Зов крови

Коцит

Флегетон ринулся вперед с нечеловеческой скоростью. Кровь, словно резко выдернутое алое полотно, взвилась в воздух и опала на белый снег. Животные в страхе побежали в разные стороны. Девичий крик заполнил темноту ночи, пронзительный и громкий. — Ну и ну... — покачал головой Коцит, ожидая, пока Ахерон спрыгнет с саней. — А я-то считал, что у дворян существует обеденный этикет. Он же испортил весь костюм. — Да полно тебе. Пусть развлечется в первый раз. Ты уже должно быть и не помнишь, как приятно впервые утолить голод. — Отчего же. Помню, — чуть мечтательно отозвался Коцит. Перед глазами не стояло конкретных картин и лиц, но сам вкус и ощущения невозможно было стереть из памяти даже спустя столько лет. Флегетон продолжал терзать уже мертвое тело. Запах крови заполнил все вокруг, разжигая искры внутри и подогревая мысль присоединиться к охоте, хотя изначально Коцит не собирался этого делать. С девушки как раз спало оцепенение, и она бежала прочь, продолжая голосить на всю округу. — Надо бы заставить ее замолчать, — негромко сказал Коцит, видя в глазах Ахерона тот же хищный блеск. Высокий вопль полный ужаса только подстегивал охотничий азарт. Ахерон метнулся первым. Коцит промедлил на долю секунды и этого было достаточно, чтобы понять — бежать уже нет смысла. Хищная тень Флегетона отскочила от растерзанных остатков юноши и набросилась на кубарем летящую по сугробам девушку. Крик оборвался, сменившись звуком рвущейся плоти. Мясо шмотками отлетело в стороны, кровь растекалась вокруг, с едва уловимым шипением топя снег. Со вздохом, Коцит побрел к месту бойни. — Резвый юноша, не находишь? — в голосе все еще оставались насмешливые нотки, но чуть более наигранные, чем обычно. Ахерон склонился над остатками мужчины, за волосы попытался поднять его голову, и та, искромсанная, похожая на перебитый арбуз, отсоединилась от тела. — Ужин подан, — протянул Ахерон. Сбоку доносились хлюпающие звуки смешанные с рычанием. Коцит поморщился. — Какой уж тут ужин. Объедки, — он брезгливо перевернул тело носком туфли и повернулся к Флегетону. Тот, казалось, потерял всяческий человеческий облик. Весь покрытый кровью и мясом, глаза сияли двумя яркими пятнами на лице, с заострившихся зубов стекала кровь. От девушки под ним остались клочья плоти и кости, с которых уже сцепили большинство жил. Ахерон разжал руку. Влажные волосы выскользнули меж его пальцев и голова мертвеца откатилась по сугробам вниз. — Покушали-с? — с натянутой улыбкой спросил Коцит, но его никто не слышал. Флегетон дернул головой, снова приник к останкам лица и, не отыскав на них ничего, сгреб руками окровавленный снег. Он жадно собирал его и быстро заталкивал себе в рот, не обращая никакого внимания на две пары светящихся в темноте глаз. Коцит вспомнил отощавшего волка, что как-то пришел на запах крови. Как и любое животное он боялся их, ведь кто сильнее, того и добыча. Лишь когда сам Коцит насытился и отошел в сторону, зверь приблизился. Обглодав остатки костей и не утолив голод, он начал возиться по снегу, собирая кровь, впитавшуюся в сугробы. Флегетон сейчас выглядел точно так же, как тот худощавый волк. Скрюченный, он возился по снегу, и как-то гортанно рычал, точно жажда по-прежнему приносила ему невыносимую боль. — Не уверен, что это в порядке вещей, — Ахерон хлопками обтер руку о темную ткань брюк. — Голод, дорогой Ахерон, бывает разным. Стоит ли нам осуждать это? — Осуждать, может быть, нет. А остановить — да, — Ахерон шагнул вперед и за отворот сюртука поднял Флегетона от земли. — Пойдем. Флегетон протестующе зарычал, понимая, что его буквально оттаскивает от того, что еще пару минут назад было живым человеком. — Но мне нужно еще! — Флегетон смотрел мало что видящими глазами куда-то вдаль. — Потом обязательно будет еще, а сейчас пойдем, — Ахерон требовательно потянул его за собой, говоря таким тоном, будто Флегетон был нашкодившим ребенком, по которому стоило ударить розгами. Вдалеке