***
Гудвин, не спавший всю ночь, пытался безуспешно то вернуть к жизни Анастасию, то вырезать нормальное лицо у своей новой поделки. Имени у деревянной девушки ещё не было, но она напрашивалась на какое-нибудь «Лилиана» или «Розалинда». «Слишком живая, чтобы быть человеком» — заключил Гудвин и тут же понял абсурдность сказанного. Впрочем, себя он то ли не чувствовал человеком, то ли не верил в то, что Фортуна милостива к своим разумным детям так же, как к обожаемым Хорой цветам. В растениях правда было что-то, что было недоступно пониманию, простое и гениальное одновременно, правда, разгадке этой тайны Гудвин себя посвящать не хотел — у него были другие цели и функции в этом огромном механизме, называемом жизнью, а юноша уверен был, что это — именно механизм. Наконец придя в себя спустя двадцать минут странной дремоты, в которой силы не восстанавливались, а уходили ещё быстрее, Гудвин решил отправиться в город. Новые детали — вот, что ему было нужно. Проходя между торговыми рядами, Гудвин приметил знакомую лавку с деталями и тут же подошёл ближе, однако обзор ему перекрыла высокая женская фигура. Эта девушка что-то искала, и, судя по всему, не находила. Да, прилавок был в принципе похож на кучу хлама, но здесь, судя по всему, была другая, более деликатная ситуация. Гудвин, как зверь, чуял своих. — Извините, вы стоите? — поинтересовался юноша, кладя руку на плечо незнакомке. — Я? — будто бы испугалась девушка, поворачиваясь к Гудвину, — да. — Тогда я за вами, — выпалил Гудвин, почему-то вдруг тоже растерявшись. Может, она не могла найти здесь то, что искала для своих поделок, но однозначно нашла хорошую компанию в лице нерадивого студента, принятого, кажется, за местную интеллигенцию. Обычно его кликали максимум бродягой, а потому нельзя было не воспользоваться таким уважением, с которого начиналось новое знакомство. — Здесь никогда ничего не найдёшь, — покачала головой девушка. — Понимаю, — кивнул Гудивн, — но я уже, знаете ли, наловчился за долгие годы, — Гудвину нравилось чувствовать себя взрослым, если даже не старым. Мудрость, степенность, добровольное отшельничество — чем он был не одинокий старец? Было в этом что-то, что роднило его с Лораном — и тот, и другой, самозабвенно воображали себя теми, кем на самом деле не являлись. — Моё шило сломалось и я не могу прошить волосы своей кукле, — сокрушенно покачала головой девушка. — Я использую крючок с отверстием, это намного удобнее и быстрее, — мечтательно улыбнулся Гудвин, вспоминая, как сидел за последней своей поделкой. Розалиндой или Лилианой — он так и не решил. — Знаете, тут совсем не с кем поговорить, особенно на такие специфические темы. Меня, кстати, Анастасия зовут. Гудвина вдруг осенило. Фортуна дала ему такой чудесный шанс, и он просто не мог им не воспользоваться. — Гудвин, — представился юноша и собрался было покидать компанию прекрасной дамы, как вдруг выдал то, что сам от себя не ожидал, — Может быть мы, так сказать… Перейдём в более подходящее для бесед место? — Не откажусь, — улыбнулась Анастасия, беря Гудвина под руку. Тот даже чуть дёрнулся, не ожидая подобного жеста с её стороны. — Пойдёмте за мной, — деловито махнул рукой Гудвин в той же манере, что и Бальмаш, когда водил своих первокурсников на экскурсию по территории Академии. Уютное деревянное здание располагалось на углу между двумя узкими улочками. Юноша часто заглядывал сюда, когда выбирался в город, а потому мог найти обратную дорогу даже в состоянии полной дезориентации, что часто с ним случалось после подобных прогулок. — Где вы работаете? — спросила вдруг Анастасия, поглядывая то на Гудвина, то на обстановку в зале. Не самое приличное заведение, но, надо признать, вполне себе уютное. — Я — студент Академии. Нам, к слову говоря, нельзя пить, потому что это может вызвать ненужные галлюцинации, но, на самом деле, в этом нет ничего криминального, я сотню раз проверял, — Гудвин