брата, чего раньше никогда не делал. Всегда спокойный, всегда сдержанный и тактичный, сейчас он готов снести любую преграду. — Ты тоже там был и слышал, что сказал Хейз! Райан, он говорил про Брендона! Про моего Брендона! — Прекрати орать, — трагедия Даллона Райана вовсе не трогает. Он стоит, сунув руки в карманы брюк и равнодушно бродит взглядом по искаженному болью лицу альфы. — Твоим этот омега быть не захотел, насколько мне известно, так что не вижу причины печалиться. От этой фразы Даллон срывается окончательно. — Да кто ты такой, чтобы судить о нём?! Чтобы судить о нас?! — кричит он, толкая Райана в грудь. — Кем ты себя возомнил?! — Я твой брат, если ты забыл, — отвечает тот, одной интонацией отшвыривая Даллона назад и напоминая о том, что так говорить с ним не стоит. — А он плевать на тебя хотел, только ты не желаешь этого признавать. — Замолчи, — рычит Даллон и идет к противоположной стене, намереваясь отыскать ключ, но Райан хватает его за пальто и свистяще цедит сквозь зубы: — Я сказал, что ты никуда не поедешь, даже если мне придется вырубить тебя для этого. Брендон. Выбрал. Не тебя, — едва ли не по слогам проговаривает он, своей силой, как и всегда, полностью перебивая брата. — У него был шанс порвать с Фрэнком. Я им его великодушно предоставил. Но ему это оказалось не нужно. Даллон чувствует, как внутри одна за одной ломаются кости. — Что ты сделал? — спрашивает он почти шепотом. — Отправил Фрэнку от вас пламенный привет, — нахально ухмыляется Райан. — Что ты сделал?! — повторяет Уикс, ощущая, как запоздало обнаруженный ключ к разгадке, со скрежетом проворачивается в замке. — Вы очень неплохо вышли на пленке с камер наблюдения во дворе твоего особняка. Очень романтично и трогательно. Даллон хватается за голову и болезненно стонет. Всё, буквально всё до последней мелочи складывается в его мозгах, и тяжелое, удушливое ощущение абсолютной беспомощности опутывает душу. Оно уродливо смеется над альфой, дразнит и упивается своей победой. — Ты сказал, что он связан с Фрэнком контрактом, — пожимает плечами Райан, по-прежнему оставаясь безучастным к страданиям брата. — Ну, я решил вам помочь, посчитал, что… — Кто тебя просил?! — ревет Даллон и со всего размаху бьет Райана кулаком по лицу. — Кто?! Сильный удар, приправленный болью и ненавистью, приходится четко в скулу и заставляет альфу согнуться. Приложив пальцы к щеке, Райан терпит, ждет, пока сознание вновь прояснится, после чего коротко встряхивает головой и снова выпрямляется. — Бей еще, — говорит он, сжимая зубы и подставляясь. — Давай, бей, если тебе от этого полегчает. И Даллон бьет. Второй раз, третий, продолжая выкрикивать один и тот же вопрос… Он знает, что этим ничего не исправит, знает, что нет смысла, но внутри болит так сильно, так невыносимо… Заносит руку для нового удара… замечает, что из разбитой губы Райана течет кровь… — Что, всё? — тот сплевывает на пол и, упершись ладонями в колени, исподлобья смотрит на альфу наливающимися красным глазами. — Отпустило? — Ты… из-за тебя он… — Даллон впечатывает кулак в стену, потому что не отпустило. Никогда уже не отпустит. — Вот давай только не надо, — Райан, видя, что его бить больше не собираются, еще раз сплевывает. — Не надо вешать на меня все свои беды. В том, что случилось сегодня моей вины нет, я только отправил те снимки, на этом всё. Даллон тяжело дышит, снова бьет по стене, но уже куда тише, обреченно и отчаянно. — Если бы не ты, — горько хрипит он, — то наша последняя встреча не была бы такой, — Райан слышит, как дрожит его