* * * *
Небо было темным от дождевых туч, когда Том сел в машину, чтобы поехать домой. Он с трудом выбрался из офиса и не взглянул на часы до посадки в машину. Он отстал от графика на полчаса, через десять минут должен был вернуться домой, а впереди еще сорок минут езды. Он знал, что должен позвонить Джанет и предупредить, что опоздает, но батарея в его сотовом телефоне села, а ближайший стационарный телефон находился в его офисе, на шестом этаже, и он не хотел возвращаться. Он сказал Джанет, что у него плотный график, поэтому решил, что она не будет слишком беспокоиться, если он опоздает не больше чем на полчаса. Примерно на полпути домой, на семидесяти, его левая задняя шина с треском лопнула! От испуга чуть не лопнул его мочевой пузырь. Машина рванула через две полосы, прежде чем он успел вырулить на гравийную обочину и дать ей остановиться. Он выругался про себя и вышел осмотреть повреждения. Левое заднее колесо было прострелено, разорвано в клочья. И тут его осенило: никто не остановится помочь. По обеим сторонам дороги не было ничего, кроме леса, ни одного здания в поле зрения, и, как он знал, ни одного в пределах пешей досягаемости. Он вздохнул, снял куртку, закатал рукава, открыл багажник и наклонился, чтобы вытащить запасное колесо и приступить к работе. К тому времени, как он снял гайки, его рубашка и брюки были испорчены, испачканы дорожной грязью, жиром и чем-то еще, что прилипло к шинам. Он снимал шину с оси, когда небеса разверзлись и обрушили на него то, что казалось Ниагарским водопадом. Он выругался, запрыгнул в машину и стал ждать, когда дождь прекратится. Ждать пришлось долго. В итоге он потратил сорок минут на замену шины. Джанет все это время сидела у окна гостиной, вглядываясь сквозь дождь в свет фар, пытаясь держать свои страхи под контролем. Тор лежал на полу у ее ног и спокойно спал. Она попыталась сделать незаинтересованность Тора хорошим знаком, но на деле она не была уверена, что думать. За минуту до того, как Том въехал на подъездную дорожку, Тор внезапно напрягся, вскочил на ноги и прижался носом к стеклу. Дженет подумала, что он, должно быть, услышал, как подъехала машина. Она выглянула в окно, но ничего не увидела. Тор извивался и скулил. Она снова посмотрела — по-прежнему ничего. Она решила, что Тор, наверно, услышал какое-то животное снаружи; затем она увидела фары сквозь дождь, и машина Тома с хрустом подъехала по гравийной дорожке. Тор издал краткий лай приветствия и бросился к задней двери, чтобы поприветствовать своего Вожака. Джанет долго размышляла об этом происшествии. Целыми днями она наблюдала за Тором, когда Том возвращался домой. Сначала она думала, что слух Тора был намного лучше, чем у нее, но она не могла убедить себя. Тор оживился за минуту до прибытия машины. Небольшая арифметика подсказала ей, что если бы Том ехал со скоростью тридцать миль в час (по самым скромным подсчетам, но учитывая дождь, он мог бы ехать весьма медленно), то он был бы в полумиле отсюда, когда Тор оживился. Даже если Тор мог слышать машину так далеко — через закрытое окно, под проливным дождем — мог ли он отличить ее от всех других машин на дороге? Этот вопрос терзал ее до тех пор, пока несколько недель спустя Том не опоздал на двадцать минут. Этого было достаточно, чтобы Джанет забеспокоилась, но на этот раз она пошла в гостиную смотреть на пса, а не на дорогу. Тор устроился поудобнее в кресле у окна, но он не смотрел на улицу, он ждал. Джанет сидела в нескольких футах от него с секундомером в руке. Прошло несколько минут, и Тор сел. Она нажала на секундомер. Тор извивался, прижимался носом к окну и скулил, затем сидел неподвижно и настороженно. Его уши стояли торчком, но они не дергались, как тогда, когда он слышал что- то вдалеке. Секундомер отсчитывал двадцать секунд, двадцать две, двадцать пять. Тор не двигался. Пятьдесят секунд. Тор слегка напрягся, его уши навострились, и он наклонил голову, чтобы немного приблизить левое ухо к стеклу. Его взгляд был прикован к улице. Морда Тора засияла. Он впервые услышал шум машины. Джанет остановила часы. Пятьдесят пять секунд. Через несколько секунд она услышала шум машины. Волосы у нее на затылке встали дыбом, по спине пробежал холодок. Она только что стала свидетелем чего-то невозможного. Позже Джанет рассказала об этом