выпотрошил карманы форменных брюк и положил на барную стойку горстку с трудом добытых монет; согласно правилам хорошего тона он обязан был угостить даму. Добыты они были способом самым благородным, как считал юный мастер — он продавал свои поделки, дешевле, чем они на самом деле стоили, но зато быстро. Спустя некоторое время на барной стойке появилось две кружки со странным напитком. Это была зеленовато-желтая густая жижа, пахнущая какими-то травами и кореньями — для чужеземца резковато и специфично, но по свойствам ничем не отличалось от другого крепкого спиртного. Гудвин, передав выпивку Анастасии, отхлебнул немного и чуть поморщился. Он даже не в курсе был, что это за напиток такой: всегда брал «как обычно», а первый опыт похода в это злачное место благополучно забыл. — Так откуда вы, говорите? — студенты, ввиду запрета на художественную литературу были жадными до разного рода историй, правда, вместо собственного образования, Гудвин предпочитал хорошенько надраться и примитивно радоваться жизни, максимум — подцепить какую-нибудь веселую компанию, а потом молиться Фортуне, чтобы та скрыла все последствия подобных развлечений. Фортуну, судя по всему, происходящее очень забавляло и она никогда не отказывала. Пока что. — С большой земли. Говорю от рождения на вашем языке, да и культура близка, — улыбнулась Анастасия, — моя мать — северянка, отец — здешний. — А я всю жизнь прожил в этом городе. Скука, да и только. Бродяжничал, шатался Фортуна ведает где, воровал, дразнил собак… — А по-моему есть в этом что-то романтичное, — Анастасия как бы невзначай задела рукой руку Гудвина, — быть до безобразия свободным и не пропасть при этом — это так закаляет характер! Наконец странная жижа была распита. Гудвин поблагодарил человека за стойкой и хотел было нетвёрдой походкой направляться домой, как его внезапно задержали. Юноша обернулся и увидел, какими глазами на него смотрела Анастасия. Можно было поклясться Фортуной — он никогда не видел такого взгляда. — Хотите, пойдём ко мне? Отказались бы только святой и законченный дурак.***
— Идите к главному входу! — раздался среди толпы крик мастера Йозефа. Всё вокруг было в дыму, а зарево пожара поднималось до самого низкого солнца. Горела мастерская. — Вот это кара Фортуны, — усмехнулся Лоран, не до конца веря в то, что он говорил. В нём не было того фатализма, который помогал жить и не сходить с ума другим студентам, но было циничное «всё в твоих руках». Лоран винил себя во всех промахах, но и успехом безумно гордился: ни один случай не мог нарушить его планы или заставить отказаться от какой-либо идеи. А от идей Лоран из принципа не отказывался. — Что вы здесь столпились? — недовольно проворчал мастер Гьюла, которому будто бы всё равно было, что происходило. — А что там было? — спросил Хора, по привычке вертя головой по сторонам. Студенты чувствовали запах дыма, но огня, закономерно, не видели. — Инструменты, пара манекенов, — мастер Гьюла прищурился и скрестил руки на груди. Кажется, среди манекенов был один особенный, который не давал покоя многим студентам. Её даже прозвали… — Анастасия? — Лоран заметно занервничал и в мгновение оказался за спиной Гьюлы. — Кто? — удивился преподаватель. — Деревянная девушка, Анастасия, — пояснил Лоран, что удивительно, не заботясь о том, что говорит гипотетическую глупость. — Манекен мастера Мартина… — догадался Гьюла. Совсем недавно его обнаружили в коридоре и закономерно изъяли у притащившего в учебный корпус деревянную девушку студента, — И чёрт бы с ним, мы всё уже изучили, что только могли. Не тратьте время на ерунду и идите в дормиторий повторять уроки. — Уууу! Лоран почти подпрыгнул, услышав неопределённой эмоциональной окраски завывания. Бальмаш, конечно же. — Что вы воете, как шакал?! — огрызнулся юноша, переживая за ситуацию. Лоран только казался циничным и беспринципным, на деле обладая душой нежной и хрупкой. Сейчас эта нежная