Последний ученик Космоса

      Свет всё-таки взошедшей следующей ночью луны тонким лучиком стелился по дощатому полу сквозь просвет в плотных шторах. Лоран, проснувшись посреди ночи от странных галлюцинаций, стеклянными глазами глядел на пылинки, кружащие в бледном свете, и боялся пошевелиться.       — Гудвин, ты спишь? — тихо спросил он, больше всего боясь не услышать ответа. Или услышать, но что-то, отличное от голоса его друга.       — Иди в баню.       — Гудвин, я…       — Если не замолчишь — я швырну в тебя подушкой, а потом до самого утра буду шкурить заготовку и мешать тебе спать, — юноша повернул голову, одним глазом поглядывая на силуэт Лорана, и раздраженно вздохнул. Ношением маски он по возможности пренебрегал даже в дневное время суток, что говорить о том, что явно не разделял фанатизм тех, кто в ней даже спал. Лоран же прямо сейчас жалел, что не поступил подобным образом.       — Там… — где именно «там», юноша до Гудвина донести не мог: жестов в кромешной тьме было не разобрать, — Что-то шевелится, я чувствую!       — Всё нормально, это твои извилины после разговора с Бальмашем, — первым делом на ум пришла шутка куда более гадкая, но Гудвин, тихо хохотнув в подушку, всё-таки воздержался.       Наступила тишина. Лоран замер, прижавшись спиной к стене и обняв колени. Хотя бы в одном он мог быть уверен — его сосед не иллюзия, потому как удосужился ответить. Гудвин, начав было засыпать, внезапно поймал себя на мысли, что поступил не по-товарищески, оставив брата по несчастью наедине со страхом, каким бы глупым и беспочвенным он не казался. Может, Лоран и не хотел этого показывать, но голос у него дрожал так, будто он увидел призрака. А с другой стороны… Фортуна благоволила бесстрашным, а под определение бесстрашия явно не попадал тот, кто шугался даже собственной тени.       — Да где там у тебя шевелится? — не выдержал наконец Гудвин и, встав с кровати, зажег лампу. Он мог ворчать сколько угодно, но, мучимый совестью, обязан был помочь.       — Мне приснился сон… Или не сон, я не знаю! — судорожно поправляя спадающие на лицо длинные волосы, Лоран сел, поджимая ноги, и спешно взял с прикроватной тумбочки маску.       — Про что? — устало поинтересовался Гудвин.       — Не стой здесь, — предупредил Лоран и настойчиво потянул соседа за руку, — так вот… Стоило мне начать засыпать, как я услышал странный шорох. Сначала я не придал этому внимания, думая, что это ты что-то делаешь со своими поделками, но потом… — юноша нервно сглотнул, — потом я увидел, как что-то шевелится совсем рядом. Это было странное существо, похожее на змею… У него были человеческие глаза и рыбьи плавники. Началось! Понимаешь, началось!       — Что началось?       — Космос пытается ниспослать на нашу землю иных существ взамен тех, которых забрало помешательство как образец для людей.       Гудвин снисходительно хмыкнул и зажёг лампу на столе Лорана.       — Ты прогуливал уроки мастера Карстена? Змеи и люди слишком разные по внешнему и внутреннему устройству, что говорить о том, что у животных нет рассудка в теологическом смысле.       — Это не обычная змея, и анатомия здесь ни при чём! — помотал головой Лоран, сам становясь похожим на какое-то потустороннее существо.       — Тебе просто померещилось, успокойся, прошу.       — Я болен? Скажи мне, я болен? — страдальчески прошептал Лоран, потеряв всякое понимание происходящего. Гудвин заметно смутился, не зная, что делать в такой ситуации: он был совершенно неэмоционален и не умел успокаивать людей.       — Я не знаю, — тихо ответил он и прикрыл глаза.       — Или… Или мне воздалось за мои старания? Тогда если это великая истина, почему она не вызвала радости и воодушевления, только напугав?..       Гудвин остановил встревоженный поток гипотез из уст Лорана, положив руку ему на плечо и заставив обратить на себя внимание.       — Я не знаю, Лоран. Но давай на всякий случай погуляем. Всё равно не уснёшь же.

