Грязная скорость

ЗА ДЕНЬ ДО ЭТОГО АДА       Что-то горячее, невыносимо влажное сомкнулось на моей шее. На пару долгих минут я даже не хотела просыпаться. Сознание всё ещё было сонным, туманным. Молоточки настойчиво стучали в висках. Но даже не распахивая век, я знала, где нахожусь. Этот запах… Его запах. Аромат его тела, губ, волос. Сандаловое дерево, бензин, кислая вишня. Все эти лёгкие нотки почти сливались в единые благовония. Я как кошка выгнула спину, когда губы Матиаса стали напористыми. Он облизывал мою кожу на горле. Покусывал. Почти посасывал. Ощущения были невероятные. И я всё поражалась, как же такие действия могли привести к тому, что между моих ног так мучительно заныло. Шершавый язык кружился вокруг вены, трепетно бьющейся на моей шее. А затем он слегка приподнялся и поцеловал меня в ушко. Нос. Губы. Я приоткрыла глаза, щурясь от яркого солнечного света, проникающего из широкого оконного стекла. Мой взгляд тут же упал на чёрные глаза Матиаса. Он криво улыбался, прижимаясь своим лбом к моему. Его дыхание было тяжёлым, эрекция почти требовательно толкалась в мой живот. — Выспалась? Его голос, охрипший и такой низкий, заставил меня почувствовать новую ударную волну внизу живота. Чёрт… Я качнула головой, резко отталкивая его и вскакивая с кровати. Вчера мне было совершенно не до душа, но тело казалось раздавленным и пущенным через огромную мясорубку. Приятная истома. Это было в новинку. После ночи с Грегом я не чувствовала подобного бессилия. Сколько раз я вчера достигла высшего пика? Мои щёки вспыхнули. Я и потеряла счёт времени. Каждая волна экстаза сопровождалась неземной эйфорией. Колени слегка дрогнули, ноги меня словно не слушались. Я обречённо застонала, когда Матиас схватил меня за талию и вновь повалил на смятые простыни. Солнечные лучи падали на левую сторону его лица, и я заметила, как же странно переливается радужка его глаз. Он стойко выдержал мой неодобрительный взгляд, крепко пригвоздив меня за плечи к матрасу. — Устала? — Чертовски, — расслабленно выдохнула я. — Больно? — поинтересовался гонщик, гладя мою щеку. Я отрицательно мотнула головой. Боли действительно не было. Только обессиленность. — Я могу принять душ? — Если только со мной. В его глазах вспыхнуло желание. К моему ужасу, в моём животе взорвалась куча фейерверков от того осознания, что он вновь хочет меня. Тело, ничтожный предатель, умоляло подчиниться. — Нет! — отчаянно прохрипела я. — Нет. Матиас мрачно улыбнулся и слез с меня, напоследок укусив за сосок. Возбуждение молнией пронеслось по телу. Он подошёл к одежде, валяющейся на полу. Я изумлённо приоткрыла рот, глядя на его эрекцию. Каждый его мускул был напряжен. Ни единой унции чего-то лишнего. Аполлон во плоти, без каких-либо недостатков. Мне хотелось впиться зубами в эти широкие плечи. Провести ногтями по кубикам пресса. Припасть губами к его бёдрам. Гонщик спокойно натянул боксеры, и вышел из спальни, даже и не догадавшись о том, какие же извращенные фантазии он у меня вызвал одной лишь демонстрацией своего тела. Я подтянула простыню к груди и вышла следом за ним. Дом Матиаса был уже смутно мне знаком. Широкий коридор разветвлялся в разные стороны. Не с первой попытки я набрела на ванную комнату. Вид огромного стеклянного душа вызвал у меня облегчение. Я тут же ступила на скользкий кафель и включила горячую воду. Каждый клочок моей кожи насквозь пропах им. Матиасом. Я взглянула в длинное зеркало, висящее на стене, и изумлённо ахнула. Моя шея вдоль и поперёк была покрыта кроваво-красными засосами. Следы его зубов остались на горле и