***
Вечер следующего дня, лагерь американцев
— МакКинли, Хардман и Рейнольдс, за мной! — Приказал подполковник. — Вам предстоит очень хорошо поработать! Винсент был в хорошем расположении духа — Хейл предупредил об охране, которая будет окружать дома Ганса, а проводник обещал поведать еще и о времени налёта. Хоть Хейл и умолчал о расписании Стиглица, что насторожило Кармайкла, американец посчитал, что тот просто не добрался до этой информации. Какой смысл ему врать? Ричард Хейл же буквально живая легенда! — Наш агент — Герман Ягер, — подавшись вперед, произнес Винсент. — Работает на нас с сорок второго года. В общении с ним вы будете придерживаться роли его французских друзей-сценаристов из Виши, бежавших в Германию. Хардман — ты будешь Реми Виларом, — Кармайкл бросил хмурый взгляд на солдата. Коренастый, низкий и бородатый Хардман кивнул подполковнику, почесав подбородок. Своими серо-голубыми глазами он уставился на Винсента, внимательно слушая его и внимая каждому слову. — МакКинли, ты будешь Эрнестом Дюпюи, — усмехнувшись, произнес Винсент. — Помощник Реми Вилара. Брайан закатил глаза и небрежно посмотрел в сторону низкорослого Хардмана. Харрис Хардман тихо засмеялся. — А ты, Рейнольдс, будешь Марселем Тардье, — заключил Винсент, доставая из папки документы. — Коллега Реми Вилара. Крис хмыкнул, потрепав Брайана по плечу. МакКинли что-то пробурчал в ответ, нахмурившись. Было видно, что его оскорбила его поддельная личность. — МакКинли, выше нос, — сдерживая улыбку, произнес Хардман. — Ричард Хейл работал по именем Рихарда Цойлера несколько лет, прикидываясь разносчиком газет. — Да-да, а теперь помолчи, — буркнул Брайан. Винсент молча стал раздавать документы. В его глазах горел огонь, а лицо расплылось в улыбке. В предвкушении предстоящего налета, он то и дело начинал нетерпеливо ходить туда-сюда, ожидая новостей об удачной встрече с Ягером. — Джентльмены, сейчас я выдам вам костюмы. Это официальный визит, не забывайте, — сказал Кармайкл. — Я вас подвезу. Пока мы были в лагере, сержант Дженкинс раздобыл нам приличный автомобиль. Я в немецких машинах не особо разбираюсь, но бьюсь об заклад, что это точно богатое авто. — Товарищ подполковник, Вы уверены, что стоит лично ехать с нами? — Осторожно спросил Харрис. — Мне кажется, это небезопасно. — Я немного «парлекую» на французском, так что все в порядке. Буду вашим шофером, — он обвел сидящих перед ним солдат взглядом. — У каждого из нас есть определённая роль. Всё будет в порядке. Через пятнадцать минут жду вас у себя. Удачи.***
— Что ж, джентльмены, вы выглядите прекрасно, — со смехом глядя на МакКинли, произнес Винсент. — В добрый путь. Да поможет нам Господь. Брайан, фыркнув, поправил бабочку. Рядом с ним Харрис Хардман, входящий в роль Реми Вилара, высокомерно подняв подбородок, твердо шагал за Крисом Рейнольдсом. Тот находился в отличном расположении духа, в отличие от МакКинли. . — Что, Эрнест, почему такой грустный? — По-французски обратился к Брайану Хардман. — Не Ваше дело, мсье, — прошипел МакКинли в ответ. — Gaudeamus igitur, мсье Дюпюи, — произнес Кармайкл, сажаясь за руль. — Чего-чего? — Переспросил Рейнольдс. — Так давайте веселиться! — Винсент рассмеялся. Брайан натянул на лицо подобие улыбки и сел в машину.***
Герман Ягер стоял у порога и докуривал сигарету. Он спокойно смотрел на дорогу, зная, что американцы не опоздают. Странная стопроцентная уверенность в коллегах была отнюдь не на пустом месте — однажды Ягер стал свидетелем до ужаса точной пунктуальности янки.***
Первое задание: устранение директора завода по производству танков. Щуплый и низкий мужчина пришел к Герману вечером по приглашению режиссера. Ягер сильно волновался. То и дело поглядывая на часы, он вспоминал слова американца-информатора: «Двенадцать часов вечера». Одиннадцать часов пятьдесят девять минут. Герман старался скрыть от гостя своё волнение, но его окончательно выбил из колеи первый колокол часов. Герман зажмурился. Второй удар, третий, четвертый… — Матерь божья… — Пролепетал мужчина, открывая глаза. Его гость с грохотом повалился на стол. В затылке директора красовалась рана от пули. Ягер облегченно выдохнул.***
