***
— …Итак, дай мне, пожалуйста, вон ту колбу, которая с печатью нового элемента, — Бальмаш уже задумал эксперимент, да какой! Какая в рассвет химия, если у него в руках была человеческая душа?! Эвелина позвонила в колокольчик и принялась неуклюже перебирать колбы. Наконец найдя нужную, она отдала её Бальмашу. — А теперь… — таинственным тоном начал юноша, — самое интересное! Эксперимент, непосредственно, — Бальмаш взял со стола два куска сахара и положил в налитую из-под крана в колбу простую воду. Подождав пару минут и размешав, будущий профессор протянул сладкую смесь своей подопытной. — Возможно, нам сейчас явится великая истина! — наигранно-восторженно воскликнул юноша, благо Эвелина подвоха не замечала. Бальмаш вообще едва удерживался от того, чтобы рассмеяться раньше времени, — выпей это. — Выпить? — недоуменно переспросила девушка, принимая в руки «препарат», — а что это? — Новый элемент. — Какой? — Я не могу объяснить, ты ещё это не проходила у мастера Йозефа. Новый элемент, абсолютно безопасный и даже полезный… В некотором роде. Ты же, как и я, готова пойти на всё ради эксперимента? — Да, — кивнула Эвелина и залпом выпила содержимое колбы. Бальмаш достал из ящика стола какой-то блокнот, делая вид, что сейчас будет записывать. — Что чувствуешь? Голова не кружится? — Что это всё-таки было? — не унималась Эвелина, — как оно должно действовать? — Не могу сказать, иначе нарушится чистота эксперимента! — Записывай: я чувствую странный душевный подъём, — Эвелине было весело ровно до того момента, как она приподняла маску и увидела лицо экспериментатора. Бальмаш страшно расхохотался. У Эвелины начали подкашиваться ноги. — О, дорогая, ты станешь второй Беатрис! — жутким голосом воскликнул Бальмаш, — Конечно, я не утверждаю с абсолютной вероятностью, но у тебя примерно… Семь шансов из десяти быть заражённой паразитами. Эвелина едва не потеряла сознание. Историю о святой Беатрис слышал каждый, особенно ту часть, где её телом завладело чудовище из глубин человеческих страхов. — О, Фортуна… — она дрожала и едва стояла на ногах, — мне нужно к мастеру Доресу! Он знает, что делать! Во имя всех звёзд и луны, нужно что-то делать, я… — Эвелина заплакала, — я не хочу! — Нет, тебе не надо! — воскликнул Бальмаш, чуя большие проблемы и преграждая девушке путь. Мастер сразу поймёт, что всё сказанное — бред и провокация, и тогда ему мало не покажется. — Пусти! Пусти меня, урод! Это ты это со мной сделал!!! — кричала Эвелина, пытаясь обойти будущего профессора. — Да я же пошутил! Эвелина! — Бальмаша больно ударили в солнечное сплетение, вынуждая отойти. — Иди к дьяволу! — крикнула девушка, убегая прочь. Перестарался. Да так, что следующим днём снова пришлось драить лаборантскую.***
Юнона впервые решила сбежать с занятий. Где Лоран, о чьём отсутствии так переживал его дружок Гудвин — её интересовало в крайней степени, потому как они условились о встрече непосредственно на занятиях. Он был единственным, кто волей всемогущего Случая оказался посвящён в её дела, довольно неприглядные и противоречащие самой концепции здравого смысла, а потому нельзя было допустить, чтобы он оказался вне её контроля. Да и в целом этот юноша был более чем полезен для экспериментов: он много знал и был вооружён многими полезными навыками. По-хорошему, она не против была бы привлечь Бальмаша, если бы не скверный характер местного светила науки. Сама Юнона же, ведомая жаждой узнать, куда делать её гениальность, старалась общаться исключительно с умными людьми. Лоран как раз являлся таковым, несмотря на показную заносчивость. — Юнона, ты ку… — поинтересовался было Хора, но его грубо перебили. — Не твоё дело! — огрызнулась девушка, быстро выбегая из аудитории. Юнона стояла возле двери старой лаборатории, перебирая в руках связку ключей в попытках найти нужный. Статная, ростом чуть ниже Бальмаша, фигуристая — она сама по себе внушала уважение и даже некий ужас, как у особо впечатлительных. — Госпожа учёная вернулась! — воскликнул фальшивый Хора, стоило девушке приоткрыть дверь. — Закрой рот, — одернула реплику Юнона, закрывая за собой дверь. С Лораном они условились о позывном, точно дети, играющие в шпионов, а потому нужно было себя обезопасить от возможных посторонних. Девушка заперла за собой дверь и уселась за стол. Теперь оставалось только ждать. Всё своё свободное время Юнона стала проводить в подвалах, в старой лаборатории. Настолько много свободного времени, что мастер Гьюла начал ревновать, что было совершенно не на руку девушке, учитывая то, что она собиралась уговаривать его на эксперимент с Витой. Тяжело было играть в любовь, но Гьюла хотя бы был симпатичен внешне, хоть это и затмевалось инвалидностью, тяжёлым характером и озлобленностью на самого себя и весь мир. Она уважала его как мастера и просто как человека, но любить в том смысле, в котором он понимал её чувства, она не любила. В стенах Академии следовало соблюдать осторожность, потому как подобные союзы не одобрялись со времён вспышки открытий. Кто-то говорил, что грядёт вторая, кто-то утверждал, что современная наука — неизбежно умирающая звезда, Юнона же — конкретно в себе была более чем уверенна. Если она могла столько, будучи ещё совсем ребёнком, то что мешало сейчас начать блистать знаниями и извергать, подобно вулкану, открытия? Впрочем, истины никогда не находились одним человеком, и даже у Юноны, несмотря на сложный характер, был коллега. Вернее, скорее помощник, слабый и зависимый. Лоран, как не хорохорился, смотрел на Юнону снизу вверх, и речь была совершенно не в разнице в росте. Впрочем, будь он так прост — не оказался бы у неё в подопечных. Шли минуты и даже часы, а юноша всё никак не появлялся. Либо забыл, либо опять напился какой-то гадости. — Что-то с этим Лораном не так… — бормотала Юнона, перебирая свои записи о репликах, — что, если он — сумасшедший? Тогда от него можно ожидать всего, что угодно, включая предательство. Я должна убедиться, что всё в порядке, либо констатировать факт душевного нездоровья и отправить его к чертям собачьим отсюда, предварительно хорошенько напугав. Я уже в крайне неудобном положении и это плачевно. — Госпожа учёная, вы в замешательстве? — спросила реплика Хоры, стоя возле шкафа и с удивлением разглядывая собственную ладонь. — Или, может, в помешательстве? — вторая реплика сидела под столом, судя то всему, то ли прячась от Юноны, то ли пытаясь заглянуть ей под юбку. Самой студентке уже было всё равно, что там делали эти два сломанных призрака — её волновал вполне реальный Лоран, от которого можно было ждать вообще всего, чего угодно. — Госпожа учёная такая большая и такая бессильная… — покачала головой реплика. — Нет! Размер не имеет значения. Если бы госпожа учёная была как мы, нормального роста, это бы не прибавило ей ума. — Заткнулись оба!!! — крикнула девушка, — вы мешаете мне думать! — А о чём вы думаете? — синхронно поинтересовались фальшивые Хоры. — Не ваше дело, — проворчала Юнона, но тут же поймала себя на мысли, что ей надо выговориться, чтобы понять ситуацию, — мне нужно как-то проверить верность одного человека. — У вас уже есть молодой человек? — обиженно спросила реплика, выглядывая из-под стола. — Немолодой, — цокнула языком Юнона, откидываясь на спинку стула, — я не об этом. — А о чём же? — поинтересовалась другая реплика, отрываясь от разглядывания собственных конечностей. — Мне нужны достоверные сведения о конкретном человеке, который со мной работает. Но где их взять? — Юнона обхватила голову руками, напряжённо думая. — Бюрократия, госпожа учёная! — раздалось из-под стола. Студентка аккуратно пнула ногой реплику и наклонилась, чтобы посмотреть этому умнику в глаза. Реплика была более чем не против пообщаться, — ваша любимая бюрократия. Юнону вдруг осенило. — Медицинский архив! — воскликнула она, вскакивая с места. А реплики оказались полезны.***
