Грязная скорость

ЗА ДВА ДНЯ ДО ЭТОГО ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР АДА       Я сидела на холодной балюстраде, всё так же неистово обнимая бёдра Матиаса своими ногами. Секунду назад моё тело пылало адским желанием. Казалось, пламя горит между моих ног, до пепла сжигая нутро. Но сейчас, когда я глядела прямо в чёрные глаза гонщика, меня охватил странный отталкивающий страх. Он больше не был тем, кто насмешливо ухмылялся и дерзко бросал мне вызов. Лицо Матиаса приобрело агрессивное выражение, мозолистая ладонь крепко сжимала моё горло. Я с трудом сглотнула, пока он не отрываясь глядел прямо в мои глаза. И было что-то злое в этих бесконечно тёмных зрачках. Отчуждённое. Я совершенно не понимала его. Мне казалось, что хотя бы сегодня Матиас перестанет так себя вести. Каждый раз, когда я оказывалась в поле его зрения, он жадно съедал меня взглядом. Я видела силу этого похотливого желания в его внушительной эрекции, в хриплом и севшим от возбуждения голосе. Он жаждал меня. Требовал. Так же, как и я его. Что его так сдерживало? Каждый раз? Пытаясь выбраться из стальных объятий гонщика, я осторожно разжала руки с его шеи. Запах бензина и сандалового дерева словно ударил меня по лицу, и хотя Матиас слегка ослабил хватку на моём горле, но так и не отпустил меня. — Что… — прохрипела я, закрыв глаза, когда его эрекция через ткань брюк требовательно толкнулась в моё бедро. Мне пришлось слегка сжать ноги, чтобы почувствовать его более отчётливо. И от этого ощущения в моём животе шумно взорвались звёзды, фейерверком ослепив моё туманное сознание. – Дьявол! — злобно прорычал он сквозь стиснутые зубы, от чего я резко вздрогнула. Матиас обернул свои руки вокруг моих бёдер, и снял меня с балюстрады. Так и не размыкая крепких объятий, гонщик быстро вышел на улицу через чёрный выход ресторана. К моему облегчению, на нашем пути никто не встретился. Быть может, это было даже плохо. Я пыталась казаться смелой, но грубость сквозила в каждом порывистом движении Матиаса. Моё тело было плотно прижато к нему, я как ребёнок повисла на его сильных руках, утыкаясь лицом в его грудь, слыша лихорадочное сердцебиение. И Боже милостивый, как же мне хотелось, чтобы это сердце смогло меня полюбить. Мне уже не пятнадцать, и я давно не тот подросток, который надеется на что-то большее, чем горячий секс. Но часть моей безрассудной души упрямо верила в чудо. Матиас усадил меня на пассажирское сиденье, а сам сел за руль, крепко сжимая челюсти. Я застыла, боясь произнести и слово. В горле пересохло. Пока машина с бешеной скоростью мчалась по ночной дороге, салон заполнили лишь моё прерывистое дыхание и сдавленный вздох Матиаса. Я видела доказательство этого нетерпения, едва бросив испуганный взгляд на ширинку его чёрных брюк. Воздух словно раскалился. Бугатти резко остановился у печально известного дома гонщика, в котором я застала его за… Впрочем, это было уже неважно. Только не сейчас. Матиас резко вышел из машины, но так как моё тело заледенело от ужаса и ожидания чего-то страшного, и я не двигалась, ему пришлось снова поднять меня на руки. С удивительной лёгкостью, словно невесомую пушинку, он властно сжал меня в своих сильных руках. К моему удивлению, гонщик проигнорировал лифт, и начал подниматься по лестнице на свой этаж. Мы оба молчали, но я осторожно подняла голову, чтобы увидеть выражение его лица. Оно не изменилось. Матиас казался опасным зверем, который разорвёт меня на части сразу же, как только захлопнется дверь его дома. Возможно, это и заставило моё сердце так буйно колотиться, но какая-то извращённая часть