Послышался гудок машины. Герман выбросил окурок в урну, медленно поднял голову и вздохнул. Да, американцы. Прошло уже три года с тех пор, как умерла его первая цель. Волнение сменилось равнодушием, поэтому он даже не задумывался о провале. Каждый труп, что числился делом его рук, списывали на британских и советских агентов. Герман с иронией относился к этому: немцы ни за что не заподозрят человека, лично знакомого с Геббельсом и Гитлером, потому что будут с пеной у рта защищать «своего», того, кто является двойным агентом. Машина остановилась. Шофер помахал рукой, надевая другой солнцезащитные очки. Герман решил, что это и есть тот самый подполковник Кармайкл. Он достал из кармана фото военного и, сверив с шофером, лишился всяких сомнений. — Мсье Ягер, позвольте представиться, — начал бородатый американец, — Меня зовут Реми Вилар. Рядом со мной сидит мой помощник Эрнест. Эрнест, поздоровайся. — Добрый вечер, — произнес он, получив слабый толчок локтем товарища в бок. — А на переднем сидении находится мой коллега Марсель Тардье, — продолжил Реми. — Салю, мсье, — с доброй улыбкой сказал Марсель. — Заходите уже, друзья мои! Французы вышли из автомобиля. Реми, идущий впереди всех, широко улыбался, приподняв подбородок. За ним шел Марсель, пощелкивая пальцами. Позади всех шагал Эрнест, не разделявший всеобщего настроения радости и веселья. Его губы искривились в фальшивой улыбке, а в глазах читалось разочарование. Ягер хорошо разбирался в людях, поэтому моментально понял причину такого плохого настроения. Очевидно, что он не не был доволен своей ролью помощника. Это было видно по тому, что Реми то и дело шутил над своим помощником, и видно было, что тот устал от этих шуток. — Разговариваем исключительно на французском, — негромко произнес Герман. — Моя жена дома. Она жуткая сторонница Гитлера, и если вдруг узнает, зачем вы здесь, то и мне, и вам наступит конец. — Хорошо, мсье, — сказал уже полностью вошедший в роль Реми Хардман. Эрнест и Марсель лишь коротко кивнули в знак согласия. — Отлично, джентльмены, — торжественно провозгласил Ягер. Снаружи дом режиссера казался меньше, чем внутри. Первым, что бросилось в глаза, были яркие золотые обои и изобилие света, излучаемого множеством люстр и ламп. Военные потерли глаза от ослепительной яркости. Ягер издал еле слышный смешок. Пройдя через прихожую и длинный коридор, они попали в гостиную. Герман предложил солдатам сесть на диван, а сам уселся в своё любимое кресло. — Что ж, начнем, — сплетя пальцы, проговорил немец. — Фрау Эмма Ягер сейчас на втором этаже, так что давайте обсудим все сейчас, чтобы успеть все обговорить без посторонних. — Итак, что же вы хотите рассказать нам? — Хардман похрустел пальцами. — Во-первых, мне удалось раздобыть план дома Ганса Стиглица вместе с постами охранников, — Герман криво улыбнулся. — Он в этой папке. Держите, — он протянул папку Реми. — Спасибо, но план у нас уже есть— произнес Рейнольдс, слабо приподняв уголки губ. — Что еще? — Охрана меняется в шесть часов утра, в полдень, в шесть часов вечера и в двенадцать часов вечера, — невозмутимо продолжил Герман. — Пять сторожат главный вход, один — черный ход. Еще двенадцать стоят по периметру здания. Остальные — внутри. — Да-да, это мы знаем, — отмахнулся Хардман. . — Стиглиц буквально через два-три дня отъезжает на аэродром, чтобы произнести речь перед немецкими десантниками, как раз перед операцией в Лилль, — подавшись вперед, сказал немец. — Я говорил с ним несколько дней назад, но внятного ответа не получил. Но я узнал кое-что более важное… Дверь в гостиную скрипнула. Солдаты от неожиданности дрогнули, а Герман схватился за сердце. В дверном проеме стояла маленькая, худая, с тонкими чертами лица и черными волосами, собранными в пучок, женщина лет сорока. Она скрестила руки на груди и недовольно посмотрела на гостей. — Эмма, не пугай! — выдохнув, по-немецки окликнул женщину Герман и пояснил по-французски: — Это моя жена, Эмма. — Герман, кто эти люди? — строго спросила Эмма. — Это мои знакомые сценаристы из Виши, дорогая, — с улыбкой ответил жене Ягер. — Реми Вилар, его помощник Эрнест и Марсель Тардье. — Хорошо, — сдвинув брови, чуть мягче произнесла Эмма. — Вам