— …Bên zi bêna, bluot zi bluoda, Lid zi geliden, sôse gelîmida sîn…)* — бормотал Гудвин, что-то скрепляя проволокой. Он всегда был занят делом, Лоран же — созерцанием того, что делал Гудвин. Сустав получился неидеальным, но по своей механике точно повторяющим тот, что был в колене у Анастасии. Анастасия… Гудвин по ней скучал сильнее, чем по родной матери. Они вместе столько пережили и столько ещё могли пережить! Но, как говорил Хора, надо было взрослеть и возвращаться к реальной жизни. В ней были Лоран и Хора, и этой компании вполне хватало, чтобы не чувствовать себя одиноким. Разве что, с Лораном в последнее время творилось что-то странное, и Гудвин не мог не понять, не помочь, что крайне удручало. — Пойдёшь на праздник? — спросил Лоран, наблюдая за чуть дрожащими пальцами друга. — Я уже там, — улыбнулся Гудвин, — за любимым делом и в хорошей компании вместо того, чтобы пялиться в учебники — чем не праздник? Лоран был ценителем всякого рода таинств, хоть и служителей Солнца не признавал как организацию. Праздник нужно было праздновать по-особому, а Гудвин просто делал всё, что и в обычные дни в свободное время. — Ну, я тогда… Пойду? — неуверенно произнёс Лоран, поднимаясь на ноги и кладя руку Гудвину на спину. — Тогда иди, — кивнул Гудвин, не отрываясь от работы. Всё выходило не так, как он хотел, но стоило радоваться, что выходило в принципе хоть что-то сносное. Хотя бы сносное. И вот так? И всё? Без вопросов и просьб остаться?.. Лоран собрался и вышел на улицу. Было довольно прохладно, как для текущего месяца, но у студентов была одна форма на все сезоны, а потому альтернатив не было и приходилось мёрзнуть. Наконец, позвонив в колокольчик, юноша обнаружил своего лонтана. Звёзды сегодня сошлись для него, значит наступала пора великих перемен. — Дортрауд! — Здравствуй, Лоран, — мужчина бледно улыбнулся своему подопечному. — Мне нужно с тобой поговорить. — Ты переживаешь из-за сегодняшнего праздника? — Дортрауд сбавил шаг, — Большое новолуние является к нам каждые полгода, и если ты не увидишь ничего сегодня — обязательно получится в следующий раз. — Не совсем… Скажи, а может ли у ученика быть больше одного лонтана? Дортрауд задумался. — Прецедентов не было. По крайней мере, на моей памяти. Всем обычно хватает одного, некоторые — вообще обходятся без жизненного ориентира в виде старшего товарища. — Я понимаю, но… Это же не запрещено? — Нет. В этих стенах можно всё, кроме того, что нельзя. А почему ты спрашиваешь? — Я чувствую, что мы с Гудвином должны стать ближе, — выпалил юноша, заливаясь краской. Он понимал, что в глазах других смотрится склонным к истерии капризным мальчишкой, но никак не мог избавиться от этого приевшегося образа. Он хотел быть как Гудвин — свободным и сильным, потому как этих качеств не было даже у Дортрауда, который к своему несчастью являлся заложником стен Академии и собственных болезненных привязанностей. Да, Лоран всё ещё недолюбливал Мередит. — Так зачем тебе этот официоз с лонтаном? Попроси его стать твоим названным братом, он вряд ли откажет, это распространённое явление в вашей культуре. Лоран хотел что-то сказать, но его наглым образом перебили. — Дортрауд! — раздался вдруг женский голос. Мер. — Прости, мне нужно идти, — заторопился мужчина. — Конечно, — проворчал Лоран, когда вечный студент уже не мог его слышать, — всё как обычно. Лоран, опечаленный произошедшим, отправился в старый сад, где свершались самые великие дела. Там обнаружился и Хора, старательно пытающийся держаться подальше от Виты… В месте, где она раньше жила и куда могла вернуться в любой момент. Мередит удалось через мастера Карстена уговорить профессоров разрешить ей поселить с собой слабоумную девочку, что бесконечно