и хрупкая душа желала сопереживать соседу по комнате, которого даже не было среди свидетелей трагедии, что странно. — Не повезло Гудвину. Его девушка пала смертью храбрых и мы обязаны похоронить её прах со всеми почестями, — Бальмаш покачал головой так, что, казалось, она вот-вот отвалится. Лоран был близок к тому, чтобы вскипеть от злости. Совсем рядом появился и Хора, привлеченный звуком нарастающего конфликта. — О чём вы? — Как о чём — о Гудвине! Его любовь и единственная отдушина только что превратилась в угольки! — Да, ты прав, ситуация более чем неприятная. — Я не понимаю, почему вы переживаете! — вполне себе искреннее и без издёвки воскликнул Бальмаш, — кукла как кукла, не пойми откуда взялась, ничем не примечательна, памятными событиями не связана. Гудвину нравятся его выдумки, а не эта деревяшка! Не успел Лоран разразиться тирадой о важности материальных якорей подсознания, как компания ощутила на себе осуждающий грозный взгляд мастера Гьюлы. Нужно было менять дислокацию.***
Собрание неравнодушных состоялось в коридоре дормитория на третьем этаже, куда обычно никто не захаживал — справа были подсобные помещения, а слева — женское общежитие. — Если Гудвин узнает — он не выдержит! — сокрушался Лоран, прохаживаясь от стены до окна и обратно. — Он и так не выдержит, — хохотнул Бальмаш, будто нарочно пытаясь задеть своего соперника, — он завещал себя Фортуне. Будущий профессор получил по затылку тростью и притих. Нужно было правда что-то делать. — И что мы ему скажем? — спросил Хора. — Скажем, как есть, — проворчал Лоран, — что тут ещё можно сделать? — Предлагаю найти новый манекен, — Хора сдаваться был не намерен, — Они всё равно все одинаковые! — Все, да не все. Тогда нужно добиться максимального сходства. У кого у нас белые волосы? — покачал головой Лоран, придумывая, как в кратчайшие сроки помочь другу. — У Виты! — Бальмаш задорно щёлкнул пальцами. Люди, не входившие в круг друзей, были для него лишь инструментами, и Вита, к ужасу Хоры, тоже. — Не трогай Виту! — замотал руками Хора, — она даже… Не подходит по оттенку. У неё они не чисто белые, а сероватые. — Тогда Юнона. — Она блондинка, это тоже не то. И вообще почти лысая! У Хоры и то волосы длиннее. — Ну не со спящего ректора же нам волосы срезать! Юноши тихо засмеялись и замолчали. Шалость была неплохая, а вот предпосылки к ней удручали. — Я придумал! — воскликнул Хора, — у лошади Вальтера белая грива. Она меня не очень любит, но, надеюсь, ни на кого из вас это не будет распространяться. — Легкотня, — усмехнулся Бальмаш, — у нас тоже была лошадь, и я скакал на ней ловчее всех. — Вам бы только похвастаться, — проворчал Лоран, — на кону — человеческая жизнь, а вы опять паясничаете! — А какая разница, если душа найдёт неорганическую оболочку? — ехидно засмеялся Бальмаш. Даже возможная смерть Гудвина не останавливала его от реализации возможности подколоть Лорана. — Побойтесь Фортуны. Никто доподлинно не знает, что ждёт нас за гранью смерти. — Гудвин скоро узнает, если мы продолжим ничего не делать для его спасения, — вздохнул Хора. Все и так понимали, что юный мастер готовился умирать, но признавать не хотели — слишком горько и страшно было. Мастер Дорес говорил, что смерть естественна и благословлена самой Фортуной, но со страхом неизвестности не под силу было справиться даже самым храбрым студентам. Даже Дортрауд, который должен был познать всю суть велений Фортуны за столько лет обучения, боялся смерти. И ведь даже не своей. — Тогда действуем! — кивнул Бальмаш. Юноши пожали друг другу руки и покинули корпус.***
