Лишь вор желает Вам благополучия

Бездействие было самой ненавистной штукой в жизни Клинта. Он места себе не находил, пока Роджерс успокаивал и без того безразличного к ситуации Тони. Наблюдая за их диалогом, словесно напоминающим конфронтацию, а интонационно — флирт, Бартон мог занять голову хоть чем-то. Но вот время перевалило за полночь, и Старк ушёл разбираться с изъятым ранее HDD, Стив отправился спать, а Клинт… Клинт остался совершенно один. В полутёмной башне, с необдуманными тревогами минувшего вечера, сильному и дерзкому Бартону стало откровенно не по себе. Минувшие события вдруг стали напоминать череду вспышек в беспокойной темноте. Кровь гудела в ушах каждый раз, как Клинт пытался закрыть глаза и представить полную картину того, что творилось вокруг вот уже столько дней. Инстинкт нашёптывал об опасности, подсказывал, что, даже будучи и так предельно непонятным, в самом деле положение глубже и сложнее, чем можно посудить. Очевидное наличие серьёзных проблем Бартон видел, но он в упор не видел подвоха. Плохие парни уже давно просияли лицами и действовали столь открыто, словно напрашивались на судебное разбирательство, и всё же кто-то подчищал возможные доказательства, при этом своими же силами напрямую вторгаясь в дело. Пинцет… Пинцета отличали ловкость, скорость, острый ум и отчаянная решительность. Будучи Пинцетом, загнанный в угол Скотт скорее покончил бы с собой, чем сдался в руки преследователю, именно поэтому Бартону было столь сложно сладить с ним. Но новый Пинцет? Как Лэнг узнал его? Они успели поговорить? Кем он был? Судя по всему, каким-то призраком. Внешние и внутренние камеры любых возможных путей доступа в башню были на пару мгновений отключены вместе с основными генераторами, но за это время пробраться по лестнице на нужный этаж не сумел бы ни один человек. Клинт думал, могут ли какие-то факты и улики быть подлогом, но всё это казалось столь непонятным и сложным, что голова начинала болеть, а мысли как по щелчку улетучивались. Привыкший действовать по приказам, Бартон всегда доверял чутью и никогда — разуму. Разум он оставлял для занудных ребят у мониторов слежения. Разум медлил. Разум мешал. И пытаться воспользоваться им сейчас было попросту бесплодно и глупо. Клинт знал свои сильные стороны — интеллект в их число не входил. Зато в башне было аж два человека, о которых можно было сказать обратное. И, меж тем как Старк был занят и, очевидно, перегрыз бы шею любому, кто вздумал бы его отвлекать, Скотт сейчас был в своей комнате. Один. В силу травмы не особо активный, а, следовательно, скучающий. Если только Лэнг не спал, Клинт вполне мог занять его парой сырых измышлений. В уме повторяя, что суть дела — всё, что его интересует, Клинт сам не заметил, как поднялся на нужный этаж. В коридоре было тихо. Восстановленное основное освещение, в отличие от резервного, не давало электрического стрёкота и мерного гудения. На миг Бартону даже показалось, что гарнитура с мембранной перестала работать, а он как-то беспричинно и внезапно оглох и на второе ухо тоже. Впрочем, кроме короткой волны нервной дрожи это ничего не дало. Произнеся тихое «жуть», Клинт убедился, что всё ещё слышит, и только после этого приложил карточку авторизации к электронному замку. Скотт сам сделал так, чтобы они с Бартоном могли входить в комнаты друг друга, но случилось это лишь после года совместной работы. Клинт ещё отлично помнил, как, будучи в штате новеньким, Лэнг отшатывался от него прочь при любом резком движении, постоянно напрягал плечи и практически никогда не позволял находиться у себя за спиной. Впрочем, Бартон весьма отчётливо понимал причины такого поведения. Он не обижался, старался в повседневной рутине говорить тише и двигаться медленнее, а Скотт, со временем, позволил себя трогать и даже начал готовить завтраки… Этот день Клинту тоже запомнился весьма и весьма ярко. Замок запиликал, индикатор мигнул зелёным и дверь разблокировалась. Толкнув створку внутрь, Бартон уже набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы с порога начать разговор, но, едва увидев, что творилось со Скоттом, напрочь забыл всё, что хотел сказать. Бросившись вперёд, на ещё даже не успевшего испугаться чужого присутствия Лэнга, Бартон мёртвой хваткой вцепился в его правую руку