***
У Альбуса Дамблдора был один большой недостаток. При всём уважении к бесчисленным достоинствам, этот пункт мог вывести из себя любого более-менее приближённого человека. Он не считал нужным посвящать кого-либо в свои планы и выдавал мысли настолько дозировано, насколько считал нужным. Не единожды это приводило к недопониманию и отсутствию доверия, но самоуверенность и внутреннее тщеславие никогда не давали ему подкорректировать собственные взгляды на жизнь. В связи с этим, каждая попытка вывести волшебника на нечто близкое к разговору по душам оборачивалось полным крахом. И в целом подобное можно понять – в конце концов, у Альбуса были весомые причины не держать душу нараспашку. Да и положение обязывало сохранять субординацию. Однако Ньют обречённо понимал, что в этот раз у него нет возможности оправдать друга перед собой. Разговор был неизбежен и необходим. Им обоим. Вероятно, это читалось по его напряжённому лицу буквально с порога. Потому что Дамблдор явно заметил непривычно взведённое состояние своего бывшего ученика. Он отложил бумаги в сторону и плавным движением стянул очки с переносицы, показывая, что ставит визит гостя выше работы. Жестом пригласив Скамандера располагаться в кресле, профессор приготовился слушать. Им обоим пришлось довольно нелегко. Подбирать слова в столь деликатной области всегда непросто. Ньют объяснил причину своей глубокой тревоги и пересказал вкратце ход расследования. При упоминании о возгоревшемся письме Дамблдор отвёл расфокусированный взгляд в сторону, и на его лице проступило то самое выражение горечи и печали, которое магозоолог уже видел месяц тому назад. Оставалось самое сложное. Спросить прямо. – Альбус, – Скамандер пересел на край кресла, придвигаясь ближе к собеседнику и осторожно ища его внимания. Профессор был глубоко погружён в себя, но на зов отреагировал и слабо улыбнулся своему визави. – Прости меня, Ньют. Некоторые вещи... я не в силах с ними справиться. – Я понимаю. Вы с Геллертом были как братья. Дамблдор горько усмехнулся и откинулся на спинку кресла, из-под опущенных ресниц глядя на магозоолога. – Мы были куда ближе, чем братья. Ньют непонимающе моргнул пару раз, после чего до него начал доходить смысл сказанного. Его и без того бледное лицо, кажется, стало совсем серым. Альбус не нарушал воцарившуюся тишину, давая молодому человеку переварить информацию. Он лишь постукивал ногтём по столу, задумчиво глядя на старый портрет в противоположном углу кабинета. – Так это письмо... Его действительно написал ты? – Нет, – профессор покачал головой, возвращая прямой и твёрдый взгляд к Ньюту. –Парадоксально, но нет. Я понимаю, как это выглядит. Однако перед тобой я бы не стал оправдываться и лукавить. Прошлое остаётся в прошлом, Ньютон, и я никогда не поддерживал идеи Геллерта о превосходстве чистокровных волшебников. Даже когда мы были близки. Скамандер растерянно теребил край своего пиджака, усиленно пытаясь осмыслить всю представшую перед ним картину. Альбус и Гриндевальд... Конечно, ни о каких предрассудках на тему самого факта подобного рода взаимоотношений речи не шло. Однако столь близкая связь с самым опасным и могущественным волшебником своего времени... мягко говоря, вызывала вопросы. Если информация об этом попадёт не в те руки, Дамблдор точно не избежит ареста и многочисленных допросов с пристрастием. И утаить подобные пикантные подробности от газет точно будет невозможно. Такая перспектива вводила Ньюта в отчаяние и глубокое отрицание. – Нужно что-то делать, Альбус! Тебе нельзя уезжать из Англии, нельзя покидать Хогвартс! Если письмо написал кто-то из преподавателей, то мы все в опасности. Дети в опасности. Предатель где-то здесь, у нас под носом, а тебя собираются увезти... Профессор мягко улыбнулся, наклоняясь через стол и накрывая кисть Ньюта своей рукой. – Я понимаю степень твоей тревоги, друг мой. И мне отрадно слышать, как сильно ты прикипел к этому месту за столь короткое время. Хогвартс всегда был и останется твоим домом, несмотря ни на какие трудности и призраки