***

      — Это старый музей, — прошептал Хора, крепче сжимая руку Бальмаша и приоткрывая незапертую дверь, — мне рассказал про него Вальтер, когда мы искали сведения про великое затмение. Я решил наведаться туда один, и знаешь что? — юноша восторженно затараторил, повернувшись к Бальмашу полубоком, — о, ты ещё не знаешь! Сейчас покажу!       Бальмаш даже начинал бояться, что такого нашёл там Хора, что так радовался. Он, в отличие от своего соседа по комнате, обычно не строил безумных теорий и относился к науке не фанатично, хоть и ответственно.       Незапертая дверь со скрипом поддалась, несмотря на то, что им нельзя было быть здесь. Ректор уповал на сознательность и считал любые радикальные запреты оскорбительными, но жаждущая приключений молодёжь доверия не оправдывала.       Хора, на ощупь подойдя к самому крупному экспонату посреди зала, сдёрнул с него покрывало. Услышав шуршание, Бальмаш нерешительно сдвинул маску, чтобы одним глазом взглянуть на происходящее. Студентам до пятого курса разрешалось читать без масок, а чем хуже было познание через разглядывание экспонатов?       — Ты видишь? Первородное чудовище, убийство которого дало начало концу помешательства. Оно тоже пурпурное! — Хора приподнял маску и заулыбался. Бальмаш стоял в таком шоке, что даже выронил колокольчик. Под стеклянным куполом в растворе для препаратов плавало странное существо, похожее на обтянутый грубой бугристой кожей по каждой косточке скелет младенца. Вместо рук у него были странные отростки, отдалённо напоминавшие щупальца, посреди лба была третья глазница, а ноги по своему строению больше напоминали принадлежащие взрослому человеку, — бедная, бедная Беатрис! Если бы моим ребёнком было… Такое, я бы тоже наложил на себя руки.       — Во имя Фортуны, Хора, ты идиот! — Бальмаш схватил друга за плечи и сильно встряхнул, — с таким же успехом я могу объявить тебя помешавшимся, потому что они тоже были людьми, или что мастер Гьюла — манекен, потому что у него деревянная рука!       — Ну уж извини! — Хора, кажется, оскорбился до глубины души. Он изо всех сил хотел порадовать Бальмаша, а заодно обсудить с ним свои, наверное, впервые появившиеся, предположения касательно чего-то масштабного и великого, — Слишком много странного вокруг этого цвета, и это существо — ещё одно доказательство того, что это — не просто совпадения!       — Я не говорю, что это просто совпадения, я сомневаюсь, что цвет — достаточный признак! Именно роковые совпадения формируют наши судьбы, но в этом случае выходит слишком широкая выборка и вероятность не на руку нам больше!..       И всё бы закончилось хорошо, не дойдя даже до ссоры, если бы не производимый Бальмашем шум. Дверь отворилась с характерным скрипом, возвещая о чьем-то появлении.       — Кто здесь? — раздался высокий женский голос и, обернувшись, не надевшие маски Бальмаш и Хора увидели Юнону, ещё одну студентку. Она была на курс старше Хоры и на два — Бальмаша, но часть занятий у них проходила совместно. Эта девушка была помешана на идее чистого разума, всюду таская с собой химический фонарь, разгоняющий иллюзии. Горе-исследователи, к своему несчастью, никуда не исчезли.       Не дожидаясь ответа, Юнона позвонила в колокольчик.       — Хора, Бальмаш! — она знала по именам каждого и в целом обладала невероятной памятью, особенно когда дело касалось статистики, списков, и, как заключил свободолюбивый Бальмаш, прочей бухгалтерской ерунды.       — Мы уже уходим! — выпалил Хора, спешно надевая маску. Даже фонарь не давал никаких гарантий безопасности, иначе такие давно развесили бы по академии, освобождая студентов от надобности лишать себя зрения.       — Вы не уходите! Вам нельзя здесь находиться, и я ещё не знаю, чем вы тут занимаетесь! — встречный вопрос о том, почему ей можно сюда входить, а им нельзя, Хора озвучивать не стал, — вы идёте со мной к высшим инстанциям.       Слыша эти слова, Бальмаш, в свою очередь, чуть сам не ушёл в высшие миры и запоздало дёрнул Хору за рукав. Прямо мимо Юноны, толкая друг друга, юноши бросились к выходу.       