Любовь без милости и милость без любви

      Глава 10. Пару-тройку лет спустя...

      За окнами злилась метель. Зима выдалась в тот год лютая, снежная, а потому дел у водяницы особо и не было. Редко кому получалось добраться до нее со своей бедой. — Смотри, чего пишут, — Таро сидел у стола, и просматривал газету, привезенную из города. На лыжах он ходил не хуже водяной, несмотря на то, что всё еще изрядно прихрамывал. — Наши хотят новый город на континенте заложить… Тесс зевнула. — Делать им нечего, — она лениво перевернулась на другой бок, — иди сюда уже, хватит глаза портить… — Да надо б ещё со стола прибрать… — Брось. Не убежит.       Таро без возражений сложил газету. Проверил печку, подкинул полешко. Снял очки, и пристроил их на полке над кроватью.       Тесс приподняла одеяло, и он с удовольствием нырнул в тепло. — Люблю зиму, — вздохнула Тесс, и уютненько пристроилась к нему под руку. — Спокойно, работы мало, и жары этой дурацкой нет. — Я тоже, — вздохнул Таро, прикрывая глаза. — Ты-то что? — удивилась Тесс, — вы ж огненные! Тепло должен любить! — Говорил же, что я с Хоккайдо, — зевнул Таро. — У нас там зимы-то ого-го. Не здешним чета. Бывает, снега навалит аж до крыши, и мороз… — М-м… Что, и лед встает? — Еще как. — И можно на подледную рыбалку ходить? — А как же. У нас там недалеко от дома озеро было, большое, вода такая прозрачная… В начале зимы, когда ветра сильные, снег со льда сметает, и можно на коньках кататься… Едешь, а под тобой рыбины тенями проплывают… Вечером с деревенскими катались с факелами, по льду, и с гор, потом на берегу костер жгли, жарили рыбу на углях, песни пели, девчонки даже танцевали… Потом домой придешь, весь промерзший, в снегу, проскользнешь тихонько к печке и греешься… — А рыба какая ловится? Вот и чего тебе дома не сиделось? Какого духа тебя на войну понесло? Таро вздохнул. — Всякая. В речках форель, в озере карпы, сомы бывали… А куда бы я делся? Призыв. К тому же… Я хилым уродился, отцу всю жизнь попрек горла было, что у него первенец — не боец, а уж когда я заявил, что хочу медицине обучаться… — Выгнал? — Да. Проклял и выгнал. У нас это не то чтобы почетным делом считается, особенно для мужчины. Ну, как… Там… считай, по обоюдному согласию было, хотя поругались страшно, чуть не подрались, думал, убьет… С мачехиным отродьем я никогда не ладил. Так что, можно сказать, сам ушел, по доброй воле. — М-м… — Тесс повернулась к нему, погладила по щеке. — Жалеешь, наверное, теперь, да? — Не о чем мне жалеть, — Таро прижал Тессу к себе, ткнулся носом ей в волосы. — Давай спать, что ли… — Давай, — охотно согласилась Тесс. Таро махнул рукой, и лампа погасла.       Они еще не успели толком заснуть, как кто-то истошно заколотил в железное било, подвешенное у ворот. — О-о, кого еще духи принесли… — простонала Тесс. — Ну как они только добрались-то по такой метели… — Наверное, — Таро сел на постели, нащупал очки, надел их и щелкнул пальцами, зажигая свечку в изголовье, — очень надо. Лежи, я схожу, посмотрю. — Оденься только как следует, — зевнула Тесс, и повернулась к стенке. — К нам гости, — сообщил Таро, возвращаясь, и обметая снег с валенок у двери. — Кто-о? Гости?! — Тесса села на кровати. — Никак урядник соскучился? — Нет. Это Юби. Приблуда. С каким-то мужиком. — Ты их впустил?! — Нет. Вот, тебя спрашиваю — пускать или нет? — Пусть валят, откуда пришли! — Тесс, — Таро