и, лишь отведя её в сторону, одним остервенелым рывком вытащил из пальцев товарища пистолет. Лэнг не вскинулся на изготовку, как это бывало обычно, не напрягся, не бросился давать отпор, а лишь растерянно ослаб. Его кисть в крепкой руке Бартона опала мгновенно. Вжав голову в плечи, Скотт поднял виноватый взгляд к лицу напротив, и лишь теперь Клинт, по холодности и бездвижности его, понял, что, пожалуй, слишком сильно сдавил чужое запястье. Ещё секунда прошла в тишине, пока Клинт пытался найти хоть какое-то разумное объяснение ситуации, но в синих глазах он видел только пустые провалы безотчётного ужаса. Невыносимая подавленность и отчаяние, отразившиеся на лице Лэнга серой тенью, нашли свой отклик. Едва из его горла вырвался тихий, болезненный гул, оставшийся за сомкнутыми губами, как Клинт, выпустив руку Скотта, отпрянул с яростным вздохом. Скотт пугал его, как ничто и никогда не пугало. Хотя, быть может, дело было не только в том, что единственный из всех знакомых Бартона, кто неизменно верил в лучшее, только что пытался вышибить себе мозги, нет… Скорее, Клинту в голову пришла непрошенная мысль о том, что он мог и не догадаться заглянуть к товарищу в спальню, или, ещё хуже, прийти лишь парой минут позже. Что он увидел бы? В лучшем случае рыдающего Скотта, сжимающего в похолодевших руках непонятно откуда взявшийся, самый настоящий пистолет. В худшем — лучи алой крови, впитавшиеся в постельное бельё, и пустые синие глаза с потускневшими зрачками, словно от грузной задумчивости направленные в потолок. И руки. Тонкие, бледные руки, в одной из которых, уже разжатой, покоится сохранивший остатки прикосновения пистолет. Живые картины пролетели у Бартона перед глазами, и он, уже не помня себя, со всей силы ударил Скотта по щеке тылом раскрытой ладони. Не сумев сдержать короткого всхлипа, Лэнг попытался закрыть место удара рукой и сжаться, но его тут же схватили за ворот, грубо тряхнув. — Ты, мать твою, головой вообще думаешь?! — не своим голосом выкрикнул Клинт, и Лэнг изумлённо разомкнул губы. Явно поражённый столь пылкой реакцией, он уже не обращал внимания на сжавшие его ворот пальцы и на резко возобновившуюся невыносимую головную боль. Он смотрел точно Клинту в глаза, испуганный и необъяснимо виноватый. — Что значит это дерьмо?! Совсем рехнулся, хренов ублюдок?! — громогласный рык сорвался, превратившись в самый настоящий вопль боли. По раскрасневшемуся от ярости лицу Клинта, оставив блестящую дорожку, пробежала всего одна слеза, но Скотт не смог её не заметить. — Ты плачешь? — отнимающимся языком прошептал Лэнг. Вспыхнувший в глазах Клинта влажный блеск вошёл в сердце куда глубже, чем брань и крики. — Ты идиот?! — сквозь зубы прошипел Бартон. Вторая слеза, третья, четвёртая… Скотт смотрел ему в лицо, не отрываясь. — Где ты взял грёбаный пистолет?! — Клинт… — попытался заговорить Лэнг, но Бартон, не получив ответа на вопрос, перебил его резко и громко. — Как прикажешь это понимать?! Ты…! Ты… Плечи Клинта задрожали, и он, уже неспособный сдерживаться, согнулся, словно от удара под рёбра. Руки ослабли, ворот Лэнга выскользнул из пальцев, а пистолет упал на пол. Захлёбываясь слезами и не лезущим в горло воздухом, Бартон уткнулся лбом Скотту в грудь. Повержено и совершенно бессильно. Лэнг едва успел подхватить его за плечи, когда колени Клинта подогнулись, столкнувшись с полом. Такого прежде, должно быть, не видел никто, и сам Скотт смотрел на это растерянно, до нынешнего мгновения даже не представлявший, что нечто подобное может произойти. Слёзы Бартону были чужды, тем страшнее становился для Лэнга собственный поступок. А ведь раньше он был уверен, что, узнай Клинт действительное положение дел, без раздумий пристрелил бы его сам. И вот едва дрогнувшая, холодная кисть Скотта провела мягкую линию у Бартона за шеей. На какое-то время задушенные всхлипы бывшего агента стали единственным звуком, наполнившим полутёмную комнату. — Я не справлюсь, Клинт, — Скотт объяснил мягко и тихо, с ласковой тоской, и пальцы левой руки Бартона тут же вцепились в его предплечье. Но головы он не поднял. — Происходящее сейчас слишком похоже на пережитый мною опыт, который… Ты сам знаешь, то, что случилось во время моей работы на Кроссов и после неё, сломало меня на долгое время. До сих