голос, выдавая слёзы. — Ничего бы не было, я смог бы убедить его… — не отрывая ладони от стены, альфа сползает вниз и уже отчетливо плачет. — Смог бы… Райан прослеживает за ним взглядом и утомленно закатывает глаза. Смотреть на то, в какую размазню превратился брат из-за сущей ерунды, откровенно противно. Альфа брезгливо морщится. Словно делая одолжение, он подходит к Даллону, чьи плечи содрогаются в беззвучном плаче, и несильно толкает его. — Хватит. — Я поеду туда, — доносится в ответ неровным шепотом. — Ты не можешь меня здесь удерживать. Это мое казино, мой кабинет… — Твое казино и твой кабинет находятся в моем городе, — тихо, даже ласково говорит Райан, присаживаясь рядом с Даллоном и наклоняясь к его уху. — Ты никуда не поедешь и не будешь позорить нас перед Айеро, ясно тебе, братишка? Если тебе плевать, и ты готов показать ему, какая ты тряпка, — он излишне аккуратно ведет пальцами по его волосам, — то спешу тебя расстроить, у меня другое мнение на этот счет. Наша фамилия не будет предметом насмешек. Никогда, — его голос резко твердеет, становясь громче, и альфа поднимается. — Я тебе сейчас кое-что дам, станет лучше. — Я не хочу, — слабо отпирается Даллон, хотя сил на это нет. Брат всегда подавлял его, с самого детства, сейчас же, когда внутри мясорубка, а на месте сердца дыра, противостоять ему тяжелее вдвойне. — Не надо упрямиться, — Райан за его спиной наливает в стакан воду и выдавливает на ладонь из блистера двойную дозу своих таблеток, которые умеют отлично «успокаивать» разболтанные нервы. — Давай-ка, выпей это, — он возвращается к сидящему на коленях альфе и протягивает ему стакан. — Я не… — Не вынуждай меня помогать тебе. … Спустя десять минут Даллон уже сидит в кресле и, откинув голову на спинку, полусонно бормочет какой-то бессвязный бред. Райан, выбросив в мусорную корзину ватный диск, пропитанный антисептиком и бурой кровью, отходит от зеркала и оценивает степень вменяемости брата. — Твоя паршивка мне все карты спутала, тебе это известно? — он пинает ногой Даллона по ботинку, но альфа только безвольно дергает головой и издает нечленораздельные звуки. — Мычишь ты… Вот мало мне проблем, с тобой теперь еще возиться, — цокнув языком, Райан вынимает из внутреннего кармана пиджака телефон, отыскивает в нем нужный номер и подносит мобильник к уху. Долгие монотонные гудки действуют на нервы. — Чёрт, возьмешь ты трубку или н… О, добрый вечер, доктор Робертс. Как ваше здоровье? — альфа останавливается напротив Даллона и присаживается на его рабочий стол. — Да тоже ничего, благодарю. Я звоню вам, чтобы попросить об услуге, — перехватив трубку поудобнее, он поднимает взгляд к потолку, — очень деликатного характера, касается моего брата. Даллона, да, кого ж еще, — Райан хмыкает, рассматривая блестящие хрусталики на люстре. — Он тут немного подустал, дела, знаете ли, бизнес… Сказывается, в общем. Я хотел бы, чтобы он отдохнул несколько дней. Ну, выспался, там, ни о чем не думал… Что? Нет, обойдемся без больницы, зачем нам лишние глаза? Думаю, мой дом вполне подойдет, — он замолкает, слушая недолгую тишину в трубке, вслед за которой звучит один единственный вопрос. Его-то Райан и ждал. — Именно так, вы правильно поняли, — на лице довольная усмешка. — Мне нужно, чтобы он не мешал.***