Гудвин возвращался в Академию как на крыльях. Знакомство с Анастасией сильно изменило его жизнь: он сам любил, но никогда не был любимым, а потому чувство это, непривычное, но невероятно приятное, давало повод в принципе продолжать жить на этой благословлённой Фортуной земле. Юноша шёл доделывать глиняный барельеф, который собирался подарить своей новоявленной возлюбленной. Ему не нужен был весь мир: у него была Анастасия и её чувства, в искренности которых она уверяла его едва ли не спустя час после их знакомства. Любой мужчина на месте Гудвина заподозрил бы неладное, но в голове влюблённого мастера и близко не было ничего такого. Открыв дверь своей комнаты и позвонив в колокольчик, Гудвин обнаружил, что в их с Лораном жилище проходило какое-то собрание: присутствовали Бальмаш и Хора. — Г-гудвин… — пробормотал Лоран, беря друга за руку, пока Хора и Бальмаш возились за его спиной с новым творением науки механики. — Что такое? — встревожено спросил Гудвин, напуганный тревожным тоном Лорана. — Ничего! Тебя просто долго не было, и мы решили удостовериться, всё ли в порядке. — Я в порядке. Даже более чем! Слишком радостный Гудвин — это явление само по себе напрягало. Хора усадил новую Анастасию на кровать и отошёл. Деревянная девушка, не удержавшись, повалилась на пол. Все замерли. Гудвин не видел, но ясно чувствовал, что что-то не так. Юноша, минуя своих друзей, отчаянно пытающихся его задержать, оказался рядом с манекеном и тут же понял, в чём дело. По дороге сюда Дортрауд рассказал ему о пожаре, а потому закономерно было предположить, что часть собственности Академии сгорела дотла. Вместе с его возлюбленной. Вернее, уже — просто деревяшкой. — Ребята, спасибо вам, — широко улыбнулся Гудвин, поворачиваясь к студентам. — За что? — проворчал Лоран, — ты же знаешь, что это не Анастасия. — Какая разница, — произнёс Гудвин, — я вижу то, с какой заботой вы её делали и как хотели мне помочь. Тем более, у меня теперь есть живая Анастасия. У Лорана ни с чего ёкнуло сердце. — Живая? Это как? — удивлённо переспросил Бальмаш. Понятия «Гудвин» и «живое» были едва ли не антонимами. — Я познакомился с девушкой на торговой площади. Её тоже зовут Анастасия! — И ты что… Влюбился? — «как ты мог?!» — Лоран сдержал рвущийся из горла отчаянный крик. Хора и Бальмаш начинали потихоньку двигаться в сторону выхода, понимая, что они здесь лишние. — Да, — пожал плечами юный мастер, — она — чудесная девушка. Ты бы только её видел!.. — А я думал… — Лоран зашёлся бессильной злобой на самого себя, не понимая, почему так больно. У него пытались отобрать Гудвина — самое дорогое, что у него было. Теория неорганики отрицала телесность, а чем, как не телесностью было это мерзкое чувство — любовь? — я думал, мы заодно. Хлопнула дверь. Гудвин продолжил улыбаться.***
Гудвин не верил, что текущие события происходят с ним. Этот юноша прежде никогда не надеялся на Фортуну, не требуя от неё ничего и не ожидая чудесных даров, но со смирением принимая её дары, и за эту скромность оказался вознаграждён. Это же надо было встретить нужного человека в нужном месте! Чудо случая — иначе никак нельзя было назвать произошедшее. То, с каким шоком на него смотрели Хора, Лоран и Бальмаш, слегка забавляло юного мастера. Он сам от себя не ожидал подобного, не то, что его друзья. Прежде замкнутый и пугливый до того, что не общался даже с Мер, Гудвин гордым шагом с букетом в руках направлялся к уже знакомой таверне, где они с Анастасией условились встретиться вчерашним днём. Постоянно сверяя время и оглядываясь по сторонам, юноша наконец открыл нужную дверь. Гудвин застыл как вкопанный. Анастасия (девушка, не кукла!) сидела на руках у какого-то мужчины. Не была движима силой извне, не подвержена чьему-то дурному влиянию, а просто, просто… Юноша едва сдержал слёзы. «Ты просто вырос из этой куклы, — говорил ему Хора, будто было в отместку за нелестные слова в сторону его с Витой союза, — ты взял от неё всё, что мог, и теперь готов вступить в новый виток жизни, став ближе к Фортуне.» — Вырос, конечно… — пробормотал Гудвин, не в силах отойти от шока. Он всегда знал, что живой мир сыграет с ним злую шутку — так предрешила Фортуна. Ничего не говоря, юноша вышел прочь. Жаль было Анастасию. Ту, что из дерева.