Зов крови

Ахерон

— Да никуда он не пойдет! Ни с тобой, ни с кем-то ещё! — крик Коцита заполнил зал. Ахерон поморщился, направляясь к двери. — Зря ты так. Поселил в нашем доме раздор. — Лучше уж раздор, чем смерть, — Коцит скрестил руки, нервно топая ногой. — Я не смогу его защитить. Говорил быстро, нервно, как и все остальное, но Ахерон без труда мог прочесть в этой фразе истинный мотив: “Я не прощу себе его смерть”. Он вздохнул, награждая Коцита тяжелым взглядом. — Нам надо на охоту. Хотя бы троим. Скажу ему, что принесем скоро еду. Собирайтесь. — Ладно, — долетело со спины согласие, в котором Ахерон не нуждался. Для себя он все уже решил. — Флегетон. Ахерон стоял у закрытой спальни, вслушиваясь в шорохи за ней, но слуха касался только свист ветра и скрип окна. — Мы идем на охоту. Голод никому не друг, — продолжил он, глядя на темное дерево двери. — К утру принесем тебе вкусненького. В ответ тишина. — Оставь его, — Коцит порывисто надел пальто и скривился. Все еще злился, может даже сильнее прежнего от того, что ему пришлось уступить. Он считал, что сегодняшнюю ночь стоило провести не высовываясь и, в другой ситуации Ахерон бы согласился, но не сейчас. Слишком накалилась обстановка в этих стенах, и охота могла помочь выпустить накопившуюся злость. К тому же и Флегетону, и Стиксу, который предпочитал деликатно молчать, требовалась еда. Так что не стоило оттягивать неизбежное. Ахерон снова постучал костяшками пальцев. — Дорогой мой, ты слышишь? Внутри начало закрадываться неприятное предчувствие. Коцит был чересчур резким и взвинченным, сорвавшись почти без причины. Хотя причины были. Дело вовсе не во Флегетоне, даже не в его капризах и очевидном незнании. Проблема крылась глубже, как горький осадок, она пряталась на самом дне у каждого из них в душе и отравляла жизнь. Они были охотниками по природе, но теперь стали жертвами. Постоянное ощущение, что дуло револьвера направлено прямо в висок не исчезало и тягота этого осознания становилась все острей в тесных стенах непривычной квартиры. Очередное напоминание, что они уже потеряли дом, а могут потерять еще и друг друга или собственную жизнь. Грохнула створка окна. Ветер застонал с новой силой, и от этого звука стало особенно тягостно. Будто чужое молчание — это уже случившаяся потеря. — Флегетон. Ахерон дернул за медную ручку, но та не поддалась. — Я слышу, — голос Флегетона звучал странно. Не так близко, как должен бы, перемежающийся звуками дребезжащего окна. А в интонация смесь обиды и какой-то неясной решимости. Недобрый голос, точно у вестника беды. — Уходите. Мне нужно одиночество. — Мы скоро вернемся, — пообещал Ахерон и отступил. Может, им всем нужно одиночество сейчас. Хотя бы на краткое время, чтобы восполнить силы. Может, предчувствие все-таки лгало, царапая грудную клетку изнутри. Может... Ни черта не может. Ночь клонилась к своему завершению и наступал самый темный час. Час перед рассветом. Ахерон гнал свою кобылу по ночным улицам Петрограда, обгоняя уходящую луну. Ему нужно успеть как можно раньше, и на то слишком много причин. — Не вернется до утра — охота начнется уже на него, — рычал сквозь зубы Коцит, когда обнаружилась пропажа Флегетона. Угроза, скорее всего пустая. Коцит мог кричать, скалиться и разбивать предметы, но за своих он держался крепко. Это Ахерон уже успел понять и, в том числе за это, все еще оставался вместе с теми, кто когда-то подарили ему вечную жизнь. И все же, полной уверенности не было. Флегетон совершил глупость, сбежав, и, наверняка, совершит еще больше глупостей в городе. Ахерон