прошлого. Но я не могу просто сбежать или спрятаться от следствия, ведь разве это не станет прямым подтверждением моей причастности к происходящему? Ободряюще сжав чужую холодную ладонь, Дамблдор тяжело вздохнул и пальцами свободной руки устало потёр переносицу. – Ты прав в том, что касается предательства. Никому не доверяй и будь начеку. Накладывай больше чар на свои двери не только ночью, но и днём – я беспокоюсь о твоём чемодане. Что бы ни случилось со мной или в школе, помни: ты достаточно силён, чтобы устранить любую угрозу. Мне хотелось бы верить, что гости из МАКУСА всецело на нашей стороне и помогут тебе в критический момент, но я не могу этого гарантировать. Рассчитывай только на себя, Ньют. Я знаю, что ты справишься. Наши дети в надёжных руках. – Но... – Мы ничего не можем сделать. Препятствование работе наших американских коллег будет только на руку соратникам Гриндевальда. Будем надеяться на их благоразумие и совершенность системы правосудия. Главное – мы оставим этот разговор между нами. Без прямых доказательств моей связи с Геллертом ничего серьёзного мне пока не грозит.***
Ньют ощущал себя пешкой посреди огромного шахматного поля. Он не сомневался в своём мастерстве владения палочкой, ведь ему уже не раз приходилось обороняться от разного рода смертельных угроз. Однако бессилие перед лицом опасности – вот что в действительности разъедало его изнутри. Тупик, невозможность помочь другу. Покинув кабинет Альбуса, магозоолог двигался по коридору, не чувствуя под собой земли. Сердце глухо колотилось в висках. Он вспомнил, как всего сутки назад перед сном перебирал в уме преподавательский состав Хогвартса. Тогда это казалось какой-то неудачной шуткой. Что делать? Заявиться к мистеру Грейвсу на порог и прямым текстом запретить ему увозить Дамблдора на допрос? Абсурд. Попытаться действовать через Тину? Её вряд ли станут слушать. По крайней мере, пока не появились прямые улики, указывающие на настоящего предателя. Ньют не был осведомлён о текущих нюансах положении мисс Голдштейн, но смутно догадывался, что между ней и Персивалем установились не самые доверительные отношения. Голова гудела от потока мыслей, а на душе повис тяжёлый камень. Предвкушение беды ощущалось в воздухе гнетущей духотой, будто вот-вот должна была начаться буря. Когда навстречу ему вылетела разъярённой пантерой Агнес, он даже не успел переключиться с внутреннего монолога на внешнюю угрозу. Девушка практически сбила его с ног, рыча проклятия и хватаясь за плечи магозоолога цепко и даже слегка больно. – Кто-то был в моей спальне, – её красивое лицо было искажено яростью, хищно сузившиеся глаза искрились жаждой мести. Ньют содрогнулся от мгновенно ударившего по вискам адреналина. – Кто? Когда? – Меня не было несколько часов. Кто-то пробрался внутрь. Там всё перевёрнуто вверх дном. Скамандер крепко схватил предплечья девушки, ловя мечущийся взгляд и пытаясь заставить её сфокусироваться на себе, а не на переполняющих её эмоциях. – Агнес. Агнес! Посмотри на меня. Смотри мне в глаза! Ты не ранена? Зачем кому-то могло понадобиться врываться в твою спальню? – Откуда мне знать! – мисс Бальзамо вырвалась с рычанием, отталкивая от себя магозоолога и тяжело дыша. – Какой-то ублюдок порвал мои документы, выпотрошил сумки и постель! Что, ты хочешь, чтобы я успокоилась? Это покушение, Ньют! Я убью этого мерзавца голыми руками, когда найду его! Скамандер медленно опустил руки, позволяя девушке немного отдышаться и действительно прийти в себя. Между ними ещё летали искры, но спустя несколько мгновений Агнес всё же одёрнула свой костюм, с большим трудом пытаясь вернуть себе крупицы равновесия. Ньют быстро прикинул свои шансы и принял единственное верное решение, которое могло прийти ему в голову. Адреналин помог на время выключить все эмоции, оставив лишь холодную уверенность. – Идём. – Куда? – Бальзамо сверлила пустым взглядом ближайшую стену, с трудом подавляя всё ещё бурлящую вспышку гнева в груди. – Я не собираюсь... – К Грейвсу. Мы идём к Грейвсу. Прямо сейчас. И это не обсуждается.