Любовь без милости и милость без любви

      Как ни странно, особист не ударил. Он вообще пока не бил, если не считать ци-блокерства в самом начале, но само по себе пребывание уже как пару часов в такой неудобной позе причиняло изрядный дискомфорт и заставляло горячо желать, чтобы разговор наконец закончился.       Тут вроде начала отходить правая рука, Таро опрометчиво ею пошевелил, попытался ухватиться за край табурета и выправить положение тела, но тут особист, не прерывая своей монотонной речи встал, и, надев на руку что-то вроде кастета, еще раз прошелся по тем же точкам. Рука снова отнялась полностью, Таро еще больше сполз и теперь с трудом балансировал вообще в какой-то страной позе. Да еще и особист слегка покачал табурет носком сапога. — Тяжело? — Да, — сквозь зубы признал Таро. — У вас хотя бы фельдшер-допросник есть? — Что, настолько плохо? Полагаете, что фельдшер остановит допрос в силу угрозы жизни? — Полагаю, что если вдруг появятся друзья тех парней с запреткой, или решительно настроенные земляные, вам понадобится запасной военлекарь. Потому как я, кажется, без правой руки остался до следующего дня. — Ничего, как-нибудь обойдемся. — Все так говорят. Пока поток не пойдет. — Не преувеличивайте свою востребованность. Так, вернемся к тому, чем вы занимались в том горном лагере земляных, куда вас перевели после провальной попытки побега… — По утрам трупы выволакивал из бараков и сбрасывал со скалы, в основном. За ночь один-двое умирали, а если ночь холодная случалась, то и больше. Там все ночи были холодные, правда… — И что, случалось кому-то помочь умереть, а? — Случалось. — Кому? — Я не помню. Но все имена… Я старался записывать. У меня там было что-то вроде пещеры такой, и вот, на стене… Там сухо. Может, еще и остались. Я пытался тем сказать, кто нас освобождал… Может быть, кто-то и переписал список. — А что же земляные, не возражали? — Они ко мне особо не заглядывали. Какой смысл, если мы все там должны были сдохнуть, рано или поздно… — Так. Ну вот тут написано, что вы не только таким способом сотрудничали с врагами. — Ну… да. Сотрудничал, еще бы. Если кого-то надо было лечить в поселке при лагере… У них там своего врача не было. Удавалось прихватить что-то из лекарств, перевязочных, еды… В помойке порыться, отбросов набрать. Иногда даже тряпку какую-нибудь. Однажды повезло, у дочери их снабженца аппендицит случился, так ее мать после операции мне целый мешок всего дала. — Ну то есть за этот счет и выжил? — Да, конечно. Земляные давали поесть и выспаться в тепле, если надо было оперировать. Поэтому и протянул так долго. Ну, может и еще кому-нибудь из наших помог. Тут сказать не берусь. — Подленько. — Допустим. — За такое на костре жгут. Если не больше. — Меня отправили на холеру. Все равно смертник. Тоже, знаете… — Но и там удалось как-то пристроиться, да? — Я подключичку умел ставить. Это врачебная манипуляция, а врачей мало осталось. Центральный катетер*. Там больше почти никто не мог. — И тут хорошая выучка спасла… Так земляные-то завербовали, значит, еще в том горном лагере? Кто это был, Дай Ли? Армейская контрразведка Земли? — Кто меня вербовал?! Кому я был нужен, вы что?! Я же не генерал, не имперский покоритель, никуда не…       Особист подошел и снова качнул табурет. Таро еще немного сполз, рефлекторно попытался за что-нибудь ухватиться, но руки бесполезно висели, а вот передняя брюшная стенка напрягалась так, что он стал всерьез опасаться, что свежий рубец не выдержит и сейчас начнет расползаться. — Кто поспособствовал вашей отправке на борьбу с эпидемией холеры вместо казни? — Понятия не имею, — все силы Таро уходили на то, чтобы как-нибудь удержаться, по лицу тек пот. — Просто гребли всех подряд. — Как удалось выжить? — Я же говорю… — особист приподнялся, и Таро, следивший за ним краем глаза, замолк. — Я не знаю. Просто соблюдал эпидправила. — Ладно. Кто разрешил вам потом работать в госпитале? — Само как-то получилось. — Сами по себе даже косята не родятся. Кто дал назначение? Что за добрая душа? — Добрая… да… Не знаю. Мне просто говорили, «делай то, делай это, а это можешь?» и всё. — И вот так вы фактически поднялись от санитара, выносящего горшки, до оперирующего хирурга? — Это был госпиталь второго эшелона! Почти у самой линии фронта! Там то всех врачей выгребут в