Лишь вор желает Вам благополучия

Несмотря на медийность, Тони Старк был скрытной персоной. Он не любил делиться секретами, избегал каверзных вопросов и хранил в тайне добрые три четверти своей личности. С детства неуловимо замкнутый, вероятно по причине сотни нездоровых гештальтов, заполняющих голову, Тони блистал внешним лёгким великолепием. А внутри у него, почти что в самом центре груди, но, всё же, чуть слева, зияла бездонная дыра. Подпуская к себе кого-то чуть ближе привычного, Старк не ассимилировал, как это было принято у нормальных людей, а поглощал до тех пор, пока не становился отвратителен очередному объекту доверия. Он глубоко чувствовал людей и даже позволял им прочувствовать себя, только именно этот этап неизменно пугал всех окружающих. По крайней мере, до определённого момента в жизни. Первым сбоем удручающей социальной системы стал Клинт. Безработный и, по некоторому признанию, бестолковый. На собеседовании он взял преимущество не потрясающей физической формой, не специфическими навыками и бесстрашием, а мраком, залёгшим на дне не пропускающих блики зрачков. Несколько месяцев Старк то и дело брался безбожно на него пялиться, пока не сумел рассмотреть наконец всюду преследующую Клинта тень. Она бросилась в глаза в какой-то момент и несколько мгновений помаячила у агента за спиной, прежде чем пропасть совсем. Тони не спрашивал о его ноше, прекрасно понимая, сколь трагически внушительным может быть шлейф из смертей и мучений, всюду следующий за бывшим специальным агентом. Как-то раз Тони задал неосторожный вопрос и случайно узнал, что одна из целей Клинта, упорно сопротивляясь любым формам допроса, провела сорок семь дней на реабилитации, а узнав, что пора возвращаться в камеру, ещё двое суток без умолку, еды и сна умоляла о смерти. Впечатлившись таким откровением, Старк был предельно тактичен и осторожен, когда Бартон привёл Скотта. На удивление, Лэнг практически сразу стал второй заглушкой, не поддающейся рвущемуся из чужого сердца мраку. Первое время запуганный, дёрганный и опасливо тихий, Скотт был не так хорош в драке, как Клинт или на тот момент ещё находящийся в должности Хоган, зато он единственный без раздумий и пустых попыток найти альтернативу закрыл Старка собой от заряда его же разработки. Рельсотронами Тони, памятуя об этом опыте, больше не занимался. Когда же Скотта выписали из больницы и Старк спросил, почему тот, в отличие от коллег, даже не пытался отключить прибор от сети или перенаправить импульс, новичок невозмутимо заявил, что знал о неизбежном провале такого подхода, что заряженные оттяжки остужаются не менее половины срока нагрева и — что совершенно ошарашило Тони — прототип, под раздачу которого Лэнг встал столь невозмутимо, не нанёс бы ему смертельных увечий. Старк был готов поклясться, что в последнем из этих доводов было отчётливо различимо сожаление. Вечером в день выписки, он впервые отвёл Скотта в одну из своих лабораторий. Стив появился в его жизни сам. Как снег на голову, резко и необратимо затянув Тони в безвыходный омут. На каждую частичку тьмы в нём Роджерс излучал галлоны света, на каждое «нет» находил сотни «да», каждую саморазрушительную мысль глушил искренне уверенной улыбкой. Под его теплом ледяное сердце Старка таяло, чтобы биться многократно быстрее. Его голубые глаза заставляли дыхание Тони сбиваться, а мысли — плыть. У Роджерса тоже был свой фантом, но, обладая непомерной силой духа, капитан сумел с ним примириться, сохранив после гибели лучшего друга только счастливые воспоминания и благоговейную тоску. Стив стал первым, кто не просто не поддавался мраку ошибок и трагедий Старка, но мог также ему противостоять. В зале с реактором, за разговором по душам, Тони впервые за всю свою осознанную жизнь ощутил, что существование не должно причинять боль, а на сердце может не лежать многотонного камня. И всё же, секреты оставались секретами. Старк не разговаривал с Клинтом о личном, а со Стивом был слишком мало знаком, и единственным, кто помогал ему разделять ежедневный груз, совершенно случайным образом когда-то стал Лэнг. Слово за