Тому, но, к ее удивлению, он не удивился. В его семье всегда были собаки, и он видел подобное поведение у каждой из них. Его собака детства, Хармон, например, всегда знала, когда идет к ветеринару, несмотря на то, что семья тщательно избегала «слово на В». Люди небрежно называли это «собачьим шестым чувством». Когда Том был подростком, он искал в Хармоне другие «экстрасенсорные способности», но не нашел ни одной. Если у собак и были какие-то другие необъяснимые способности, они их хорошо скрывали. В конце концов Том свыкся с объяснением, что собаки просто улавливают очень тонкие сигналы от своих хозяев. Ничего страшного. Джанет была разочарована. Она никогда раньше не общалась с собаками и думала, что открыла для себя что-то действительно необычное. Она представляла себе, что Тор может стать знаменитым Псом-Экстрасенсом. Но если эта способность была так распространена, почему не было проведено тщательного исследования? — Ну, — предположил однажды вечером Том, — если предположить, что у собак есть какие-то экстрасенсорные способности, возможно, ученые считают, что это ниже их достоинства. Кто знает? Джанет провела некоторое время в библиотеке, читая все, что могла найти о собаках, но никогда не находила никаких упоминаний о собачьем «шестом чувстве». Но она нашла множество историй о таинственной способности собак находить дорогу домой за сотни, а иногда и за тысячи миль. Иногда в дома, где они никогда раньше не бывали. В одном случае семья переехала через всю страну, оставив собаку позади. Несколько месяцев спустя перепачканный пес появился на их новом пороге. Но какими бы удивительными не были эти истории, они были именно такими — просто историями. Только анекдотические свидетельства. Никаких исследований, чтобы подтвердить это. Почему же? И Тор не проявил никаких других необычных способностей. Просто явные предчувствия возвращения Тома (и ее собственного возвращения из магазина). В конце концов Джанет, как и Тор, приняла то, чего не могла понять. Вещи кажутся нормальными, потому что они знакомы, а не потому, что имеют смысл.* * * *
— Сюдааа, Тор! — Тор? Сюда, Тор! Голос Мамы, а не Дебби. Крик с кухни. Тор вскочил на ноги, навострив уши и прислушиваясь к следующему зову, чтобы еще раз проверить тон ее голоса. — Сюда, Тор! — немного нетерпения, но это было нормально для второго оклика. Общий позитив, небольшое остаточное раздражение (тоже нормальное в это время суток, с детьми и дома). Ее раздражение, вероятно, было направлено не на него. Может быть, поездка. Это может быть что угодно. Он ткнул носом в переднюю дверь, но она была заперта, поэтому он побежал вокруг дома к кухонной двери, мельком проверяя, как там Дебби. Как он и ожидал, она играла со своим пластиковым ведерком для песка и лопатой на маленькой травянистой полоске между подъездной дорожкой и домом, лениво болтая со своей любимой куклой. Ее котенка нигде не было видно, что не было чем-то необычным. Она принесла немного песка с пляжа и была занята открытием, что мокрый песок и грязь делают замки лучше, чем те, которые она сделала на пляже только с мокрым песком. Он был рад видеть, что Дебби была на стороне Стаи по ту сторону забора, который отделял собственность Стаи от собственности соседей. Нижний поручень был достаточно высок, чтобы Дебби (или Тор) могла легко пройти под ним, что она довольно часто делала. Тора это не волновало. Он понимал назначение забора и в принципе был с ним согласен. Он каждый день подкреплял его значимость своей мочой. Кухонная дверь, выходившая на подъездную дорожку к задней части дома, была слегка приоткрыта. Тор открыл ее носом и вошел внутрь, где Мама разговаривала с Тедди, пытавшимся уйти от разговора. — Послушай, — строго сказала она сыну, — я не хочу ссориться. Сейчас я хочу, чтобы ты погулял с собакой. Тедди заныл. Тору не нужно было взвешивать нежелание в нытье Тедди против решимости в голосе Мамы. Состязания не было. Что бы не говорил Тедди, как бы долго и громко он не вредничал, он все равно выводил Тора на прогулку. Тор был взволнован этой перспективой не больше, чем Тедди. — И держи его на поводке, — сказала Мама. — Мам! — Тедди завопил, растягивая слово. Тор чувствовал то же самое. Почему поводок? На самом деле, Тор знал почему. Отношения между ним и Тедди в последнее время ухудшались, и