груди. Он отметил меня как свою. Везде. Боже милостивый. Выдавив на ладонь побольше шампуня, пускай и мужского, я начала намыливать волосы. По стеклянным стенкам душевой кабины стекали прозрачные капли воды. Зеркало быстро запотело. Я с наслаждением погрузила пальцы в волосы, пытаясь охладить голову. Температура моего тела всегда была поражающе высокой, но сейчас кожа и вовсе пылала. Я охнула, почувствовав, как же сильно горит и пульсирует кожа между ног. Водные процедуры отняли у меня больше двадцати минут. Я выжала влагу с волос и обернула мокрое тело простыней, блуждая по коридору. Так много комнат... И все нежилые. Джули была бы рада иметь столько комнат в своём распоряжении. Она всегда жаловалась, что хочет себе мини мастерскую, чтобы разбирать там старую технику. Мне тоже хотелось, чтобы всё так и было, но квартиру подороже я бы просто не потянула. До боли знакомый аромат кофе привёл меня к заветной цели. Я вошла в большую комнату, напоминающую кухню. Кроме огромного мраморного чёрного стола и стульев, здесь была лишь плита, раковина и холодильник. В углу находился маленький, но изящно оборудованный шкаф со столовыми приборами. Я застыла, глядя на Матиаса, стоящего у широкого подоконника. Он что-то делал, наклонившись над чашками. Меня до смешного возбудило лицо гонщика, сосредоточенно мешающего густую жидкость в кофейной чашке. Я невольно улыбнулась, приближаясь к нему. Услышав мои шаги, он повернулся, оперевшись бедром на шкафчик. Его бровь насмешливо изогнулась. Гонщик бесстыдно разглядывал меня с головы до ног. От этого взгляда у меня пробежались мурашки по телу. — Сбрось эту чёртову ткань. Я сглотнула, качая головой. — Вот уж нет. Чёрные глаза сверкнули. — Нет? Сердце вдруг взволнованно заколотилось. Я наклонилась к чашкам, стараясь не глядеть на его пресс. И ниже. — Ты заварил нам кофе? — От ответа убегаешь, — хмыкнул Матиас и кивнул на стул, перенося чашки со шкафчика на кухонный стол. Я юркнула из его быстрой хватки и тут же уселась на стуле, закинув ногу на ногу. Мои ладони сомкнулись вокруг горячей чашки. Сзади послышался звон стекла. Шуршание бумажных пакетов. Гонщик поставил передо мной серебристую тарелку с чем-то, смутно напоминающие мне маленькие пирожки. — Что это? — с любопытством поинтересовалась я, и с удовольствием вдохнула сладкий аромат. Матиас резко подвинул ко мне свой стул, и сел совсем рядом. Наши ноги соприкасались. Рука гонщика легла на моё колено, легко поглаживая кожу. Я взглянула на его длинные пальцы, особо выделяющиеся своим загаром на фоне моей бледноватой кожи. Его выпирающие вены. Серебряные ободки колец сияли на указательном и безымянном пальцах. — Милопитакья. Мои брови взлетели вверх. — Мил… Что? Он тихо и вкрадчиво засмеялся. — В переводе с греческого это яблочные пирожки. Их часто готовила моя тётя в детстве. Я любил их воровать. Широкая улыбка коснулась моих губ. Я с любопытством склонила голову набок. — Ты любишь сладкое? — Не особо, — гонщик отломил кусочек теста и отправил его в свой рот. — Но милопитакья каждый раз напоминает мне о тебе. Меня накрыло нескрываемое удивление. — Почему? Он пристально посмотрел на меня. Его глаза потемнели. Этот взгляд проник под самую кожу, иглами пронзая сердце и лёгкие. Невольно я смутилась, опуская глаза. Матиас улыбнулся краем рта и схватил меня за затылок, привлекая к себе. Не успела я и ахнуть, как его губы властно накрыли мои. Язык тут же глубоко погрузился в рот. Мои глаза машинально закрылись от восторга этого ощущения. Я подалась ему навстречу, раскрывая трепещущие губы, и он застонал в