***
… Астрид оказывается в полутьме, где под ярким лучом, в красивом кресле, сидит девушка в странных доспехах. Кожаные заплатки, связанные белыми ленточками, кольчуга на предплечьях. Одеяния выглядят грубыми, но сама незнакомка выглядит даже как-то изящно, в белых ручках она держит книжку, уже знакомую Астрид — «Ванаглорию». Сомнений не было: девушка — ведьмак. Точнее, ведьмачка. — То порнуха, то ведьмаки. Ну и муть же мне снится, — говорит вслух Астрид. Незнакомка ухмыляется, поднимает змеиные глаза, молчит, — Погоди… Ванаглория?.. — Рада, что заметила, — голос у ведьмачки был несколько грубоват, но мягкость всё же слышна где-то в его глубине, — Благодаря ей стала популярной, но получила анафему, — показывает книжку рукой и кидает её на пол рядом с собой. — Жестоко… Это за то, что написала про подростков? — интересуется Астрид с милой улыбкой. — Не совсем. Благодаря мне многие узнали, что существуют так называемые «родственные души». Чего не должны были узнать. Но шила в мешке не утаишь, так и пошло… — А как ты узнала, что они есть? — Старикан наш рассказывал школьный. Мельком сказал, потом такой: «Ни слова, иначе проклянут». Я так и послушала, ага, — ведьмачка фыркает и закатывает глаза. — Ну и зачем ты рассказала? — Справедливости хотелось. Почему мы знаем, а остальные — нет? Это тоже самое, что знать, к примеру, кто убийца чьей-то семьи, но тебе запрещено об этом говорить, иначе проклянут. Вот и думай. — Хорошо, я поняла… Тогда каким боком ты появилась в моём сне? Незнакомка опять ухмыляется, потом вдруг становится очень серьёзной; встаёт с кресла, и оно исчезает в то же мгновение. — Дело в том, что я могу приходить только… К «сломанным» демонам, — аккуратно говорит ведьмачка. — Чего? — смущается Астрид, хмурится. Незнакомка вздыхает, и решает сказать прямо. — У тебя на ауре… Анафема. И Астрид будто током ударяет. Неужто Запердон?.. — Почерк зависти, — анализирует вслух ведьмачка, разглядывая Астрид, скрещивает руки на груди, — Рваная, небрежная, энергия кровоточит плохо. «Анафема на скорую руку». Лень бы окочурилась минут через сорок, алчность, наверное, часа через три. — А я умру?.. — Ну, могу заверить, что тебе повезло. Ты гордыня, энергии у тебя навалом, не умрёшь точно. Но проблем будет достаточно. — Например?.. — Частая потеря сознания, озноб, тремор, — начинает загибать пальцы ведьмачка, — потеря аппетита, звон в ушах… Много чего, ситуации разные бывают. — И что мне делать тогда? Как мне снять анафему? — Вариантов несколько. Либо ты любезно просишь виновника снять анафему, либо… Убиваешь, — и улыбается, — Если анафему наложила зависть, то это всё. — «Всё» в смысле?.. — В смысле «его смерть». Завистники те ещё драматики, — качает головой девушка, улыбается, — «Если помирать, так с музыкой», «Молилась ли ты на ночь, Дездемона», всё в этом духе. Обычно на почве любви всякие поспешные вещи делают. Астрид уже всё поняла. Запердон наложила на неё анафему из-за Иккинга, ведь он ей нравился, да и нравится… А вдруг и вовсе любит. — Тебе кто-нибудь нравится вообще? — Ну, допустим, — смутилась несильно Астрид, щурится, глядя в змеиные глаза ведьмачки, потом на её загадочную ухмылочку. — На твоей ауре небольшой такой сгусточек сияет. И он потихоньку растёт. Думаю, это ещё один способ низвергнуть анафему. Чтобы этот сгусточек разросся и всё перекрыл. Тогда и виновника убивать не придётся, и иных последствий не наберёшься. Но я бы убила в любом случае. Так, наверняка, — и ведьмачка подмигивает Астрид левым глазом. — Не хочу за решётку, — со смешком мотает головой демонесса гордыни, — Спасибо, что объяснила… Постой, а как тебя зовут?.. — У меня нет имени. — Быть такого не может. — Вполне может, — кивает ведьмачка, постепенно отходит от Астрид куда-то в темноту, — Анафема отбирает не только душу, но и любое упоминание о тебе. Просто какая-то ведьмачка из Каэр Трольда, а какая — хер её знает. Хотя я одна там была… Но это уже не важно. Моё место — «по ту сторону Сна». То есть здесь. Брожу и общаюсь с такими же сломанными, как я сама… А, и ещё, напоследок. Ведьмачка выдерживает небольшую паузу, прежде чем совсем слиться с темнотой. — С воскресенья на понедельник сны вещие.***
