Любовь без милости и милость без любви

      Царь Куэй шел в библиотеку. Лучшее время дня! Он уже предвкушал неспешное чтение за чашкой хорошего чая…       Внезапно налетел порыв холодного ветра, в сердце ударило скорбью, и раздался полный муки вой: «Дворец опустел!»       Один из его телохранителей немедленно выпустил струю пламени. Призрачная фигура тиэ гу гуин юлинг*, взметнув потрепанные полы шелкового халата, скрылась за углом, и оттуда раздалось ехидное старческое хихиканье. — Проклятая старая дева! — выругался Куэй. Пожалуй, дворцовые ао-ниобо* расстраивали его больше всего. — Никуда не годные бездельники! — вызверился он на ни в чем неповинных Дай Ли, шедших за ним, — неужто вы не в состоянии справиться с дряхлыми приживалками?!       Дай Ли немедленно грохнулись на колени, простираясь. — Недостойные просят о наказании! Царь Куэй поправил очки. Бедные мальчишки. Они-то ни в чем не виноваты. Совершенно зря сорвался, позорно и несправедливо. — Моя вина. Прикажите наказать недостойных, — дрожащим голосом сказал старший из них. — Встаньте. И позовите мне вашего командира, — вздохнул Куэй. Настроение было безнадежно испорчено. Плохой день заканчивался еще хуже, чем начался, хотя хуже известия, чем то, что принц Айро ступил на его землю во главе смешанного отряда из своих войск специального назначения и людей Бейфонг, быть уже, казалось бы, ничего не могло… Но, оказывается, могло. Днем прибыл гонец, правильнее будет сказать, посол, от Бейфонга. Но Лао, алчный торговец, не мог считаться благородным правителем, так что — гонец. А вот потом — письмо от царя Буми, и последнее добило Куэя окончательно.       Один из мальчишек поднялся и побежал бегом, а второй оставался стоять на коленях. — Поднимайся, — как можно сердечнее сказал Куэй. — Я гневался не на тебя. — Простите недостойного, — Дай Ли поднялся, держа голову низко склоненной, но Куэй заметил слезы, стекающие по щекам подростка. И стало ему совсем тошно.       Огарки из охраны стояли и смотрели на всю эту сцену с видом ничем невозмутимого равнодушия.       Позор, какой же позор и унижение, что даже по собственному дворцу ему приходится перемещаться под охраной из огненных! Потому как духи боятся огня, и, кажется, только огня они уже и боятся. Развешанные повсюду полоски железа, пучки шалфея, ежедневные окуривания и обход шаманов и монахов, обрызгивание всего и вся соленой водой… Бес-тол-ку. — Кван! — начальник дворцовых Дай Ли, подразделения Противостоящих, охраняющих царя и его покои, появился очень быстро. — Что насчет тиэ гу гуин юлинг?! Когда нам удастся от них избавится?! — Мы стараемся, государь, — Кван преклонил колено, и поднялся, и они вдвоем пошли вдоль по коридору. — Они опять побеспокоили Ваше Величество? — По-моему, это та самая. В нефритовых одеждах. Которая мерзко хихикает в конце. Вы же говорили, что поставили на нее ловушку?! — Да, государь, — вздохнул Кван. — Но она пока не попалась. — Я заметил, — ядовито отозвался Куэй. Некоторое время они молча шли вдвоем, до самой библиотеки.       Библиоткека любила Куэя. Единственное место, где он мог отдохнуть душой, в том числе от назойливых духов. — Избавьтесь от нее, прошу, — сказал Куэй, опускаясь в кресло и разливая чай. — Государь, мы стараемся. Но не можем найти информацию, их уже тысячу лет никто не видел… К тому же, надо отгонять тех, кто по-настоящему опасен, а смена еще только… — Вижу, — вздохнул Куэй и некуртуазно поболтал чай в пиале. — На страже мальчишки. Бедные мальчики. — Они уже достаточно взрослые, чтобы… — Чтобы охранять никому не нужного царя, — горько сказал Куэй, — от его настоящих огненных телохранителей. Ладно. Я никого не виню, — кивнул Куэй. «Кроме себя». — Не вздумайте наказавыть ребят… Но, Небо Благое, найдите уже способ избавиться от этих воющих приживалок!       