Любовь без милости и милость без любви

      Зуко проснулся от голода. Странно, дядиного храпа не слышно… На соседней койке спал кто-то длинный и черный, и совсем на Айро не похожий. Зуко не без труда восстановил события прошедшего вечера, и понял, что это тот самый военлекарь. Ну ладно, ну и хорошо.       Неплохо бы поесть. Как обычно после приступа, Зуко чувствовал себя воздушным шариком: легкий, пустой и так и скачет на веревочке. А если выпустить воздух — обмякает тряпочкой. Зуко бесшумно поднялся с кровати, взял с тумбочки шпильку, на которой держится корона, и подошел к окну, подкалывая занавешивающее его одеяло. О, еще только светает… Зуко постоял, глядя в госпитальный сад, с наслаждением втягивая свежий прохладный воздух, и раздумывая, чего бы такого заказать из еды. Когда он обернулся, то чуть не вскрикнул: Таро сидел на койке, и протирал очки. — Ваше Величество. Я могу вам чем-то помочь? — он поднялся на ноги, ухватившись за спинку. — Зуко. По имени, пожалуйста… и не вздумайте, сядьте! Вот так-то вот! Простите, что разбудил, — хмыкнул Зуко, — как это вы услышали? — Я ничего не слышал, вы двигались совершенно бесшумно, — слегка улыбнулся Таро, уловив в голосе Зуко нотки уязвленной гордости. — Подуло из окна и изменился свет. Я проснулся сам по себе. — Хотите есть? Давайте перекусим! Вообще, очень хочется мяса на углях, — Зуко облизал губы, с удовлетворением замечая, что горло не дерет и нос не опух. Он привык уже к запаху рвоты, застревающему в носоглотке надолго после приступа. — Боюсь, — Таро поправил очки, — что мясо на углях сейчас будет, гм, неполезным. Я пойду распоряжусь насчет еды. Зуко вздохнул. — Закажите что-нибудь вкусное, ладно? — Здесь пекут неплохие пироги и булочки. Пойдет? — А кофе можно? — Ни в коем случае. — С молоком? — Нет. Можно матча с молоком попросить, но не знаю… — Тогда лучше компотик какой-нибудь, — вздохнул Зуко. — На худой конец, чай с сахаром… — Да, компот и впрямь лучше, — кивнул Таро, и вышел из палаты. Зуко со вздохом устроился снова в кровати, глядя в окно на светлеющее небо. — Пищеблок уже работает, — сообщил Таро возвращаясь. — Обещали свежие булочки. Здесь есть запасное одело, не надо вам? Простите, вчера пришлось переодеть вас в больничное белье, сейчас принесут сообразную одежду… — Да нормальная пижама, вполне удобная. Я сейчас поем и опять засну. Так обычно бывает после приступа, накатывает эйфория какая-то, и при этом слабость. Так что не обращайте внимания. Всё счастье уходит в болтовню… Ну, да вам выдержки не занимать! Простите, мы стали свидетелями вашего… разговора с женой, и я поражен, как вам удалось сохранить… Простите еще раз, это было несообразно, подглядывать, я виноват, но… Я думал, вы ее ударите. Думал, нет другого выхода. Придется. А вы! Видит Небо, хотел бы я иметь такую выдержку! — Не стоит такого желать, Ваше Величество. То, что вы называете выдержкой… не моя заслуга. Мое терпение родилось в плену. — Гораздо чаще я видел тех, кто после плена озлобился… — задумчиво сказал Зуко. — Все-таки это ваша заслуга. Таро пожал плечами. — Тесс не сказала мне ничего нового. И, боюсь, чужие семейные ссоры все же… неполезное зрелище для молодых людей. — Ещё раз простите. Но мне… Ссоры моих родителей кончались гораздо хуже. Мне повезло увидеть, как оно может быть… по-другому. — Что ж, если это послужит ко благу… — Таро помолчал. — Тогда рад служить. — Вы почувствовали себя униженным, — угадал Зуко. — Не надо… Вы правда вели себя достойно и неожиданно для меня. Я сохраню это в своём сердце. — Зуко поднял сложенные ладони над головой и склонился. — Ваше здоровье ещё не восстановилось, — вздохнул Таро. — А, вот и еда. — Булочки, — Зуко сел на кровати, сворачивая ноги калачиком. — Здорово! Но жаренное мясо… — Мясо можно будет к вечеру, — утешил его Таро. — Да вечером я уже улететь должен буду, — уныло сказал Зуко. — Желательно немного отдохнуть. — Столица пустая… Вы почему не едите, Таро-сенсей?! Так не пойдёт.