сам не знал, загонял ли он бедное животное из опасения того, что могло за это время случиться, или все-таки из желания поскорее вернуть Флегетона в дом. Он остановился лишь на широком проспекте восточной части города. Острый слух уловил направление дома, где сейчас никто не спал. За большинством дверей — сонная тишина, а там, в конце тонкого переулка гвалт голосов. Ахерон свернул туда как раз в тот момент, когда веселые переливы разговоров прервал крик. Слишком громкий, слишком истошный. Дом наполнился топотом нескольких десятков ног, потом новым криком. Через пару мгновений к нему добавился еще и женский пронзительный визг. Ахерон спешился быстрее, чем мог бы сделать это любой человек и, убедившись, что улица пустынна, ринулся вперед. Со скоростью ветра он оказался у резных ворот и дернул за ручку калитки, лицом к лицу сталкиваясь с Флегетоном. — Ну как, нагулялся на эту ночь? С губ Флегетона сорвался вздох облегчения. Человеческая привычка, от которой он видно все еще не избавился. — О, ты не представляешь, насколько, — он издал натянутый смешок и потянул Ахерона за локоть на заснеженную улицу. — Становится слишком шумно, пойдем. Ахерон посмотрел наверх, откуда доносились голоса. В узких окнах с не закрытыми ставнями мельтешили светлые проблески. Топот ног, кто-то продолжал заливисто смеяться, не понимая происходящего, кто-то надрывно повторял одно имя. — Павлик! Павлуша! Павлу-ушенька! — женский голос сорвался на вой. — И правда шумно, — согласился Ахерон, отступая в темноту. От Флегетона отчетливо пахло свежей кровью. На первый взгляд ничего не бросалось в глаза, но чем больше смотреть, тем больше можно увидеть мелочей: края рубашки, едва заметно торчащие из-под рукавов сюртука, пропитались алым, одежда надета несколько небрежно, явно впопыхах, а с губ содрана кожа, будто их слишком много кусали. В душе колыхались знакомые воспоминания собственных первых месяцев и знания, которые дались дороже, чем Ахерон бы хотел того. Он шагнул в тонкий проулок, куда не добирались ни последние лунные лучи, ни блеклый свет газовых фонарей. — Сколько ты там оставил трупов? — Ну-у, — Флегетон свел брови, делая вид, что вспоминает, — если говорить про этот дом, то всего один. Другой в переулке неподалеку. Ахерон нахмурился и повернул голову, втягивая запах промозглых улиц. “Неподалеку” понятие слишком растяжимое. Здесь пахло кровью только от Флегетона, в остальном улица была чиста. Флегетон поправил рукава рубашки, скрывая под пальто их багровый цвет. — Не беспокойся. Не думаю, что его найдут скоро, да и время сейчас неспокойное, спишут на особо зверское убийство. — Два зверских убийства, которые совсем на убийства и не похожи? — Ахерон вернул свой взгляд и покачал головой, хмурясь сильнее. — Почему не спрятал второе тело? Барышня оказалась слишком громоздкой, незаметно не вытащишь? Дом продолжал шуметь десятками голосов и вспыхивать отсветами свечей в окнах. Выбор стоял между тем, чтобы идти разбираться с оставленным мертвецом где-то в подворотне и тем, чтобы все-таки уйти. Судя по тому, как суетились в доме, лучше было не медлить и убираться. — Начнем с того, что это была не барышня, — Флегетон поджал губы, — и да, мне некуда было деть труп. Разве что в окно выкинуть, но, не думаю, что это было хорошей идеей. Ахерон смерил его долгим взглядом и фыркнул. Не барышня. И правда, имя-то кричали мужское. Флегетон одернул одежду и заправил за ухо упавшую на лицо прядь волос, встречаясь с ним взглядом. Послышался шум открывающейся двери. Нет времени медлить. — Пойдем, — положив ладонь на плечо