Тор находил эту ситуацию крайне удручающей. К сожалению, он ничего не мог с этим поделать. Тедди боролся за более высокий ранг в Стае. В какой-то момент Тедди заметил, что Тор повиновался ему только тогда, когда ему этого хотелось. Так было всегда, но Тедди либо не замечал этого, либо не возражал. Теперь же нет. Внезапно он возмутился; внезапно ему захотелось превзойти Тора по рангу. Тор знал, что это было связано с его железами, но Тедди забегал вперед, и его поведение было совершенно неуместным. Его попытка занять более высокий ранг сделала его постоянной занозой в заднице, постоянно утверждающей себя над Тором только ради самого процесса. Тору было очень больно быть вовлеченным в какую-либо борьбу внутри Стаи, но эта ситуация была особенно неприятной, так как он и Тедди были лучшими друзьями, когда они были щенками. Тору никогда не приходило в голову задаться вопросом, как он прошел через щенячий, подростковый и взрослый периоды, а Тедди остался ребенком; мгновение, и теперь Тор взрослый, а Тедди — нет, и Тор не мог быть ниже подростка по рангу. Тедди мог заявлять о себе сколько угодно, но ему придется повзрослеть, прежде чем Тор примет его как своего Вожака. По иронии судьбы, Тор почувствовал первые признаки гормональных изменений в паху Тедди. Он знал, что Тедди скоро станет мужчиной, и как только он им станет, он превзойдет Тора по рангу. Но в то же время, Тор не мог понять, почему Тедди возмущался рангом Тора. Тора превосходили по рангу Мама и Папа, и это его нисколько не беспокоило. Он даже не обиделся, когда ему запретили спариваться с суками во время течки. Волчьи стаи возглавляет пара, Супруги, оба из которых превосходят по рангу всех остальных членов стаи, самцов или самок. Власть Супругов распространяется даже на сексуальную жизнь других, и они часто запрещают спаривание между членами стаи. Так что запреты Мамы и Папы на сексуальную жизнь Тора были в полном соответствии с Естественными Законами, и он не видел причин обижаться на них. Напротив, Тор черпал огромное утешение, зная, что его Стая имеет фиксированную иерархию, независимо от его собственной ситуации. Стая, в которой все члены равны, была бы хаотичной. Как могла функционировать такая стая? Что удержит их вместе? Как он мог решить, куда идти, что делать? И как вообще члены могут быть равны? Глупость Тедди была непостижима, и Тор не собирался позволять ребенку вмешиваться в Естественные Законы. Между тем, Тедди никак не проявлял понимания ситуации. И, что еще хуже, он, казалось, винил Тора. Иногда он жестоко дразнил Тора, без следа любви, которую они так долго разделяли. Иногда Тор принимал от ребенка все, что мог вынести, хотя мало что мог с этим поделать. О насилии не могло быть и речи. Если Стая без иерархии не может функционировать, то та, в которой члены Стаи могут свободно ранить или убивать друг друга, не продержится и дня. Единственной защитой Тора был уход от Тедди, что он делал все чаще и чаще в последнее время. Уходи и не обращай внимания на возмущенные приказы Тедди вернуться. И вот поводок. Когда Тедди (и только Тедди) брал Тора на прогулку, он был на поводке. Никому из них это не нравилось, но ни один из них не превосходил Маму по рангу. Но сегодня была еще одна причина для поводка. Человек, которого Папа называл Жуликом, не появился в офисе Папы в понедельник, и Мама с Папой были обеспокоены. Мама предупредила Тедди, чтобы он был настороже и держал Тора подальше от него, если он появится. Вполне возможно, что он вернется, чтобы спровоцировать еще один инцидент.* * * *
Всю дорогу до конца квартала, когда Тор останавливался, чтобы обновить территориальные знаки Стаи, Тедди дергал за поводок и ныл: «Поторопись!». В конце квартала (и, к счастью, в конце территории Стаи) они повернули направо. Они собирались зайти в бакалейную лавку в трех кварталах отсюда. Когда они доберутся туда, Тедди обмотает поводок вокруг пожарного гидранта и зайдет внутрь. Но когда магазин появился в поле зрения, Тор увидел еще одну собаку, привязанную к гидранту. Маленькая собачка. Тявканье. Тор ненавидел находиться рядом с маленькими собаками. Он не то чтобы ненавидел самих собак, он ненавидел судьбу, постигшую их, — эту гротескную, неестественную, непохожую на собаку крошечность. Что же касается самих собак, то он испытывал к