По инерции петляя среди коридоров и лестниц, они выбежали на улицу через чёрный ход. Проклятье! Любая попытка обнаружить укрытие звоном колокольчика выдавала несчастных исследователей с потрохами.       — Куда нам бежать?! — Хора растерянно вертелся, пытаясь игнорировать боль в ноге.       — Не знаю! Давай за дерево! — предложил было Бальмаш, как вдруг дверь подсобного помещения, скрытого плющом и листвой, отворилась и кто-то, грозно велев молчать, схватил студентов за руки и потащил за собой.       — Слава Фортуне! — выдохнул Хора, сползая спиной по закрывшейся за ними двери.       — Я ещё не достигла такого величия, — усмехнулась спасшая их девушка, — так что можно просто сказать «спасибо, добрая Мер».       — Вот уж действительно спасибо! — криво улыбнулся Хора, пытаясь отдышаться, — а мы тут… От Юноны убегаем. Она хочет рассказать профессорам, что мы залезли в старый музей, — юноша вдруг понял, что сглупил, — но ты-то же… Никому не скажешь?       — Не беспокойся, мне не приносит никакого удовольствия чужое горе. А горе вам будет, если вас прямо за руки поведут к ректору, — Мер была одной из тех, кого зовут железными леди. Строгая, но способная сочувствовать, решительная, но здравомыслящая — она, может не внешне, но судя по разговору, казалась значительно старше своих лет.       — А что ты тут искала? — удивлённо спросил Бальмаш, пытаясь угадать, что было вокруг, и тихонько позвонил в колокольчик.       — Чувствуете, инструменты? Садовые ножницы, коса, топоры, ножи… Все с лезвиями из металла, который уже нигде не найдёшь. Пыталась поймать резонанс от колокольчика и от маски, понять, как ведёт себя с микродозами Новых Элементов. Правда, безрезультатно.       — Где ты их достала? — удивился Хора.       — Двоечник! — воскликнула Мер, — Гематений так назван потому что его можно обнаружить в крови испуганного человека. Потому мы и носим маски, что страх может привести в состояние помешательства и вызвать иллюзии.       — И ты?..       — Да, думала о будущем, плакала от страха и вырезала узоры на своих руках, — кожей почувствовав, как напряглись Бальмаш и Хора, девушка скрестила руки на груди и покачала головой.       — Ты… Ты уверена, что тебе это было нужно? — осторожно спросил Хора.        — Я под маской вижу, какие у тебя квадратные глаза, уймись, я ещё не скоро, — раздраженно бросила Мер. Остальные неловко замолчали.       Подождав полчаса, трое студентов наконец-то вышли на улицу.       — И кто вас надоумил залезть туда, где студент академии в принципе не может получить никаких сведений об обстановке?       — Вальтер, — Хора хромал сильнее, чем обычно. Беготня сказалась, как он не уговаривал себя, что уже полностью выздоровел, а трость в руке — просто привычка, — но он не нарочно, просто случайно обмолвился.       — Вот как… Вам, получается, вообще ни про что рассказывать нельзя, — они вышли на каменную дорожку, ведущую к старой и почти заброшенной части академической территории, — и никак не спрошу — кто такой Вальтер? Я с ним не знакома, но вы постоянно о нём говорите.       — Вальтер? — Хора нервно хохотнул, — он был моим лонтаном. В какой-то момент я разочаровался в нём, но мы остались друзьями. Я ещё не нашёл себе нового, и не особенно горю желанием.       — Никто тебя не обязывает, — пожал плечами Бальмаш, — я вот вообще принципиально не собираюсь обзаводиться примером для подражания. Что, если моё сознание и убеждения окажутся не такими прочными, как я о них думал?       — И зря. Тебе даже не с кем потанцевать! — сокрушенно покачала головой Мер. Она всегда была чуть более язвительной, чем нужно, но, зная прочие её достоинства, такую мелочь можно было простить.       — Конечно не с кем! Если я тебя приглашу — ты откажешься, а Хора просто инва…       Не успел Бальмаш досказать страшную правду, как в опасной близости от его маски прошелся взмах трости.       — Не надо! — воскликнул несчастный и схватился за плечо девушки.       — Надо! Сейчас как стукну! — Хора засмеялся и протянул было руку к Бальмашу, но между студентами внезапно оказалась Мер.       — Успокойтесь! Ведёте себя как школяры! — студентка скрестила руки на груди, недовольно вертя головой, — Ещё немного, и я буду помогать Юноне пытаться накляузничать на вас.       