Октябрьское выгорание

      — Полная луна, полная луна… ты где этот бред вычитала? — Лука уже пожалел, что пришел по первому зову Ады.       Она давно перестала вплетать цветы в косу перед сном, а бутоны прятала в книгах или ставила в вазы, собирая сухие букеты. Все реже Карданова применяла подаренную неизвестно кем силу. Все чаще задумывалась над тем, куда ее и девочек привело все это.       Неделю назад, в ночь на Ивана Купалу, Паша созвала ведьм для очередного обряда, который вновь вышел из-под контроля. Вот только теперь последствия оказались слишком плачевны. До сих пор Ада до конца не понимала, что же произошло тогда, зато отлично помнила сатанинские улыбки на лицах сестер. Помнила, как сводило скулы, как на языке кислило, как второй голос прорезался поверх собственного, а запястья выучились загибаться в невозможном направлении.       Карданова видела чересчур много даже для колдуньи. Много для живого человека.       — В интернете нашла, — наивно пролепетала Ада и смяла в руках собранные лепестки.       — В ваших интернетах не тот еще бред настрочат. Пойдем?       — Куда? — непонимающе молвили так и не зажившие после укусов губы.       Густые, обыкновенно гладкие черные волосы спутались, их обладательница словно и не замечала колтунов. Царапины чуть выше локтя тоже неплохо бы прижечь — каждую ночь ногти сами тянутся содрать корку с едва затянувшихся ран. Ресницы перестали прятать глубокие, живые, искрящиеся глаза, и ныне походили на кованый забор возле парной могилы. Наверное, такой же грязной, затоптанной, чуть рыжей от ржавчины. Милый поцелуй юности на яблочках щек превратился в тот пестрый мрамор, что осыпает лица несносным январским утром, однако сегодня пылала июльская ночь.       Воздух замер у самой земли, не возносился к небу как раньше. Луна печально вздыхала и, кажется, тоже вспоминала минувшие времена, когда все было в порядке. Кажется, теперь ее родимые пятна виднелись намного лучше, а светлый ореол поблек, напоминая, что он всего лишь отраженье чужого сияния. И где-то по закуткам ненужной пустоты обманчиво скалились такие же самозванцы. Взяли, пока тепленькое, надели, красовались, выдавая себя за досрочно ушедших.       — Помнишь, Паша спрашивала, отрастут ли новые отпечатки на пальцах, если срезать? — Ада опустилась на остывший камень и пошарила рукой по расколу рядом. В темноте не разглядеть горожан этого маленького селения в двух створках лесной глуши, и Карданова сосредоточилась на крохотных шажках по своей коже. Сколько их?       — Паша много чего спрашивала, — Лука засунул руки в карманы пальто (носил его и жарким летом) и склонил голову набок. Когда-то он уже видел похожее выражение лица у других ведьм. Оно было последним, что он в них запомнил. С замерзшего сердца откололся кусочек, и калька с настоящим человеком завыла, что не хочет прощаться вот так. Что-то ведь с этим надо сделать?       Что-то сделать определенно было нужно, но в тот самый миг Лукьян ушел. Не знал или не пытался узнать, чем можно помочь. Примитивные вопросы вставали в горле и не выходили, обрушивались обратно, в бездну молчания. Аде пришлось самой бесконечно брести, искать дорогу, где станет чуть яснее, как же воспринимать случившееся, как же жить дальше. И чем дальше Карданова шла, тем ярче осознавала, что не так важно то, что было, но то, как она сохранила в себе эти взошедшие ростки. Как она справилась с болезненными листьями, сорняками, нераскрытыми бутонами. Как они зацвели и запахли приятной одурью, напоминающей о былом, что привело в живое будущее. Не светлое, не сокрушенное, но такое, какое вышло.       — Отрастет ли новая жизнь, если срезать старую?