Зов крови

Флегетон

Открывать глаза было неприятно, даже слабый свет, проникающий через узкую полоску, оставленную между плотными шторами, причинял боль. Комната была совершенно незнакомой: богато обставленная, но при этом темная, и как будто старомодная. Больше всего она была похожа на гостевую спальню, спешно убраная слугой. Она имела приличный вид, но чувствовалось, что слишком давно здесь никто не жил. Да и такую мебель не делали уж полсотни лет, если не больше. Хотя ее дороговизны это не отменяло. Но даже не это было странным, а смутные воспоминания о вчерашних событиях. Все это походило на сон, который забывался, стоило о нем попытаться задуматься. Были ведь холод, темнота, кровь и очень много боли. Рука потянулась к собственному боку, где по ощущениям вчера болело особенно сильно, но ничего не нащупала. Ни бинтов, ни шрама, ни даже синяка. Зато было кое-что другое: странный болезненный огонь, начинающийся в горле и уходящий вниз по гортани глубоко внутрь. Чувство похожее на сильную жажду или голод, только ни пить, ни есть при этом не хотелось. Нужно было что-то другое, потому что из-за этого костра под кожей сосредоточиться толком на чем-то другом было сложно. Смутное подозрение, что случившееся прошлой ночью было лишь кошмарным сном только росло, ведь не могло все исчезнуть просто так. Руки ощупали собственное лицо, но и в нем все было совершенно обычно: никаких ран или ссадин, даже волосы совершенно чистые. Глаза только все еще болели, и огонь жег в желудке, но больше ничего не было. Приснилось, значит, но оно и к лучшему. Главное лишь вспомнить, где он сейчас находился и пойти домой. Дом... Почему-то никак не удавалось вспомнить, где его дом. Мысли утекали сквозь пальцы и, чем быстрее пытаться их ухватить, тем раньше они пропадали. Он не в силах было вспомнить ни свое родное поместье, ни семью, ни даже, кто он. От последнего осознания к горлу подступил предательский страх. Можно ли забыть самого себя? Можно ли не помнить ничего? Тяжелая дверь открылась резким толчком, и в проеме возник улыбающийся мужчина. Вошедший человек был незнакомым или, может быть, уже позабытым. — Темнейшей ночи, мой дорогой, — весело и даже слишком громко оповестил он, подходя ближе. — У тебя, должно быть, накопилось много вопросов. Давай начнем с самого первого: кто ты? Флегетон. Это твое новое имя. Надеюсь, ты ничего против не имеешь, потому что возражения все равно не принимаются. Мужчина был низеньким, с лицом того, кто привык обманывать людей, но в котором чувствовалось все равно что-то притягательное. Может, это что-то было даже не во внешности как таковой, а в манере держаться, в подборе слов, в блеске глаз движениях рук, которые так и говорили: "я весь для вас, сударь, я ваш покорнейший слуга". Лишь одна вещь показалась знакомой — речь. Этот спешащий голос и интонации, прыгающие то вверх, то вниз, словно повинуясь дергающимся движениям невидимого дирижера. Их Флегетон точно слышал не впервые. — Флегетон? — имя ничем не отозвалось, совершенно чужое и тоже незнакомое. — А со старым что случилось? Спросил и только потом понял, что старого он не помнит совсем. Вроде какое-то было, но будто бы стёрлось. Как странно и неправильно. — Потерялось старое, — мужчина развел руками и поднял брови вверх в притворном сожалении. — Да и негодным оно было, пользовались им неосторожно, больно часто: кто знал, слишком много, кто мог присвоить себе. Такие имена теряешь и потом даже жалеть не будешь. Новое оно же лучше, совсем как новая одежда, согласись. Примерил — и вот уже другой человек! Или, точнее, не совсем человек. Все звучало так неправильно и странно, что никак не могло сложиться в одну картину. Собственные воспоминания словно сгоревшие листы бумаги разваливались и пачкали руки золой. Нельзя доверять малознакомым людям, но что делать, если больше источников информации не найти? — Я вас знаю? — вопрос мог показаться невежливым, но, кажется по-другому в такой ситуации никак. Обветренные губы над острой