раздражало Юнону, которая тоже имела виды на Виту как на объект для эксперимента. — Слушай, Хора… Ты единственный, кому я могу доверять в этом безумии. Скажи мне, что делать. — Я не могу, — покачал головой студент, — никто кроме тебя не может. — Может ли у меня быть два лонтана? — Не знаю, — покачал головой Хора, — спроси у профессоров. — Но мой лонтан — Дортрауд! — Лорана разрывало на части. Он не понимал, что такое гадкое и жгучее грызло его сердце, но понимал, что это чувство благословлено самой Фортуной. Фортуной было благословлены вообще все чувства, иначе они бы просто не имели право на существование, уничтожая тех, кто посмел их ощутить. Выходит, и Мер была наказана не зря? — Ты как в сказке ходишь туда-сюда и никак не можешь найти ответ, — покачал головой Хора, тоскливо поглаживая куст, пройдя через который, в первый раз увидел Виту, — а я тебе скажу: иди за своим сердцем. Оно — твоя рассветная звезда.***
Гудвин, рано сегодня поднявшись, готовился к тому, чтобы отправиться спать, стоя в пижамных штанах и пытаясь разыскать в бардаке под кроватью рубашку от них. Он пропускал мимо все гипотетические чудесные открытия, но лишь оттого, что надеялся на благоволение самой Фортуны. Надо будет — она и без особого дня дарует просветление, однако просветление само явилось, тяжело шаркая негнущимися от страха ногами. Скрипнула дверь и Гудвин увидел на пороге Лорана. — О, вернулся! Ты… Ты чего? — поинтересовался Гудвин, когда Лоран замер, так и не закрыв за собой дверь. Тот, в свою очередь, тяжело думал о последствиях грядущего разговора, и вдруг решительным движением снял маску. Слабый свет керосиновой лампы больно бил по глазам, а образ Гудвина, растерянного и чуть напуганного, настораживал своей… Нереальностью? Неужели юный мастер стал сам подобен своим творениям? — Гудвин, мне надо сказать… — Лоран весь дрожал, чувствуя, что вот-вот заплачет от переизбытка эмоций. Он искренне жалел, что в принципе затеял этот разговор, но слово, как известно, не воробей. Нужно было решиться, излить душу и больше к этому не возвращаться, — кое-что важное, — Сомнения насчет выбора лонтана терзали Лорана уже давно, а сейчас, в ночь поиска смыслов, вовсе встали так остро, что нельзя было и вздохнуть спокойно. Отсутствие Луны как-то по-особому сказывалось на сознании студентов, и об очень многих начинала вскрываться самая неприглядная правда. — Я тебя понимаю, — выдохнул Гудвин, — но… Лоран уверен был, что его сейчас отвергнут. Насмеются над самым сокровенным и выбросят на обочину жизни, как ненужный мусор. Этот юноша всегда был максималистом, и это прямо сейчас играло с ним злую шутку. Юноша развернулся и хотел было уйти прочь, не дожидаясь удара, но на его предплечье внезапно сомкнулись крепкие пальцы. — Лоран, — позвал Гудвин, разворачивая юношу лицом к себе, — мы не договорили, — крепко обнимая друга и чуть покачиваясь из стороны в сторону, юноша прокручивал в голове самые разные сюжетные повороты, которые могли произойти этой ночью. Набралось с десяток, один другого краше, — успокойся. — Упокоиться? Вот так вот просто? Да ты хоть понимаешь, в каком я положении?! — Лоран уткнулся подбородком в плечо Гудвина и почти заплакал. Просить себе второго лонтана — что могло быть более странным? Что, как не это, показывало полную беспомощность вопрошающего? — Я знаю, что ты мне хочешь сказать, но не могу ответить теми же словами, — осмелился предположить Гудвин, молясь, чтобы Лоран его правильно понял. — Правда? И ты меня не осуждаешь? — Лоран поднял блестящие глаза на Гудвина и почувствовал, как сердце бьётся где-то в горле. — Правда, — вздохнул Гудвин. Он действительно не осуждал, но и не одобрял мысли и намерения друга. Академисты существовали, не теряя связь с реальной действительностью, только за счёт того, что общались с другими людьми. И можно ли было их ограничивать в