Куэй еще посидел в бибилиотке, вдыхая успокаивающие запахи старой кожи, пыли, ветхой бумаги и косьих ссак, погладил потершегося о его ноги кота — их тут всегда было предостаточно, и живых, и призрачных, и двухвостых, и обычных, и крылатых… — «кошачий корпус», хранители священных текстов…       Раньше в библиотеке можно было всегда застать пару Дай Ли Удерживающих, штудирующих какие-нибудь тайные тексты в прикованных цепями манускриптах, зубрящих сто имен какого-нибудь очередного духа, исподтишка читающих «весенние повести» прикрывая их нравоучительным трактатом, или просто тихо галлюцинирующих в уголке, а теперь все, кто смог и успел хоть что-нибудь усвоить, сразу шли в бой, и сгорали за пару недель…       Куэй знал, что это его вина. Но как ее избыть, когда Великие духи перестали откликаться на призывы?! Только Гуаньинь Милосердная порой заглянет утешить…       Царь молча протянул чайник огненному охраннику. Тот позволил себе легкое недовольство на лице, подогревая воду. Хамло. Куэй снова заварил себе чай, и достал из-за пазухи письмо царя Буми перечитать. Среди множества восклицательных знаков, клякс и забористых ругательств, а так же самостоятельно придуманных новых словечек и даже рисунков, свойственных стилю дружественного брата-Государя, можно было с трудом уловить смысл. К тому же Буми преувеличивал степень своей деменции намеренно, изъясняясь загадками. Но из его письма выходило, что Ома и Шу говорили с царем Буми и предупреждали его… о новом царственном брате?       Это беспокоило. Особенно ввиду Айро, шастающего на границе. Настроение совсем пропало, и Куэй решил принять снотворное и идти спать. — Царя нет во Дворце! — завыла ему прямо в ухо мерзкая ао-ниобу на самом выходе из библиотеки, что было уже просто вопиющим безобразием. Мерзкая призрачная придворная дама скрылась сквозь потолок прежде, чем огарки успели среагировать, но кажется, им хотя бы удалось подпалить ее вонючие эфирные шелка.       Дэшен сидел скрестив ноги, и, шевеля губами, вязал узелки и нанизывал бусины. На Сокке уже красовался свежеиспеченный охранный амулет. Надо сказать, он не возражал. В конце концов, в отличие от целебных отваров, он ничем не пах и не вызывал тошноты. За работой Дэшен слегка раскачивался и гудел себе под нос какую-то бесконечную не то мантру, не то песенку. «Что грустишь так много? Что стоишь в молчанье? Вся юдоль земная — тягость и страданье…» — еще один узелок. «Опустились очи, сердцу так обидно, что холодны ночи и конца не видно, » — мычал Дэшен. Еще одна бусинка. «Эта жизнь земная только лишь дорога, только лишь дорога, в ней нельзя остаться, рано или поздно надо с ней расстаться…» — Что ты там такое бормочешь?! — подозрительно спросил телохран. — Заговор на смерть что ли плетешь?! Я это не надену!       У него на второй день после лисьих страстей разыгралась паранойя. Телохран стал подозрителен, обидчив и плаксив, как девчонка. Хотя, возможно, это все было следствием дэшеновых отваров, а не лисьих пиршеств. — Утром иль под вечер чудный сон приснится… — пробормотал Дэшен. — Как бы наоборот. Это дорожная песня. Заговор-оберег, в том числе от всякого рода кровососущей и поглощающей ци нечисти… — И навеки сердце перестанет биться, — он вплел еще одну бусину. — Врешь ты все, — сказал телохран и зарылся с головой в сено, — ты нас сгубить хочешь, Дай Ли хренов… — Хотел бы, уже давно бы сгубил, — отозвался Дэшен. — Вы ж все как котята!       