бородкой растеклись в усмешке. — В зависимости от того, как посмотреть. Видеть — виделись. Даже говорили, называли имена, но уже не те, совсем не те. Так что, мне не сложно представиться вновь, — он не церемонясь сел на кровать, как и был в плотном, явно предназначенном для улиц, сюртуке. Голова склонилась вниз, а рука метнулась туда, где должно было под множеством слоев ткани биться сердце: — Коцит. Твой самый большой друг отныне и впредь. Чужой голос лился, как сладкое вино, и Флегетон несколько раз напомнил себе, что сказанное не обязательно будет правдой. Он нахмурился, силясь вспомнить, когда же произошла их встреча, но нет, абсолютно ничего. Что-то случилось из-за чего он все забыл. Какая-то болезнь? Ранение? Нарочно или случайно? — Как я понимаю, мне представляться уже не нужно, — он криво усмехнулся и без тени радости. Собственные пальцы сжали одеяло. Происходящее напрягало. — Не нужно, мой дорогой Флегетон, конечно не нужно. Потрать слова на что-то более полезное, — Коцит легко похлопал его по плечу, вызывая желание дернуться в сторону, которое Флегетон старательно подавил. — Меня гложет любопытство, с чего же такое радушие с вашей стороны? — А как же не быть радушным? — брови снова вскинулись вверх, будто бы Коцит услышал самую большую глупость. — Мы должны держаться друг друга. Как-никак, нас мало. Тут важно проявить всю свою чуткость и внимательность. Можно сказать, что нынче ты практически член семьи. И нет-нет-нет, — он поднял руку, будто Флегетон уже собирался его перебить. — Я не хочу слышать никаких благодарностей! Забота о тебе — это мой святой долг. Так что я не приму никакой лести по этому поводу, так и знай. Не то чтобы Флегетон и собирался рассыпаться в благодарностях. Пока он все ещё мало, что понимал, а оттого чужие слова могли быть как и правдой, так и ложью. Причем, не исключено, что довольно наглой. Впрочем, почему-то, это казалось не слишком возможным. Какое-то странное беспричинное чутье, интуиция или предчувствие. Флегетон прищурился и склонил голову набок. — Я, конечно, не буду лукавить, что я исключительный, но, что значит "нас мало"? Слишком много красивых слов, будто его пытаются обмануть или что-то скрыть. Суть прячется где-то за ними. Пыль в глаза. — Ну, как бы поточнее сказать, — Коцит сделал задумчивое лицо и почесал щетину, а затем мягко улыбнулся, наклоняясь ниже. — Вместе с тобой нас будет четверо. Четверо, значит. Флегетон поджал губы, пытаясь нашарить в своих почти что стертых воспоминаниях знает ли он, о ком говорит Коцит, но снова ничего. — Я уж не знаю, что со мной случилось, но, кажется, что-то посерьезнее похмелья, раз мне нужно новое имя, — он фыркнул и облизнул губы. Странный обжигающий небо голод не проходил, наоборот, будто бы ещё больше начал разгораться внутри, заставляя постоянно себя одергивать. Где-то в отдалении зашуршали карты и зазвенели монетки. Где-то, где Флегетон не должен был услышать, через несколько закрытых дверей, быть может на другом этаже. Но он слышал и даже мог понять направление этого звука, его природу. У кого-то закончилась партия в вист. — Скоро к нам кое-кто подойдет еще, — заметил Коцит, скосив глаза к двери. — А пока... Ты, наверное, голоден. Хватит сил подняться на небольшую прогулку? За окном свет медленно тух, сменяясь с золотистого на алый. Садилось солнце и, чем темнее становилось, тем меньше чувствовался зуд под веками. Чужие глаза впились внимательным взглядом, такие темные, что радужка почти сливалась со зрачком, превращаясь в два черных провала. Сложно было прочитать, что пряталось в этих омутах, но по крайней мере злобы там не было. Скорее что-то похожее на интерес, как показалось Флегетону. — Если то, что я чувствую можно назвать голодом, то наверно, — неуверенно протянул он, не зная, как это правильно описать. — Можно голодом, можно жаждой, тут уж как пожелаешь, дорогой мой. Точнее определения все равно нет, увы, всемогущий русский язык не заточен под такие тонкости бытия. Но факт остается