раздался лай собак и приглушенные голоса. Флегетон уперся ногами в глубокий снег, сопротивляясь. Коцит сокрушенно вздохнул и еще раз осмотрел мясные ошметки. Тела разодраны в клочья, будто бы здесь потрудилась целая стая диких животных. Часть костей обглодана, снег пропитан кровью и скомкан, как в результате борьбы. — Хотя бы не придется заметать следы, — задумчиво протянул Коцит, оборачиваясь в сторону лая. Даже с его зрением вдалеке не было видно фигур, но это лишь вопрос времени. — И все-таки нам стоит поторапливаться. — Может быть, тогда ты не будешь стоять без дела? Флегетон издал низкий рык и рванул прочь. Воротник на его сюртуке с надрывом треснул. Их юный собрат накренился вперед, но вместо того, чтобы упасть, стремительно ринулся в сторону деревни. — Стой! — Лови! Ахерон и Коцит набросились почти одновременно. Все трое полетели с заснеженного пригорка, сплетенные в комок из рук и ног. Талый снег, пропитанный кровью, забился за шиворот. Тело не чувствовало холода, только неприятную влажность липнущей к спине ткани и бьющегося под руками Флегетона. Тот себя совершенно не контролировал. Он шипел, рычал и вырывался, желая продолжать свою трапезу. Голоса вдалеке приближались. — Отпусти меня! — Флегетон пытался отряхнуться от снега и рвануть снова, но Коцит мертвой хваткой вцепился в него, а Ахерон перегородил путь. — Нам нужно срочно убираться отсюда, — Ахерон показал головой на стоящие неподалеку сани, быстро направляясь туда. Когда Коцит распахнул дверь кареты, чтобы силой впихнуть внутрь Флегетона, тот вцепился ему в запястье. Клыки вспороли кожу с той же легкостью, что заостренный нож разрезает бумагу. Коцит отдернул руку. Следы чужой крови затерлись темными и горячими каплями его собственной, у которой был иной запах. Более острый, глубокий. Так пахнет смерть в ее самом ужасном проявлении, так пахнут беды и несчастья. Флегетон замер, шумно втягивая воздух. Его язык прошёлся по губам, собирая капли. У Коцита закружилась голова. Похожее чувство, только во много раз сильней, было во время обращения Флегетона. Отдать свою кровь значило добровольно лишить себя силы. Коцит знал это, и чувствовал, что толика его энергии ушла. Самая малая часть, от чего пальцы сжимались не столь крепко, ноги могли оступиться при следующем шаге, а мир перед глазами перестал быть столь ярким. Его силы ушли, зато они нашли место во Флегетоне, так тщательно принюхивающегося к воздуху. У Ахерона взгляд тоже стал более сосредоточенным, темным, с отблесками нехорошего алого цвета. Лай становился все громче. Коцит наотмашь ударил тыльной стороной ладони по лицу Флегетона, чтобы сбросить наваждение. Их кровь могла ударить в голову слишком сильно. Для неокрепшего вампира даже запах кружил голову. — Гони коней, — рыкнул Коцит, забираясь вместе с Флегетоном в карету и расположившись с противоположной от него стороны. Сосредоточенный взгляд не отрывался от новоиспеченного вампира, если тот попробует вырваться. На щеке Флегетона остался след от пощечины. Бледные тонкие пальцы мазнули по коже, собирая темные капли, не принадлежащие его жертвам, и Флегетон жадно облизнул свою руку. Кровь сородичей на вкус совсем иная, чем человеческая. Наверно это можно сравнить с разными сортами алкоголя. Человеческая кровь скорее как французское шампанское, быстро бьет в голову, после первого бокала тянешься за вторым, даже не слишком задумываясь. Кровь Коцита была точно крепкое вино многолетней выдержки. То, что можно смаковать на языке, каждое мгновение находя новые переливы вкусов. Карета пошатнулась и двинулась вперед. Коцит устало откинулся на мягкое сиденье, следя за Флегетоном. Тот явно старался распробовать кровь на вкус. Плохой знак, ведь если этих капель хватит, то Флегетон и вовсе может лишиться рассудка. Человеческая кровь может утолить голод, но вампирская — никогда. Она как масло, разжигает пламя внутри. Дает силу, но лишает здравого сознания. Карета резко повернула, отчего Флегетон как-то