мой рот, слегка отпрянув. Его лицо исказилось. — Блядь… Почему ты всегда такая жаркая? Я приоткрыла веки, судорожно облизывая губы. — Не знаю… Он качнул головой, словно отбрасывая непрошеные мысли. — Башню сносит. — Ты не ответил на мой вопрос, — нервно произнесла я, пытаясь освободиться из плена его цепкого взгляда. Матиас ухмыльнулся. — Ответил. Оближи губы ещё раз. Я нахмурилась, но покорно облизнула губы. Выражение глаз гонщика непрерывно менялось от лукавого до сосредоточенного. — Что чувствуешь? Меня наполнило понимание. Я задумалась, вновь проводя кончиком языка по верхней губе. — Яблоки… Корица? Он хмыкнул. — Забыла самое главное. — Больше ничего, — сердито вспыхнула я. Матиас вновь коснулся моих губ своими и резко отстранился. — Ещё раз. Я вздохнула и снова начала исследовать свои губы. Дело жутко осложнялось из-за его насмешливого выражения лица. Дыхание Матиаса было резким. Все ингредиенты смешались в единый сладкий коктейль. Но я почувствовала что-то ещё. — Сахар… Ванильный сахар?! Он расплылся в самодовольной ухмылке. — В точку, художница. Ты всегда пахнешь ванильным сахаром. Я удивлённо взглянула на него. — Мне казалось, что это не так заметно. Я очень люблю ванильное масло для тела. Почти с самого детства. Матиас прищурился и откинулся на спинку стула. — Ты даже на вкус как ваниль, — он коротко кивнул на мои бёдра. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, вспомнив про его вчерашние ласки. Но не желая показывать ещё большее смущение, высоко подняла голову. Гонщик открыто любовался моей мимикой, которая менялась за секунды из-за шквала ночных воспоминаний. Я откусила краешек сладкой выпечки. Цитрусовый кислый вкус обжёг нёбо. Всем видом скрывая смущение, я невозмутимо слизала с пальцев сочную начинку. Вновь подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Такая сладкая, гордая, высшая, — издевательски прохрипел он. Схватив край моего стула, Матиас резко потянул меня к себе. Я нервно дёрнулась, когда он схватил меня за талию и рывком усадил на свои колени. Одним лёгким движением руки, гонщик освободил меня из тонкой простыни. Чёрная ткань соскользнула на пол. Капли воды падали с кончиков моих волос на его ноги. Грудная клетка дрожала, точно в каком-то припадке. Он зарылся носом в мою грудь, слегка сжимая мои бёдра. Словно изголодавшийся дикий зверь, Матиас вдыхал запах моего тела, проводил кончиком носа по нежным округлостям. Я издала стон, тихий и сдавленный, перебирая между пальцев его густые волосы. Реакция моего тела пугала и настораживала. Одно лишь касание его пальцев, и я могла бы забыть про всё на свете. Так же, как и все его многочисленные спутницы. На поводу похоти. Словно животные. Мерзость. Матиас почти сразу же почувствовал моё напряжение. У меня свело даже кончики пальцев от мысли, что всё это лишь глупый фарс. Никаких чувств. Он отстранился, ласково поглаживая мою спину. — Поделись своими мыслями, художница. Его палец прошёлся вдоль моих нахмуренных бровей. Я задумчиво поджала губы. — Ну же. Что тебя беспокоит? — Ты, — вырвалось у меня. Его брови сошлись на переносице. — Я? Мне вдруг захотелось хорошенько посмеяться над этой ситуацией. Я собиралась говорить с ним о серьёзных вещах, а его эрекция впивалась в мои бёдра сквозь эластичную ткань боксеров. Матиас ухмыльнулся, словно прочитав мои мысли. — Не обращай внимания. Продолжай. Сложно сосредоточиться на чём-то другом, когда я сижу на его коленях совершенно обнажённая, а чёрные глаза голодно блуждают по моему телу. И не только глаза. Широкие ладони ласкали мою талию и грудь. Его