фактом, нужно будет поохотиться, чтобы утолить потребность тела, — Коцит неопределенно махнул ладонью в воздухе, дескать, не стоило придираться к словам. Флегетон чуть кивнул. Поохотиться. Какой странный выбор слова. Не поедут же они на охоту, чтобы просто добыть еды? Или речь о чем-то другом? Флегетон все хмурился и хмурился, чувствуя себя совершенно запутанным и даже в какой-то степени потерянным. Все вокруг закрутилось в какой-то причудливый калейдоскоп, а он не мог за этими яркими стеклышками разглядеть настоящую картинку. — Со мной что-то случилось, верно же? — это был даже не вопрос, уверенное утверждение. Самое важное из того, что его беспокоило сейчас. Дверь в спальню снова открылась. Зашедший был тоже незнакомым: высокий, с широким разворотом плеч и сильными руками. У него были смуглая кожа и чуть подкрученные усы, будто по моде, только сейчас уже никто так и не носит. Длинные волосы собирались в небрежную косу, а в его ухе блестела золотая круглая серьга, совсем как у бродячего цыгана, что никак не сочеталось с дорогим сюртуком. В нем будто смешалось что-то разбойничье, лихое, и вместе с тем статное, вроде офицерской выправки и гордо поднятой головы. Флегетон никак не мог уловить, что из этого лишнее. — Ты умер, — четко и без виляний сказал вошедший, так похожий на цыгана, и тут же добавив: — Но не стоит слишком сильно переживать по этому поводу. Страх хуже смерти. — Совершенно верно, — кивнул Коцит. — Ведь смерть для тебя не конец, как ты можешь заметить. Я бы даже выразился, что это лишь начало. Прекрасное и интригующее начало, мой Флегетон. — Что? — он распахнул глаза, пытаясь понять, может ли это быть какой-то странной шуткой. В голосах мужчин не было и ни намека на веселье, и от этого было только хуже. — Этого просто быть не может! — Флегетон помотал головой и в памяти мелькнуло что-то. Совсем мимолетно, как удаляющийся огонек в темноте. Ему было холодно и так больно. Совсем недавно. Флегетон перевел несколько раз взгляд с Коцита на второго мужчину, но никто из них не смеялся, лишь Коцит все так же заискивающе улыбался. — Чушь какая-то, — уже чуть менее уверенно покачал головой Флегетон и собственная рука легла на грудь, пытаясь почувствовать биение сердца. Сердце молчало, словно его и не было вовсе. По лицу Флегетона было видно, что он старался раскопать в глубинах своей головы воспоминания. Конечно же тщетно. Смерть делит все на "до" и "после", и все прошлое перестает иметь значение. Со временем белых пятен в голове будет становиться все больше и больше, до тех пор, пока не останется ничего, кроме сияющего настоящего. — Может, голубчик, может, — Коцит выпрямился. — Если ты прислушаешься к себе себе, то наверняка и сам это почувствуешь. Смерть — это дама заметная. Она не проходит бесследно. Так что попробуй вспомнить вашу встречу, будь истинным джентльменом и не забывай единственный подаренный ею поцелуй. Флегетон все так же держал руку на груди, словно надеясь услышать хоть один удар о стенку ребер. Тщетно. Сердце не замирало от волнения, не сбивалось дыхание от страха. В сознании его бушевал шторм, но тело не отзывалось ничем кроме прежнего горящего голода. Кажется, это было единственным ощущением сейчас, досадно, что неприятным, почти болезненным. — Все не так страшно, — цыган обогнул спальню и привалился плечом на одну из опор кровати. — Для тебя. Теперь начинается новая жизнь, и, со временем, она придется тебе по вкусу. — То есть я мертвый, да? — Флегетон еще раз посмотрел на своих новых, если так можно выразиться, знакомых. Коцит кивнул, совершенно не меняясь в лице, все такой же ухмыляющийся, почти что радостный. Воспоминания подкинули ощущения холода, боли и чужого голоса. Теперь Флегетон мог поклясться, чем угодно, что голос принадлежал Коциту. — Таких, как мы, называют нечистью, рисуют круги из соли и вешают кресты. Но ничего не поможет, не спасет, если нам нужна будет кровь, — его взгляд снова метнулся к окну, и Коцит резким движением поднялся на ноги. — Но