Флегетона, Ахерон заспешил по скользкой мостовой. — Хорошей идеей было вести своего спутника в более укромное место, чем в опочивальню. Он бросил последний взгляд через плечо на мельтешащий в окнах свет и вздохнул. А перед глазами будто бы совсем другой дом, бревенчатый, какие только в деревнях стоят и тонкий запах: крови и цветков сирени, вплетенных в волосы. — Впрочем... Вряд ли ты знал, чем это кончится. Ахерон нахмурился и, резко дернул головой, отгоняя наваждение. Брякнула серьга в ухе, этим мягким звоном возвращая действительность. Перед ним стылая зима и городские улицы, а вовсе не его первая весна в новой жизни. — Я… — Флегетон осекся, прикусив нижнюю губу, — думал, что съем его потом, в другом месте. Или даже не съем вовсе. Ахерон снисходительно приподнял брови. — Свежо предание... — протянул он со вздохом. — Не можем мы дать отраду телу. Люди для нас лишь еда, ни о каких любовных утехах можешь не мечтать. Лицо Флегетона изменилось: тонкие брови приподнялись в гримасе удивления, а белесые глаза распахнулись. Ожидал чего-то другого? Пожалуй, судя по тому, как помрачнел Флегетон через пару мгновений. Все они ждали чего-то другого. — То есть дело не в том, что я был до одури голоден? Так будет теперь всегда? — Да. Голод ты и первой жертвой утолил бы. Они минули несколько улиц, но оставленной лошади все не было. Ахерон притормозил, силясь вспомнить, где именно спрыгнул. Все произошло в такой спешке, что он не успел запомнить свой путь. Может и вовсе пойти пешком? Немного дольше, но лучше, чем топтаться на месте. — Обожди, — Флегетон остановился, скрестив руки на груди. На его фарфорово бледном лице появился росчерк морщин у переносицы. Очевидно, возможная погоня интересовала его меньше, чем сказанное. — Ты сейчас всерьез? Или это лишь правило, которому вы следуете, прячась в тени, точно жалкие крысы? За стеклами очков горела ярость. Слова хлестнули кнутом по лицу, заставляя подобраться. Не от их содержания, нет. За свою жизнь Ахерон привык слышать оскорбления в свой адрес, не такая уж он высокая птица, даже если забрался сейчас высоко. Любые речи — это звук, на который у него всегда был припрятан ответ: заточенная сталь или патроны с дымным порохом. Больно цепляло другое: столь знакомая и старательно позабытая тоска об утерянном. Эта невыносимая печаль, которую кто-то скрывал за показным спокойствием, а кто-то колкостью, ядом и гневом. У бессмертия дорогая цена, и на первых порах особенно много думаешь, стоит ли она своих привилегий. — Лучше быть крысой, чем подстреленным горделивым оленем, — Ахерон подошел ближе. — Надо идти, если не хочешь стать последним. — Это твой ответ? Взгляды сцепились, но Флегетон не отступил ни на шаг, только вскинул голову. Ахерон изобразил шумный вздох и качнул головой. — Нет, — сказал он, помедлив. — Если бы это был целибат нашей общины, то я бы первым его нарушил. Мы не можем. Голод берет верх, когда рядом оказывается разгоряченное человеческое тело, так податливо подставляющееся под клыки. Поверь мне. Я пробовал. В последней фразе обреченность, с которой он мирился годами. Те чувства, что преследовали Ахерона, когда раз за разом вместо красивой девушки он обнаруживал в своих руках растерзанное тело. Та боль, что приходила после насыщения, когда он понимал, что вместо ласк горячих рук на его спине борозды ногтей последней жертвы, а в памяти отложился не сладостный стон, а предсмертный вопль. Флегетон это явно почувствовал и стушевался. Плечи поникли, голова отвернулась в сторону окружающих оград домов, точно в жажде найти место, где можно