сел на край кровати, не раздеваясь. — Они же замерзнут. Метель. — Ну, сюда как-то добрались, значит, и обратно доберутся! — Так нельзя, Тесс… — А что нельзя?! Почему нельзя?! Эта сучка меня чуть насмерть не траванула! Ты тоже задохнуться мог, между прочим! — Тесса. Она с ребенком. — С ребенком? — Тесс спустила ноги на пол и поджала пальцы от холода. — С младенцем? — Не разглядел. — С ребенком… — Тесс вздохнула, встала и начала натягивать на себя одежку, всю подряд. — Вот сучка. Придется пустить переночевать.       Таро открыл люк в погреб, и, вздыхая, стал туда спускаться, прихватив с собой одежду.       Тесса закрыла люк половиком, и пошла открывать. — Заезжайте, — она распахнула ворота, и, не оборачиваясь, пошла к дому. Солдат, дергая носоконя под уздцы, заставил его зайти на двор, закрыл и заложил балкой ворота, помог выбраться Юби из телеги, всучил ей в руки ребенка и подтолкнул к дому. — Иди пока, а я носа в хлев заведу.       Юби явно робела, и шла с неохотой, опустив голову, а на крыльце и вовсе остановилась, и, несмотря на ветер и то, что промерзла насквозь, подождала, пока подойдет Ли. — Чего, заперто, что ль? В бане нам ночевать? — он дернул дверь, и она распахнулась. — Ну заходи, что?       Юби, ежась, вошла в сени. Ли нашел веник, обмел с нее и с себя снег, помог снять тулуп, размотать платки. — Ну давай, вперед. — Боюсь я… — Чего боишься-то? — Её боюсь… Ли вздохнул, и первым вошел в избу. Поклонился в пояс стоящей посреди комнаты, скрестив руки на груди, Тесс. — Прости, мать-водяная, что без приглашения да среди ночи заявились. — Здравствуй, Ли. А ты никак поумнела? — Тесс перевела тяжелый взгляд на Приблуду-Юби. — Все-таки за него замуж вышла? — Да нет, мать-водяная, — вздохнул Ли, — не жена она мне. Командир отрядил до города проводить. Её, значит, и ребенка… — Надо же. Родила. Осилила, — хмыкнула водяная, не трогаясь с места. — А что от меня вдруг понадобилось? Или дитё хворое? — Да нет, здоровая девка вроде, — с теплом в голосе сказал Ли, — в мать, кудрявая такая, забавница… Заплутали мы. — Да ладно врать-то, — фыркнула водяница. — Заплутали. Ну, что скажешь? — вперила она взгляд в Юби. — Прости… тетушка… права ты была, нельзя мне было из дома уходить… — не поднимая глаз от пола, сказала Юби. — Капитан Гуан Вэй жениться собрался, матушка ему невесту сосватала, — светски сообщил Ли, — ну вот он и решил её, Юби, то есть, с ребенком отослать… — Ребенка признал? — хмыкнула водяная. — Ну, не отказывался… — протянул Ли. — Но на себя записывать не стал. Ясно… — хмыкнула водяная. — Да если б мальчик родился, — всхлипнула Юби. — А если б и мальчик, ты Гуан Вэю всё равно не пара, — отрезала Тесс. — Дура. Не стала б ты меня травить — может, и приняла бы тебя обратно. А теперь переночуешь — и идите, куда шли. Ли с недоумением глянул на Юби. — А говорила, отпросилась… — пробормотал он. — Говорила! Х-ха! — нехорошо засмеялась водяница. — Она там вам наговорила, небось… С чего бы это я вдруг отпустила-то её, а?! Не-ет, опоила меня мерзавка, деньги прихватила, и была такова. Ну, что встали?! Несите еду свою, грейтесь, располагайтесь, а как метель кончится — проваливайте! Вода в ведре, печь еще горячая, где что стоит, знаете. — Она отвернулась и пошла за ширму, где стояла кровать, и упорно делала вид, что не прислушивается ни к тихим разговорам Ли и Юби между собой, ни к детскому плачу.