пор я не могу забыть об этом, до сих пор, едва остаюсь один, чувствую всё, что пришлось вытерпеть тогда. Если мне придётся делать выбор, если я опять окажусь в чужом распоряжении, если буду вынужден встать против кого-то из вас, против тебя… — Ты не будешь! — выкрикнул Клинт, неспособный больше ни секунды выносить всё нарастающего волнения. Он вскинулся, упершись ладонями в чужие колени, и взглянул в лицо напротив с пламенным отчаянием. — Тогда я ловил тебя! Тогда ты был один! Все были против! Никакой помощи! Но теперь… Теперь ведь всё иначе. Я на твоей стороне. Я всегда на ней буду, слышишь?! Т-ты… — сжав зубы, Бартон протяжно и хрипло завыл. Боль рвалась из груди, страх потерять того, кто был важнее и ближе всех на Свете, мешал дышать. — Ты чуть не убил себя, Боже… Если бы я опоздал… — Это ничего, — виновато пожал плечами Лэнг, и голос его стих до мягкого ропота. — Разве что, убраться после такого было бы непросто. — Чёртов кретин! — вновь вспыхнул Клинт и, вскинувшись, обхватил лицо Скотта ладонями. Тот остолбенел, успев лишь изумлённо распахнуть глаза. — Ты не слышишь меня! Если бы ты погиб, я бы…! — он прервался, неожиданно утеряв голос, и продолжил уже жалобным полушёпотом: — Я бы не вынес. Я ведь соврал тогда, за завтраком… Про точку опоры. Ты был прав, мне тоже нужен якорь, чтобы жить. Личная константа, то, что сохраняет мне рассудок… Это ты, Лэнг. Поэтому я помог тебе выбраться из Щ.И.Т.а, попросил Старка рассмотреть твою кандидатуру в охрану, договаривался с Гарольдом о твоём графике и профиле. Уничтожив себя, ты уничтожишь и меня тоже. — Клинт, — позвал Скотт, очевидно, собираясь что-то ответить, но так и не придумав, что именно. В затянувшемся молчании следующее решение Клинта стало ошарашивающим. Всё также обхватывая лицо Лэнга ладонями, он вдруг резко подался вперёд и прижался к его губам своими. Бескомпромиссно, шокирующе и долгожданно настолько, что Скотт задрожал, а плечи его взбудоражено поджались. Долгие секунды утекли, прежде чем Клинт отстранился, позволив вздохнуть и себе, и Лэнгу. Только тот смущённо опустил ресницы, меж тем, как сам Бартон старался заглянуть точно в синие глаза напротив, тёмные, полуприкрытые, мерно набирающие слезливый блеск. В комнате становилось ощутимо теплее. Можно было бы опасаться, что глубокий поцелуй без договорённости окончательно погубит и без того ужасное положение, но случилось наоборот. Стало легче и проще. Боль отпустила, и Клинт почувствовал, что плакать и бояться совершенно перестал. И лишь Скотт казался отчего-то взволнованным, хотя не пытался вырваться ни прежде, ни сейчас. Вместо этого он мягко коснулся кончиками пальцев левой кисти Бартона, до сих пор прижатой к его щеке, и наконец решился поднять глаза. Хотя ресницы нервно трепетали, а губы сводила дрожь, напуганным Скотт не казался. — Хочешь услышать, что я люблю тебя? — даже сквозь слезливый хрип, тон Клинта оставался настойчивым. — Я скажу всё, как есть, если тебе станет легче, если это поможет поверить, что ты не один, если ты увидишь, что я стоял за тобой всё это время. С самого начала, Скотт. Я люблю тебя. Заметив, как Лэнг сощурился и сжал зубы, Клинт спешно приподнялся, чтобы сесть на край кровати рядом с ним. Эмоциональный накал вот-вот должен был достигнуть пика, чтобы спасть в следующий же миг. Момент искренности, пускай и ранящий, нужно было просто принять и пройти. Поэтому Бартон заключил Скотта в объятия всего на мгновение раньше, чем тот взвыл, разразившись рыданиями. Сам Клинт теперь приходил в себя, слёзы на его щеках высыхали, с глаз спадала влажная пелена, а в ушах утихал гул крови. Сидя вполоборота и бережно прижимая Скотта к себе, Бартон поглаживал его по спине похолодевшей ладонью. — Прости! — задушено всхлипнул Лэнг, уткнувшись носом Клинту в плечо. Слова выходили глухо и сбивчиво, но внятно. — Мне жаль! Мне так жаль! Клянусь, я не знал! Не догадывался даже… Я… Я думал, что болен, раз чувствую это! — Какая же это болезнь? — Клинт мягко ухмыльнулся, снизив голос до полушёпота. — Ну чего ты? Не плачь, перестань… Скотт… Скотт, ну же, всё. Уже всё хорошо… Всё закончилось. — За… Закончилось? — неуверенно отстранившись, Лэнг шмыгнул носом и прикрыл глаза. На светлых ресницах его осели сверкающие капельки влаги. — Поцелуй ещё, — слова