слово при работе в мастерской вытягивало из них целые скопы историй и периодических откровений. Скотт поведал о дне, когда родилась его дочка, по ужасающему стечению обстоятельств — безнадёжно больная. Тони взамен делился кляузами про отца, тогда как мягкую, пускай и периодически отстранённую мать неизменно нахваливал. Не решаясь назвать Лэнга другом или даже товарищем, Тони искренне проникался к нему каждый миг их совместного пребывания. Скотт знал его лучше, чем кто-либо в башне. Старк знал Скотта не хуже. И, уж конечно, об их с Бартоном выходе на новый уровень отношений он догадался первым. Пускай это никоим образом и не озвучивалось, их мимолётные взгляды друг на друга, неловкие усмешки и задержки при столкновениях в коридоре были столь очевидным маркером, что не догадаться о случившемся сообразительный Энтони попросту не мог. Помедли он с анализом хоть на минуту — сам счёл бы это оскорблением для собственного же интеллекта. Им благословлённый, им же и проклятый, Старк порой без каких-либо трудностей узнавал вещи, которым лучше было бы оставаться тайными. Проводить время без присмотра теперь казалось чем-то противоестественным. Впрочем, охрана уже спала, и Старк не имел намерения их будить. Ему нужно было уединение. У него осталось важное дело, требующее избегать лишних глаз. Спустившись в ближайшую мастерскую и устроившись за широким столом, по форме напоминающим половину гайки, Энтони занялся незаполненным дневником проекта «Джарвис». Чуть в стороне горела всего одна энергосберегающая лампа с бледно-голубым фильтром на плафоне. Единственным звуком, раздающимся в мастерской, был почти неслышный гул процессора стационарной системной установки. Тем страннее было осознавать, что в мастерской Старк оказался не один. Не оборачиваясь из опасения спровоцировать заведомо проигрышную физическую конфронтацию, он делал вид, что усердно работает и не замечает отражения размытого чёрного силуэта в одном из экранов компьютера. Силуэт двигался. Медленно и почти неразличимо он приближался к столу. Их разделяло каких-то пять футов, когда Тони медленно выпрямился и, расправив плечи, на пробу предложил: — Присядешь? В следующее мгновение его за шиворот дёрнули назад. Рабочее кресло сделало половину оборота, прежде чем Старк, успев только ахнуть, упал на бок, упершись в пол локтем. Визитер не дал ему времени опомниться, одной ногой за долю секунды перешагнув Тони над плечом и, с усилием подавшись вниз, вынудив его опрокинуться уже на спину. Тут же руки Старка оказались скрещены и прижаты к груди. Ночной гость нависал сверху, примостившись у Энтони чуть пониже рёбер и ладонями надавливая на запястья жертвы. Всё стихло. Тёмный, худой и гибкий силуэт, сзади выхваченный холодным светом блёклой лампы, казалось, не издавал ни единого звука ни при передвижении, ни при атаке. Тони же только и делал, что загнанно дышал, пытаясь прийти в себя. Ожидая этой встречи ещё со дня взлома систем башни, он предполагал, что всё пройдёт куда более спокойно и, выдавая свою осведомлённость, не рассчитывал на нападение. Хотя, к чести Пинцета, он не нанёс Тони ни единой травмы, помимо, быть может, пары неосторожных, по-детски лёгких ушибов от падения на пол. — Я предлагал присесть на софу, а не на меня, — приглушённый от давления на грудь, но всё такой же глубокий и бархатный голос. Старк был внушителен даже в самом неловком и частично унизительном положении. Кажется, не настроенный шутить, Пинцет угрожающе вздыбился. На тонкой, но плотной маске его между переносицей и надбровной дугой проскользнула крошечная тёмная складочка. За тканью Тони сумел различить размытые очертания поджатых в напряжении губ. Конечно, просто так диалога не выйдет. Старк даже не сомневался, что Пинцету указано — или, быть может, он сам решил — скрывать свой истинный голос. Откровенно говоря, Тони мог это понять. Как и ночной визит технологического воришки именно в эту мастерскую. Именно в мастерскую, где хранились автономные компоненты и проектировки Джарвиса, а не уже загруженные базовыми данными образа. Тони ухмыльнулся. Попытавшись утащить алгоритм