уж слишком по-человечески упал на пол. — Осторожнее, друг мой любезный, — протянул Коцит, глядя за чужим падением. — Ты же так не только себя, но и карету нам всю перепачкаешь. Досадно будет, слуга наш Федор расстроится, а у него сердце старое, может и не выдержать… Флегетон его точно не слышал, неотрывно глядя на руку. Вместо того, чтобы встать и сесть обратно, он подполз к Коциту с шумом втянул воздух, заполненный металлическим запахом. — Можно мне еще? — от былого рычания и сопротивления нет следа, хотя хищный огонь в глазах не затихал ни на секунду. Только сейчас Коцит отметил их. Раньше, до смерти, те имели какой-то голубой оттенок, благородный и насыщенный цвет, выделяющий из толпы своей яркостью. Теперь чужие глаза тоже было бы сложно не заметить, но совсем по иным причинам. Белок растекся, украл все цвета и остался только черный зрачок, неестественно маленький и очень внимательный. Занятно. — Можно твоей крови? — Флегетон положил ладони на чужие колени, заглядывая Коциту в лицо. Слова замерли в горле. Флегетон выглядел будто опьяненный опиумным дымом. Одни зрачки в белизне глаз, волосы потеряли всякий вид, ниспадая на лицо, по губам с жадностью прошелся язык, собирая последние капли. Его руки, перепачканные, влажные, легли теплой тяжестью на колени. Коцит чувствовал тонкие пальцы даже сквозь ткань брюк и было в этом всем что-то ощутимо неправильное. Не вымаливают графья так еду, не должно даже забывшим свой род смотреть с такой звериной жадностью и одновременным заискиванием. Не должно с такой силой жаждать кровь, тем более своих сородичей. Одна ладонь скользнула по второй, собирая с нее смазанные капли. — О, милый Флегетон, — Коцит склонил голову на бок и провел испачканной рукой по щеке, следя за тем, чтобы чужие клыки не поцарапали кожу вновь. — Мне жаль, искренне жаль, но на сегодня ты уже съел достаточно, — пальцы убрали упавшие волосы с лица и резко сжались на них, оттягивая голову назад. — Будь достойным своей новой жизни и перестань вести себя как животное. Приоткрытые губы Флегетона превратились в оскал острых зуб, но вместо рычания с губ уже сорвались внятные слова. — Тогда и ты перестань меня держать. Как животное, — его голос был низким и хриплым, хотя и сквозил передразниванием. Уголки губ Коцита поднялись наверх. Невеселая улыбка натянулась, разрезая лицо на части. Флегетон язвительный и зубы показывать умеет. Только не всегда это нужно делать. — Виноват, — Коцит снова дернул руку назад и, лишь заслышав шипение в ответ, отпустил, закидывая ноги на мягкое сиденье. Чего мелочиться, карета внутри уже итак измазана разводами, так что парочкой пятен больше, парочкой меньше, разницу никто не увидит. Флегетон оскалился в последний раз и все-таки сел на противоположную сторону. Весь его вид — оскорбленные достоинство. Пускай. Настроение играть с ним в няньки пропало напрочь. Оставшуюся часть пути они провели в молчании. *** — Все живы? — Ахерон открыл дверь кареты. На улице стояла темная северная ночь, даже за полночь едва перевалило. Время нежити, их время, но вместо развлечений приходилось возвращаться домой. Коцит едва удержал себя, чтобы не столкнуть нерадивого нового подопечного с подмороженных ступений в руки Ахерону. Вместо этого лишь проводил хмурым взглядом, спускаясь следом, и резко мотнул головой. — Проводи его в спальню, — устало попросил Коцит, надавливая двумя пальцами на глаза. — И, пожалей меня, мой милый Ахерон, сделай так, чтобы я не видел его хотя бы до завтрашней ночи. Тот хмыкнул в ответ и, опустив тяжелую ладонь на спину Флегетона, повел его к дому. Холодный воздух остудил голову. Он не морозил, не пробирался под кожу, а лишь слегка обдавал прохладой. Коцит, не открывая глаз, облокотился на карету. Рану на руке продолжало щипать, будто та не желала затягиваться. От человеческого оружия так не бывает, если это, конечно, не серебро. Коцит почувствовал на себе взгляд до того, как обернулся к окну. Стикс стоял там все в той