Астрид просыпается от того, что она замёрзла. Иккинга на кровати не было; каким образом он вылез непонятно. За стеной слышен звон посуды. Может завтракает. Астрид кое-как встаёт с кровати, кутается в одеяло и выходит в зал. И правда: сидит ест мюсли с молоком и сгорбившись над столом читает «Ванаглорию». — Утречка. — Угу. Астрид вдруг вспоминает, что «Холодная Ярость» поцеловал её в лоб перед сном и улыбка на её лице невольно натягивается сильнее, щёки потихоньку краснеют. С чего это такая нежность? Он её благословил? Как мило со стороны демона гнева, однако. — Как спалось со мной? — присаживается на диван, чуть дрожит. И как в таком состоянии ходить на пары?.. — Пойдёт. Пиналась поначалу, но потом вообще не двигалась. Спала как убитая. — Да, есть такое, — кивает Астрид, — Иккинг, а ты знаешь про такую штуку… Как анафема? Иккинг вдруг замер. Ложка с мюслями на пол пути в рот тоже зависает на месте. Иккинг отмирает почти так же быстро, как застопорился. Кладёт ложку обратно в тарелку. — Допустим. Ты к чему это? — Я во сне видела кое-кого, кто сказал мне, что на моей ауре анафема, — говорит спокойно Астрид, слабо улыбается, — Сказал, дело рук зависти. Иккинг резко мрачнеет, в глазах мигает злость, но холодная, не сильно бушующая. Подконтрольная злость. Он всё понял. — Как сейчас себя чувствуешь, — интересуется он без эмоций. — Озноб с ночи. Тот из сна сказал, что жить буду, но мне будет плоховато до тех пор, пока анафема не исчезнет. Маленькие локоны-рожки, кажется, немного дрожат в этот момент, или Астрид показалось. Иккинг смотрит полуприкрытыми глазами на неё, или даже сквозь неё. Пытается углядеть анафему на ауре?.. Но гнев не может видеть ауру, как и остальные демоны греха. — Она уже не в первый раз так делает, — наконец говорит он, — В тот раз её заставили снять анафему. Не угодила ей там одна девка… Долго потом лечилась. Она блудом была. Говорили, чудом жива осталась. — Это она из-за тебя так?.. — Да, — кивает Иккинг, — Не хочет она меня в покое оставить. И не только меня. — Смею сказать, что она убийца. — Есть такое, — осторожно соглашается Иккинг, чуть качнув головой, — Косвенная убийца… Тебе лучше показаться нашему медбрату. Может он поможет чем. — Да, неплохо бы обратиться к нему… Проводишь? А то я уже ссыкуюсь, честно сказать, — виновато улыбается Астрид. Иккинг кивает ей.***
Астрид провела час у медбрата — ангела Матфея. Он подтвердил слова демонессы, анафема и правда есть на её ауре, но не серьёзная. Как сказала та ведьмачка: «анафема на скорую руку». Иккинг уходит по своим делам. — Ещё у тебя на ауре какой-то странный огонёк. Не знаю причину его происхождения, но он явно не опасен, — говорит Матфей, попутно записывает что-то на листочке, — Попьёшь вот это, кушай плотно, пей воды побольше, всё как при простуде. Если будет плохо, я буду тут. — Спасибо большое, — кивает с улыбкой Астрид, берёт листочек в руки, встаёт и идёт на выход. Как только она выходит, мимо неё проходит несколько девочек. И среди них она узнаёт Запердон. Демонесса зависти мельком смотрит на Астрид, потом отводит глаза и опять продолжает общаться с подружками, скрываясь за поворотом. Что-то быстро, не слишком