Немного тепла

— Эскель? — Геральт предусмотрительно замер в дверях, глядя на напряженные плечи, сгорбившегося над тазом с водой друга. На его белых волосах и теплой зимней куртке все еще таяли снежинки, подергивая туманом серебряные заклепки, нашитые на плечи и наручи. В комнате — совсем не той, что Эскель обычно занимал, то крыло с годами пришло в полную негодность, и немногие приезжавшие зимовать в Каэр Морхен ведьмаки давно уже им не пользовались — горел камин, но от увешанных выцветшими гобеленами стен так и тянуло холодом. — Ну, — хрипло сказал Эскель наконец. — Как я и думал. Совсем так, как я думал… — Добавил он тихо, и плечи его поникли. Геральт захлопнул дверь, в три широких шага преодолел разделяющее их расстояние и, ухватив Эскеля за плечи, развернул к себе. Рубцы были еще свежие. Два почти параллельных, начинаясь выше правой брови, тянулись вниз, один, раздвоившись посередине щеки, шел до самого подбородка. Верхний уголок губы теперь навсегда оставался чуть вздернут, придавая лицу мрачноватое выражение — для любого, кто не знал Эскеля хорошо. Геральт скривился в притворной досаде: — Ну, перещеголял. Эскель фыркнул, но плечи его под руками Геральта чуть расслабились. — Вот теперь можешь и уши оборвать, хуже уже не будет, — проворчал он, морщась, когда невольная улыбка потянула свежие еще рубцы. — У меня есть идея получше, — доверительно сказал Геральт, зарываясь пальцами в его густые темные волосы и прижимаясь лбом ко лбу. — Я бы предпочел, чтобы ты меня согрел, как следует, дурень. А то все только обещаешь. Эскель тихо хрипло рассмеялся, наконец кладя руки Геральту на плечи, и они соприкоснулись носами, губами, и слились в одном крепком неразрывном объятии. В конце концов, все, что у них оставалось в этой полуразрушенной, сырой, продуваемой всеми ветрами крепости, в этом холодном враждебном мире — это немного тепла.