Беспокойство

В пятницу Сяо Чжань разглядел этот же профиль сквозь толпу в баре, в котором они встречались с Чжоченом и Бинем, и чуть не подавился пивом. — Что такое? Кого ты так испугался? — закрутил головой Бинь и без труда нашел глазами знакомое лицо. — Малыш Ван? Ты снова прячешься от него по темным закоулкам? Так, вроде, уже не обязательно. Он вырос. Он, кстати, починил тебе Яблочко? — Починил. — И чем ты расплатился? — стрельнул глазами Бинь из-за бокала. — Папиным мотоциклом. Покататься дал. — Я удивлен, что он попросил его. — Он не просил. Да и выбора ему я не предлагал. Он вообще поначалу был категорически против всего что бы то ни было. — Но не устоял перед твоей красотой? — Вообще-то перед папиным динозавром. — Я… не знаю, что здесь сказать. — Ничего не говори. Просто давай замнем эту тему и сделаем вид, что мы его не видели. — Мы-то сделаем. А он сам не придет тебя за колени трогать и с приглашением в глаза заглядывать? — Вряд ли. Ты сам сказал — малыш Ван давно вырос. И слава богу. — А… — начал было Бинь, но тут к столику вернулся Чжочен, и тему по умолчанию закрыли. Чжочен недолюбливал малыша Вана по понятным и вполне объективным причинам. В свое время он здорово хлебнул от мелкого приключений. Тот с регулярностью то сбивал его на скейте, то кофе на него проливал, то из лужи окатывал. И все это с таким невинным лицом и кристально честным взглядом, что сразу было понятно — дело тут нечисто. У Чжочена пропадали мелочь, почта, ключи, замки от велосипеда, с его входной двери скручивали ручки. Поймать на этом малыша Вана или кого-то из его шайки-лейки не удалось ни разу, но слухи ходили разные. Говорили, что вся кутерьма из-за какой-то девушки. Однако Чжочен смотрел с укором на Сяо Чжаня. А вместе с ним смотрели: с пониманием — Бинь и с сочувствием — Лу-Лу. Но дальше их маленькой компании это никуда не пошло. К счастью, сегодня Ибо, кажется, не волновало, что происходит вокруг, и Сяо Чжань с друзьями досидели свой вечер мирно. Плохо было то, что Ибо был один, хотя подсаживались к нему с завидным постоянством, и, судя по количеству коктейлей, планомерно напивался. — Идите, — тихо шепнул Сяо Чжань Биню, когда они засобирались по домам. На что Бинь понятливо кивнул и потащил подвыпившего Чжочена на выход. Тот даже не заметил, что они кого-то потеряли. — Бо-ди, — поздоровался Сяо Чжань, усаживаясь на освободившееся место с ним рядом. С него только что соскочила очередная барышня, пытавшаяся добиться от Ибо хоть какой-то реакции, но, как и остальные, потерпевшая неудачу. Впрочем, поворачиваться к Сяо Чжаню Ибо тоже не спешил. Лишь бросил взгляд искоса: — Чжань-гэ. Как вечер? То есть он видел Сяо Чжаня с компанией? Или это был дежурный вопрос? — Нормально. А по какому случаю здесь ты? С горя, на радостях или от скуки? — Болит, — просто ответил Ибо без пояснений. Но Сяо Чжань сразу понял, о чем речь. — Не лучше ли в таком случае обратиться к врачу? — По мне так привычнее выпить, — пожал плечами Ибо. — Не люблю больницы. — Занимательное лечение. Вдобавок к прочему завтра у тебя будет болеть ещё и голова. — Не будет, я прокачанный. Где и чем Сяо Чжань предпочитал не знать, поэтому шутить на эту тему не стал. — А почему один? — Ребята говорят, что когда у меня плохое настроение, я становлюсь совсем невыносимым, — хмыкнул Ибо. — То есть оно и нормальное бывает? Вау, — улыбнулся Сяо Чжань. — Настроение, — уточнил он на взгляд Ибо, но оказалось, что тот обернулся к нему совсем по другому поводу. — Ты и в детстве на меня смотрел, как на грязь под ногами, — сказал тот без улыбки и отвернулся к другому краю стойки. — Ты… рехнулся, диди? Да я… тебя даже не помню почти. Мы ведь особо не пересекались из-за возраста. Само собой, Сяо Чжань врал. Он помнил Ибо. Особенно ярко в период его подросткового бунта — с белым каре и подкрашенными бесовскими глазами. Это была ходячая катастрофа и гребаный стыд. Ибо все время вился поблизости и лип как репей: «Гэгэ, посмотри на меня. Покатай меня. Купи мне леденцов. Гэгэ, Чжань-гэ, ну гээээээ…». У Сяо Чжаня волосы шевелились от его настойчивости и повышенной тактильности. Но еще больше от того, как