больно колется где-то в грудине. Астрид идёт в столовую, всё-таки ещё не завтракала. Подходит, берёт поднос с едой, идёт спокойно до стола, прикрывает на долю секунд глаза… А потом вдруг открывает глаза и опять оказывается в медпункте, теперь уже лёжа на липкой кушетке. Рядом копошится Матфей, приговаривает: «Что же это такое, а? Вроде дал же препарат, должен был подействовать». В носу противно жжётся запах аммиака, но по крайней мере он проясняет разум и желтизна в глазах постепенно пропадает. В медпункт кто-то входит. — А, Иккинг… Что-то с ней совсем плохо, — говорит Матфей. Астрид не замечает, но в хмуром взгляде Иккинга явно мелькает беспокойство, даже страх: уму непостижимое сочетание для демона гнева, — Может её на стационар?.. — Может ей легче станет, — слышит тихий бубнёж Астрид. — Я дал ей хороший препарат, но всё равно ей плохо стало… Аллергии быть не может, проверял по медкарте. Анафема какая-то… Вредная, — комментирует чуть сморщив лицо ангел, — Ведёт себя странно очень. Даёт слабину и опять накатывает. Как волна… Нет, всё-таки на стационар будет лучше. Я за ней буду приглядывать. — А вы её как, в бокс?.. — Не-е-е-ет, ты что? Обычная палата двухместная. Сейчас никого пока нет, наверное, будет одна, но ты же будешь её посещать? — Конечно, — почти мгновенно отвечает Иккинг, и Астрид тут же широко улыбается. Обычно демоны гнева долго колеблются, а тут: резкий и чёткий ответ. — Хорошо. Тогда как только ей полегчает, поведу её в палату. Первый этаж, около столовой, помнишь? — Угу, — кивает Иккинг. — Собери самое необходимое из вещей. Если анафема так и будет себя вести, она может застрять на месяц. — Не застрянет, — чеканит Иккинг, смотрит внимательно на Астрид, а она на него, мило улыбается, хочет помахать рукой, но сил сделать этого нет. В глазах опять темнеет…***
Опять полутьма и яркий луч света. Только вместо ведьмачки Астрид видит её. Хедер собственной персоной. Сидит в более пафосном, чем ведьмачка, кресле. В руках у неё книга. На обложке написано «Ванаглория»; но не просто «Ванаглория». Снизу было подписано, как Астрид поняла, тоже на латыни: «Novis». «Реверсирование», «Обратная сторона», или как привыкла говорить сама Астрид для упрощения — «Ревёрс». — Решила достать меня здесь? — интересуется Астрид с неким оскалом. — Конечно, — кивает Хедер, тоже улыбается, причём крайне злобно, — Ловко ты запудрила Иккингу мозги. — Вообще-то я не владею чарами приворота, если ты об этом, милая. — Ну да. Ты владеешь чарами похуже. Поэтому я тебя убью, — заявляет Хедер, пристально глядя на Астрид. — Хо-хо, не-а, у тебя это не выйдет. Я просто так не сдамся, — гогочет Хофферсон, отмахивается, — А если и помру, то ты помрёшь следом. — Да что ты. — Да что ты, — повторяет демонесса гордыни с милой улыбкой, — Не ты одна способна пользоваться смертельной магией. Только в отличие от тебя я ей не разбрасываюсь направо и налево- — Заткнись! — вопит Хедер, швыряет книгу в сторону, вскакивает и хочет подбежать к Астрид, но между ними вдруг возникает прозрачный барьер. Демонесса зависти немного поубавила пыл. — Раз я под защитой, тогда вопрос на засыпку, милая. Ты чего к Иккингу так приклеилась? — Потому что я его истинная, — говорит спокойно Хедер. — Ты уверена? Судя по его рассказам, я сомневаюсь, что это так, — улыбается Астрид. — Смейся дальше!.. Он должен быть моим истинным! — начинает вдруг лепетать Хедер, — Он должен был стать другим, но всё вышло не так! — Ты о чём вообще? — смущается с улыбкой Астрид, — Его сделали другим высшие демоны, милая. Их решение поменять нельзя. — Всё можно поменять! — резко вскрикивает Хедер, — Даже выбор высших! Всё подвластно изменениям! И я убью