Бакенэко валялся тут же, и дрых кверху пузом, раскинув задние лапы. Дэшен обернулся, и поправил ему хвост, закинув его на живот. — Прикройся, животное! Сюда Минчжу заходит, а ты яйца вывалил. А она приличная девушка…       Маотайфа Зихао хрипло мрявкнул. — Что значит «прислуга, а форсу как у принцессы?!» А ты веди себя прилично! — ответил Дэшен и продолжил свое дело, — и напрасно сердце мы свое тревожим: ничего своим здесь мы назвать не можем… — Прекрати, а?! — телохран вынырнул из сена. Им овладевала тоскливая маята. — И без тебя погано! — А ты как думал, можно просто оприходовать лис, и ничего не будет? — хмыкнул Дэшен. — Ну-ну… И на сердце рана, и на сердце больно… — Заткнись! — Любые контакты с нечистью чреваты духовными поражениями… Но не все ж дорога! Не смыкай же вежды. Мы ведь здесь не долго, не теряй надежды… — Дэшен, правда, — подключился Сокка, — хватит, надоело, сил нет… — Это в вас говорят остаточные демонические эманации. Как-нибудь залечим рану мы больную, как-нибудь пройдем мы эту жизнь земную…       Телохранитель попытался ударить огнем — но вышел какой-то позорный дымный пук. — Я ж сказал, пока не Покорять… — менторским тоном заявил Дэшен. — Я тебя убью, — уныло сказал телохран. — Сокка, ты со мной?! Зарежем ханжу этого, девственника… — Отставить безобразия, — рявкнул Миямото. То есть он думал, что рявкнул, но больше смахивало на то, что крупный кос хрипло гавкнул. — Я похлебку принес, — примирительно сказал он, и поставил котелок на доски, обозначающие стол. — А может, в дом можно все-таки? — тоскливо спросил Сокка. — Период очищения пройдет, и будет можно, — отозвался Дэшен. — Там весна нас встретит, солнце там сияет, там страна святая холода не знает… Ну это, правда, не про вас... И все наши слезы, с жизнью всей земною, будут нам казаться капелькой одною… Светел будет праздник, нового рожденья, к жизни вечно юной снова возвращенья. — Генерал-сама, ну хоть вы его заткните! — взмолился телохран, — он что-то такое пакостное шаманит! Про смерть всё, да про смерть бормочет… — Что же ты заплакал? Иль устали ноги? Ведь еще немного — и конец дороги... — Видите?! Видите?! — Слышу. Но ничего особенного не вижу, — Миямото уселся, скрестив ноги, у импровизированного стола, и вытащил ложку. — Давайте жрать пожалуйста. — Подними же очи, от тоски давящей, и пройдем средь ночи, смелостью горящи… — выдохнул Дэшен и завязал последний узелок. — Ну что, кому? Никакое это не заклятье на смерть, обычная наша походная обережная песня… — Руки от меня убери, — телохранитель пополз на четвереньках по сену к еде.— Если у вас такие походные песни, то неудивительно, что вы всё на свете просрали... — Давай, — сказал Миямото и охотно надел амулет. — Мы в монастыре тоже такие плели с пацанами. — Вы в монастыре были? — Дэшен потер руки и подсел к столу, выбрал ложку, — так, ну что нам тут Минчжу наварила? — Ага, в детстве, — кивнул Миямото. — Вроде я видел свинокурьи части. — То-то я смотрю, вы тут один из всех нормальный, — вздохнул Дэшен. Маотайфа Зихао с громким ором заявил, что он тоже претендует на свою порцию. — Иди сюда, блохастый, и тебе нальем. Ну, благословясь, — кивнул Миямото, и сунул ложку в котел.