же позе, будто и не уходил вовсе. Пришлось натянуть милейшую из возможных улыбок и махнуть ему рукой, одними губами произнеся: — Отличный был вечер. Стикс сдержанно мотнул головой в бок, давая понять, что ждет наверху. Коцит вздохнул и, отлипнув от кареты, побрел к входу в дом. Было ожидаемо, что рано или поздно придется говорить об этом. Обратить Флегетона было спонтанным решением, продиктованное скукой, и Стикс его не одобрил. Он почти не высказывался, красноречиво обходясь одними взглядами и жестами. Коцит искренне надеялся, что все пройдет как в прошлый раз с Ахероном, мирно и спокойно, но, видать, удача улыбается лишь однажды. Стикс стоял в темной комнате у проема окна. Тусклый свет тонкого месяца обрамлял его фигуру, делая мягкие черты лица острее, а тени глубже. По его виду всегда сложно определить настроение, улыбка редко касалась бледных губ, глаза вечно подернуты туманом, а жестикуляция сдержанная, плавная, нечитаемая. Для того, чтобы уловить приближающуюся бурю нужно знать, куда смотреть. Коцит знал, и увиденное совсем ему не нравилось. Уголки рта напряжены, как от плотно сжатых под впалыми щеками зубов. Руки сцеплены за спиной и, до того, как Стикс обернулся всем телом, можно было отметить сжатые в кулаки пальцы. Меж светлых, почти стертых бровей залегла тонкая морщинка, появляющаяся лишь в моменты напряженной задумчивости. Ночь обещала быть долгой. — Кто бы мог подумать, что избалованный мальчишка из дворян принес-с-ет с-с-столько хлопот, не правда ли? — в светлых глазах мелькнуло что-то похожее на раздражение, но голос как обычно оставался спокойным и тихим. — Ну что ты, душа моя, какие хлопоты? Так, сущая ерунда, — Коцит отмахнулся, подбирая с комода длинную спичку. Щелчок, шипение, и золотые искры пронзили темноту комнаты, перебираясь с фосфорной головки на фитиль свечи. — Ты что же, не нашел себе занятие лучше, чем ожидать нас у окна? Надо было уговорить тебя поехать с нами. Перекусил бы, а то остался как бедный родственник, голодный, скучающий. — Я не с-с-скучал, — Стикс едва заметно нахмурил брови, не моргая следя за тем, как вспыхивает оранжевое пламя свечи, отбрасывая на стены длинные темные тени. Он еще раз принюхался и сделал шаг вперед. Со стороны могло показаться, что он не двигался, но тем не менее теперь он возвышался над Коцитом, чуть склонив голову вниз. — Ес-с-сли это ерунда, то почему пахнет нашей кровью? Стикс прищурился, его зрачки в почти прозрачных глазах забегали, пытаясь найти рану. Нашли. Следы чужих зубов на руке. Верхняя губа едва заметно дернулась, на пару мгновений обнажая зубы. Улыбка на губах Коцита стала более напряженной. Стоило ожидать, что это не останется незамеченным. Пальцы второй руки неосознанно скользнули по ране, будто проверяя ее наличие. Тонкая кожица едва затянулась, рискуя порваться от неосторожного движения. — От тебя ничего не укроешь, не утаишь, — Коцит наклонил голову и покачал ею из стороны в сторону. Ладонь опустилась на грудь Стикса, скользя вверх по его плечу. Тот не любил прикосновения, скорее терпел их, чем желал, но для Коцита не существовало границ. Условности претили. Не только со Стиксом, но вообще со всеми людьми. — Небольшая царапина. Флегетон слегка увлекся, но с кем не бывает, ты же понимаешь. После обращения ты сам не свой. Свое-то помнишь? Я, признаться, подзабыл. Но уверен, что мы тоже что-то учудили тогда. Чужое напряжение чувствовалось сквозь ткань рубашки в затвердевших мышцах и звуках дыхания. Стикс принюхивался, ощупывал глазами, старался выцепить все сведения, какие была видны по внешнему виду и, к сожалению Коцита, их было слишком много. — С-с-свое не помню, а Ахерона помню. Он не брос-с-сался на нас-с-с. В ледяных глазах морозом трещала злость на того, кого не было в этой комнате. Стикс не был против того, чтобы они взяли Ахерона. Нельзя сказать, что он был в восторге от этой идеи, но в целом: Ахерона они успели узнать еще при его человеческой жизни. Спокойный, рассудительный, и, что