Thor

Том скользнул голым в постель и заметил, что простыни поменяли, хотя предыдущие лежали на кровати всего одну ночь. Джанет оставила дверь открытой, и пес снова забралася в кровать, черт возьми. Он чуть было не сказал что-то, но решил, что нет смысла поднимать эту тему. — Я очень волнуюсь за Теда. — сказала Джанет, снимая лифчик и трусики и поспешно надевая прозрачную черную ночную рубашку. Том лежал, приподнявшись на локте, и наблюдал за ней. — Я знаю, — сказал он. Когда они только поженились, неловкость Джанет перед наготой раздражала его. Его всегда возбуждала мысль о том, что некоторые жены ходят по дому голыми перед своими мужьями, и он всегда предполагал, что его жена, по крайней мере, будет спать с ним голой. Они ведь были женаты, верно? Но Джанет настояла на ночной рубашке перед сном и халате до и после купания, хотя в их спальне была собственная ванная. Ее беспокоило не то, что ее видели — напротив, она наслаждалась голодным взглядом Тома, когда он смотрел, как она раздевается, — ей было нужно ощущение ткани на коже. Теперь, когда у них уже трое детей, Том был бесконечно благодарен ей за кажущуюся скромность. Это поддерживало между ними некоторую сексуальную дистанцию, оставляло немного тайны в их личной жизни. У них были свои маленькие игры в спальне, которые вращались вокруг Тома, пытающегося снять с нее ночную рубашку, халат или что еще, и Джанет, задыхающуюся, но безуспешно пытающуюся прикрыться. В конце концов, ее дискомфорт от наготы возбуждал его так, как могут возбуждаться немногие мужья после стольких лет. И его всегда возбуждало черное белье. — Он не должен быть один, Том, — сказала Джанет. — Не сейчас. Не после того, что он пережил. — Согласен, детка, но мы должны уважать его желания. Он ведь большой мальчик, ты же знаешь. — Сказав это, он почувствовал себя полным уродом, но это нужно было сказать. Это правда. Джанет скользнула под одеяло спиной к Тому и прижалась задом к его коленям. Он обнял ее и притянул к себе, обхватив ладонью одну грудь и нежно сжимая сосок между пальцами. Они были вместе тринадцать лет, за год до рождения Тедди. — Думаю, нам следует навестить Теда, — сказала Джанет, — нравится ему это или нет. — она еще сильнее прижалась задом к коленям Тома, бессознательно используя секс, чтобы повлиять на мужа. Том подумал, что это очень мило. — Не знаю, — сказал он. — Может, ты и права, но в любом случае полегчает, если мы хотя бы позвоним ему и скажем, что приедем первыми. Заходить без предупреждения ужасно рискованно. А обращаться с ним как с ребенком просто... — он хотел сказать «глупо», но нужно было подобрать слова получше. — Можно только сделать хуже.

* * * *

Брат Джанет Тед был фотографом, и довольно хорошим. Тоже счастливчик. Мир полон хороших фотографов, но не всем из них удается безбедно жить своим ремеслом. Тед зарабатывал на жизнь более чем безбедно. Он был тем, кого Том называл мелкими богачами — ему никогда не приходилось работать, если он этого не хотел, но и жить на Ривьере он тоже не мог. Тед был фотографом-натуралистом, который оказывался в нужном месте в нужное время в нескольких критических ситуациях, и он поладил с нужными людьми. Его работы публиковались в "Лайф", "Нэшнл Джиогрэфик" и множестве менее известных журналов, специализирующихся на свежем воздухе. В редких случаях его фотографии даже появлялись в "Тайм" и "Ньюсуик", двух изданиях, не известных исследованиями природы. В довершение всего он встретил Марджори. Марджори провела с Тедом три года. Вместе они взбирались на горы, ныряли через коралловые рифы, бродили по пустыням, прорубались сквозь джунгли и стремились к идеалу. Единственная проблема заключалась в том, что Марджори тоже была фотографом, но они всегда искали идеальную фотографию в понимании Теда. Марджори фактически отказалась от своей карьеры, чтобы быть с Тедом. Тому нравился Тед, но также его многое удивляло в нем. Он не понимал, почему карьера Марджори должна быть принесена в жертву карьере Теда, тем более, что они фотографировали одно и то же. Тед был славным парнем, но всегда считал себя первым, вторым, третьим и последним. Том никогда не рассказывал Джанет о своих сомнениях насчет шурина, и хорошо, что он этого не сделал. Джанет была абсолютно предана брату. Примерно год назад в Непале удача изменила Теду. Боги, без сомнения, оскорбленные тем, что простой смертный имеет такую удачу, похитили Марджори без следа. Как рассказывал Тед, они разбили лагерь в горах, целыми днями фотографируя и ночуя в маленькой, но удивительно теплой палатке. Однажды ночью они легли спать бок о бок в термоспальных мешках, но когда Тед проснулся на следующее утро, Марджори уже не было. У Теда была болезненная шишка на голове, глубокая рана на щеке и несколько отвратительных укусов. Палатка была разорвана с одной стороны, а лагерь был разрушен. Он не мог вспомнить ничего с прошлой ночи. Спальный мешок Марджори был разорван сверху донизу. Какие-то звериные следы вели вниз по склону к утесам, слишком крутым и гладким, чтобы на них можно было взобраться. Тед шел по следам так далеко, как только мог, а затем отправился в ближайшую деревню за помощью. Когда он прибыл, снежная буря накатила на лагерь, уничтожая его. В последующие дни поисковики не смогли найти ни одного шеста для палатки. Не было ничего, что могло бы подтвердить рассказ Теда. Власти заподозрили Теда в нечестной игре. У них не было никаких доказательств, но само отсутствие доказательств — и отсутствие разумного объяснения — вызывало у них подозрения. Они были готовы поверить в йети, когда какой-нибудь турист утверждал, что видел его, но не тогда, когда турист утверждал, что йети еще и утащил его девушку. Они допрашивали его два дня — без адвоката, без зачитывания прав и без результатов. А когда под давлением американского посольства его наконец отпустили, то дали понять, что в Непале ему больше не рады. Он вернулся в Америку, в свою хижину в Каскадной горной цепи в штате Вашингтон, где он когда-то жил с Марджори до поездки в Непал. Он никогда прежде не испытывал особой любви к цивилизации, но после потери Марджори стал настоящим отшельником, живя в полном одиночестве в доме, который когда-то делил с ней. Он был таким почти год, и Джанет боялась, что он никогда не выйдет из этого состояния, если не начнет работать снова, и как можно скорее. Она звонила ему регулярно, но его настроение не улучшалось.

* * * *

— Я позвоню ему завтра, — прошептала Джанет. Том покусывал ее шею с невероятной нежностью. Он просунул свободную руку ей под талию, и его пальцы дразняще заплясали в треугольнике волос между ее ног. Она почувствовала, как его стояк упирается в ее ягодицы, и ей не терпелось закончить разговор, не нарушая идиллии. — Мы навестим его в субботу, — выдохнула она. — Угу, — пробормотал Том. Джанет потянулась и задрала свою ночную рубашку, пока она не оказалась у нее на талии, затем взяла его орган и направила внутрь себя.