дыхание… Так близко, что мне было даже больно. Я молча поцеловала его в губы. Он вопросительно приподнял брови, но тут же углубил поцелуй, прижимая меня к себе. Бугор на его боксерах становился тверже, горячее. Я тяжело задышала, прежде чем отстраниться и встать с его колен. Моя грудь сжималась, а колени согнулись в нелепой попытке усилить это удовольствие. Матиас закрыл глаза и медленно выдохнул, словно пытаясь успокоиться. — Ладно, художница. Иди и оденься, если не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо на этом столе. Мои щёки запылали. Мне адски этого хотелось, но сознание повторяло, что нам не стоит продолжать в этом темпе. Ошибка. Платье, вчера в порыве страстной лихорадки брошенное на пол, я надевать не стала. Но и белья у меня не было. Я покраснела, когда Матиас это заметил. Уголок его рта всё кривился в ухмылке. Гонщик бросил на кровать свою длинную чёрную рубашку. Он ухмыльнулся, когда я замешкалась, обнимая себя за голые плечи. Затем вынул из маленького ящика чёрные боксеры. — Они явно мне большие, — заливисто засмеялась я. Матиас подошёл вплотную и опустился на корточки. Его пальцы обхватили мою лодыжку. Я едва сдержала стон. Губы мужчины припали к моим икрам. К ямке под коленками. Он оставил лёгкий, почти бережный поцелуй на моей коже. Я вздрогнула. МАТИАС       Иногда я даже недоумевал, почему же женское тело настолько красивое. Не то чтобы это великое открытие, но сейчас я глядел на Аду снизу вверх и её белоснежная кожа сводила меня с ума. Не говоря уже об этих чёртовых глазах цвета ледяного океана. Которые разжигали во мне не только страсть, но и гребаный трепет. Её взгляд был гордым, но таким мягким. Сердитым, но таким доверчивым. Игривым, но серьёзным. Словно звёзды в них отражаются. Художница нервно заправила мокрую прядь волос за ухо, когда я скользнул губами чуть выше. Поцеловал внутреннюю сторону её бедра, прежде чем поднять вторую длинную ногу и медленно натянуть на неё боксеры. Резинка соскользнула вниз, едва удержавшись на стройных бёдрах. На ней мои боксеры смотрелись так потрясающе, что я едва сумел обуздать поражающую похоть, пульсирующую в крови. Она слегка улыбнулась, когда я одел её в свою рубашку. Осторожно, словно одевал ребёнка. Перед глазами мелькнула моя сестрёнка Роуз, о которой я заботился всё своё детство. Роуз была такой же хрупкой, бледной и маленькой. Безобидной мышкой. Она часто болела в детстве, и я ненавидел нашу мать, которая не уделяла ей должного внимания. Это воспоминание пробудило во мне другого Матиаса. Брата. Защитника. Художница поймала мою ладонь, когда я застегнул последнюю пуговицу. Её нежные губы коснулись моего запястья. — Спасибо. Я усмехнулся, скрыв то странное ощущение, которое вызвал этот простой жест. — Мне отвезти тебя домой? Ада кивнула. — Да. Я уже соскучилась по Джули. Когда я уходила, у неё было плохое настроение, но она всё же настояла, чтобы я не осталась дома. Хотя я очень этого хотела. Я схватил ключи с шкафа. — Тогда мне стоит поцеловать маленькие ручки Джули, без которой не было бы сегодняшней ночи. Казалось, художница совершенно не слышит меня. Она подняла с пола платье и задумчиво прошагала к выходу. Полы моей длинной рубашки доходили ей почти до колен. Она казалась слишком хрупкой. Хрустальной, невинной. Я обнял её за талию, когда мы уже спускались по лестнице. Ада вопросительно подняла голову, но только улыбнулась. На улице было прохладно. Художница поспешно уселась на сиденье, обнимая себя за плечи. Её волосы были всё ещё мокрые. Не хватало только того, чтобы она простудилась. Я схватил