однозначно и болезненно реагировало на него тело. Находиться рядом с таким Ибо было настоящим испытанием. Но возраст! Сяо Чжань практически сразу выбрал тактикой избегать его любыми возможными способами: не смотрел, не разговаривал, не прикасался. Для него подобные развлечения были вне законов, морали и этики. И Сяо Чжань искренне считал, что поступает правильно. Но что же получается? Он хотел как лучше, а у ребенка теперь травма? — Не помнишь, — покачал головой Ибо над своим стаканом. — Вот и я говорю — как на грязь. — По-моему, ты перестарался с обезболивающим, — сказал Сяо Чжань вместо того, чтобы разубеждать его в чем-то. — И мне совесть не позволит оставить тебя здесь в таком состоянии. — Неужели гэгэ хочет отвезти меня домой? — глянул на него Ибо из-под ресниц. И в его глазах буквально на секунду мелькнуло что-то блядское и голодное. А потом он опомнился, моргнул, засобирался в спешке куда-то и хотел было подняться. Но запутался в ногах и, потеряв равновесие, схватился за плечо Сяо Чжаня. Одновременно с тем, как Сяо Чжань машинально сделал шаг навстречу и придержал его. — Гэгэ тебя отвезет, если ты не будешь вешаться ему на шею, — предупредил он, но голос предательски скрипел. — Все как гэгэ захочет, — хмыкнул Ибо, хотя руку с плеча убрал и даже попробовал отодвинуться. Его снова повело, и Сяо Чжаню пришлось вернуть ладонь ему на пояс. А для верности закинуть здоровую руку Ибо себе на плечи. — Надеюсь, твои ребра это переживут, — сказал он. — Подумаешь, какая мелочь, — буркнул Ибо под нос. — Бывают вещи и побольнее. В такси он моментально уснул, уронив голову Сяо Чжаню на плечо. Видимо, еще сказывалась слабость после аварии. Или действительно выпил слишком много. И Сяо Чжань по дороге без мук совести поменял адрес его мастерской на свой. Малыш Ван беспокоил его. Сяо Чжань больше не называл это никак иначе. Но что с того? Разве он имел право на что-то, когда, выходит, уже обидел этого ребенка? А вместе с тем теперь его страшно мучал вопрос: был ли Сяо Чжань хотя бы отчасти причиной того, что из того ослепительно улыбающегося подростка, ласкового и мягкого, словно котенок, вырос этот замкнутый, хмурый человек? И если да, то способен ли Сяо Чжань — все еще глупый и не уверенный ни в чем — это исправить? Ибо появился в дверях утром, когда Сяо Чжань собирался на работу. — Почему я снова здесь? Мне казалось, мы ехали в мастерскую. — Я сожгу ее, если ты и дальше так планируешь заботиться о себе, — пообещал ему на это Сяо Чжань. И добавил на скептическое выражение лица Ибо: — Считай это платой за мотоцикл. Если ты себя укокошишь, я так и так его не получу. А твой сарай больше не стоит. — Там же еще чужие мотики. Что значит сожгу, Чжань-гэ? — Вот и не провоцируй меня, значит. — И что ты тогда предлагаешь мне делать? Чтобы тебя не провоцировать. Давай уточним на всякий случай, какие извращения ты прикрываешь порядочной миной. — Для начала было бы замечательно, если бы ты поел и поспал пару дней. — Здесь? — ехидно уточнил Ибо. — Если захочешь здесь, валяй. Я даже найду, где переночевать. Сяо Чжань поначалу не понял, что сказал не так. Но когда Ибо вдруг резко побледнел, в голове блеснула нелепая догадка. — Я?.. — Стоп. Стоп, Бо-ди, нет. Все в порядке. Ничего не произошло. Никто никого ничем не обидел, не придумывай. Я привез тебя к себе, потому что мне так было спокойнее. И почти все это время — кроме дороги от машины до квартиры — ты спал. Ибо поджал губы, но ничего не ответил. Только взамен бледности начал покрываться красными пятнами. И Сяо Чжань в очередной раз почувствовал себя виноватым. Только в чем, снова не мог себе объяснить. — Ох, боже, ребенок, почему с тобой так сложно? — вздохнул он, ероша волосы. — Я уже не ребенок, — тихо, но жестко отчеканил Ибо. А еще спустя десяток секунд за ним хлопнула входная дверь. Ибо не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Его мастерская то встречала темными окнами, то в ней за закрытыми дверьми так оглушительно орала музыка, что слушал весь квартал и достучаться не было никакой возможности. А сидеть на пороге в ожидании тишины Сяо Чжань считал верхом идиотизма. Ибо не хотел его