Время изменчиво. Оно то течет быстро и выходит из-под контроля, когда Фрэнк погружается в свои воспоминания, то вдруг почти останавливается, когда что-то извне насильно вырывает его из них. Боковым зрением альфа периодически улавливает слабое движение где-то рядом — его отец и Патрик, как и он сам, как могут коротают часы в ожидании новостей. Так же молча. Фликс, правда, иногда говорит с кем-то по телефону, но всегда очень тихо и коротко. Фрэнк к своему мобильнику даже не прикасается. Он про него не помнит, не думает. Всю жизнь презирая безответственность и ставя в приоритет чужое, альфа по иронии проглядел своё. Перед его глазами то и дело возникает Джерард, стоящий перед ним там, у старого кладбища Акворта. За зеленой радужкой его зрачков тоска, дрожащие губы шепчут мольбы и пытаются донести до непробиваемого Фрэнка то, что он смог осознать только сейчас. Сейчас, когда стало слишком поздно. — …отчет на стол подполковнику Вентцу, — в мысли опять вклинивается обрывок одного из разговоров отца. — Действуйте по его приказу, он уполномочен принимать решения от имени моего сына… Фликс обсуждает с кем-то очередной рейд, но Фрэнку впервые нет до этого никакого дела. Он подтягивает к груди колени и утыкается в них лбом. «Я не знаю, как это — жить, когда вокруг нет взрывов, нет автоматных очередей и запаха крови…» — где-то очень далеко раздается в ушах собственный голос. — Тупой идиот, — одними губами шепчет Фрэнк. — Ты не знаешь, как жить, когда его нет рядом, — сжимая пальцы в кулаки, он еще глубже зарывается в свои колени и закрывает голову руками… … Воспоминания вновь размывают границы действительности, и время исчезает вместе с ними. Бегут секунды, идут минуты, тянутся часы… За окном видимо окончательно стемнело, так как освещающий весь этаж электрический свет в какой-то момент становится невыносимо ярким для глаз. Вернее, Фрэнку так кажется, потому что большие электронные часы показывают три двадцать пять, так что лампы под потолком явно горят уже не один час. Альфа трет глаза и заставляет себя подняться на ноги, оглядывая коридор в поисках кофейного автомата. Мозг, в последние дни почти не отдыхавший нормально, на грани отключки, а этого Фрэнк допустить не может. Аппарат с напитками обнаруживается в дальнем углу рядом с туалетными комнатами, и альфа нога за ногу плетется к нему. Потыкав пальцем в кнопки на мониторе, он приваливается к гудящему автомату боком и следит за тем, как в бумажный стаканчик тонкой струйкой течет мутно-коричневая жидкость. — Ты как? — Фрэнку на плечо аккуратно ложится ладонь, и он оборачивается, встречаясь глазами с Патриком. Судя по уставшему взгляду, тот сейчас в похожем состоянии. Какое-то время они молча смотрят друг на друга, пока Фрэнк, наконец, не отворачивается. — Как-то, — коротко отвечает он, забирая наполнившийся стаканчик из-под воронки. Не спрашивая, Фрэнк протягивает его Патрику и запускает режим заново. Омега, постояв немного в раздумьях позади него, неслышно вздыхает, обходит альфу и встает напротив, тоже прислоняясь к автомату. — Я не хочу лезть к тебе в голову, Фрэнк, — будто собравшись с духом, негромко проговаривает он и смотрит на дымящийся кофе в своих руках, — я в принципе не хочу ни во что лезть, но Джерард… — он набирает в легкие воздуха, — Джерард и так за последние недели хватанул достаточно, и еще не известно, как он отреагирует на произошедшее, когда очнется, — Патрик ясно дает понять, что уверен в том, что друг придет в себя и даже не рассматривает иного исхода. — Поэтому я прошу тебя — не вини его и не суди за то, что он ничего тебе не сказал. Он очень сильно боялся… Брови Фрэнка летят вверх. — Боялся? — то, о чем говорит омега кажется альфе немыслимым. — Но чего? Патрик, да он прекрасно знает, что я был бы на седьмом небе от счастья! Я ни за что бы их не