ним мучительную жалость. Их состояние было настолько плачевным, что было больно находиться рядом с ними. Глубоко внутри Тор понимал, что собаки — хищники, находящиеся на вершине пищевой цепи, призванные быть сильными и храбрыми, а не слабыми и беспомощными. Маленькие собаки не могут защитить себя, не говоря уже о своих Стаях. Все, что они могут сделать, это то, что делает брехучий пес — тявкать изо всех сил и надеяться, что никто не раскроет его блеф. Тедди привязал поводок к фонарному столбу и вошел внутрь. Тор абстрагировался от тявканья и отвел глаза. Он был глубоко смущен ее поведением и ее присутствием. Именно в такие моменты Тор понимал, что собаки — это собаки, а люди — это люди, несмотря на их чувства друг к другу или их жизненные условия. Он никогда не задавался вопросом, почему он живет среди людей — просто так все было — Мама, Папа и дети были его Стаей. Но они были другими. Когда он был щенком, Тор думал, что его собачье поведение было частью взросления — шагом на пути к человечности. Когда он вырастет, то станет человеком, как Мама и Папа. Но теперь он вырос — он был взрослым и знал это — и все еще оставался собакой. Осознание этого не было шоком, потому что оно так и не пришло. По мере того, как он рос, он просто забывал о том, что вырастет человеком, и вместо этого стал думать о собаках как о другом виде человека. Невысокий, волосатый, четвероногий. Но на каком-то уровне, столкнувшись с мутацией размножения, подобной тявкающей собаке, он знал, что не был низкорослым, волосатым, четвероногим человеком. Он был собакой, полностью и навсегда отличающейся от остальной Стаи. Это была мимолетная мысль, как и все его концептуальные мысли. Через некоторое время Тедди вышел, и они отправились домой немного другим маршрутом. Примерно в квартале от магазина Тор остановился, чтобы понюхать незнакомое дерьмо. — Идем! — сердито сказал Тедди, с силой дернув поводок. Он вел себя так, словно они с Тором были заклятыми врагами. Эта мысль причинила Тору гораздо большую боль, чем цепь, врезавшаяся в его горло. Тор носил ошейник с удушающей цепью, сколько себя помнил. Папа учил детей не использовать его, чтобы заставить Тора поторопиться (как Тедди использовал его сейчас); единственная причина, по которой Тор носил его, заключалась в том, что ему будет слишком легко одолеть детей, если забудет свои манеры — скажем, после того, как увидит, как кошка шипит на него и убегает. Если он попытается бежать с ошейником на шее, он будет болезненно напоминать ему о поводке и правилах. Тор знал, что поведение Тедди было строго против правил, и он хотел, чтобы Тедди вырос, чтобы он мог занять свое более высокое положение раз и навсегда. Тогда, может быть, они снова станут друзьями. Когда они вернулись домой, Мамы и Дебби уже не было, как и внедорожника. В доме никого не было. Тор сразу же понял: они с Тедди отправились на прогулку, чтобы он не приставал к Маме. Вот это подвох. — Позже, мохнатая морда, — сказал Тедди. Он вышел на задний двор и захлопнул за собой кухонную дверь. Тор метался от окна к окну, наблюдая, как Тедди уходит, и надеясь, что он вернется. Он тихонько заскулил, когда Тедди дошел до конца квартала и свернул за угол. Затем он побежал по дому, вверх и вниз, в тщетной попытке найти компанию. Даже котенок Дебби исчез. Глубоко подавленный, он поднялся наверх на тот случай, если дверь в спальню Мамы и Папы не будет полностью закрыта. Ему повезло — дверь распахнулась от легкого толчка его носа. Запахи Мамы и Папы здесь были сильными, настолько сильными, что казалось, будто они были дома. Он запрыгнул на кровать и зубами откинул простыни, чтобы обнажить то место, где их запах был сильнее всего. Он свернулся калачиком на простынях и глубоко вздохнул. Успокаивающий аромат растопил его напряжение, оставив расслабленным и усталым. Он положил голову на подушку, среди следов Маминого макияжа и Папиного лосьона после бритья, и не думал о том, что получит нагоняй, когда Мама вернется. То, что он делал, было хулиганским проступком, но не плохим. Он делал это и раньше, и каждый раз его наказывали, но всякий раз, когда он оказывался один в доме, утешение в постели было важнее, чем нагоняй или шлепок от свернутой газеты. Он заснул, положив голову на Мамину подушку и распластавшись на расстеленных простынях.