сорвались с языка скромной мольбой. Не помедлив ни секунды, Бартон потянулся вперёд и коснулся губ Скотта, на этот раз неторопливо и осторожно, едва ли веря, что всё происходит взаправду. Вздрогнув, но не пугливо, а, скорее, взбудоражено, Лэнг и сам подался навстречу, стремясь ответить. Комнату лёгкой поволокой наполнила тишина. С беззаветной бережностью и вместе с тем требовательной уверенностью Бартон сжал в ладонях чужие плечи, и Скотт сжался под его руками, то ли испуганно, то ли взволнованно. Дрожь его уже не казалась последствием случайного испуга. Недолго думая, Клинт едва усилил свой напор, оттеснив Лэнга ближе к спинке постели, а в ответ получив лишь изумлённый взгляд глубоких синих глаз. Скотт разорвал уже порядком затянувшийся поцелуй, хотя и не стал отстраняться, теперь опаляя почти неразличимым дыханием чужие губы. Он вряд ли сумел бы сказать, сколько мгновений прошло перед тем, как Бартон опрокинул его на спину, нависнув сверху. — Мы идиоты, — с пустой невозмутимостью резюмировал он, и, прежде чем Скотт успел хоть что-то ответить, прервал его очередным, хотя на этот раз уже коротким касанием губ. — Так давно могли разобраться во всём и не мучиться, а вместо этого… Пытались скрывать что-то друг от друга, боясь… Чего? Неловкости? — Лишиться единственного, что нам осталось, — на выдохе прошептал Лэнг. Прикрыв глаза, он плавно отвернул голову. Шея его при этом вытянулась и обнажилась. Скотт впервые за долгое время не ждал удара. — А ведь риск оказался стоящим, — ухмыльнулся Бартон и, склонившись вперёд, прижался губами к ямочке у него за ухом. Лэнг ахнул. По телу его пробежала короткая волна напряжения. — Стой… Клинт? — шёпот прервался трепещущим вздохом, и Скотт, упершись руками Бартону в плечи, надавил, но слегка и нехотя, так, что увеличить свободное пространство и на дюйм не получилось. — Клинт, погоди… Мы… Прямо сейчас? — А когда ещё? — пространно фыркнул Бартон, и Скотт растерянно отнял ладони. Казалось, одна короткая фраза подействовала на Лэнга, как не смогло бы подействовать ничто другое. Он поддался, на пару мгновений действительно задумавшись о том, что тянуть дальше уже некуда. Но в голове вдруг загудело, словно в первые минуты после удара, в бессознательной темноте, в страхе и незнании… Клинт неожиданно отстранился. Пронзительно-голубые глаза метко встретились с бездонными синими, и Бартон, сконфуженно вздохнув, улыбнулся. Мягко и бледно, как не улыбался никогда прежде, занятый ехидством и бездумным фатовством. Распростёртый на мягком, чуть сбившемся стёганом покрывале, Скотт смотрел вверх, не смея отвести глаз. Поразительное чувство наполнило душу его, заставляя сердце отчаянно трепетать за рёбрами. Ответить Лэнг не решился, хотя лицо его всё же выровнялось, утратив остатки прежней паники и смятения. Заметив это, Клинт тепло ухмыльнулся и в очередной раз склонился вперёд, но на этот раз — ниже, к шее, попутно опалив дыханием ямочку за ухом. Тело Скотта пробрала мелкая дрожь. Переизбыток эмоций, оставленный минувшим вечером, смешался с дивным, хотя и странным открытием. Это было похоже на падение в бездну. Мрак, сгущающийся перед глазами, не позволял ни на миг забыть, что рано или поздно столкновение всё же настигнет, взяв своё, но в сердце с отчаянным убеждением вилась надежда на собственное незнание, на факт того, что дна не видно и есть ещё время на то, чтобы свершилось спасительное чудо. Скотт не сумел сдержать трепетного всхлипа, ощутив, как Бартон запустил руку ему под футболку. Они оба сошли с ума. Совершенно спятили, в этом нет никаких сомнений. Ведь нельзя влюбляться в того, кого ты пытался убить, нельзя влюбляться в того, кто пытался убить тебя. Нельзя умышленно сходиться с человеком, которого считал врагом. Нельзя вздыхать по нему годами, каждый раз пялясь из-за плеча на неприемлемо любимые глаза. Только Клинту уже плевать, а Лэнг давным-давно научился терпеть угрызения совести. Поэтому никто из них не решился прервать происходящее. Бартон с ногами залез на постель, не заботясь об обуви, и зажал Скотта у изголовья. Впрочем, тот и не думал сопротивляться, только дышал загнанно, в череде с редкими, тихими от робости всхлипами. Руки Клинта ловко проникли Лэнгу под футболку, огладив бледную, запятнанную следами старых травм