кожаную куртку с заднего сиденья и молча накрыл её плечи. Она вновь послала мне улыбку. По дороге к её дому в салоне царила почти незаметная тишина. Я думал о своём, Ада о своём. Но когда дверца уже распахнулась, и она собиралась выйти, я удержал её за предплечье. Сжал тонкие пальцы в своих руках. Художница слегка пригнулась, чтобы увидеть моё лицо. — Матиас? — Спасибо, — тихо сказал я. — Спасибо за эту ночь. Улыбка тронула её губы. — Это была лучшая ночь. Неохотно я разжал руку, отпуская её, но ещё некоторое время продолжал наблюдать за фигурой девушки, которая скрылась за дверью. Взбунтовавшееся тело просило ещё одной порции адреналина. Это было жизненно необходимо. Я хрустнул шеей и вдавил ногу в газ. Скорость — это то, в чём я всегда находил освобождение. Даже птица в полёте не чувствует подобного удовлетворения, какое получал я, опасно лавируя между машинами. Ветер свистел в ушах. Тихо, угрожающе. Дразня, издеваясь. Маня своим величием. Если кто-то и быстрее меня, так это он. Ветер Лас-Вегаса. Я выехал на своё любимое пустое шоссе, увеличивая скорость. Сердце забилось, когда стрелка спидометра подпрыгнула. Недостаточно. Недостаточно. Недостаточно. Эти слова крутились в моей голове подобно мантре. Я сжал челюсти, всё ускоряясь. Шины взвизгнули. На встречной полосе время от времени мелькали машины. Всего на ничтожную долю секунды. Я нёсся по дороге как взбешенный дьявол. Мотор яростно ревел. И к чёрту весь этот мир. Неожиданно на соседнем сиденье заверещал мой телефон. Я не повернулся, глядя лишь на дорогу. Кто бы это ни был, пусть идёт к чёрту. Но звонки не прекращались. Второй. Третий. Я гневно выдохнул и схватил телефон. На экране мелькнуло слово. Художница. Сердце сделало удачное сальто. Я резко ударил ногой по тормозу и нажал на вызов. — Ада? Её голос дрожал. Страх. Паника. И что-то ещё. — Матиас… Джули… Она... — девушка вдруг осеклась и тяжело задышала. — Успокойся, — приказал я, быстро заводя мотор и заруливая обратно. — Что с Джули? — Джули оставила записку… Тут написано… — Художница, возьми себя в руки и прочитай записку. Она поспешно закашлялась, чтобы прочистить горло. — "Ада, если ты пришла пораньше, то я сейчас в баре с Дином. Вернусь в полночь, обещаю. Только не волнуйся…". Но её нет дома и телефон отключён... Матиас! Сукин сын! Я нахмурился, резко меняя траекторию движения. Дин, ублюдок! — Я знаю, где он. Ада, жди от меня вестей и не делай глупостей. Поняла? Она пробормотала что-то невнятное в ответ. Злость накрыла меня с головой. Я мчался с бешеной скоростью, чтобы добраться до его квартиры. Ламборгини Дина стоял на парковке. Блядь, если Джули сейчас в его доме... В его постели... Кровь яростно зашумела в ушах. Дверь оказалась незапертой, но я всё же вышиб её пинком, резко врываясь в дом. В коридоре чертовски воняло сигаретами. Я влетел в спальню, готовый отрезать ему член. Дин валялся на кровати в одних трусах. Рядом с ним лежала голая девушка с каштановыми волосами. С каштановыми? Я зарычал, хватая Дина за плечи. Он дёрнулся и сонно приоткрыл глаза. — Просыпайся, сукин сын! Доброе утро! — я затряс его за плечи. Он расплылся в пьяной ухмылке. — О, Матиас! Рад тебя видеть! — Где Джули?! Спящая девушка проснулась и потёрла виски. Её карие глаза уставились на моё лицо. Она приподнялась, демонстрируя своё загорелое тело. — Пошла вон! — процедил я сквозь стиснутые зубы. Её глаза округлились, но она схватила свою одежду и выпорхнула из спальни. Дин окончательно очнулся. — Какого хрена ты её выгнал? Я прижал его к стене, нависая над ним. — Где Джули, похотливый сукин