поле, потому что был прорыв, и полевые госпиталя выбили, то вообще чуть ли не в городе уже бои идут, то наши пошли в прорыв, и надо усиливать госпитальные… — А откуда вы всё это знаете? — Я же Военно-медицинскую академию кончал! Нам в некотором роде преподавали организацию медицинской службы! — Что ж вас санитаром-то на фронт не послали… — Послали бы, пошел. Только санитаров много, а тех, кто скальпель способен держать, мало. Я был тайным резервом госпитального начальства, а это всегда приятно, иметь какую-никакую заначку. Вот Миямото-сама пришел, начал скандалить, размахивать бумагой из Центра, меня ему и отдали. — А почему раньше никому не отдали? Миямото был не первым генералом, требующим усиления своей военно-медицинской службы. — Откуда мне знать?! Остальные от меня отказывались, наверное… — Или это вы его выбрали, а? Миямото Такеши? Генерала, позволяющего себе высказывать недовольство Хозяину Огня Озайе?       Таро сделал над собой усилие, поднял голову, и посмотрел на особиста. — Вы себя слышите, интересно? Вы в каком-то другом мире живете, точно. В моем мире санитары себе командиров не выбирают. — А вот люди, завербованные вражеской разведкой, и склонные к долгосрочному планированию, выбирают. — Да. Я это всё еще тогда продумал. Во всех деталях. Включая разбитую голову Чжу Янтай… — Кстати, у вас в госпитале служили сплошь земляные. Старший лейтенант Чжу Янтай, старший лейтенант Шу Юй Кою, фельдшеры Ту Вей и Лу Пейган… — Кого давали, с тем и служил. — От отдела Службы безопасности при экспедиционном корпусе генерала Миямото на вас целая стопка докладных. Я их все прочитал по пути, — сообщил особист. — Интересно хоть было? — вяло спросил Таро, еще немного сползая. — Не особенно. Уж больно однотипные. Лейтенант Хосокава напился и ругал власти. Капитан Хосокава напился и ругал Хозяина Огня. Майор Хосокава в нетрезвом виде поносил Хозяина Огня, и все власти земные и небесные. Ну, и нет-нет еще политический анекдот попадается, который оный Хосокава рассказал в госпитале своим сотрудникам, разлагая их и без того некрепкий моральный дух. — Ну и работа у вас. Тоска зеленая. — Почему зеленая? Уставного цвета, — чуть ухмыльнулся особист. — Есть только две интересные. Оба касаются запретного покорения. Одна про использование целительства Огня во время операций для… ге-мо-стаза, если я правильно прочитал… — Правильно. Это значит «остановка крови». — …и вторая по поводу использования Покорения для мелкого бытового ремонта в госпитале, но тут ничего толком не поймешь, кроме того, что вы использовали что-то вроде микромолнии… При этом на площадке для тренировок Хосокава всегда показывал плохие и очень плохие результаты, а уж до покорения молнии ему было всегда как до Луны пешком, о чем стабильно докладывают все инструктора Покорения части. Кто-то врет, выходит? — Да нет… Все пишут то, что видят. А кто писал доносы? — А вам зачем? — Да просто так… — Насчет анекдотиков Ту Вей и Шу Юй Кою соревновались, кто первый успеет, а вот про покорение — Чжу Янтай. — Яна?! — воскликнул Таро. — Вы удивлены? Интимные отношения с подчиненными нельзя назвать ни правильными, ни полезными. Ревность, обида, недопонимание. Взаимное использование. Претензии. Легко перейти границы дозволенного.       Таро молчал. — Я на них не настаивал, — в конце концов сказал он, — но и не… избегал. Признаю. Был неправ. — А кем была эта Чжу Янтай? — особист сложил руки на груди и попытался присесть на край столика, забыв, видимо, что он раскладной, и чуть не навернулся. Таро коротко усмехнулся. — Кем была Чжу Янтай? — Лейтенантом медицинской службы. Училась где-то в колониях, — коротко бросил Таро. — Наш госпиталь был ее первым назначением. Экзамен на капитана не смогла сдать из-за Покорения. У нее… плохо получалось. — А она вообще была Покорителем огня? — Офицер должен быть покорителем хотя бы немного… — Я спросил, — особист качнул табурет, — была ли покорителем Чжу Янтай? — Она погибла. Какой теперь… — На вопрос отвечать! — Провались ты к Янъло!       Особист выбил ногой табурет, и Таро очутился на полу. В глазах потемнело, и ему показалось, что он потерял сознание, к сожалению, ненадолго. Когда он очнулся, то увидел особиста, сидящего рядом с ним на полу в сейдза с планшетом. — Впредь воздержитесь от провокаций. Итак… — особист перевернул листок.