тебя, тогда Иккингу ничего не останется, кроме как прийти ко мне! Да, так и будет! Потому что он — моя душа! — О-о-о-о, как всё запущено, — присвистывает Астрид невольно, — Да ты свихнулась походу. — Я тебе говорю, всё можно поменять! Ты читала это?! — Хедер скачет к лежащей на земле книжке, хватает её и потом показывает обложку Астрид, — Здесь всё написано! Судьбу можно изменить, просто надо знать как… И я знаю как! — и Хедер истерично смеётся, — Когда ты умрёшь, Иккинг будет моим, и больше ничьим! — Тогда смею сказать, что он тебя убьёт. Хотя, он кого угодно убить может. Гнев на то и гнев. — Но он не гнев. — В каком смысле?.. — Я видела предсказание своими глазами. Он должен был стать гордыней, тогда я была бы его истинной, но он стал гневом!.. А ты, — Хедер тычет пальцем на Астрид, кончик невольно касается барьера, и тот немного вибрирует от касания, — должна была быть гневом! Но всё вышло наоборот! Но я знаю, как всё изменить, и поэтому ты умрёшь! Астрид ничего не понимает. Какая истинная, какое предсказание, что вообще, чёрт возьми, происходит? Она поняла только то, что Запердон явно не в своём уме. А ещё они обе, похоже, в любовном треугольнике. Только этого не хватало. Радует одно: никто не умрёт, и то хорошо… Не умрёт же?.. Вдруг Хедер с криком отлетает куда-то во тьму, книжка выпадает из её рук, и с другой стороны выходит та ведьмачка. Смотрит мрачно на книженцию, поднимает её правой рукой, вертит в ладонях. Потом глядит на Астрид, стучит ногтём указательного пальца другой руки по обложке, как бы показывает. — Хуйня собачья, — констатирует ведьмачка. — Это ты барьер поставила? — Как догадалась, — утвердительно спрашивает пришедшая. — Не знаю… Ты же связана с этим местом. — И то правда… Кто-то написал подобие моей «Ванаглории». Шарлатан какой-то. Выдал за альтернативную историю. Я его нашла, прокляла и убила, но копии всё же остались. Набралась всякой чуши эта леди… Думает, она может изменить судьбу. — Ну, демоны греха слепы. — Они не слепы, дорогая. Им просто плевать, — со слабой улыбкой говорит ведьмачка, — Даже если она пойдёт к ним и попытается что-то изменить, они её просто уничтожат и на землю она больше никогда не вернётся. А то, что она сказала про того… Как его, Иккинга?.. Ошибки бывают, но их не поменять. Может быть так даже лучше. В любом случае, в иных сторонах Сна разные исходы событий. Кстати, все вещие сны происходят здесь, и я даже могу их видеть. У тебя с этим Иккингом, кажется, было что-то особенное?.. — Да, было такое, — кивает Астрид с глупой ухмылкой. — В вещих снах могут встречаться разные люди, но чаще всего — родственные души. Статистика, тут ничем не попишешь. И проецируют эти сны тайные желания обоих. А дальше просто анализ событий и всё становится ясно. — Хочешь сказать?.. — Да, — на лице ведьмачки расцветает игривая улыбка, — Он явно заинтересован тобой. Но душевная организация не даёт сделать всё, что ему хочется. Постулаты демона греха делают свои барьеры. Как зависть не может убить гордыню, так и гнев не может просто так быть кем-то заинтересован. Поэтому эта сучка будет пытаться тебя мучить, но убить — не убьёт. Это я тебе гарантирую. — Спасибо за надежду… — Доротея. — А? И ведьмачка исчезает, как и барьер. Перед Астрид лежит другая «Ванаглория»: «Ванаглория: Ревёрс». Демонесса взяла её в руки, оглядела внимательней. Книга как книга. Но вдруг она начинает рассыпаться в руках, превращается в пыль. Теперь всё стало немного яснее. Хедер одержима мыслью, что может изменить судьбу и сделать Иккинга родственной душой. Иккинг и сама Астрид якобы поменялись рангами. Ведьмачку зовут Доротея… Дело остаётся за малым: снять анафему, а потом — видно будет.