что-нибудь принести? — Да, дорогая, — Герман кивнул. — Чая, пожалуйста. Она удалилась. — Дерьмо! — По-английски выругался МакКинли. Эмма, прислонившись к закрытой двери, внимательно вслушивалась в разговор мужа с гостями. Её интуиция шептала о том, что что-то с ними было нечисто. «В этих французах не больше французского, чем во мне китайского. Этот бородатый по виду — истинный американец. А его товарищи не лучше — янки до мозга костей! Герман точно соврал. Определённо! — Он прикрыла рот рукой. — Нужно доложить в полицию!» — Так вот, — Герман откинулся на спинку кресла, — за день до высадки Ганса посетит сам фюрер! — Что? — Чуть не вскочил на ноги Хардман. — Да, я тоже сильно удивился, — понимающе произнес Ягер. — Это его фраза. Это его слова. — Прихлопнем сразу и Стиглица, и Гитлера! Убьем двух зайцев одним выстрелом! — Возбужденно говорил Рейнольдс, сжав руки в кулаки. — Прекрасно! Просто прекрасно! — Погоди, — Хардман хмуро посмотрел на солдата. — Рано радоваться. Если у Ганса встреча с Катрин Глюк завтра, то встреча с фюрером у него послезавтра, ведь так? Да, так. Из этого следует, что высадка в Лилль начнется через три дня. А наш налет был запланирован на завтра. Целесообразней будет перенести атаку на день позже. — Да, — сказал Герман. — Звучит логично. Они все еще продолжали обсуждать детали, когда за дверью послышался странный топот. Обеспокоенный Хардман положил руку на пистолет, обменявшись взглядами с Рейнольдсом, Ягером и МакКинли. В гостиную бесцеремонно ввалились люди с оружием в полицейской форме. Они оглядели сидящих в помещении солдат и пристально уставились на Германа. — Джентльмены, — сдвинув брови, произнес режиссер. — Какова причина визита? — Мы получили донос о том, — сухо начал один из них, — что вы ведете переговоры с американцами. Мы сочли своим долгом проверить данную информацию. — Что ж, значит, у вас нет причин для беспокойства, — снисходительно произнес Ягер. — Это мои коллеги из Виши. Мы давно не виделись. — Предъявите документы, — приказал мужчина. Солдаты с неохотой вытащили поддельные паспорта. — Реми Вилар, Эрнест Дюпюи и Марсель Тардье, — перебирая документы, бормотал полицейский. — Не слышал о вас. Я до войны работал кинокритиком и нахожу это подозрительным. — Они просто… — Начал режиссер. — Заткнитесь, герр Ягер, — в глазах мужчины вспыхнул огонь. — Я не с Вами разговариваю. — Мы не особо известны в немецких кругах, — стараясь держать себя в руках, спокойно сказал Хардман. — Виши, Испания… Слышали про фильм «Праведный огонь»? — Нет, — полицейский нахмурился. . — Я о том же, — Харрис откинулся на диван. — Извините, конечно, но кто решил нас подставить? — осторожно спросил Герман. — Фрау Ягер. — Fuck! — не выдержав, выругался МакКинли. Тишина. Никто не осмеливался произнести ни слова. Полицейский расплылся в улыбке и, не сдержавшись, расхохотался. Остальные молчали. Солдаты были готовы начать перестрелку. — Расстрелять, — сурово приказал полицейский, закончив смеяться. Трое его товарищей приготовили винтовки. Герман вскочил с кресла и несколько раз выстрелил в жену. Корчась от боли, она свалилась на пол. Хардман укрылся за диваном, отстреливаясь от полицейских. Рейнольдс не успел спрятаться и получил пулю в затылок. Уронив пистолет, он упал на живот. МакКинли смог ранить одного из врагов в грудь, но сам громко вскрикнул, получив ранение в плечо. — Ублюдки! — крикнул солдат. Герман, неожиданно для всех, упал замертво с рукой, прижатой к груди. Хардман бросил отчаянный взгляд на труп Ягера. МакКинли ранил еще одного солдата. А затем вражеские пули попали ему в голову, грудь и даже руки. Харрис стиснул зубы. Сволочи! Охваченный яростью, он выскочил из укрытия и подстрелил оставшихся полицейских. Тишина. Никто не хрипит, не кричит, не дергается в конвульсиях. Харрис посмотрел на трупы товарищей, на глазах выступили слезы, в горле запершило. Не задерживаясь, он выскочил на улицу к подполковнику, который, очевидно, стал свидетелем прибытия полицейских и слышал выстрелы. Харрис пыхтел от напряжения и хромал на одну ногу. Как только Хардман вышел из дома, Кармайкл окликнул его: — Только ты? — Только я, — с горечью произнес Харрис и залез в машину.