KINK-tober

      - Ты ведь понимаешь, что не сможешь избегать меня вечно? – Скептический голос демона сквозит раздражением и личной обидой, от чего делается лишь хуже. Пойманный в отвратительную клетку между базовыми потребностями, от силы и неуместности которых хотелось выть, и нервным напряжением перед размерами чужого тела, человек только и мог, что пытаться увиливать от прямого разговора, наслаждаясь хотя бы самим фактом чужого присутствия. Да, к боли он привык. Вот только, последняя и без этого сквозила во всех сферах жизни, так пусть хотя бы моменты уязвимости не станут ассоциироваться с очередными страданиями.       Издав неопределенный хмык, Палач жмет плечами и демонстративно опускает взгляд на дробовик в собственных руках, чей пыльный ствол старательно оттирал грязной от масла тряпкой. Чище не становилось, зато подобное занятие могло быть весомым аргументом против внятного ответа на поставленный вопрос. Отсутствие хоть какого-то опыта заставляло чувствовать смутную робость перед закономерным развитием их неожиданных отношений, тем более, что бывший Страж явно не догадывался о причинах. Что он мог сказать? Что знаменитый Солдат Рока боится?       - Я вижу, что тебе нравятся мои прикосновения, и что внутренне ты сам хочешь большего. Так, в чем же дело? Почему ты просто не позволяешь получить удовольствие обоим? – Особо не настаивая на устном отклике, падший продолжает риторическое обращение, не отходя далеко в сторону, но и не сокращая расстояние. Человек упорно молчит. Блестящий от чужого усердия металл уже откровенно сверкает, а вот измученная тряпка рвется по швам: - Это личное отвращение или беспокойство за чистоту репутации?       На, и без того напряженном, лбу выступает холодный пот, и Палач находит в себе силы, чтобы едва заметно, но отрицательно мотнуть головой. Мародёр откровенно лез в голову, и эта потребность в демонстрации своих анализаторских способностей временами бесила не хуже проницательности старого киборга, оставшегося восстанавливать механическое тело на Твердыне Рока. Еще с того момента, как рогатый догадался о внутреннем одиночестве Солдата и предпочел сказать прямо, вне зависимости от реакции на свои горькие слова. Разумеется, человек всегда ценил искренность от своего спутника по отношению к себе, однако не всегда нуждался в метких ударах по своим болевым точкам. Демон же был одинаково прямолинеен и апатичен.       - Или же, ты боишься?       - Послушай, я не…       Договорить не удается – все еще растерянный верной догадкой, морпех не успевает среагировать на чужой выпад, оказавшись прижатым к прохладной поверхности из камней и мелкого гравия. Недовольно посмотрев на своего товарища, чей вес был достаточен для того, чтобы легко прижать к земле, Палач ощутимо толкает в грудь, однако единственной на то реакцией оказывается лишь скептический взгляд да зафиксированные над головой руки. Вырваться из чужой хватки не составило бы труда, вот только по собственному телу тотчас пробегает предательская дрожь, распаляя любопытство перед возможным развитием. Проклятая отзывчивость не остается незамеченной, и от этого в равной степени хотелось сбросить с себя или закрыть глаза и банально отдаться – так и не придя к единому решению, человек лишь раздраженно фыркает и сглатывает, отводя нервный взгляд в сторону, лишь бы не видеть пристальное, изучающее пламя алых глаз.       Вот только, когда свободная от удерживания рука легко разводит его ноги, морпех вновь пугается, и от этого хотелось обреченно взвыть. Несмотря на установленное перемирие и тот факт, что помимо единственной бойни в комплексе Мародёр не пытался причинить реальный вред, смутный страх перед уязвимостью, которую может увидеть это падшее существо, заставлял сжиматься и предпринимать попытки к сопротивлению, что, правда, оказываются честно проигнорированными. Будучи не способным на поражение символом мщения, вне поля боя Солдат оставался слабым и по-юношески отзывчивым, чего не заметил бы лишь слепой, а потому, шикнув в ответ на ощутимые и достаточно болезненные толчки в грудь, демон успокаивающе гладит по внутренней стороне бедра и наклоняется, чтобы провести длинным языком по щеке, в немой просьбе довериться его решению. И человек вновь делает это, закрывая глаза и всецело падая в объятия первородного греха.       