бросил! — Вот именно этого, — качает головой Стамп, чем ввергает Фрэнка в еще большее недоумение. — Не понимаю… — произносит он растерянно, а Патрик тяжело вздыхает. — В тот день, когда он обо всём узнал, мы были на выставке в Эклипсе, — омега вертит стаканчик в руках, не отрывая взгляда от бликующего на свету кофе внутри него. — Там Джерард наткнулся на Брендона, и тот что-то наболтал ему про договор ваших отцов и про то, что будет, если ты его нарушишь, — стаканчик замирает в его ладонях, и Патрик поднимает глаза на альфу. — Догадываешься, какой была его реакция? Фрэнк не произносит ни слова, но на его лице омега распознает всю гамму эмоций во главе с болью и яростью. — Он так плакал и кричал, что я думал, у него сердце не выдержит, — зная, что делает альфе еще больнее, Патрик все равно продолжает. Как тут молчать? Джерард страдал в одиночку на его глазах, сам справлялся и выживал, так что Фрэнк просто обязан знать, как всё было. — Он сходил с ума при мысли о том, что тебе может грозить опасность из-за этого ребенка и поэтому предпочел всё скрыть, — омега с горечью вспоминает, как тяжело далось другу это решение, и жестко добавляет: — Ты не станешь утверждать, что его страх был безосновательным. Фрэнк и не думал этого делать. Его разносит на атомы, размазывает по стенам, и эти мелкие крупицы бесцветным пятном оседают на выдраенной плитке больничного пола. Чем он занимался всё это время? Чем?! Почему только сейчас, черт возьми, до него наконец доходит, что он собственными руками вырыл Джерарду могилу, сам столкнул его туда, а тот… Фрэнку хочется достать пистолет и застрелиться. Потому что даже стоя по шею в вязкой глине, потому что задыхаясь и не видя спасения для себя, Джерард всё равно не переставал заботиться только о нем одном. — Что он собирался делать? — альфа будто мстит самому себе и напролом прет в самое пекло, подставляясь под наиболее болезненные удары. Патрика его вопрос застает врасплох. Ему сильно везет, что Фрэнк, готовясь к самому худшему, не особо внимателен в эту минуту, иначе точно бы заметил, как омега испуганно прервался на вдохе. — Он не успел прийти ни к чему конкретному, — Патрик нервно глотает кофе, скрывая дрогнувший голос. — Кажется, хотел всё рассказать твоему отцу. Думал, что это будет в его интересах. Про попытку аборта он, естественно, молчит. Ему совсем не нравится, что их разговор перешел на тот уровень, куда омега соваться не собирался. Всё, что считал необходимым, он уже сказал, а насчет остального Джерард должен решить сам. Патрик одним глотком допивает кофе, скосив глаза на находящегося в прострации Фрэнка, и собирается уйти, но вдруг обращает внимание на какое-то движение в конце противоположного крыла. — Смотри, там медбрат, который был с Джерардом в реанимации, — разглядев знакомое лицо идущего по коридору омеги, Патрик дергает Фрэнка за рукав водолазки. — Сюда идёт. Альфу будто переключает. Он резко возвращается в адекватное состояние и оборачивается. Сердце в груди замирает, сжимается, а потом вдруг словно взмывает вверх и принимается бешено колотиться, когда Фрэнк замечает еще один белый халат, перекинутый через руку молодого человека. — Нам удалось стабилизировать состояние вашего омеги, и только что его перевели в отдельную палату, — медбрат тепло улыбается, видя, как Фрэнк делает глубокий вдох, прикрывая глаза. — Пока еще рано делать окончательные выводы, он находится под контролем аппаратуры, и мы продолжаем следить за показателями, но динамика позитивная, — добавляет омега и протягивает альфе халат. — Вот, мистер Айеро, наденьте, я вас провожу. После холодной чёрной ночи на горизонте, подрагивая, наконец-то брезжит робкий рассвет.***