моего тела хотела его так долго, что охотно ответила бы даже на самые грубые ласки. Прохлада его квартиры окутала меня в свои мрачные цепи. Матиас захлопнул ногой дверь, но не удосужился включить свет, когда ворвался в пустую комнату, не считая огромной кровати у стены. Простыни были чёрными. Подушки такого же цвета. Если не брать в счёт яркий лунный свет, настойчиво пробивающийся через широкое окно, я бы слепо шарила рукой в поисках кровати. Всё было чёрным. Как и его глаза, его опасная и угрожающая тьма. Матиас уронил меня на постель, которая вдруг обожгла моё тело холодом. Я тихо выдохнула, когда он резко развернул меня на живот и потянулся к длинной молнии платья, расположенной на боку. Короткое тихое шипение, и я за считанные секунды осталась без единого куска ткани. Из моей груди вырвался смущённый кашель. Тут же вслед за ним последовал хриплый стон гонщика. Под платьем у меня не было белья, так как его очертания были слишком заметны и бросались в глаза. А теперь мне казалось, что быть обнажённой в этой комнате – самая большая опасность. Я слегка приподняла голову, глядя на изголовье кровати из эбенового дерева, но напряглась, когда обжигающие губы опустились на мою шею. Матиас убрал волосы с моих плеч, жадно целуя мои лопатки и спину. Эти поцелуи... Боже… Каждый дюйм, к которому прикасались его ненасытные губы, словно пылал. Влага прилила к низу живота. Зубы Матиаса вцепились в мою спину. Я судорожно задышала в подушку, извиваясь от удовольствия. Тело молило о большем. Обо всём. Его пальцы сильно сдавили мои бёдра, и тень боли заставила меня глухо застонать. Ногти впились в простыни. Матиас внезапно замер. Его ладони на моих бёдрах отяжелели. Я задыхалась от исступления, так что резкая боль пронзила моё сердце, когда он вдруг отстранился. Снова. Я повернулась к гонщику и заметила в его глазах чудовищный блеск. — К чёрту всё это. Ты не из тех, кого я могу так грубо трахнуть. Матиас уже встал с кровати, когда я быстро и сердито схватила его за пряжку ремня. И со всей силы потянула к себе. Он навис надо мной, тяжело дыша мне прямо в лицо. — Сделай меня своей, — сдавленно пробормотала я. — Я так долго этого ждала. Почему ты этого не делаешь?! Его глаза со странным любопытством блуждали по моему лицу. И я прекрасно знала, что же таит в себе этот хищный взгляд. Матиас определённо не был тем, кто обращался бы со мной как с хрупким стеклом. Он не Грег. Он был извращенным и грубым. А его намерения грязными, как и слова. То самое запретное наслаждение, вкус которого мне не ощутить. Мне было уже всё равно. Это пугало. Но я хотела этого. — Ты пожалеешь, — прохрипел Матиас. Возможно. — Ты всегда смотришь на меня так, словно тебе запрещено делать это со мной. Что тебя всегда останавливает? Чем я хуже тех девушек, с которыми ты это делал? — О... — из его груди вырвался горький сухой смех. Глаза вспыхнули дикими чёрными искрами. — Если бы. Он рывком снял с себя костюм и расстегнул белоснежную рубашку. Я зачарованно глядела на его мускулистую грудь и почти светящийся в полутьме пресс. Тонкая полоска тёмных полос исчезала за поясом брюк, словно издеваясь надо мной и моим бешено колотящимся сердцем. – Если бы ты была хотя бы наравне с ними, художница... Матиас наклонился, оперевшись ладонями на кровать по обе мои стороны. Матрас жалобно прогнулся под ним. Мою грудь сдавило от его близости, запаха, дыхания. Палец гонщика прочертил кривую линию на моей щеке. Погладил шею, прежде чем широкая ладонь слегка сжала мою грудь. Я судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Он пригнулся, и я почувствовала его губы на