кожу, скользнули вверх, задирая край ткани. Казалось, Скотт уже собирался что-то сказать, но вместо этого только взбудоражено застонал — Бартон сомкнул зубы на его шее. — На самом деле ты не злился на меня, верно? — на удивление серьёзный, пускай и поразительно тихий вопрос. Когда Лэнг сбивчиво замотал головой, губы Клинта растянулись в тёплой ухмылке. — Ну конечно, я ещё спрашиваю, — Бартон придирчиво фыркнул. — Труд-днее принять такое прошлое, когда ч… Чувства противоречивы, — практически неразборчиво пробормотал Скотт. — Так ты влюбился в меня до или после той девушки? Глаза Клинта хищно блеснули. Почти забытая, неизбывная тень фантомом прошлого нависла за спиной, из-за плеча триумфально скаля зубы. Добытые Старком видеоролики не пробудили её, а лишь привлекли внимание, и теперь мрак страшных, пускай и содеянных во благо преступлений прерывистым шумом в ряби теней нашёптывал Бартону в ухо: «Твой. Давно твой. Он принадлежит тебе. Докажи, подтверди, забери». Дыхание Клинта неуместно выровнялось, хотя лицо уже густой краской покрывал запальный румянец. Лэнг потянулся ладонями вверх, всего-то собираясь положить их Клинту на плечи, но из-за спины тут же подсказали, что он собирается оттолкнуть. Мгновенное помутнение заставило Бартона вскинуться и с тихим рычанием прижать запястья Скотта к матрасу. Тот сразу замер. Поддался, пускай даже с самого начала и не думал участвовать в заведомо проигрышной партии. Ему не тягаться с Клинтом. Да Лэнг и не хочет. Уверенность в том, что и всем остальным Бартон даст сто очков вперёд, странно успокаивает. Скотт умеет уважать заслуженное положение, умеет уступать разумной силе. Но когда речь о Клинте… По телу пробежалась томительная волна тепла. Лэнг только собирался заёрзать, как вдруг, почувствовав под собой едва занявшийся импульс, Бартон предупреждающе нахмурился. В этот же миг Скотт застыл и с елейной покорностью заметил: — Я не любил офицера Линкольн, — верный ответ. Лицо Клинта разгладилось, горечь на языке отступила. Он выпустил из цепкой хватки чужие руки, и Скотт не стал двигаться с места. — Но не знаю, когда полюбил тебя. Может, я умею давать людям второй шанс, и стал восхищаться тобой с начала совместной работы. А может я псих, и потерял голову на мандраже в один из тех моментов, когда ты делал мне больно. — Осторожнее, Скотт, — приглушённое напоминание, вопреки смыслу, не содержало и капли угрозы. Успокоенный чужими заверениями, Бартон выглядел скорее заигрывающе, чем опасно, пускай даже истинно ужасающая сила его продолжала просачиваться в каждом слове, жесте и движении. Клинт и сам опасался того, что вновь восставало в нём спустя годы после ухода из Щ.И.Т.а. С этой частью себя он не мог примириться, эту часть себя он ненавидел больше всего на Свете. Именно она надавила Бартону на шею, заставив пригнуться к чужому оголённому торсу. — Я не договори-и-и… Ай! — новый укус, на этот раз под ребром, в первый же миг алым пятном отпечатался на бледной коже. Нетерпеливо заёрзав в попытке подобраться поближе к Скотту, Бартон приподнялся и неудобным, грубым рывком стянул с него футболку. Прежде лежащие на аккуратный пробор рыжие волосы беспорядочными прядями опали на лоб. Сперва не решаясь продолжить, Лэнг выглядел столь же ошарашенно, сколь возбуждённо. Слова с паузой разделил трепещущий вздох. — Третье… Есть третье, — речь сорвалась на обессиленный лепет. — Это могло случиться в один из тех раз, когда ты спасал меня. Губы Клинта дрогнули в самодовольной ухмылке. Когда он приподнялся, чтобы скинуть собственную куртку, Скотт скорее машинально, чем намеренно отполз от него на добрый фут, прижимаясь к спинке кровати. На удивление, за этим ничего не последовало. Только прохладный взгляд льдисто-голубых глаз проводил это до жалости бесполезное действие. Клинт не боялся, что Лэнг попытается отстраниться, он ожидал этого как чего-то очевидного и обусловленного многолетним опытом. И точно знал, что бежать Скотту некуда. А потому, едва скинув куртку на пол, Бартон без особых церемоний потянулся вперёд и, схватив его чуть пониже талии, резко потянул на себя. С губ Лэнга сорвался поражённый вздох. Похоже, его маленькая попытка вывернуться была Клинту даже на руку — теперь ноги Скотта весьма кстати оказались по обе стороны от чужих