Правда, не успели студенты как следует выяснить отношения, внезапно обнаружилось, что они здесь не одни. Заслышав посторонние звуки, Мер обернулась и позвонила в колокольчик.       — Вы только взгляните! Они такие милые, — с присущей ей ироничной насмешкой произнесла Мер, поглядывая на толпу первокурсников, сбившихся в кучу, точно стайка птичек. Они вертели головами и постоянно звонили в колокольчики, о чём-то спорили между собой и размахивали руками. Наверное, заблудились, — у тебя есть шанс почувствовать себя профессором, как ты и хотел, — Мер толкнула Бальмаша под локоток и ещё раз встряхнула колокольчик, — Вон та невысокая девчушка, чувствуешь? Её бесплатными ушами можно будет пользоваться хоть круглые сутки.       — Как ты это делаешь? — удивлённо спросил Хора, — я бы мог спорить на любое желание хоть со всеми первокурсниками сразу, что ты отгадаешь каждого из них и ни разу не ошибёшься, — Мер удивительно хорошо видела людей даже за причудливыми одеяниями сквозь собственную маску. Пол, возраст и примерный образ характера она угадывала безошибочно, а иногда и вовсе могла прочитать всего человека, потратив на это не больше часа.        — Великий секрет, — как-то не к месту встревожено произнесла Мер, но тут же подняла голову и судорожно улыбнулась, — Ладно, развлекайтесь, а у меня… Ещё остались дела. Надо зайти к мастеру Лукасу и забрать все прошлогодние тетради.       — Чуть не забыл! — махнул рукой Хора, — а мне нужно взять в библиотеке справочник по астрономии, — так быстро, как только мог в силу травмы, юноша покинул общество Мер и Бальмаша. В последнее время он стал замечать за собой непозволительную растерянность: общение между студентами, неограниченно тесное и частое, не порицалось в академии, но сам Хора начал замечать, что слишком часто бывает занят не делом, и что это мешает в учёбе. Он планировал повторить теологию, вместо того, чтобы бегать по музею с непонятно какими целями, но как-то не случилось, и завтра останется только молиться, чтобы Бальмаш и Лоран снова затеяли склоку и всё внимание профессора ушло на них.       — Он прав, нужно рассредоточиться, — произнесла девушка, — вы обычно не ходите так много вместе, а любое подозрительное поведение в случае чего сыграет против вас.       — Я уверен, что уже прямо сейчас Юноне до нас нет дела. Но ты права, осторожность первое время не повредит.       — Пусть так. До завтра, Бальмаш, — кивнула Мер и скрылась за поворотом.       Юноша просто кивнул в ответ: он не находил слов, чтобы общаться с Мер. Никто не находил. Пурпурная ткань на плечах, точно облитая кровью голубизна простой ученической формы, всегда указывала на того, кто собирался покинуть академию. «Покинуть академию» — слишком мягко сказано, и по спине бежал холодок всякий раз, когда Бальмаш пытался представить, что творилось в голове у этой девушки, если она избрала добровольный уход на тот свет. Он был уверен, что за чертой не было ничего, и именно поэтому так ко всему насторожен. А что только чувствовали мастера, когда к ним подходили их студенты и просили выдать эту проклятую форму, с недрогнувшим лицом заявляя о вынесенном себе приговоре? Труд мастера был куда тяжелее, чем могло казаться на первый взгляд, если только они за столько лет не превратились в бесчувственных чудовищ со страниц трактатов о новейшей истории.       — Прошу прощения, вы заблудились? — громко произнёс Бальмаш, подойдя к группе первокурсников. Окружающее пространство тут же наполнилось звоном пары десятков колокольчиков. Юные студенты ещё не могли узнавать людей по резонансу от их масок, но всё равно судорожно сотрясали воздух. Бальмаш не смеялся над ними и не осуждал — сам год назад был не лучше.       Примерно полминуты стояло неловкое молчание. Первокурсники не знали, что сказать, Бальмаш — просто ждал ответа на, как ему казалось, такой простой вопрос.       — Мастер Дорес дал нам задание осмотреться… В смысле, походить вокруг главного здания, чтобы запомнить, где что, — наконец произнёс один из студентов.       — Главное здание, как вам сказать… — их было искреннее жаль — ведь так и потеряться насовсем не долго! — очень далеко отсюда. Вы ушли к старому саду. Здесь раньше была открытая обсерватория, но после того, как мастер Лукас стал ректором и целью академии избрали поиск гармонии между Космосом и бездонной человеческой душой, её, ввиду некоторых неудобств, закрыли. Вам лучше возвращаться и попросить кого-то провести вас.       — Вы нам поможете? — обреченно спросил тот же юноша, видимо, приняв Бальмаша за одного из преподавателей или лаборантов.       — Конечно. Пойдёмте за мной… — обойдя толпу и развернувшись к студентам лицом, Бальмаш сделал театральный жест рукой, — я всё покажу вам!       Столько слов от Бальмаша не выдерживал даже Хора. Больше часа за ним ходила пара десятков студентов, восхищённо открыв рты и слушая истории об основании академии, о различных явлениях и, конечно, о взгляде на это их экскурсовода.       — Вот и всё, — с улыбкой выдохнул Бальмаш, стоя напротив крыльца дормитория. Произошедшее сильно потешило его самолюбие и оставило чувство того, что он сделал хорошее дело. Может, начать систематически водить экскурсии?.. — надеюсь, я смог вам помочь.       В ответ раздались аплодисменты.       — Так интересно, — как бы невзначай обратилась к Бальмашу одна из первокурсниц. Юноша тронул колокольчик и обнаружил, что это была именно та самая девушка, о которой говорила Мер. Студенты, толкаясь в дверях и неловко держась за стены, заходили в здание дормитория, покуда его собеседница не торопилась присоединяться к ним, — кстати, а это не ты нас встречал в первый день?       — Верно. Искренне прошу простить меня и моего друга за произошедшее на ступенях, мы волновались даже больше вас. Ах! Я забыл представиться. Меня зовут Бальмаш, я один из студентов этой прекрасной академии, — Бальмаш элегантно поклонился. Его пластике мог позавидовать любой гимнаст или танцор, и, может, из юноши и вышел бы прекрасный деятель искусства, как и мечтал он в детстве, но взбалмошный характер, слабое здоровье и непринятие дисциплины всё испортили.       — Эвелина, — кивнула девушка. Она чувствовала себя немного неуютно, не видя того, с кем говорит, но, кажется, это был вполне себе дружелюбный молодой человек, раз потратил столько времени на экскурсию для глупых и растерянных первокурсников.       — Как тебе академия? Не разочаровываешься? — спросил Бальмаш с довольной улыбкой. Кажется, экскурсия всё ещё продолжалась. Чтобы не упасть со ступеней, Эвелина взяла юношу под руку.       Пройдя немного в сторону, они сели на скамейку под деревом.       — Сложно сейчас сказать. Всё так необычно и неожиданно трудно. Сложные лекции ещё не начались, а я уже чувствую, что ничего не понимаю. Эти маски… Как вы не сходите с ума? — спросила Эвелина, по привычке пытаясь проморгаться и увидеть хоть что-то вместо темноты. В форме было жарко, маска натирала виски, а шляпа, под которой нужно было прятать волосы, постоянно спадала.       — Смотря что считать сумасшествием, — обычно живой, смешливый и где-то бестактный Бальмаш выглядел не в меру серьёзным. Он был не по годам одарённым студентом, а потому на многие его странности закрывали глаза даже преподаватели, исключая, разве что, недавний инцидент с Лораном. Бальмаш полностью менялся, когда речь заходила о его теориях, ведя себя так, будто бы он уже профессор, — после первого года обучения приходит Первая Истина. Это своеобразная дань нашим предшественникам, использующих пары Гематения для связи с внутренними мирами. Академия отрицает вмешательства извне, поэтому подобный эффект достигается без сторонних препаратов за счёт связи с Космосом и микродоз метеоритной пыли, накапливаемой в воздухе. Каждый рано или поздно встречается со своим космическим допельгангером, и задача первокурсника — подготовиться к этой встрече, чтобы потом проследовать по указанному им пути к сути Космоса, поэтому не смотри свысока на странные занятия в духе развития памяти и внимания.       — Звучит просто невероятно. И все эти чудеса можно увидеть, просто лишившись зрения? Даже не верится.       Бальмаш загадочно улыбнулся.       — Никогда не знаешь, во что придётся в своей жизни поверить.