мочке своего уха. — Но это не так, блядь. Ни одна из этих гребаных шлюх не стоит и твоего волоска, Ада. Я дышала так, словно через секунду моё сердце треснет. Огонь желания убивал меня. — Но пусть замёрзнет ад этой ночью, если сегодня я остановлюсь. — тихо сказал Матиас, сжимая мой сосок между своих пальцев. Я ахнула и едва не взорвалась. Шквал чувств захлестнул меня приливной волной. Его губы тут же обрушились на мои, властно и беспощадно. Язык кружился внутри моего рта, вступая в дикий танец с моим языком. Он пробовал меня на вкус, жадно облизывал каждую точку. Моё нёбо почти обожгло от вкуса виски и кислой вишни. Я застонала, хватаясь за его широкие плечи. Руки Матиаса сжимали мою грудь, почти сминая плоть. Каждый мой измученный стон он жадно проглатывал, всё усиливая давление необузданного поцелуя. Ногтями я вцепилась в его спину, готовая до крови расцарапать смуглую кожу. Матиас поймал мой взгляд, почти раздавив меня собственным. Гонщик настойчиво пососал мою нижнюю губу, прежде чем резко оторваться. — Скажи мне, что ты хочешь этого. Он знал это. Читал в моих глазах. Но хотел услышать мой ответ. — Да. Да... — бессвязно шепнула я, словно в бреду. Моё тело кричало от тоски. Смертельно хотелось вновь почувствовать его губы на своих. — Да! Тысячу раз да. Он помолчал с минуту, пристально разглядывая моё лицо. — Хорошо. Его пальцы тут же потянулись к ремню, но я рывком взяла инициативу в свои руки. Мои кисти дрожали, когда я расстегнула молнию его брюк. Страх и желание смешались в тугой ком нетерпения. Мои пальцы замерли у резинки его чёрных боксеров. Матиас погладил мой подбородок указательным пальцем, прежде чем стянуть эластичную ткань вниз. Моё сердце подпрыгнуло от ужаса. Его длина и почти мраморная твёрдость заставили мои колени подогнуться. Не то чтобы я не жаждала ощутить его глубоко внутри себя, но подумав о том, как же он вместится в меня, сердце едва не лопнуло. Я уже оказывалась перед ним на коленях, хотя так и не завершила начатое. Но сегодня он словно не желал этого. Гонщик мрачно улыбнулся, и наклонившись, провёл горячим языком по моей шее. Волна дрожи пробежалась по телу. — Не искушай дьявола, художница, — пробормотал он. Поздно. Все запретные черты были уже вне досягаемости. Фитиль подожжён. И спустя секунду бомба замедленного действия взорвётся. Я поднялась, уже не выдерживая этой мучительной дистанции между нами. Матиас только и ждал этого. Рывком он притянул меня к себе. Твёрдая эрекция вжалась в мой живот. Он издал низкий стон. Его пальцы тут же раздвинули мои ноги и ловко проникли между бёдер. Я уткнулась лицом в его ключицы, когда Матиас прошёлся пальцами вдоль и поперёк, но не входя. Его рука легко скользила по влажной коже. Он нажал на мой центр. Моё тело дёрнулось. Два пальца медленно проникли в меня. Это ощущение вызвало как удовольствие, так и дискомфорт. Я укусила его за кадык, и тело Матиаса тут же напряглось. Он слегка отстранился, пристально глядя на меня, пока двигал внутри меня пальцами. В медленном осторожном темпе, который всё ускорялся. Его взгляд пожирал меня, слух почти глотал мой каждый громкий стон. Пальцы Матиаса проникли глубже. Намного глубже чем раньше. До самых пястных фаланг. Из моих губ слетел крик, когда тело разлетелось на мириады осколков. Он медленно вытащил мокрые пальцы. Дыхание Матиаса стало глубоким, когда я потёрлась животом о его эрекцию. Чёрные глаза стали для меня символом нечеловеческой похоти. Они затягивали меня на самое дно. Спасения не было. Наконец-то. Он перестал себя сдерживать. Последние цепи, держащие его в узде, рассыпались в пыль. Вена