бёдер. Упорно прижав его к постели, Бартон в очередной раз навис сверху. Руки его не позволяли даже дёрнуться, внимательный взгляд блуждал по бледному торсу Лэнга. Скотт и впрямь не был похож на них со Стивом. Даже на Старка не был похож. В хорошей форме, но худой и куда более низкий, из-за особенностей организма боящийся Солнца — пускай и уроженец жаркого побережья Флориды. Каждый день Скотту приходилось компенсировать недостаток физической силы избытком силы духа, а порой даже неумеренным бесстрашием. И всё же Клинт чувствовал, как Лэнг млел под ним, будто наслаждаясь каждым резким движением, каждым приглушённым рыком и каждым, даже самым мелким проявлением покровительственной силы. Лишь сейчас что-то в голове Бартона щёлкнуло, дав ужасающе запоздалую подсказку: Скотт чувствовал, что он в безопасности. Находясь настолько близко, тот, кто сильнее его, кто более умел и резок, давал гарантию на защиту, позволяя отпустить ситуацию. Лэнг, без сомнения, был обычным человеком, от всех прочих отличным только клеймом прошлого. И он хотел быть таковым. Хотел, должно быть, работать инженером, а не охранником на специфических побегушках, хотел носить футболки и бриджи вместо тяжёлой форменной амуниции. Он уж точно не хотел обременять себя ответственностью за чьи-то жизни. — Я никому не позволю забрать тебя, — от этой фразы зрачки Скотта вмиг затопили радужку. Клинт глубоко вдохнул и, упершись одной ладонью в матрас сбоку, склонился, чтобы свободной рукой расстегнуть ремень и молнию на чужих брюках. — Ты теперь мой. Мой безраздельно. Я перегрызу горло любому, кто обидит тебя, слышишь? Лэнг не слышал, но слушал. От каждого слова, каждого заверения Клинта дыхание сбивалось всё сильнее, а бледные щёки заливало матовой краской. Только ощутив, как его приподняли под пояс, Скотт застенчиво зажмурился, и в этот же момент Бартон стянул с него брюки вместе с нижним бельём. Сразу стало напряжённо и неудобно, но вместе с тем будоражаще. Сползая вниз, Клинт крепко прикусил внешнюю сторону чужого бледного бедра, в запале сцепив зубы дважды на одном месте. Только звук, сорвавшийся с губ Лэнга, уже поразил и его самого. Вместо очередного бормотания, глухого вскрика или шипения, он вдруг сладострастно застонал. Похоже, на мгновение потерявшийся в происходящем, Бартон шокировано поднял глаза. Домыслы его подкреплялись уже не очень разумными доказательствами — Скотт оказался более чем податливым. Он не просто позволял делать, что вздумается, а наслаждался этим, чёртов безумец! Клинт напряжённо засопел, но, едва стало заметно, что эта заминка начала волновать уже самого Лэнга, припал к бледной коже в очередном продолжительном укусе. Медные ресницы волнительно дрогнули, прежде чем Скотт прикрыл глаза и смазано прошептал: — Т-ты ведь… Ты останов-вишься, если я п-попрошу? — Бартон выпрямился, но не чтобы прислушаться к бормотанию партнёра, а чтобы пристроить ладонь у него на щеке. Подушечка большого пальца прижалась к уголку трепещущих губ. — Остановишься, правд-д…? — последнее слово смазалось. На язык надавили два скользнувших в рот пальца. Шумно выдохнув через нос, Скотт сперва конвульсивно сглотнул, но затем, похоже, разобравшись, в чём дело, сомкнул губы. — Чёрт возьми, Скотт, — пылко фыркнул Бартон, искренне дивясь чужой покладистости. Неумение Лэнга подстраиваться под чужое виденье и действовать прямо всегда выводило из себя, провоцируя конфликты, но здесь и сейчас он был более, чем послушен. Такой контраст не мог не сводить с ума. — Открой глаза, — скорее проверка, чем искреннее желание, но Лэнг подчинился и сейчас. По лицу Бартона метко прошёлся затуманенный взгляд непомерно синих глаз. — Хорошо, хорошо, смотри на меня. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня столько, сколько можешь. В следующий миг Клинт вынул пальцы у Лэнга изо рта. Тот без промедлений взбудоражено всхлипнул, но сам прогнулся в пояснице, когда почувствовал скользнувшую под бок жёсткую ладонь. У Бартона сильные, действительно красивые руки. Ярко выраженный рельеф играющих под кожей мышц испещрён сетью белёсых шрамов. Некоторые из них глубокие, другие пугающе длительные, а иные и вовсе идут по парам и троицам, параллельными линиями, позволяя только гадать о причине своего возникновения. На предплечьях едва заметные следы от стрельбищных ожогов, где несколько порошинок въелись в кожу чёрной россыпью. Скотт не знал точно, как такие следы появляются, но, посещая колледж в шестнадцать лет, в одной библиотечной книге вычитал, что подобные метки имеют название. Courage — французы прозвали так боевые отметки, оставленные горящим порохом, как символ доблестной храбрости. Лэнг не помнил, о чём была та книга, потому что библиотекарь с искренним ужасом бросил её в урну для списания, едва Скотт попросил добавить том в свою карточку. По всей видимости, основной темой произведения была отнюдь не смелость. Кисть Лэнга потянулась вверх, в поиске поддержки сжав плечо Клинта, когда тот, без особых усилий приподняв бедра партнёра всего одной рукой, другой скользнул вниз. Смоченные слюной пальцы проскользнули между ягодиц, и Скотт протяжно заскулил. Могло показаться, что обстановка накалилась, но Бартон незамедлительно сник, принявшись осыпать уже ласковыми поцелуями чужую грудь и шею. Это должно было отвлечь, подействовать успокаивающе, и, пускай тихие постанывания, разрывающие тишину, не прекратились, каждое касание возымело свой эффект. Когда второй палец проник внутрь следом за первым, Лэнг уже не стал шуметь и панически дёргаться. Хотя происходящее и причиняло определённый дискомфорт, он, всё же, старался быть выше того, что в его положении казалось ничем иным, как капризами. По крайней мере, так считал сам Скотт — Клинт был совершенно иного мнения. До сих пор не дававший спуску, он отслеживал каждую эмоцию, каждую тень, мелькающую на любимом лице. Старался различить и приглушить ненамеренную боль прежде, чем Скотт успеет отчётливо её прочувствовать. Перебивая частичную глухоту, в ушах гудел ток крови. Бартон как никогда чувствовал собственную значимость, прижимаясь к гибкому бледному телу под собой. — Всё хорошо, всё в порядке, — он бормотал, нерасторопно вынимая пальцы из Лэнга. Тот захныкал, неуютно ёрзая в каком-то странном, беспамятном состоянии, и не осталось никаких сомнений, что до этой точки Скотта довели именно эмоции, а не плотский контакт. Пускай даже возбуждение и играло свою роль. Поудобнее расположив его ноги по бокам от себя, Клинт притянул Лэнга за поясницу к себе на колени и, крепко удерживая на месте, чтобы тот ненароком не дёрнулся с угрозой себе навредить, одним плавным, но точным движением вошёл в наскоро подготовленное тело. С ошарашенным криком из лёгких Скотта разом выбило весь воздух. Он задрожал, пытаясь рвануться в сторону, но, сжатый в крепких руках, не смог даже слегка повернуться. Пушистые ресницы слепила болезненная влага. Лэнг ослушался и, упершись руками Клинту в грудь, словно пытаясь отодвинуть, всё-таки зажмурился. Губы его поджались и побледнели. Минутное помутнение, вызванное совершенно непривычным, новым видом боли и, как следствие, подсознательным испугом, не позволило понять даже то, что Бартон не двигался. Более того, сумей Скотт сосредоточиться на окружении, он подумал бы, что совершенно всё вокруг отчего-то неожиданно остановилось. Только электронные часы на прикроватном столике беззвучно сменили минуту. — Клинт! — Я здесь, здесь, — непривычно, но голос Бартона больше напоминал душевное воркование. — Не бойся, это пройдёт… Сейчас всё пройдёт. — Клинт, — невнятной мольбой сорвалось с языка одно лишь имя. Перехватив правую руку Бартона, Скотт потянул её выше, но без силы — его немой просьбе вняли и без того. А Скотт не любил вести. Он был один или был ведомым, никак иначе. Позволить кому-либо положиться на себя… Не после всего, что случилось. В попытке объяснить всё без использования давно предавшего голоса, Лэнг опустил ладонь Клинта себе на шею и накрыл поверх всего на пару секунд, чтобы дать время прочувствовать невероятно быстрый пульс, завязанный на бешеном ритме сердца. Впрочем, Бартон и сам понял всё сразу же, только куда глубже и сложнее, чем ему пытались показать. Скотт мучился от тяжести скопившихся чувств, ныне затмевающих сознание и пробивающих тело едва ли не болезненным жаром. Хотел донести это. Пытался обозначить, как сильно влияет на него свершившаяся близость. Вот только Клинт, едва ощутив это, вместе со сладостью чужого доверия пропустил под кожу преследующую его тень. Дрожь коротким приступом сковала кисти, и