не последнее в их деле — жестокий. Была, конечно, некоторая опасность, что став одним из них, он изменится, но все прошло как по маслу. Поначалу были хлопоты, как с любым новообращенным, но и их было сравнительно мало. Ахерон Стиксу нравился. А вот Флегетон не пришелся по душе. Пожалуй, в этом была основная разница. — Ахерон — это совсем другое, — заметил Коцит. — У него на роду темная метка стояла. Он готов был к смерти, вот и принял все легко и быстро. Стикс взглядом следил за чужой рукой, как хищник следит за жертвой. Темная рана приковывала его взгляд. — Мы не кус-с-с-саем своих, — Стикс перехватил запястье бледными цепкими пальцами, и словно подтверждая свои слова, прижал чужую руку к своему рту. Раздвоенный язык скользнул по ране, собирая уже подсохшую кровь, но зубы так и не коснулись кожи. От шероховатости языка по коже по спине прошла рябь мурашек. Неиссякаемый поток слов застрял в горле, прерванный этим медленным, влажным, на удивлением горячим прикосновением. Не кусают. А еще не пьют кровь друг друга, хоть это дает силу. Слишком много неприятных последствий, слишком много зависимости и дурмана в голове. Человеческая кровь сравнима с сытной пищей под игристое вино, вампирская — крепкий коньяк с редким деликатесом на закуску. Ей невозможно насытиться, ее хочется всегда еще и еще, и потому так опасно пробовать. Происходящее было неправильным. Стикс, избегающий даже тени прикосновений, никогда не шел на контакт первым. Несмотря на всю долгую историю их содружества, сложно было охарактеризовать кем они были друг для друга. Слова не находились, да и без надобности Коцит не пытался их искать. Они просто жили вместе так долго, что многое уже забылось. Так долго, что в их истлевшей ткани памяти появились проплешины. Они уже многие столетия не пили кровь сородичей и уж тем более никогда друг друга лично. Но отчего тогда скользящий по коже язык Стикса заставлял колыхаться тени затертых воспоминаний в душе? Коцит облизнул пересохшие губы, но руки не отнял. Внимательно смотрел, как Стикс вел губами по открывшейся вновь ранке, собирая жалкие капли. Струйки его длинных несобранных волос щекотали кожу, и Коцит потянулся, чтобы отодвинуть их от лица. — Кажется, ты очень голоден, Стикс. — Как и вс-с-сегда, — он поднял взгляд. Его глаза совсем близко. Взгляд самой смерти — как утверждали многие из тех, у кого Стикс отнял жизнь. Почему-то сам Коцит редко удостаивался подобных эпитетов, и он не мог не согласиться: в этих блеклых, точно подслеповатых глазах было что-то, принадлежащее не этому миру. Точно тоже самое было и в его узком раздвоенном языке, шероховатое касание которого все еще оставалось влажным следом на коже. — Нам не нужен был еще один, — упрямо стоял на своем Стикс, не скрывая своей неприязни к Флегетону. Стикс жил уже достаточно долго, и его выдержки хватало, чтобы лишь собирать языком остатки крови, зализывая рану. Никаких клыков и зубов. Призраки прошлого не желали обрести очертания. Ускользающее ощущение чего-то слишком знакомого. Будто было уже все это раньше, цепкие пальцы Стикса на запястье, его язык на коже, его близость и жидкость волос в своих руках. Сердце, если бы еще билось, могло пуститься в пляс, но вместо этого только мысли стучали в голове. Запертые воспоминания тысячелетней давности, которые невозможно выудить. Тонкий змеиный язык скользнул по губам, а сам Стикс тихо зашипел. Скорее уже даже довольно, чем зло. — Я с-с-с-схожу на охоту, — он поднял водянистые глаза. Коцит едва успел открыть рот, чтобы предложить сходить вместе, как Стикс обрывает его: — один. Даже нет, не словом, взглядом. Не лезь. Не сейчас. И привычная реакция-улыбка не нашла места на лице. — Бросаешь меня? — едко спросил Коцит, не отнимая ладони от бледной щеки. Непривычно медленное движение руки, чтобы почувствовать гладкость кожи и попытаться вспомнить. Ничего. — Только будь осторожен. В ближайшем селе сейчас шумно. Лучше в Петроград отправиться.