Оставив медбрата в коридоре разбираться с перехватившим их у самого входа Фликсом, Фрэнк прикрывает за собой дверь и осторожно двигается к стоящей посреди палаты кровати. Взгляд его прикован к лежащему на ней Джерарду, который, как магнитом, притягивает альфу к себе. На фоне что-то гудит, что-то пикает и негромко щелкает, выводя на мониторы всю внутреннюю борьбу омеги. Фрэнк подходит к кровати вплотную. — Джи… — шепчет он, сходя с ума от того, каким беззащитным, каким уязвимым тот выглядит среди этих белых простыней, в паутине проводов. Горло сдавливает спазмом, а глазам становится горячо. Альфа протягивает руку к осунувшемуся лицу Джерарда, но не касается, зависает пальцами то над резко выступающими скулами, то над закрытыми веками… Так и не решается дотронуться и сжимает пальцы в кулак, опускаясь на колени и утыкаясь лицом в его медленно вздымающуюся под одеялом грудь. Фрэнк держался там, в коридоре, запрещал себе дурные мысли и радовался каждой искорке надежды, но сейчас, увидев неподвижно лежащего под аппаратурой омегу, на какое-то мгновение он целиком и полностью сдается бесконтрольному страху. Душу охватывает паника. — Открой глаза, Джи, — Фрэнк находит его безвольную руку, натыкается на какой-то датчик и, боясь его потревожить, осторожно накрывает холодную кисть своей. — Умоляю тебя, просыпайся! Нам столько… — он стискивает зубы, заглушая крик отчаяния, — столько всего еще нужно успеть… Я обещал показать тебе океан, помнишь? — Фрэнк поднимает голову и глядит на Джерарда. — Ты помнишь это, Джи? Ты хотел его увидеть, ты так хотел… Ты же… ты обещал… — Фрэнк протягивает руку и едва касается щеки омеги. — Ты обещал мне беречь себя, обещал, что будешь в порядке… Так почему сейчас ты здесь, а? Как же так случилось, чудо?.. Он вновь роняет голову и прячет на груди Джерарда свои беспомощные слёзы… …Восход солнца Фрэнк пропускает. Он то сидит у постели омеги, то бродит туда-сюда по палате, сражаясь с одолевающим его сном. За временем альфа уже не следит. Периодически мимо него тенью проскакивает к приборам медбрат, который проверяет показатели на мониторах, меняет капельницу, а потом также бесшумно снова исчезает… Фрэнк всего этого не видит. Он ждет, греет Джерарду руки и гладит его поверх одеяла. В какой-то момент в голове откуда-то появляется мелодия, которую альфа, сам того не замечая, начинает напевать вслух и под неё же проваливается в зыбкий полусон. Воспаленное сознание рисует перед ним непонятные, бессвязные образы, создает незнакомых людей, дороги, мелькающие огни… Находясь неопределенное время в этом неспокойном, но чутком забытье, Фрэнк вдруг вздрагивает, ощущая слабое, почти невесомое прикосновение к своим волосам. Видение моментально испаряется, мозг разгоняет сон, и альфа приподнимает голову. Джерард, повернувшись вбок, смотрит на него немного рассеянно, но вполне осознанно. — Джи! — не веря своим глазам, Фрэнк перехватывает его соскальзывающую руку и прижимает её к губам. — Хороший мой, ты очнулся! Не смея оторвать взгляда от его лица, он привстает и наклоняется, чтобы быть ближе к омеге. Тот слабо моргает, глядит на него в ответ и краешки его губ слегка дергаются. — Фрэнки… Этот тихий шёпот для альфы — словно благословение Божье. По его щекам бегут слёзы, а губы еще плотнее прижимаются к бледной руке. — Я тут, чудо… — Фрэнк улыбается, протягивает руку и очень медленно, очень осторожно проводит по мягким