Бартон, не медля больше ни секунды, принялся двигаться. Сперва медленно, но без остановок, затем — быстрее, резче, и так до тех пор, пока Скотт под ним не стал выгибаться, безвольно вжимаясь затылком в край подушки и прерывисто вскрикивая. Будто упиваясь этим, тень надавила на правую руку, заставив без предупреждения и договорённости начать сжимать пальцы. Пульс под ладонью сбился практически мгновенно, под давлением выстраиваясь нестройной дробью. Застыв в том положении, в котором был, Лэнг раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого вышел только сдавленный, практически беззвучный хрип. Вместо талой краски лицо его стало панически бледным, а рука, прежде ласково накрывавшая кисть Бартона сверху, с безвольным усилием сжала запястье. Никаких сомнений не было… Скотт увидел тень. Скотт узнал её. То ли решив, что всё это было недоразумением, то ли надеясь на непредвиденную ошибку, Лэнг и то время, пока воздух свободно попадал в лёгкие, не озвучил ничего, кроме сбивчивых стонов. Ресницы его трепетали, от секунды к секунде пропуская направленный к лицу Клинта взгляд, и вот второй импульс прошёлся по покрытой шрамами руке. На этот раз Скотт почуял неладное гораздо раньше. Бартон замедлил движения и вдруг остановился, приоткрыв рот. Иссиня-цинковые глаза его были направлены строго к собственной руке, сжимающей шею Лэнга. Конвульсивно пытаясь вдохнуть, Скотт пару раз сбивчиво похлопал партнёра по плечу, но за этим не последовало ровным счётом никакой реакции. Ни движения, ни объяснения. Будто Клинт не знал, что происходит вокруг, бездумно наслаждаясь незабываемым чувством человеческого страха. Только когда с последней попыткой вдоха по горлу прошёлся болезненный хрип, а глаза вновь заполнили помутнившие взор слёзы, Скотт собрался и с усилием, почти неслышно выдавил: — Пожалуйста, больно… Дышать. Сладостное упоение отступило вмиг перед всё затихающими всхлипами. Словно опомнившись, Бартон отдёрнул руку и тут же прильнул губами к бледной шее. И Скотт не стал спрашивать, что произошло, не стал вырываться и отбиваться, а только перевёл дыхание, прежде чем заёрзать, подаваясь навстречу. Прошлое Клинта преследовало его коварными фантомами, и Лэнг, чьи воспоминания обличались ярким вещественным страхом, был способен понять его. Запрокинув голову, он прогнулся в спине, давая доступ разом и к шее, и к телу. Большего и не потребовалось для того, чтобы Клинт несколько опомнился и возобновил движения. Словно по щелчку пальцев комната наполнилась сладострастными стонами. Кондиционер последние несколько месяцев был неизменно настроен на двадцать три градуса — Скотт любил прохладу, — а всё же воздух отчего-то стал обжигающе горячим. Одной рукой упираясь в матрас для равновесия, Клинт нависал сверху то ли нерушимым щитом, то ли неколебимой угрозой. И подобный будоражащий контраст заставлял Лэнга дрожать, от сбивчивых приступов удовольствия размыкая губы в попытке вдохнуть. В иные моменты он вскрикивал, но вряд ли болезненно, пускай даже синие глаза его блестели от избытка влаги. Любой дискомфорт позабылся, когда Бартон приподнялся и, освободив прежде сжимающую плед руку, переместил ладонь на член партнёра, выстраивая движения в умопомрачительный такт. Скотт не выдержал, зажмурился и заскулил, впервые столкнувшись с чем-то столь ярким и, вместе с тем, невыносимо чрезмерным. Разрядка наступила практически сразу, и за темнотой, застлавшей взор, Лэнг не видел, как Клинт покинул его тело, чтобы самостоятельно довести всё до завершения, как поднялся, скрывшись за дверью прилегающей душевой и почти сразу вышел со смоченным под тёплой водой полотенцем. — Скотт? — бормотание над ухом напоминало далёкий, бессвязный гул. — Скоттиш? Хочешь спать вместе? Какой нелепый и вместе с тем разумный вопрос… Лэнг вытянул руки вперёд, бездумно нашарив чужие разгорячённые плечи. Над головой послышался растроганный смешок. Его приподняли, заворачивая, похоже, в наспех выволоченное из-под пледа одеяло, а затем потянули вверх. Матрас под собой Скотт чувствовать перестал, зато были две руки: одна под сгибом коленей, другая — под лопатками. На пробу уронив голову вбок, Лэнг прижался щекой к хлопковой ткани форменной футболки и осторожно вдохнул через нос. Пахло солью и ментоловым мылом. Стало спокойно.