обо всем по порядку. Солнце уж село, так что тебе пора собираться. Собственная рука на всякий случай еще раз скользнула по лицу, но ничего странного на ощупь не обнаружила. Это не могло не радовать. — Занятно. Нечисть, значит, — Флегетон приподнял брови и издал смешок, — очень лестно. — Ты определенно мне нравишься, — коротко засмеялся Коцит. — Какой забавный подбор слова. Слышал, Ахерон? Лестно. — Так ведь он прав, — с весёлыми искрами во взгляде согласился тот. Неуверенная улыбка на губах Флегетона истаяла так же быстро, как появилась, стоило представить себе горячую соленую кровь. Огонь внутри словно вспыхнул с новой силой, заставляя почти что зашипеть от боли. — Мне что-то нехорошо, — он скривился, все еще не в силах уложить в своей голове все происходящее. Ахерон нахмурился и подошел ближе. — Два раза не умирают. Давай, поднимайся. Его широкая ладонь легла на плечо, подталкивая к краю кровати. Коцит прошелся по комнате, открывая сундуки и комоды. Подняв в воздух достаточно пыли и заглушив тишину скрипом несмазанных петель, он вернулся обратно с чуть устаревшим походным сюртуком. — Должен быть твой размер. Уж прости, старая одежда слишком потрепалась, чтобы ее использовать. Но это пустяки, тут много вещей, да и, если больно нужно будет, то, как встанешь на ноги, можно в город сходить. Затхлый запах поднялся в воздух и к своему собственному удивлению Флегетон различал теперь в этом аромате разные нотки. Дорожная пыль, порох, легкий запах мыла и даже гари. Он с шумом втянул воздух, снова принюхиваясь, как хищный зверек. Окружающий мир открывался ему с другой стороны, как будто раньше он смотрел через мутное стеклышко, а сейчас через большое чистое окно. В руки легла одежда, старомодная, но выбирать не приходилось. Пока что. Крайне досадно, ничего не скажешь. — Да, нужно, конечно заказать новую, — Флегетон поджал губы, скользя пальцами по серебряным пуговицам с витиеватым узором. — Так и должно быть, что я забыл все, что со мной было до моего пробуждения сегодняшней ночью? — он склонил голову набок и принялся одеваться. — Ну-у... — протянул Коцит. Впервые на его лице скользнуло что-то похожее на неувренность, и он повернул голову к Ахерону. Тот чуть пожал плечами. — Я тоже не много, что помнил. Так что не переживай, — подбодрил Ахерон, будто, по какой-то причине, должен был знать об этом больше. Флегетон в последний раз одернул сюртук и только теперь заметил, что в комнате нет зеркал. Он уже хотел возмутиться, такому упущению, как его подхватили в две руки: Коцит под локоть, утаскивая вперед, и Ахерон за плечо, точно перекрывая путь к отступлению. Особняк тонул в темноте, лишь несколько подсвечников бросали слабые отблески огня, когда они шли по темному коридору. Флегетон с любопытством заметил, что ему совсем не составляет труда рассмотреть даже те места, что полностью тонут в тенях. Теперь он мог видеть, слышать и даже чуять гораздо больше вещей, чем раньше. Это кружило голову, жаль, что только голод все еще царапал когтями внутренности, заставляя постоянно на него отвлекаться. — Ты был очень интересным молодым человеком при жизни, — Коцит уверенным шагом заспешил по крученой лестнице вниз, наконец отпуская его. — Убил добрую половину своего семейства, а светское общество все равно не отвернулось от тебя. Даже печально, что в городе начались беспорядки. Но, тут же зависит от того, как посмотреть. Вот был бы ты жив, не встретил бы нас и осталось бы тебе сколько? Пару десятков лет и все. — Звучит крайне увлекательно, жаль, я почти ничего не могу вспомнить, — Флегетон нахмурился, но воспоминания так и не удалось схватить за хвост. Что-то смутное постоянно крутилось в голове, но будто бы так и не проявлялось. — А почему именно я? Это связано с тем, что были уже знакомы до... всего этого? Ночной воздух должен был быть холодным, но Флегетон, несмотря на лёгкий сюртук, не почувствовал ничего. Коцит не сбавляя шага повел их к конюшне. — Отчасти да, отчасти нет. Безусловно, наше раннее