количестве? Лорану были милы Дортрауд, Гудвин и Юнона, но почему он должен был выбирать кого-то одного, если израненное сердце желало любить весь мир? — Не верю, — Лоран чувствовал, точно зверь, любую фальшь. Выбравшись из объятий Гудвина, юноша отошёл на пару шагов назад, — ты так говоришь, чтобы я не расстраивался и потом тебя не доставал! — Нет! — Гудвин нахмурился и сел на кровать, так и не найдя рубашку, — как же ты никак не можешь понять… Я не знаю, как это объяснить, Лоран. Но уверен, что мы говорим совершенно о разном и ты выставляешь свои мысли как нечто, что ими в сути не является. — Я так и знал, что ты не поймёшь! Ты жестокий и чёрствый, тебе нельзя доверять! — выкрикнул Лоран и, внезапно даже для самого себя ударив Гудвина по лицу, убежал прочь.***
Архив был просто огромным. Десятки метров высоких полок стояли одна за другой, образуя причудливый лабиринт, в котором можно было заблудиться даже будучи зрячим. Юнона осторожно кралась мимо полок с картами. Мастер Карстен явно не погладит её по головке, узнав, что студентка рыскает там, где нельзя, нарушая врачебную тайну. Конечно, у неё был фонарь, но это не прибавляло уверенности ввиду того, что лично призраком она не видела, а репликам он не мог причинить никакого вреда. Битый час девушка перебирала карты второкурсников — в руки попалась даже та, что принадлежала Бальмашу, и наконец нашла нужную. «Студент Лоран, сто тридцать первый год Дракона» — прочитала девушка, заодно прикидывая, сколько лет могло быть объекту её поисков. Насчитав девятнадцать, Юнона спрятала карту под пелерину формы и на ощупь направилась к выходу. Ей везло, что у неё в темноте не кружилась голова, а ведь были студенты, кто просто не мог передвигаться в маске без посторонней помощи. Студентка прикинула, сколько она уже успела сделать противозаконного, чтобы её отчислили. Благо, в большинстве случаев удавалось оставаться незамеченной, как было тогда, когда она застала Хору и Бальмаша за разглядыванием первородного чудовища, сама находясь в поисках консервированного мозга слабоумного. Физическая структура ничего ей не дала, но навела на мысли о том, что дело не в самом мозге, а в том, что заставляет его шевелиться — самой сути жизни. Выходит, Вита была немного мертвецом? Может, именно поэтому подверженного безумию больше остальных Гудвина так манил мир мёртвых кукол? Вдруг неподалёку послышались шаги. Юнона замерла, прижавшись спиной к стене. По звуку шагов это был мужчина ещё не преклонных лет. Впрочем, они могли принадлежать абсолютному большинству обитателей Академии. «О, Великая Фортуна, ускользающее счастье, даруй мне безопасность» -мысленно бормотала она, ожидая приговора — окажется замеченной или же будет проигнорирована. Чтение чего-то кроме учебных материалов в принципе было наказуемо, а в её случае это была ещё и конфиденциальная информация. Юнона осмелилась тихо позвонить в колокольчик. Отозвалась железная рука. — Гьюла?! — Юнона? — преподаватель поправил очки и посмотрел на свою возлюбленную, вышедшую из тени — ты прячешься? От кого? — Выходит, что от тебя, — выдохнула девушка, и вдруг прижатая к груди карта выскользнула из-под формы и повалилась на пол, задорно разлетевшись пожелтевшими листами по всему коридору. — И… Что это? — мастер Гьюла взял в здоровую руку пару листов и поднёс к глазам. — Карта. Мне нужно было кое-что узнать об одном своем товарище. — Так почему не спросила у него? — Гьюла помог девушке собрать всё в папку и устало вздохнул. Сегодня был напряженный день, а в свою карту ещё нужно было записать факт смены протеза. — А он разве скажет! — Ты же не хотела бы, чтобы кто-то раскрыл твою тайну? — как бы невзначай произнёс мастер. — Ни в коим случае! — выпалила Юнона, отчаянно замотав руками. Она знала, к чему клонил Гьюла. Юнона поняла, что никакая карта ей не поможет. Всё зависело только от Случая.