в первый раз, Пинцет неочевидно, но всё же по-чёрному облажался. Подключи он этот алгоритм к любой из чуждых Старку систем, и она тут же перешла бы под контроль башни, оставив Кроссов с носом. Впрочем, можно было ожидать, что через день или два вор заметит собственный промах и в спешке ринется исправлять ситуацию. — Трое суток прошло… Я разочарован. Не знаю, может, от собственного бахвальства, но я надеялся, что ты смекнёшь быстрее, — очередная попытка не повлекла за собой ответа. Пинцет только звучно вздохнул. — Ты хоть сам это сделал? Или… Господи, неужели ты принёс им эту системную болванку? — Старк даже не заметил, как голос его наполнился сочувствием. — То есть не… — Пропустив затянувшие безответность раздумья, Пинцет прервал его, выразительно помотав головой. Тони сощурился. — А что же тогда так долго? — и вновь непробиваемое молчание. Под вшитой в маску полупрозрачной сеткой не видно глаз, но — Старк в этом абсолютно уверен — Пинцет пристально вглядывался в его лицо. — Ты хочешь забрать оригинал, верно? — секунда раздумий предвещала неуверенный кивок. Прикинув силы, парень, похоже, всё-таки решил, что преимущество на его стороне, и набрался духу, чтобы утвердить собственные намерения. — Что ж… Не то чтобы я мог тебя остановить, полагаю, даже моё преимущество в весе и росте никак не помешало бы, будь на то твоя воля, свернуть мне шею. Именно поэтому я здесь. Тони даже не надеялся получить хоть одно слово в ответ. В действительности Пинцет непередаваемо удачно справлялся с ролью немого персонажа, умудряясь быть не только безголосым, но и совершенно бесшумным. И всё же, куда ярче любой фразы стала дрожь, сковавшая острые плечи. Пинцет вскинулся, но запястий Старка из захвата не выпустил. Похоже, он уже явно и убеждённо заподозрил, что Тони решился единолично взять на себя бремя и ловца, и ловушки. Только Старк, на удивление, оставался неизменно спокоен. Прижатый к полу опасным, с чужих слов, преступником, он не проявлял ни страха, ни даже беспокойства. Напротив, был стоек и уверен в себе, контролировал каждую частичку собственного тела, каждый звук, срывающийся с языка. Тони точно знал, что ему не причинят вреда. — Накопитель с оригинальной программой лежит на столе. Тот, чёрный с красной отделкой, — Старк демонстративно мотнул головой. — Хотя, думаю, ты и без меня знаешь, за чем сюда пришёл, верно? Забирай, раз надо. Что ж тут поделаешь… В воздухе повисло напряжение. Вытянувшись, словно струна, острая, смертоносно крепкая, хотя и созданная для музыки, тонкий силуэт пинцета неуверенной тенью поднялся и скользнул к столу. Боясь вызвать лишние тревоги и подозрения, Тони остался лежать на полу, пустым взглядом провожая туда-сюда чернеющую в тусклом свете фигуру. Пинцет прошёлся вдоль стола медленно, полубоком, на мягких шагах едва заметно скрещивая ноги. Вместе с тем ловкие пальцы, обтянутые кожаными перчатками, скользили в полутьме с неряшливой стопки документов на клавиатуру, оттуда — к прожжённому плато, с которого Тони так и не снял нужные микросхемы. И вот кисть дёрнулась вперёд, за взглядом проследовав к массивной флешке размером не меньше трёх дюймов в длину. Одним коротким движением подцепив её со стола, Пинцет развернулся и неожиданно замер. И лишь по повороту головы было понятно: он смотрел на Тони. Очевидно заволновавшись, тот приподнялся и сел, упершись руками в пол. Похоже, в голове незваного гостя что-то творилось, судя по затянувшейся тишине — даже что-то серьёзное. Неужели он колебался? Хотел сдаться? Или размышлял о том, чтобы расправиться со свидетелем своего ночного рандеву? Старк нервно засопел, но силой воли вынудил себя оставаться неподвижным. Только кончик его языка мельком скользнул между пересохших от волнения губ, прежде чем из горла вырвалось: — Тебе стоит уйти как можно быстрее, — на подобную дерзость Пинцет неторопливо, со щепетильной пристальностью склонил голову к плечу, выдавая немой вопрос. — Мои охранники вряд ли будут рады видеть тебя. Я позову одного через четверть минуты после того, как договорю — дам тебе фору. Он думает, я не в курсе, что он