на его лбу пульсировала, ноздри угрожающе раздулись. Матиас легко схватил меня за бёдра и одним резким движением прижал к холодной стене. Я застонала, оказавшись в пленительной ловушке между его твёрдой грудью и стеной. Мои ноги, так же, как и на террасе, крепко обняли его за бёдра. Эрекция слегка коснулась моего центра. Внутри всё скрутилось в нервный узел. Я испуганно вцепилась в его плечи ногтями, прямо сейчас не беспокоясь о том, что пролью его кровь. Взгляд Матиаса смягчился. Он погладил мою щеку и оставил лёгкий поцелуй на моём виске. — Не бойся, художница. Я не причиню тебе боли. Верила ли я? Он будет грубым. Это то, чего гонщик так адски жаждет. Так пусть получит. Его губы коснулись моих бровей. Он начал осыпать нежными поцелуями моё лицо. Глаза, нос, скулы, подбородок. После чего прильнул к моим губам. Его твёрдость настойчивее впивалась в мои бёдра, готовая разорвать меня на части. Я едва не заплакала, когда он прижался своим лбом к моему и сдавленно произнёс, сжимая челюсти: — Ещё не поздно. Было. Было. Было. Поздно. Я была совершенно потеряна. Моё сердце буквально билось для него в эту секунду. Матиас поймал мой взгляд и разглядел в нём нужный ответ. Я ахнула от ощутимого давления на свой вход. Его кончик почти проник внутрь. Он успокаивающе взглянул на меня. Никакой нежности. Только предупреждение. Жёлтые ленты, предупреждающие об опасности, которые я тут же разорвала, когда поцеловала его, приглашающе качнув бёдрами. МАТИАС       Это было гребаное озарение. Я не верил, что уже почти нахожусь в ней. Какая-то моя часть, оставшаяся от старого кроткого Матиаса, проклинала меня быть как можно осторожнее с ней. Она не такая, как остальные. Как только ты кончишь в неё или в этот жаркий ротик, ты не сможешь отослать её домой, зная, что больше не увидишь её. Она гордая, особенная, и что ещё хуже, любит тебя. Разбивать ей сердце жёстким сексом это новый уровень извращения. Но другая моя часть хотела грубо вдолбить Аду в эту стену и погрузиться в неё до самого конца. И эта часть побеждала. Доминировала так же, как часто доминирует грех над человеком. Это было дьявольское искушение. Я предупреждал её. Это был выбор Ады. Я прижался своим лбом к её, когда схватился за тонкую талию и резко опустил её на себя. Она глубоко застонала, её истерзанные покрасневшие губы приоткрылись. Тело девушки задрожало в моих объятиях, когда я качнул бёдрами, уже полностью оказавшись в ней. Глубина этого проникновения вызвала множество молний в замутнённом разуме. Чёрт бы побрал меня в эту же секунду. В эту самую секунду, когда Ада напрягалась от боли, а я едва не застонал от наслаждения. Это было ещё лучше, чем в моих мечтах и снах. Она была невероятно тугой, мокрой и невыносимо жаркой. Её тесные стенки сжимали мой член в такое адское кольцо, что мне казалось: через секунду кожа точно сгорит. Это было так потрясающе, что я почти кончил, даже не сделав несколько толчков. Долгие дни воздержания пагубно сказались на реакции моего тела. Тем не менее, вся эйфория растворилась, когда я увидел лицо художницы. Её щёки покраснели, глаза закрылись. Мне совершенно не понравилась мысль, что ей больно, но она терпит ради меня. Стиснув зубы, я начал выходить из неё. — Нет! — сдавленно воскликнула Ада, широко распахнув веки. Я застыл, наполовину всё ещё находясь в ней. Разум едва соображал. — Тебе не больно? — прохрипел я. Мне было даже физически больно просто стоять, не имея возможности двигаться дальше. Она качнула головой и уткнулась лицом в мою шею. — Мне хорошо... — тихо шепнула Ада. Блядь. Я уже стал неконтролируемым. К чёрту. Я