знакомство, хоть и было непродолжительным, весьма заинтриговало нас. Не о каждом молодом графе говорят такие вещи, — Коциту метал слова, как блестящий бисер. Те сыпались вереницей сияющих бусинок, ослепляя, но не раскрывая правды. — Поэтому мы не могли пройти мимо и не откликнуться на помощь в сложную минуту. Флегетон приподнял брови, без труда понимая, что дело тут совершенно не в доброте душевной, как звучало со слов Коцита. Скорее в любопытстве, скуке или же в чем-то, о чем Флегетон даже не мог бы знать. Ему безусловно льстило, что обстоятельства настолько хорошо сложились в его пользу, что заставили даже смерть отступить. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно. Но нет, возможно. Теперь навсегда смолкнувшее сердце молчало в груди, а облачкам морозного пара даже необязательно было срываться с губ. Флегетон заметил, что дышал лишь по привычке, а не по надобности. — Безусловно я крайне благодарен за такую услугу, что уж скрывать, — Флегетон прищурился, — мне было бы еще интересно узнать подробности, как все произошло. Кто меня...— он осекся буквально на мгновение. — убил. С какой целью и все в том же духе. — А по-твоему, мы следили за тем, как тебя убивали? — Коцит одним голосом показал всю нелепость подобной идеи. — Мы пришли уже к окончанию всего веселья. Виновники сбежали, оставив за собой разграбленное поместье. Что до причин... — он чуть задумался и пожал плечами. — Думаю, все до тривиальности банально. Красивые лозунги о равенстве рабочих и дворян на поверхности, да чистая корысть и человеческая жестокость в истинных мотивах. — Досадно, — Флегетон обиженно поджал губы, уже начав рисовать в своей голове картины изощренной мести. Конечно, Коцит мог бы и соврать, направляя его злость на кого-то другого, но Флегетона это мало волновало на самом деле. Злость бы выплеснул, удовлетворение получил и это главное. — Можешь попробовать убивать всех нынешних революцинеров поочередно. Как первопричину, — усмехнулся Ахерон и в его улыбке можно было заметить мелькнувший золотой зуб. — Месть сладка, даже если она направлена не только на убийц. Захочешь отомстить — зови, составлю тебе компанию. Что-то в его темных омутах глаз проскользнуло мечтательное. Флегетон расценил это как благоприятный признак и улыбнулся в ответ. Коцит обреченно закатил глаза. — Нашли, чем развлекаться. Точно делать нам больше нечего. Надеюсь, дорогой Ахерон, ты еще помнишь про охотников. — Да как уж забыть, — губы под кустистыми усами изогнулись в оскале. Все трое остановились у небольшой кареты. — А почему с нами нет еще одного? Я с ним еще не успел познакомиться, — спохватился Флегетон только сейчас. — Стикс с нами не поедет. Он решил побыть затворником, — чуть покачал головой Ахерон в ответ на вопросительный взгляд. — Я запрягу лошадей. Он исчез за рядом стойл, и Флегетон повернулся к Коциту, ожидая продолжение объяснений. — Личные, почти деликатные дела заставили его оставить нас, — Коцит драматично взмахнул руками, положив ладонь Флегетону на плечи. — Захворал слегка. Но не нужно переживать, ваша встреча обязательно состоится в самое ближайшее время. А для начала — охота. Ахерон вывел пару лошадей. Тихий скрежет снега под подкованными копытами приближался к ним, смешиваясь с прочими ночными звуками. Черная карета на полозьях как и все убранство доме выглядело дорого, но чуть устаревшее. Кажется, придется привыкать, что его новое окружение отстало по моде на несколько десятков лет. Впрочем, это не обязано было распространяться на самого Флегетона. Пока Ахерон проверял возжи, по коже прошелся ощутимый холодок. Кто-то смотрел на него. Флегетон дернулся и обернулся. Вокруг ни одной живой души, только возвышающийся особняк, глядевший на них провалами окон. Человеческий глаз бы ничего не заметил, слишком большое расстояние от конюшни до резного проема на втором этаже. Но взгляд Флегетона слишком острый, слишком внимательный, чтобы упустить из вида высокую фигуру, тенью разрезающую полумрак. Худая, с бледным