Октябрьское выгорание

      Кухню наполнило громкое журчание кипятка, бьющегося о стенки чайника. Варя и не надеялась найти дома хоть что-нибудь для заварки, но в глубине буфета нашелся льняной мешочек с травами, который бабушка дала с собой в последнюю поездку к ним с дедом.       — Так почему ты решил вернуться?       По столу застучали чашки, на тарелку вывалили остатки подсохшего курабье. Лука заметил, что ремонтом Подвойская так и не занялась — у батареи осталось пятно на обоях после протечки, под потолком те и вовсе отклеивались на уголках. Подставка под горячее безвозвратно растеряла былые сочные краски, рисунок стерся, и все так и рушилось, сыпалось, забывалось.       — Я же сказал.       — Да вот я поверю, что Люсе надоело вдруг жить, ага. С чего это?       Варвара открыла окно и подожгла сигарету. Ведьма пропускала парочку вечером, когда возвращалась домой. Так никотин действительно ощущался и хоть сколько-нибудь делал легче. Так Варя и прижигала себя, продолжая существовать в ожидании того, когда все наконец оборвется.       Вместе с частью души исчезли слезы от горя, смех, искренние улыбки, стыдливый румянец, надрывные крики в порыве злости, исчезло все, кроме страха и непроходящей усталости. Подвойская научилась за эти годы жить, не обращая на то внимание. Ни один психолог или психотерапевт не смог помочь. Варвара знала, почему это с ней происходит, но когда-то еще надеялась на возможное излечение с помощью каких-нибудь таблеток или другой терапии. Вот только с таким недугом бороться можно лишь той же силой, какой он отравлял и сам.       — Мне семнадцать когда было, — заговорил после вечной паузы Лука, — по-настоящему, я смерти боялся. В последнюю неделю — считай, для меня это было лет сорок, пока гонял, — задумался крепко. Я ведь умирать боялся, потому что хотел, как и все, прожить жизнь. В мое время это бы значило не то, что сегодня. Но я могу только бегать, и больше ничего. Надоело.       — То есть, ты просто прекратишь все это и дождешься, пока орт не придет за тобой?       — В том-то и дело, что нет. Сперва я бы вернул себе положенное. Но к нему ведь не придешь, не скажешь: «Ладно, я наигрался, давай обратно», — Лука прищурился, как обыкновенно делал, когда замышлял что-нибудь. Варя поежилась и прикрыла на мгновение глаза. В нос забил до боли знакомый затхлый, пыльный запах, а вместо уютного тепла квартиры, разбавленного недавно открытым окном, тело окутал неестественный холод.       Варвара вновь очутилась у злосчастного зеркала, только теперь там не было видно ыравраВ. Зато в кресле по ту сторону восседала иссохшая фигура неизвестной — по-видимому, та самая женщина, о которой говорил Лука.       — И что ты хочешь делать? — спросила Подвойская, размешивая сахар в кружке, и отвернулась от проклятого стекла.       — Украду. И с тобой мы сделаем так же.       Радужка колдуна вспыхнула ослепительно ярко, и чародеи продолжили чаепитие на кухне у Вари как ни в чем не бывало. В блеклых серых глазах затесался желтый осколок.