вышел из неё, но следующий толчок был уже более осторожным. Она прерывисто дышала мне в шею, икрами сжимая мои бёдра. Я глядел на неё почти благоговейно, как на святую. Моё тело билось в чёртовом экстазе, а Ада совсем не облегчала мне задачу, издавая такие жалобные сексуальные стоны. — Посмотри на меня. — низким голосом потребовал я. Мне было жизненно необходимо видеть эти синие глаза, пока я буду завоёвывать её. Ада оперлась затылком на стену, глядя на меня сквозь полуопущенные ресницы. Я качнул бёдрами вперёд, уставившись на неё. Лицо Ады вспыхнуло удовольствием и удивлением. Это только подстегнуло меня. Терпение и сдержанность совсем не были мне присущи, но каждый гребаный раз, когда я пытался быть как можно нежнее, награждался её чувственным взглядом. Синеглазая нимфа, разрушающая все стены и барьеры моего поганого мира. Мои ладони легли на её затвердевшие соски. Я провёл костяшками пальцев по рёбрам художницы, прежде чем сомкнуть губы вокруг её соска. Из уст Ады сорвался потрясённый вздох. Я приподнял её за бёдра, стремясь погрузиться ещё глубже. Одним выпадом я вышел из неё, чтобы войти снова, с точностью ударив по точке G. Она сдавленно вскрикнула, запрокинув голову. Мокрые пряди угольного цвета рассыпались по её плечам и груди. Чёрное. Чёрное. Чёрное. Как и демоны, танцующие в моей душе. От неё невозможно было оторвать взгляд. Совершенное лицо исказилось, пока она задыхалась и всхлипывала, всё ещё крепко сжимая меня. Теперь, когда Ада достигла освобождения и безвольно повисла на моих руках, я не пытался сдерживаться. Она кончила, так что я жаждал сделать то, чего так долго хотел. Моё проклятое тело требовало грубости, жестокости, дикости. Требовало каждый её дюйм. Рот, бёдра, ягодицы. Я погрузился в неё глубокими, всё ещё рваными движениями. Почти неконтролируемыми. Снова и снова. Ада приоткрыла глаза, всем телом содрогаясь от каждого резкого толчка. Я действительно вдалбливал её в шершавую стену. Её синие глаза горели чем-то странным. Это не было похоже на любовь. Но и на ненависть тоже. Я нашёл тот отчаянный темп, в котором так нуждался. Её жар опалял меня изнутри и снаружи. Мои губы овладели её ртом. Ада послушно впустила мой язык в свой рот. Мне казалось, что через мгновение я уже кончу, слишком уж хорошо всё это было. Но она вдруг начала царапать мою спину своими острыми ноготками, словно озверевший котёнок. Чёрт, это сделало меня ещё тверже. Я укусил её припухшую губу и засосал ртом кожу на изящном горле, оставляя свой след. Ада несдержанно охнула, когда я вошёл в неё глубже, чем раньше. Сильнее, чем хотел. Она яростно вцепилась в мои волосы. Может быть, ей это не нравилось, и так она выражала своё возмущение. А может, ей это чертовски нравилось, и таким образом художница показывала мне свой восторг. Я больше склонялся ко второму варианту, так что сбавлять темп не стал. Влажный звук ударяющихся тел наполнил комнату. Так горячо мне ещё никогда не было. Пот тёк по спине и плечам, пока я врезался в неё, сжимая её ягодицы. Она задыхалась, двигаясь мне навстречу в таком же темпе. — Да, так, — прохрипел я. — Отдайся гребаному удовольствию. Ада неистово вскрикнула, добровольно отдаваясь во власть третьей волны оргазма. И моё тело тут же последовало за ней. Я застонал, не скрывая того, что мне чертовски хорошо. В последний раз глубоко погрузившись в неё, я кончил. Сильная дрожь охватила тело, пока я качал бёдрами, изливаясь в неё. О да. Теперь я мог поклясться, что каждая минута ожидания её тела того стоила. Ада оказалась лучше всех. Мой рот вновь прильнул к её сладким губам в долгом поцелуе. Слаще