Любовь без милости и милость без любви

      Таро замолчал, ожидая, что теперь когда он в подробностях рассказал о своем поражении, Тессе будет легче признаться в том, что отягощает виной её. Но Тесс молчала, и только раздувала ноздри. — Вассу ведь наверняка убили по приезде, — наконец, сказала она. — Ни за что. Генерал Миямото человек чести, а он обещал ей свою защиту. — Ну тогда она задала жару твоим госпитальным, — хмыкнула Тесс. — Вот в этом не сомневаюсь. Очень… суровая женщина. Да вы все такие! — Даушш! Мы не цветы лилии, как это принято здесь, у земляных! А тебе они нравятся, да? Нравятся? — Тесс толкнула Таро локтем в бок. — Эти томные девы с глазами лани, такие беззащитные, такие нежные, с походкой как тростник ивы, овеваемый весенним ветром…       Таро вспомнил, как какие-то придурки из морпехов разгромили поместье местного чинуши, и с диким гоготом гоняли бедных наложниц на их «лотосовых ножках» по камням, поджигая им шелковые одежды слабыми вспышками огня. К счастью, генерал таких развлечений не одобрял и одернул мерзавцев. Но когда Таро пришлось заглянуть под повязки на этих сбитых ножках, и в нос ударил запах… Он сглотнул. А от прикосновения мужских рук эти «золотые лотосы» вообще падали в обморок. — Их бывает страшно жалко, Тесс, но это… неприятно. Как сжимать в руке медузу. — А по моему опыту огненные тоже ценят, — Тесс криво усмехнулась, — женскую слабость. — Некоторым этого не хватает. Не всем легко наладить отношения… с боевыми подругами. Но дома… дома все по-другому, и многие женщины по-прежнему предпочитают в поведении скромность и кротость. Правда, часто лишь внешне. Кстати, Миямото-сама женат на водяной… — На женщине из племени Воды? С Юга или с Севера? — Тесс аж рот раскрыла. — Насколько я знаю, с Юга. Какая-то романтичная история… — Оч-чень романтичная, надо полагать, — прошипела Тесс. — Ну что ж, какому-то племени удачно удалось продать свою дочь! — Думаю, действительно удачно. По крайней мере, сделка наверняка была честной. Тесса еще помолчала. — Нашим мужчинам, — жестко сказала она, — нелегко оказалось принять то, что в изгнании они оказались никому не нужны со своей охотой и бумерангами. А женщины-целительницы, напротив, идут на вес золота. Что мы позарез нужны всем. И они… никому не хотят отдавать контроль за таким богатством. Женщина должна быть покорной и выше всего ставить интересы семьи. — Думаю, те, кого угнали в страну Огня… Там расклад немного изменился. Мужчины теперь при них… как козлы при козах. Молока не дают, воняют, бодаются, но нужны, чтобы… — Нужны для шантажа. Чтобы целительницы не решались вредить. — Да, что-то вроде… Ну и чтобы продолжали рождаться целительницы. — Как прекрасен этот мир, не находишь?! Тебя всё устраивает в таком раскладе?! — Нет. Не нахожу. И мне это не нравится. Но, Тесс, моим мнением не интересовались. — И тебе никогда не хотелось сжечь всё это к чертям косачьим?! — Очень хотелось. Много раз. — Таро снял очки, потер переносицу. — Я пытался найти целительницу для матери. Но мы жили в глуши и у нас не хватило денег. — Чем она болела? — Ревматизмом. У нее был порок сердца, и… она надорвала здоровье, рожая меня. И умерла молодой. — И сколько было тебе? — Около десяти. — И целительницу для матери искал _ты_?! — Ну да… — А где был твой отец?! — Сначала на войне, а потом занимался хозяйственными делами, а что? — То есть ему было плевать. — Нет, ему не было плевать! Он готов был оплатить лечение. Он любил мать! Но… — Таро тяжело выдохнул, сжал зубы. — Он любил ее, мама была из благородной семьи, и она была… красавицей… в молодости, когда они поженились, но… Отец ненавидел слабость. Болезнь он тоже считал слабостью. И, мне кажется… он считал, что она его… предала… своей… тем, что оказалась… не такой стойкой. — Ну и мудак! — Не говори так о моем отце! Угли вспыхнули, но Таро быстро успел их погасить. — Не говори так, пожалуйста. Я до сих чувствую себя предателем за то, что не выдержал и бросил его, когда вырос.       Некоторое время они сидели молча. — Моя мать умерла, когда мы бежали с Полюса… Кажется, мой отец ей этого тоже не простил, — выдохнула Тесс. — Что она бросила его одного с детьми, на новом месте… А знаешь, что?! Я считаю, что они злились на самих себя, что это они оказались такими никчемными слабаками, что не в состоянии спасти своих детей и женщин, и срывали эту злость на нас!       Тут настал черед надолго замолчать Таро. — Да, я понимаю… — медленно сказал он. — Это… вполне может быть… правдой. Впасть в ярость от собственного бессилия и оттолкнуть от себя источник этого жуткого чувства беспомощности. Понимаю. Да. Похоже на то, что порой бывает со мной. — Ты только, пожалуйста, как-нибудь по-другому с этим справляйся, ладно? — осторожно попросила Тесс. — Я… стараюсь. Пытаюсь справиться. — Ты совсем не никчемный. И не слабак. — Ну, это, конечно, приятно слышать, — усмехнулся Таро, — но, увы, реальность говорит нам об обратном. Ладно. Так что будем делать? — С несовершенствами этого мира? — Сегодня ночью. Спать здесь останемся или все-таки пойдем в теплый и сухой дом? — А ты сможешь спустить Сюли, не навернувшись на мокрой лестнице? — Ну уж как-нибудь. Раненых по мокрым горам таскал, и тут справлюсь. — Тогда у тебя обе ноги сломанными не были. — Они срослись. — Хуже, чем хотелось бы. — Сама виновата, плохо лечила. Залей угли, не забудь, хорошо? — Ой, без тебя бы не догадалась! ...А наутро Сюли проснулась в лихорадке.