спрятаться от тягот и лишений. — Вот как. — Да, — подтвердил Ахерон. Ему самому никто не собирался разъяснять простых истин. Он не спрашивал, не был уверен в то время, что можно, а Коцит и Стикс, кажется, толком не понимали, что подобное может стать проблемой хоть для кого-то. Ахерон замечал, как далеко они отошли от понимания человеческой жизни и метаний людских душ, и каждый раз ловил себя на мысли: как много времени понадобится ему? Через сотню лет и он не вспомнит, что было когда-то тепло женских рук и сладость губ? Должно быть так. Даже сейчас в груди лишь слабые отголоски того, что он когда-то утратил. Зато для Флегетона рана свежая, можно сказать, только нанесенная. — Сейчас это может показаться трагедией. Мне тоже так казалось. Но пройдет год, другой, и ты оставишь это. У нас теперь другие удовольствия и другие пороки. — Наше единственное удовольствие — это чужая кровь, — Флегетон поднял на Ахерона глаза, смотря долгим серьезным взглядом, — нас не пьянит хмель, не согревает огонь очага, обычная еда больше не приносит насыщения. От взгляда Флегетона по коже пробежала дрожь. Грубая правда, не смягченная сладкими речами, как острый кинжал вонзалась в небьющееся сердце. Ахерон не любил такую. Ему нравился витиеватый узор лжи и тонкое сплетение двойных смыслов. Игра теней, облаченная в устную речь, когда даже угрозы могли казаться дружеской поддержкой. Но Флегетон уже задал тон, и неволей приходилось ему соответствовать. — Да. Из телесных удовольствий осталось лишь самое простое, как у животных, насыщение, — кивнул Ахерон. — Однако мы все еще не звери. Можем не быть ими, если сами того не захотим. Флегетон резко фыркнул и шагнул в скрытый тенью поворот. Ахерон двинулся следом, надеясь, что это правильное направление. — Как ты стал вампиром? Вопрос был сказан небрежным тоном, но в нем было нечто большее, чем праздное любопытство. Попытка понять, как кто-то другой дошел до этой жизни, желание воспользоваться чужим опытом, чтобы осознать свой собственный. То самое, чего так отчаянно не хватало самому Ахерону раньше. — Это… было в беспокойное время. Люди нервничали и им нужно было куда-то вымещать свою злость. Те, у кого есть власть всегда найдут на кого спустить собак. Они любят смывать свое беспокойство кровью, понимаешь? — Понимаю, — Флегетон, судя по голосу, понимал даже глубже, чем Ахерону бы хотелось. Жестокий палач невинных судеб из высшего общества. Ну конечно. Горький смешок вырвался наружу. — Так вышло, что моя семья попала под раздачу как те, за чьи судьбы не будут беспокоиться. — Ты был из крепостных? — брови Флегетона поползли вверх. Ахерон покачал головой. — Бери ниже. Я был из цыганского табора. — О... Кажется, он хотел что-то еще сказать, но Ахерон прервал невысказанную фразу. — Забудь. Я сам уже о том времени не помню. Но, общую суть могу назвать, — он узнал одну из кованых оград и свернул в ту сторону. — Я хотел мести и смог выйти на Коцита и Стикса. Тогда я не знал, кто они, считал, что просто колдуны или что-то такое, но после встречи все понял. Невозможно не понять, если смотреть в оба глаза и не заглушать интуицию неверным голосом разума. Они предложили сделку — кровь убийц моей семьи взамен на мою жизнь. — И ты согласился? — Конечно, — Ахерон пожал плечами, хоть и не помнил в деталях ни своих мыслей, ни действий. — А потом, когда пришло время, их предложение поменялось. Вместо смерти — вечная жизнь. Коцит сказал, что я их привлек своей жестокостью. Может так, а может иначе. В любом случае, я рад, что моя жизнь не оборвалась тогда. — Не жалеешь? — Флегетон