любого нектара и кленового сиропа. Ванильный аромат ударил меня по ноздрям, когда я оставил нежный поцелуй на её лбу, прежде чем уткнуться носом в густые мокрые волосы. Ада чувствовалась как второе дыхание. Как гребаное лекарство от рака. Как дождь после долгой засухи. Я прижался потным лбом к стене, пытаясь унять сбитое дыхание. И только после этого вышел из неё, втянув ртом воздух. Ада пошатнулась, и я обхватил её руками под колени и плечи, чтобы уложить на кровать. Когда маленькое хрупкое тело опустилось на чёрные простыни, так резко выделяющиеся на фоне её бледной кожи, я заметил сверкающую полоску от слёз на её щеке. Моя грудная клетка неприятно сжалась. Я накрыл её плечи одеялом и лёг рядом. Она тяжело дышала, не открывая глаз. — Ада? Я вытер новую горячую слезу, которая скатилась по её носику. Художница шумно сглотнула. — Было больно? — спросил я как последний мудак. Разумеется ей было больно. Я трахнул её как животное прямо у стены. Это было вполне ожидаемо. Я не был садистом, но лёгкая боль иногда нравилась девушкам, которые любили жёсткий секс. Мысль о том, что я осознанно причинил художнице боль, вызвала у меня отвращение. — Нет... — прошептала она. – Открой глаза. — я низко склонился над ней. Её мокрые ресницы задрожали, а затем Ада покорно распахнула веки. Её глаза покраснели. На дне зрачков плавала грусть. Чёрт. В моих ожиданиях Ада плакала от счастья, а не от печали. АДА       Плакать было глупо. Моё тело не переставало дрожать от ещё чувствуемой волны оргазма, но сердце продолжало помнить о том трепетном поцелуе, который он мне подарил, как только взорвался внутри меня. Я впервые почувствовала в этом поцелуе нечто большее, чем простое желание и похоть. И одна только лёгкая тень надежды заставила моё сердце разбиться. Я действительно любила Матиаса. Он мог бы причинить мне боль, и тогда я бы поняла, что мои чувства безответны. Но единственное, что я получила от нашего слияния это было восхитительное наслаждение. Эйфория. Чуть ли не катарсис. Слёзы катились по моему пылающему лицу от спектра всех эмоций. И пусть небеса рушатся и крошится земля, это будет неизменно. Возможно, это закончится завтрашним утром. Возможно, мы совсем не созданы друг для друга. Слишком разные. И пусть. Разве это важно? Сейчас, пока мы едины? Когда он стал моим? – Проклятие, — разъярённо прорычал Матиас, глядя в мои глаза. — Прости. — Нет, ты не должен… — поспешно начала было я, но мои глаза округлились, когда я почувствовала тёплую влагу между ног. Что-то медленно стекало по внутренней стороне бедра. Со стыдом и смущением до меня дошло осознание, что же это. Брови Матиаса вопросительно взлетели вверх. — Тебе больно? Он повторял эти слова как заезженная пластинка. Я покачала головой и приподнялась. Гонщик тут же вскочил следом, опуская тёплую ладонь на мою обнажённую поясницу. – Мне срочно нужно принять душ. Я…Липкая… Мои щёки вспыхнули от смущения. Глаза Матиаса зажглись пониманием и чем-то ещё. Весельем? Он резко сдернул с моего тела одеяло, и я тут же застыла. Пальцы гонщика пробежались по моим рёбрам, прежде чем коснуться бёдер. Он широко развёл мои ноги в стороны. Я ахнула, слишком шокированная тем, что его глаза бесстыдно разглядывали мои бёдра. – Матиас! Мне нужно принять душ… Он решительно встретил мой взгляд, вставая на колени между моих разведённых ног. Я лихорадочно быстро покачала головой. Сердце дрогнуло. — Что ты делаешь? Матиас опустил голову, и его горячий рот плотно прижался к моему центру. Кожа всё ещё была слишком чувствительной. Я застонала от удовольствия, но тут же начала вырываться. Всё было