The Unrestrained

Лань Сичэнь собирал волосы перед большим медным зеркалом. Правила Гусу Лань запрещали чрезмерное украшение себя, одежд и волос, но серебряная шпилька с подвеской это ведь еще не «чрезмерно», верно? Тем более, он хотел сегодня быть красивым, перед своим возлюбленным, который покидал Облачные Глубины и возвращался к себе домой. Лань Сичэнь еще раз поглядел в зеркало и улыбнулся. Впрочем, улыбка быстро сошла с его лица, когда он увидел мрачное, не предвещающее ничего хорошего лицо Цзян Чэна, и вспомнил, что, должно быть, тот уже говорил с главой Цзян. Видимо, то, что сказал Цзян Фэнмянь, было в высшей степени неприятным. — А-Чэн, любовь моя, что-то случилось? У тебя расстроенный вид, — Лань Сичэнь нежно улыбнулся, обнимая ладонями лицо Цзян Чэна и оставляя легкий поцелуй на щеке. Что бы там ни было, он сделает все возможное, чтобы привести любимого в хорошее настроение. В конце концов, это их последний день вместе, а там, кто знает, когда они снова увидятся, снова будут иметь возможность быть наедине? Задумавшись, Лань Сичэнь даже не сразу понял, что его оттолкнули, а когда до него, наконец, дошел смысл этого движения, он посмотрел на Цзян Ваньиня с нескрываемой тревогой. — А-Чэн? — Отец нашел мне невесту. — И сердце Лань Сичэня замерло. Он подозревал, что это когда-нибудь случится, им обоим необходимы наследники, и если у него самого в случае чего был Ванцзи, чьи потомки так же могли занять пост главы Лань, то Цзян Чэн… Его сестра выходила замуж в Ланьлин Цзинь, и все дети, которых она родит, будут принадлежать другому клану. Он, черт возьми, знал это, но надеялся, что… Что этого не произойдет. Не так скоро. — Я сказал ему, что не хочу жениться, но они уже договорились, и… Свадьба через три луны. А-Хуань, я… Я не собираюсь изменять своей будущей супруге. Все, что было между нами — замечательно, и мы чудесно проводили время вместе, это было интересно, но я меньше всего хочу, чтобы я и моя будущая жена повторили судьбу моих родителей. Так что прошу тебя, давай разойдемся без каких-либо обид. — Я бы никогда не попросил тебя изменять супруге, — потрясенно прошептал Лань Сичэнь, отшатываясь от протянутой к нему руки. Как мог… Неужели он зарекомендовал себя как человек, который посмеет подбивать другого на адюльтер? — Неужели ты считаешь меня настолько бессовестным? Я был о тебе лучшего мнения, А-Чэн… — Лань Сичэнь… — Ничего не говори. Ничего, прошу тебя, умоляю, — задушено проговорил Лань Сичэнь, отворачиваясь от Цзян Чэна, на лице которого была написана полная растерянность. — Уходи. Уходи, и давай забудем о том, что было между нами. Было, как ты выразился, чудесно, но… Прощай, Цзян Ваньинь. Я желаю тебе и твоей будущей супруге счастья. Цзян Чэн, кажется, еще что-то говорил, потом, громко пыхтя и чеканя каждый шаг, ушел из ханьши прочь. Лань Сичэнь не слышал, что наследник Цзян говорил. Внутри него было так удивительно пусто, как будто его несчастное сердце вырвали из его груди и выбросили в ближайшую пропасть. Он любил этого человека. Он любил в нем все, от угрюмо насупленных бровей, до поджимающихся на пике удовольствия пальцев ног, от сварливости до нежной, незащищенной сердцевинки, которую он показывал очень редко. И этот человек только что признался, что ему было «интересно»! Интересно поиграть с чувствами главы Лань, а затем выкинуть его, как ненужную игрушку, и жениться! А потом стало не до душевной боли: Вэнь напали на Облачные Глубины, и дядя трясущимися руками всунул ему цянькунь с бесценными книгами, хранящими мудрость не одного поколения клана Гусу Лань, велев бежать, спасаться самому и спасать книги. Скрывшись от преследования, Лань Сичэнь упал на землю, обратив взгляд на темное в искорках звезд небо. В груди болело. Взгляд упал на цянькунь, и Лань Сичэнь вдруг ясно понял, что вот сейчас он встанет, найдет место, где можно безопасно спрятать книги, а потом… Потом он сдастся рыщущим вокруг отрядам клана Вэнь. Глава Лань хмыкнул раз, два, а затем безумно захохотал, захлебываясь воздухом. Может, Вэнь над ним сжалятся и убьют его на месте, и не будет ни разбитого сердца, ни в кровь искусанных губ, ни потухших глаз… Может, они будут достаточно милосердны, чтобы покончить с его никчемным существованием? — Г-господин? У тебя все в порядке? — раздался рядом взволнованный голос, и Лань Сичэнь распахнул глаза, покрепче прижимая к себе злополучный цянькунь. Над ним склонился миниатюрный юноша, который рассматривал его расширившимися золотыми глазами, в них ясно читалась тревога и беспокойство. И было что-то такое в этих глазах, что-то настолько знакомое, больное, пробирающее до самых костей, что Сичэнь позволил себе раскрыть рот. — Помоги мне.