по уши влюблён в меня, и это, поверь, ощутимо ускорит процесс твоей несопоставимо ранней кончины. У тебя ведь есть с собой оружие? Есть, я почти уверен. По законам нашего штата, любой из живущих здесь имеет право тебя убить, и это будет считаться разумной самообороной. Роджерс вбежит сюда, увидит тебя с моей вещью, меня, лежащего на полу, и, поверь, на насилие не поскупится. Так что уходи, Бога ради. Он солдат, он не снимет с тебя маску, прежде чем ударить, не станет разбираться, кто ты, пока ты вместо дыхания хрипеть не начнёшь. — Последний умоляющий шёпот не коснулся обтянутой в чёрную ткань узкой спины. Кинувшись за дверь, Пинцет в разумной спешке удалялся по коридору, не желая драться с Роджерсом и, уж тем более, с Бартоном. Но не от страха. От простого знания, что не станет им сопротивляться. Поэтому до слуха его уже не долетело тихое: — Уходи, Скотт. Вопреки словам Тони, прошло отнюдь не пятнадцать секунд до того, как он решил предпринять хоть что-то. На самом деле Старк провёл на полу ещё несколько минут, прежде чем неторопливо встать и, отряхнувшись, направиться к столу. В бледном свете отыскав оставленную там гарнитуру, Энтони зажал копку с внешней стороны, посылая сигнал тревоги, и, отвернувшись, облокотился на край стола бедром. Никто и никогда не был достаточно глуп, и, уж тем более, достаточно умён для того, чтобы ставить под сомнение интеллект Старка. Не имея чётких доказательств, Тони, тем не менее, был абсолютно уверен, что не прогадал с личностью ночного гостя. Конечно, момент с погоней в конференц-зале сеял определённые сомнения, ведь Лэнг не мог гнаться за собой сам, но после всего пара событий дала чёткое понимание: Пинцетов было двое. Со сцены Старк видел, как Скотт заходил в служебное помещение во время его выступления, видел, как уходил оттуда удручённый и непосильно задумчивый, и, уж конечно, никак не мог проглядеть объятия Лэнга и Раза, случившиеся буквально с его же подачи. Несмотря на нелицеприятное прошлое, Скотт всегда был из каста хороших парней, пускай периодически сам же и ставил это под сомнение. При встрече с другом узнав о том, как и на кого Мальотра вынужден работать теперь, Лэнг не погнушался занять его место. Обвинять беднягу в этом было бы предельно высокомерно и бесчувственно. Опустив взгляд, Старк тяжело вздохнул. До сих пор он считал себя «высокомерным и бесчувственным», но тем не менее не мог не поставить себя на место Скотта. Бедный парнишка считает, будто не имеет выхода, чувствует себя совершенно беспомощным, загнанным в угол… Он просто пытается дотянуть до предела, продержаться на плаву как можно дольше, и при этом наивно полагает, будто сможет вынести последствия. До сих пор Тони не поговорил с ним о происходящем лишь потому, что всерьёз полагал, будто Лэнг испугается и моментально сглупит — это было на него похоже. Оступись Старк хоть на шаг в нынешнем курсе действий, без сомнения, так и произойдёт. Если не произошло уже. В дверном проёме мастерской, запыхавшийся, одетый лишь в футболку и пижамные штаны, вооружённый шокером, но при этом совершенно босой, появился Роджерс. Десятой доли секунды хватило ему на то, чтобы окинуть зал непомерно внимательным для такого времени взглядом и тут же броситься к Тони. Сам Старк едва успел оторваться от стола, когда чужие ладони сжали его плечи, а по коже пробежал будоражащий приступ дрожи, словно импульс от кристально голубого, но при этом тёплого и ласкового взгляда напротив. Голову Тони опустил нехарактерно кротко — он только сейчас заметил, что, находясь вплотную к Роджерсу, смотрит аккурат ему в шею, не выше. — Где?! — Старку определённо не показалось. Экономящий время на словах Роджерс пропустил в обыкновенно твёрдом тоне самую что ни наесть настоящую тревожную нотку. Односложный, состоящий всего лишь из трёх букв вопрос содержал в себе столько беспокойства, сколько сам Тони, должно быть, не передал бы через целое эссе. — Эй, эй, полегче, здоровяк, — он фыркнул, но вырываться из чужой хватки не стал, а только положил ладони на протянутые к нему предплечья. — Не дави так сильно, ты мне что-нибудь