неправильно. — Нет! Я не… Это слишком грязно. Гонщик криво ухмыльнулся. — Это твои соки и моя сперма. Ничего грязного, художница. Я дико вспыхнула от его слов. — Прошу! Не надо! — К тому же… — его язык прочертил длинную дорожку от внутренней части колен до самых бёдер. Он неторопливо слизал всю влагу, прежде чем пососать чувствительную точку, которая послала электрические разряды по всему телу. Я невольно застонала. — К тому же... — Матиас оторвался от меня. Его подбородок блестел мелкими капельками влаги. — Мне чертовски нравится всё грязное. Я не сомневалась в этом. Даже скорость, с которой он гонял свою машину, была грязной. Гонщик всю свою сознательную жизнь играл по грязным правилам. Так много слова "грязь", что я даже забываю истинный смысл этих слов и начинаю поощрять его. Матиас сомкнул свои мягкие губы на моём клиторе. Громкий крик тут же сорвался с губ. Я выгнула спину и схватилась за подушки у изголовья. Каждое его посасывание вызывало новую волну мурашек по телу. Я полностью отдалась во власть удовольствия, забыв про смущение. Он словно пытался поглотить меня. Его рот почти пожирал пульсирующую кожу. Я начала извиваться как рыба, выброшенная на сухой песок. Гонщик не отрывал взгляда от моего лица, пока жадно ласкал меня языком. Он совершенно не смущался. Не краснел. Казалось, что происходящее доставляло ему только удовольствие. Ещё одна короткая молния экстаза, и я забилась в конвульсии. Тело напряглось, прежде чем взорваться. Неоновая вспышка на миг ослепила мой взор. Матиас усилил напор языка, облизывая каждый ничтожно маленький миллиметр моей кожи. Его пальцы присоединились к языку. Я почти рухнула на кровать, закрывая глаза. Все кости словно раздробили. Разбита, опустошена, потеряна. Речи о походе в душ больше и быть не могло. Я едва могла дышать, не говоря о том, чтобы просто ходить. Матиас вновь накрыл меня одеялом и растянулся рядом, гладя моё мокрое лицо. Его пальцы игрались со спутанными прядями моих волос. Я слабо улыбнулась и открыла глаза. — Ты из меня всю жизнь высосал. Он тихо хмыкнул. — Не думаю. Ты многого не знаешь. Но у нас ещё будет время, прежде чем... Матиас резко замолк, осознав, что выдал свою сокровенную тайну. Он ошибался, если думал, что я не знаю об этом. Я знала. Знала, что после секса со мной гонщик начнёт искать изощрённый способ побега. Он как вольный ветер. Отношения не для него. Это было так логично и банально, что меня даже тошнило. Но вопрос был вовсе не в этом. А в том, что я пыталась донести до него одну мысль: всё будет совершенно не так. — Ты не собираешься спать? — тихо спросила я, зевая. Все жизненно необходимые силы были исчерпаны. Матиас закинул руки за голову. — Я хочу тебя, и уже готов на ещё один раунд, но ты устала, так что да, я собираюсь спать. Моё тело резко похолодело. — Ты хочешь ещё? Гонщик недоуменно прищурил левый глаз, поворачиваясь ко мне. — Разумеется. Я не люблю, когда люди ограничиваются одним разом и мирно засыпают в своих кроватках. Будь бы моя воля, я бы трахал тебя до рассвета. Я поспешно подтянула одеяло к груди. Он мрачно засмеялся. — Не бойся, Ада. Этой ночью я тебя больше не трону. Мы оба резко замолчали. Я провела ногтем по подушке, уже погружаясь в крепкий сон, когда услышала вкрадчивый голос Матиаса. — Художница? — М...Матиас? — промычала я нечленораздельно. — Тебе было больно? Почему это его так беспокоило? — Я же сказала. Нет, — тихо ответила я. Глаза закрылись сами собой. — Тогда почему ты плакала? — уже засыпая, услышала я тревожный вопрос. Его палец гладил мою нижнюю губу. Но ответить я не успела. Сознание резко отключилось.