ярко-красным волосам, ощущая внутри себя трепет и благоговение. — Ты пришел в себя, слава Богу! Ты снова здесь, снова со мной… Джерард несколько секунд удерживает его взгляд, а затем вдруг его глаза наполняются беспокойством, а по лицу проходит слабая судорога. — Наш малыш… — в голосе омеги откуда-то берется сила, а его рука тянется к собственному животу. — Ребенок, Фрэнки… Из своего недолгого, такого чистого счастья альфа в один миг выпадает в жестокую реальность. Он знал, что этот вопрос прозвучит первым. Он думал, что был готов его услышать. — Тшшш, — не прекращая гладить Джерарда по голове, Фрэнк пытается оттянуть момент, когда придется обрушить на него страшную правду. — Тебе нужно отдыхать, Джи, нужно помочь своему организму… — Что с ним? — омега пытливо всматривается альфе в глаза. Увиливать бесполезно. Это было ясно сразу, однако слова будто бы застревают у Фрэнка в горле, крепко сидят, цепляясь за стенки и не желая выходить… Вместо них по его щекам вновь текут горячие слезы. Альфа поджимает губы, проводит пальцами по щеке Джерарда и с горечью качает головой. — Нет… — выдыхает омега, а в его глазах начинает скапливаться влага. — Нет… — он отворачивается от Фрэнка и тихо скулит. Пиканье кардиомонитора лишь немного ускоряется, но по-прежнему остается в рамках нормы — уже задавая свой вопрос, Джерард предполагал, каким будет ответ. Воспоминания не стерлись, как бы сильно он этого ни желал. Он помнил всё. Помнил, как Брендон заманил его в машину, помнил, как болью опалило живот, и джинсы окрасились кровью… И свой сон он тоже помнил. Помнил, но на долю секунды позволил надежде взять верх над чувством реальности. — Мы справимся с этим, — Фрэнк не дает омеге замкнуться, очень аккуратно обхватывает его лицо ладонями и заставляет посмотреть на себя. — Вместе справимся, не отворачивайся от меня. Джерард слушается, слабо кивает ему, но потом не выдерживает и дает волю слезам. Альфа быстро двигается ближе, крепко обнимает его и прижимает к себе. — Прости… — сквозь плач шепчет омега, зарываясь лицом в шею Фрэнка и слабыми пальцами пытаясь ухватить его за халат. — Я… прости… — Не надо, слышишь? — альфа держит его в своих руках и старается не думать о том, что в аромате, который исходит от Джерарда, больше нет той сливочной новизны. — Не произноси это слово, ты не виноват. Это я до конца жизни буду вымаливать твое прощение. Я оставил тебя одного, я позволил случиться беде и не смог защитить так, как должен был… Джерард не может его слушать, мотает головой и захлебывается в слезах, охваченный запоздалой истерикой. Фрэнк не знает. Не знает, что это он… он убил их малыша, он сам, потому что хотел избавиться от него, потому что отказался с самого начала и теперь расплачивается за это. Судьбе плевать, что омега потом передумал, что всем сердцем полюбил и принял своего ребенка — она пришла и наказала его за ошибку. Слезы душат, Джерард задыхается от них, а звуки кардиомонитора угрожающе учащаются. — Джи, нет! — перепугавшись, Фрэнк тянет руку к изголовью кровати, нашаривая пальцами кнопку вызова врача. Он со всей силы жмет ее несколько раз и оборачивается к двери. — Чёрт, быстрее! Не проходит и минуты, как за спиной слышится шум, а в палату влетает хирург в сопровождении медбрата. Фрэнка отрывают от бьющегося в исступленном припадке Джерарда и оттаскивают в сторону. Доктор, склонившись над омегой, быстро и коротко дает какие-то распоряжения своему помощнику, принимаясь позвякивать инструментами. После непродолжительной возни наступает тишина, в которую возвращается