ты сын?! Он притворно выгнул бровь. — Кто? Я усилил хватку, и Дин тут же коротко кивнул, сдаваясь. — А! Та малышка… Не трахал я её, чего это ты так взъелся? — Тогда где она, блядь? — И откуда мне это знать? Я позвонил ей вчерашним вечером. Она сказала, что ей сейчас очень хреново, потому что она всё время думает о своей маме. Я предложил ей развеяться, поэтому пригласил в бар. Малышка тут же согласилась. Мы просидели там около часа. Но она была слишком расстроена, так что я так и не смог уломать её на секс. — И?! — И ничего. Я уже хотел было уйти, но она попросила меня оставить её там. Сказала, что хочет посидеть ещё, в одиночестве. Упёртая как овца. Вот я и оставил её там. А дальше… Шлюху подцепил по дороге. Вот и всё. Вены запульсировали. Я с силой оттолкнул его от себя. — Одну, блядь! Оставил одну! Что за бар?! — В южной стороне Лас-Вегас стрит. "Коктейльная комната". Она так и не вернулась? Блядь, мне жаль. Я быстро вышел из дома, направляясь к машине. Мне это совсем не нравилось. Ада ждала от меня вестей, и мне пришлось набрать её номер. — Я буду там через десять минут. Не паникуй, художница. Она повысила голос. Почти плакала. — Ты смеёшься?! Забери меня, Матиас! Забери или я поеду на своей тачке. — Нельзя. Ещё в аварию попадёшь. Жди. Ада тут же запрыгнула в салон. На ней были джинсы и ветровка. Мокрые пряди прилипли ко лбу. Её руки дрожали. Глаза покраснели. Я сжал её колено, пока мчался к бару. Художница нервно погрузила пальцы в свои волосы. Её плечи вздрагивали. — Зря! Зря я её вчера оставила! Меня убить мало! Господи, ей же было так паршиво! О Боже… — Не вини себя. Может, Джули заночевала у одной из своих подруг, — пробормотал я в тщетной попытке успокоить её. Ада подняла голову. Её глаза покрылись прозрачной пеленой слёз. Столько боли, чёрт возьми. — У неё нет подруг, Матиас. Ни одной. Кроме меня. Даже мне стало не по себе. Я сжал руль, перебирая в уме всевозможные варианты. Бар "Коктейльная комната" был мне незнаком. Плохо. Я знал каждый паршивый клуб в этом городе. Если это не новое заведение, то точно дыра, куда обычно не ступает нога нормального человека. Невинной девочке там есть что терять. Ада больно царапала ногтями мою ладонь, когда мы вышли из машины и направились в бар. Её глаза блестели. Я быстро толкнул железную дверь. Нас тут же окружил смрад алкоголя, табака и немытых тел. Блядь. О чём думал Дин, когда пригласил её именно сюда? Ада вздрогнула. На грязном полу валялись мужчины. Двое сидели у барной стойки, попивая джин тоник. Я локтем оттолкнул одного из них, обращаясь к бармену. Лысый старик угрюмо протирал мутный бокал грязной тряпкой. — Девушка лет пятнадцати. Вчера вечером. Видел её? Он пожал плечами. Неразговорчивый. Придётся расшевелить. Удар кулаком в челюсть заставил его немного оживиться. Ада содрогнулась от ужаса, сжав моё плечо. Старик испуганно закивал, потирая свою дряблую шею. — Где она? Я выделил каждую букву по отдельности, чтобы донести до него, что минута промедления будет стоить ему поганой жизни. — Клянусь, я ничего не знаю! Она вышла через чёрный выход. Клянусь! Больше ничего! — Одна?! — гневно воскликнула Ада. — Она была одна? Или кто-нибудь ещё? Отвечай! Бармен задумчиво покачал головой. — Нет. То есть да. Вслед за ней вышли ещё трое мужчин. А то, что происходит за стенами моего бара — меня уже не касается. Пиздец. Художница резко метнулась к заднему выходу, словно ошпаренная. Мне следовало её удержать. Следовало бы объяснить Аде, что то, что она увидит, может разбить ей сердце. Но было чертовски поздно. Мы опоздали на много часов.