сломаешь. — В чём дело? — Брови Роджерса взволнованно взметнулись. — Вы… Вы послали сигнал тревоги первый раз за всё время моей работы здесь, я прибегаю и ничего не вижу. Раньше Вы с такими вещами не баловались. — А теперь балуюсь. Так и не дождавшись, пока Стив его отпустит, Старк наконец сам вывернулся из напряжённых от беспокойства рук и, скользнув в сторону, взял со стола свою гарнитуру. Взгляд тёплых голубых глаз безошибочно скользнул следом. Роджерс сперва ничего не ответил, только поджал губы растерянно и будто бы даже задето. Он явно чувствовал, что что-то нечисто, и всем сердцем надеялся, что Тони всё-таки решится доверить ему то, из-за чего случился спонтанный ночной вызов. До недавних времён не особо смыслящий в работе частной охраны, Стив неизменно считал, что нормальной трудовой среды без доверия построить не выйдет. Это было глупо, нелепо и в нынешнем положении даже опасно, но давить на Тони, имеющего статус человека, не поднимающего шум без причины, не хотелось совершенно. Порой Старк вёл себя как последний урод, и всё же в конечном итоге каждое его слово оправдывалось. Он не нуждался в назиданиях и не заслуживал пренебрежения. И всё же, в мимолётной обиде Роджерс не смог удержаться: — Так Вы вызвали меня среди ночи, чтобы оповестить о том, что намерены использовать корпоративный канал связи в качестве забавы? — Ты разбиваешь мне сердце, Роджерс, — наигранно запричитал Тони, и, вновь развернувшись к столу спиной, уперся в него ладонями, чтобы одним быстрым движением сесть на край. Ноги его в таком положении почти доставали мысками до пола, не хватало какого-то жалкого дюйма, и всё же Стив сумел найти это трогательным. — Конечно нет, я тебя драконю. Тут и вправду не произошло ничего, что угрожало бы моей жизни или безопасности, но… Ты мне был нужен. Здесь. Сейчас. Прости, что разбудил, но такой уж я эгоистичный мерзавец. — Так Вы… — Стив замялся. Попытка вздохнуть окончилась лишь прерывистым натужным сопением. Горло сдавило что-то плотное и тяжёлое, но дискомфорта Роджерс не ощутил. Напротив. Сердце забилось чаще, волнительно и болезненно сладко. Он прокашлялся, пытаясь привести себя в порядок. — Просто так меня вызвали? — Мне стало некомфортно, — пожал плечами Тони. — Не знаю, может это интуиция, но тут почти темно и так просторно… Я вдруг запереживал. Твоя смена сегодня, между прочим, босс на ногах, значит и ты тоже! На некоторое время воцарилась тишина. Всё также пристально глядя на Энтони, Роджерс не мог упустить из виду, как тот покраснел, как насупился, суетливо сжимая пальцами кромку стола, как едва заметно дёрнул коленом, в непривычном ему страхе стараясь сжаться, свести ноги вместе. Тони явно не выглядел уверенным. Уставший, встревоженный и растрёпанный, в мягкой ночной полутьме он казался каким-то по-особому милым и нервным. И без слов, которые, вероятно, в лексиконе Старка не звучали никогда, Стив с лёгкостью догадался, что тот чувствует себя виноватым. А потому, сделав несколько шагов к нему и успокаивающе улыбнувшись, Роджерс с родительской снисходительностью скрестил руки на груди и изрёк: — Ерунда, мистер Старк, не извиняйтесь. Тони вздохнул, и, напряжённо поджав губы, поднял на Роджерса растерянный взгляд. Лицо Стива казалось излишне светлым и доброжелательным для человека, выдернутого из постели далеко за полночь. Но, кажется, в этом и была суть. С капитаном было комфортно, приятно и надёжно, пускай даже прежде Энтони считал циниками и лицемерами всех самоуверенных оптимистов поголовно. Роджерс не мог быть неискренним — столь низкое, подлое понятие с ним попросту не вязалось. Будучи идеальным, похоже, во всех отношениях, Стив не мог не очаровать, и это… Неожиданно пугало. Старк не привык, чтобы его любили и берегли. Во всяком случае бескорыстно. И никто прежде не выходил за этот шаблон так далеко, как вышел Роджерс. А потому, в смятении качнув головой, Тони вдруг встал на ноги и, приблизившись к нему, обвил руками чужие широкие плечи. Он был готов поклясться, что капитан вздрогнул, прежде чем с трепетной осторожностью пристроить ладони на талии Старка.