размеренное пиканье. — Всё в порядке, так бывает, — врач подходит к психующему Фрэнку, что всё это время стоит невдалеке и нервно следит за происходящим. — Последствия наркоза плюс сама ситуация… Следующее пробуждение будет уже не столь болезненным, но, с вашего позволения, я бы рекомендовал психолога. — Если это поможет ему не сойти с ума, то делайте всё, что необходимо, — кивает Фрэнк, готовый позвать хоть черта лысого, лишь бы Джерарду стало лучше. — Когда он снова проснется? — У вас достаточно времени, чтобы поесть и немного отдохнуть, — отвечает мужчина, проходясь взглядом по вымотанному альфе. — Это лишнее, я в порядке, — твердо возражает Фрэнк, на что врач конечно же хмурится. — Не спорьте, вам необходим отдых, — негромко, но строго говорит он. — А если вы будете упираться, то я уложу вас под капельницу. Айеро сначала злит тон мужчины, который звучит так, словно Фрэнку пять лет, однако потом здравый смысл всё же побеждает, и альфа вздыхает: — Серьёзная угроза. — Вы скажете мне потом спасибо, когда ваш омега проснется, и у вас будут силы, чтобы его поддержать. Они оба знают, что врач прав. Фрэнк кивает и смотрит на мирно спящего Джерарда. — Не говорите ему о том, о чем сказали мне днем, — обращается альфа к доктору. — Он будет корить себя за таблетки, а я этого не хочу. — Как скажете, — не спорит тот. — Но, в таком случае, я надеюсь, что вы отнесетесь к его здоровью ответственно, потому что на полное восстановление уйдет года два или три. Фрэнк понимает, что имеет в виду врач. Он учтет это на будущее, хотя сейчас вопрос о родительстве волнует его едва ли не в самую последнюю очередь. Значение имеет только Джерард и его нынешнее состояние. Снова видеть жизнь в любимых глазах — всё, о чем альфа просит у небес.***
Джаред, проглотив горькую таблетку обезболивающего, морщится и ставит пустой стакан на стол. Голова раскалывается так, что кажется, ни одно лекарство в мире не сможет унять эту дикую боль, которая крепко засела внутри. События последних дней, а также слова Рэя по поводу возможной войны не дают покоя, и альфа всё больше и больше склонен им поверить. Просто потому, что иного объяснения происходящему нет. Джаред думает, постоянно думает и анализирует, но ответа на вопрос — каким образом их пограничные части одну за одной давят, словно блох, по-прежнему не находит. Его злит и одновременно поражает эта фантастическая виртуозность. Никакой зацепки, никаких следов. Его прославленная армия, его гордость, которая всегда и во всем была на высоте, выглядит кучкой зеленых дилетантов на фоне той махины, которая сваливается с неба и каждый раз придумывает какие-то новые, абсолютно непредсказуемые схемы и комбинации. Джаред никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, таким жалким. Его городу грозит опасность, но всё, что он может — это тяжело вздыхать, да развозить для захоронения трупы после очередной атаки чужака. Альфа стонет от болезненного прострела в левом виске и, откинувшись на спинку кресла, опускает руки на широкие подлокотники. Он смотрит из-под полуопущенных век на свой рабочий стол, заваленный бумагами и схемами, когда тишину его кабинета внезапно разрывает трель стационарного телефона. Джаред дергается, шипит сквозь зубы от противного звука и хватает трубку. — Слушаю. По ту сторону раздается какой-то шум, непонятный скрежет и шуршание, а затем неживой, механический голос медленно проговаривает: — Мэйкон ведет войну против центров. На Атланту готовится массированная атака. Негромкий писк, щелчок и следом короткие гудки.