прибавил шагу, чтобы заглянуть в лицо. Ахерон встретился с ним взглядом и твердо ответил: — Нет. Возникшую тишину прерывал лишь скрип снега. Оба задумались, каждый о своем, пока на горизонте не замаячила знакомая кобылка. — А как ты меня вообще нашел? — Сердцем почувствовал, — протянул Ахерон до боли знакомую фразу. — К твоему несчастью, почувствовал не я, а Коцит. Он тебя обратил и всегда может найти. Если понадобится. — Стоп, что? Стук чужих каблуков заглох. Ахерон тоже остановился и обернулся. Флегетон встал как вкопанный и распахнул глаза с таким видом, словно из холодного ведра окатили. — Коцит почувствовал, где я нахожусь и послал тебя за мной? Что ж он тогда сам не примчался? — Флегетон издал невеселый смешок. Не время медлить сейчас, совсем не время, но, судя по исказившемуся лицу Флегетона, тот хотел поговорить. Ахерон с шумом вдохнул кислый воздух и развернулся, преодолевая расстояние между ними. — Потому что он зол, — рука перехватила тонкой запястье, пачкая остатками крови ладонь. Ахерон дернул Флегетона на себя, заглядывая в его белесые без радужки глаза. — У нас был тяжелый день. Мы не нашли никаких следов охотников, а по возвращению еще и ты пропал. Думаешь, хорошей идеей было бы отправлять Коцита за тобой? Он намеренно сгущал краски, потому что проблема явно была не в одном Коците. Стиксу Флегетон не нравился. Все они закрывали на это глаза, сглаживали углы, но сейчас это могло прорасти колючими иглами наружу. Отправлять их вдвоем за Флегетоном было равносильно тому, что тот больше никогда к ним не вернется. Поэтому пришлось брать все в свои руки. — Я крайне благодарен, что ты нашел меня первым, милый Ахерон. Даже лукавить не буду, — Флегетон растянул губы в улыбке и даже не стал вырываться. Ахерон развернулся и стремительно зашагал к лошади, не отпуская тонкого запястья. — Ты выбрал неудачное время для разговора по душам. Скоро из твоего притона выйдут взволнованная аристократия с факелами наперевес и сбежать тогда будет намного сложнее. Нам пора, — он остановился около своей кобылы. — Я думал, такие кони только для упряжей, — Флегетон оценивающе осмотрел гнедую лошадь с массивным крупом и высокой холкой. Не чистокровный першерон, но примесь этой крупной французской породы угадывалась без труда. — Карет у нас больше нет. А мне и так нравится на ней ездить, — пожал плечами Ахерон и склонил голову к плечу: — Помочь забраться? — Как же? — в голосе Флегетона сплошное ехидство и глаза сверкали насмешкой. — Подсажу, — короткой ответил Ахерон. — Ну, подсади. По тонким губам пробежала улыбка. Ахерон подошел из-за спины и подхватил за талию, приподнимая над землей. Почти у самого уха послышался смешок. — Какая галантность. Впрочем, Флегетон легко закинул ногу на круп и разместился в седле, награждая его повеселевшим взглядом. — А ты пешком? — А я сяду вперед. Так что лучше подвинься. По лицу Флегетона пробежала тень недовольства, но почему-то слишком театрального, как-то нарочито поддельного. Ахерон сел впереди и взялся за поводья. Сзади его тут же обвили чужие руки. — Можно последний вопрос? — Последний, — согласился Ахерон, прислушиваясь, чтобы понять, в какую сторону лучше свернуть. — Люди — еда, но что касается друг друга? Разве могут быть у нас ограничения меж собой? — губы Флегетона оказались неожиданно близко к уху, и голос, казалось, проникал под самую кожу. — Кто знает. Ахерон ударил лошадь и сорвался в первые лучи восходящего солнца. Такой простой, очевидный вопрос, который раньше никогда не всплывал в его голове, теперь заполнил ее, не давая покоя.