Смазанный вязкой слюной палец входит достаточно легко, чему не помешал и острый коготь, который на удивление приносил лишь остроты ощущениям, а не ожидаемой боли. Спустя несколько мгновений, падший добавляет еще один и тотчас успокаивающе гладит по обнаженному животу, начиная медленные поступательные движения – мышцы напряжены, и без того хмурое лицо замерло в ожидании скорой муки. Несмотря на осторожность чужих действий, Палач подсознательно ожидал новой порции страданий, а потому даже не пытался расслабиться, тем самым усложняя задачу обоим – осознание бьет непрошенной виной, заставляя поджать искусанные губы. Однако, ничуть не обескураженный временной неудачей, демон продолжал ритмично двигать рукой, меняя глубину и угол ровно до тех пор, пока коренастое тело вдруг не выгибается в неожиданной судороге, а светлые глаза – распахиваются в изумлении. Это оказалось приятным. Очень-очень приятным, чтобы застонать в голос, тем самым отдавая невольное согласие на продолжение непривычной ласки. Столь искренняя реакция несомненно радовала, провоцируя на дельнейшие действия – ослабив хватку на надежно зафиксированных руках, падший в качестве своеобразной похвалы быстро лижет открытую шею, прежде чем повернуть ладонь и добавить уже третий, а затем и четвертый палец, растягивая по стремительно высыхающей слюне. Последнее не проблема – отзывчивое тело вырабатывало достаточное количество смазки, которой и воспользовались по назначению. Несмотря на первичный замысел в банальной подготовке перед чем-то большим, внутри заиграл неожиданный, схожий лишь со спортивным, интерес. Как много может принять в себя это несуразное, но по-своему чуткое существо?       Протяжные стоны становились все громче, смешиваясь с первыми слезами. Более не пытаясь сопротивляться, человек лишь добровольно разводил ноги, держа те несколько приподнятыми и согнутыми в коленях, дабы облегчить проникновение уже всех пяти, по общему диаметру соизмеримых с размерами чужой плоти, от которых же ранее так нервничал. Вот только неожиданная аккуратность со стороны спутника и его ритмичные движения, так метко попадавшие по чувствительному месту, заставляли не только беспрекословно довериться, но и откровенно всхлипывать, всем своим видом умоляя о большем. Морпех не замечает, когда на смену простым пальцам приходит целая ладонь, которой его растягивали уже без всяких нежностей – отдавшийся во власть греховному азарту, Мародёр удовлетворенно рычал, проникая в податливое тело вплоть до середины предплечья, тем самым буквально насаживая на свою руку – действие, от которого Палач едва ли не выл, уже самостоятельно насаживаясь на сжатый во избежание травм от когтей кулак. Ощутимая заполненность, во много раз превышавшая демонический член, давила изнутри, вплоть до очертаний на подтянутом животе, однако должная подготовка и собственная регенерация создавали благоприятную почву для удовольствия без столь тревожащей его боли и страха перед уязвимостью, позволяя чувствовать одно только наслаждение, быть может предосудительное и порочное, но от этого не менее искреннее. Густая жидкость выплескивается наружу с резким движением чужой руки, и, заметив это, бывший Страж не может сдержать самодовольной ухмылки, прежде чем покинуть обмякшее тело и ощутимо шлепнуть мокрой ладонью по вздрогнувшим от подобного бедрам.       - Не так уж и страшно, верно?       Все еще слабо подрагивающий после произошедшего, человек с трудом фокусирует взгляд на чужом лице, прежде чем согласно хмыкнуть и кивнуть головой в ответ. Да, это оказалось не так уж и страшно.