лицом, выцветшими волосами, она смотрела с отчетливым осуждением в своих маленьких глазах. — Идём, мой дорогой, — голос Коцита раздался у самого уха, а его рука настойчиво развернула к карете. — Дорога ждёт. Флегетон облизнул губы и забрался внутрь, решив, оставить вопросы о не появившемся Стиксе на потом. Щелкнули возжи и карета неторопливо тронулась в путь по заметенной дороге. Коцит уместился на узенькой скамейке около Флегетона, елейно улыбаясь ему. — Поедем сейчас к деревушке. Там на окраине наверняка еще можно найти зазевавшихся пастухов. Инстинкты подскажут, что тебе нужно делать, но не теряй голову. — Инстинкты? — Флегетон фыркнул. — Как у хищника что ли? Занятно, однако. Судя по тому, каким острым у него стали зрение, слух и даже обоняние, то Коцит прав и ему даже не придется задумываться над тем, что делать. — В первый раз кровь пьянит крепче армянского коньяка. Сегодня с тебя хватит одного человека, договорились, дорогой мой? От предвкушения скорой перспективы погасить голод, огонь внутри вместо того, чтобы затихнуть вспыхнул с новой силой, заставляя зашипеть и согнуться от боли. Флегетона даже совсем не трогало то, что, судя по всему, ему придется пить чью-то кровь. Он был готов на что угодно сейчас, только бы погасить то пламя, что разъедало его изнутри. Да и судя по словам Коцита, он и в прошлой жизни не брезговал отнимать чужие жизни. — Да, договорились, — кивнул Флегетон, пытаясь разогнуться и не взвыть от боли. — Вот и славненько, — Коцит с легким сожалением проследил за меняющимся в лице Флегетоном. Кончики пальцев прошлись по светлым волосам в успокаивающем жесте. — Сейчас все уже будет, потерпи совсем немного, — увещевал он, глядя в небольшой проем окна. В отдалении гнали овец, а следом за стадом шла молодая пара, судя по виду, о чем-то оживленно переговариваясь. Запах живых людей ударил в ноздри, стоило саням затормозить, а Флегетону выбраться из кареты, облокачиваясь на руку Коцита. Он с шумом втянул воздух, принюхиваясь, и словно распробывая аромат. Мир вокруг перестал существовать, все сократилось до первобытно простой схемы: охотник-жертва. Когда-то в прошлой жизни молодой граф отстреливал оленей и зайцев, теперь же он охотился на людей. Флегетон сорвался с места, как только Коцит разжал руку. Словно охотничья собака пущенная по следу он преодолел расстояние в считанные секунды. Даже снег не хрустел под его ногами, а про холод и сбившееся дыхание можно было забыть навсегда. Мыслей в голове не было, лишь бездумные инстинкты, что не давали никакого времени на размышления. Все произошло за мгновения. Наверно, за два удара сердца, если бы у Флегетона оно билось. В первую очередь он кинулся на юношу под оглушительный визг рядом идущей девушки. Ее крик доносился, как сквозь толщу воды, потому что Флегетон уже с чавкающим звуком рвал чужое горло откуда-то взявшимися острыми не человеческими зубами. Он не пил кровь, он вырывал куски теплого мяса с кровью, глотая их, почти не прожевывая. Никогда прежде он не испытывал чувства прекрасней, чем блаженное наслаждение от утоления голода. Кровь заполнила его рот, текла по горлу и во всем мире не было ничего слаще. Она пьянила, заставляя забыться, отринуть любые рамки, которые когда-либо сдерживали его. Это было освобождение смешанное с жаждой. Флегетон забыл себя, но теперь совсем иначе, как забывают все человеческое брошенные в лесах дети. Внутри него остался только голод, который требовал крови еще и еще, и Флегетон с радостью удовлетворял эту потребность. Острыми клыками он раздирал тело пастуха, сплевывая куски ткани и откидывая кости. Кровь закончилась невыносимо быстро. Флегетону казалось, что он только начал приближаться к насыщению, как желудок сдавил спазм и огонь разгорелся с новой силой. Теперь это был настоящий пожар, который было невозможно утолить одним лишь человеком. С остервенением падальщика он обгладывал останки того, что совсем недавно было человеком. Снег вокруг окрасил алым ореолом его согнутую фигуру.