видеть. Это было очевидно. И Сяо Чжань, пожалуй, мог его понять. Если бы у него была возможность, он бы тоже себя с радостью по утрам в зеркале не видел. Случай свел их через неделю в том же баре. Ну, как случай. Уже ближе к полуночи Сяо Чжаню на телефон пришло размытое фото от Биня и короткая подпись: «Ты, кажется, искал его». И Сяо Чжань, который был изрядно задолбан работой, осенью и собственными дурными мыслями, зачем-то собрался и поехал в бар. К моменту его появления Ибо снова был пьян. А еще у него явно намечались разборки с каким-то парнем. — Я что-то пропустил? — сходу влез между ними Сяо Чжань. — Ты кто вообще? — спросил его парень. А вот Ибо, к которому Сяо Чжань стоял спиной, неожиданно обхватил его за пояс и уложил подбородок на плечо с почти ласковым тягучим: «Привет». Сяо Чжаню показалось логичным сделать завершающее движение, отступая назад в его руки. Хотя где он взял такую странную логику, было большим вопросом. — Я его друг, — сказал Сяо Чжань вслух ужасную ложь. — А кто ты? И что здесь происходит? — Он приставал к моей девушке, — уже не так уверенно произнес парень, наблюдая за тем, как Ибо украдкой зарывается пальцами под рубашку Сяо Чжаня. — Это вряд ли, — удалось Сяо Чжаню сохранить невозмутимый вид. Ему, с одной стороны, хотелось рассмеяться от неловкости, которую он испытывал сам и которая отражалась на лице парня перед ним, а с другой — плакать от того, с какой стремительностью от нерешительной ласки Ибо по телу растекаются мурашки. Ибо на пробу погладил полоску кожи над ремнем и снова выжидающе замер. А когда его вольность осталась безнаказанной, с удовлетворением выдохнул за ухом. И как далеко он собирался зайти в своих исследованиях, Сяо Чжань проверять не то чтобы не хотел, только определенно не здесь. — Пожалуй, нам пора, — улыбнулся он растерянному парню и, не оборачиваясь, потянул Ибо за собой. На улице Ибо, который шел за ним послушный, словно теленок, большой и неуклюжий, налетел на Сяо Чжаня, стоило тому остановиться. И рук, которыми обхватил в процессе, так и не разжал. — Бо-ди… — сказал Сяо Чжань, а потом наткнулся на его плывущий взгляд и губы и забыл, что хотел сказать. Да и хотел ли что-то, кроме как уже поцеловать этого невозможного человека. Но не так, не спьяну. И чтобы никто потом не думал оправдаться моментом или помешательством. — Это все из-за мотика? — спросил вдруг Ибо. — Ты поэтому обо мне так печешься? Какая трогательная забота о куске железа. — Он был памятью о моем отце, — скрипнул зубами Сяо Чжань. В груди было так туго набито чувствами. И их оказалось так просто отравить неосторожным словом. А Ибо только дальше несло: — И что теперь? От того, что его больше нет, разве с твоей памятью что-то случилось? Или ты можешь помнить только то, что имеет физическое подтверждение? То есть меня ты забыл, потому что я в свое время не оставил тебе автографа на память? — Почему ты считаешь, что можешь с легкостью рассуждать об этом? — зашипел Сяо Чжань. — Кто дал тебе право распоряжаться чужими вещами? Раз тебе так на них наплевать, что же ты тогда не взял на гонки одну из своих ямах? Побоялся, что тебе за это потом ножки в жопу затолкают? А, лао Ван? Сяо Чжань сам не заметил, как вцепился в его воротник, встряхивая. Ибо беспокоил его с той же амплитудой — от страшной одержимости до не менее страшной горечи — как и чертовых семь лет назад. И больно было все так же остро. Ибо перехватил его руку и сжал до хруста запястье. — Вот оно, значит, как ты думаешь. Хорошенький повод спустить на меня всех собак. Только я не участвовал в гонках. Я действительно взял мот прокатиться. Хотел проверить, насколько мои воспоминания похожи на реальность. А эти идиоты вылетели на меня из-под моста. И, знаешь, я теперь охренеть как жалею, что не взял одну из своих ямах, как ты выразился. Так у меня был бы шанс не встречаться с тобой. Под конец фразы он не сдержался, морщась. И Сяо Чжань вспомнил, что все это время толкал его в больное плечо. Разжал пальцы, а его руку Ибо отбросил от себя уже сам. — Я свое слово держу, — сказал Ибо, глядя себе под ноги, — ты получишь свой харлей. Но сделай одолжение, не приходи больше.