Глазами афериста

      Тяжелые дубовые диваны и кресла, оббитые темно-бордовой натуральной кожей, наполированный ореховый паркет, покрытый дорогими шкурами животных, и полумрак, который неспособны исправить даже позолоченные торшеры с выточенными на них узорами – все это, так и кричало о дороговизне и некой аристократичности, но как-никогда вписывалось в традиционный стиль английского поместья. Атмосфера царила действительно тяжелая, будто давящая, хотелось немедленно распахнуть все ставни окон, чтобы запустить хоть немного кислорода. Но в тоже время такая атмосфера была благодаря ее хозяину, она лишь подчеркивала его изысканный вкус и строгий, несгибаемый характер.       Среди всего этого, был и сам хозяин. Расположившись на одном из диванов и закинув ноги на кофейный столик, Миллер расслабленно попивал красное вино и наблюдал за огнем. Посреди гостиной находился огромный камин, в котором уже догорали заброшенные, часа два назад поленья, источая непередаваемое тепло по помещению, и такой же приятный звук потрескивание дров. Отставив полупустой бокал на небольшой столик на подлокотнике, мужчина размял шею и надел лежащие рядом очки. Сдвинув их на кончик носа, лениво потянулся к толстой, лежащей на кофейном столике папке, тем самым неосознанно скрипнув кожей дивана под собой. Открыв папку, на глаза сразу бросилась фотография в уголке документа и заголовок ‘Дело №34 Дэниель Эванс’, что вызвало коварную ухмылку с нотками гордости на лице мужчины. Кипа бумаг ощущалась довольно объемной, содержав в себе всю доступную и недоступную информацию, начиная с биографии, списка и контактов его друзей, одноклассников и их родителей, списка прочтенных книг, кружки и секции, что когда-либо посещал ребенок, анализ и группа крови, досконально составленный рацион питания с учтенными продуктами, на которые аллергия, и многое-многое, что позволяет Миллеру видеть свою жертву изнутри и просчитывать ее дальнейшие действия и желания. Вторая, но пока очень тонкая папка, ощущалась очень легкой в грубых мужских руках, но именно ее шериф любил больше всего. Это была папка с фотографиями. Личными фотографиями Дэниеля. Каждая из них, как и подобалось была пронумерована, с датой, местом и временем съемки. Каждая имела свою эмоцию, позу и определенные мысли. Попади эта кипа улик в руки следователей, и они бесконечно будут гадать и строить какие-то свои догадки, не находя ответов. Но они ничто, ничто по сравнению с Миллером, который может рассказать с ней многое, взглянув лишь на пару фотографий. А теперь он может трогать, делать все что захочет, ведь игрушка в его руках.       Закрыв папку, мужчина небрежно отбросил ее на кофейный столик под ногами, он уберет ее позже, позже отнесет ее на полку к другим, таким же. А сейчас, самое время сделать еще глоток вина и сполна насладиться его внутренним ликованием и гордостью от того, что он в который раз смог сделать то, что тщательно спланировал. Он разрушил и забрал чью-то судьбу, и теперь она находится в его руках, в его власти, способной в любую минуту разрушить, разбить и затоптать чужую жизнь навсегда. Но Миллер сделает это потом, ведь пока еще чувствуется во рту вкус этой очередной победы, уже привычной, но всегда индивидуальной для каждой жертвы. Прямо сейчас, он может назвать ее идеальной, такой какую он любит, сладкую с каплей крови, что приносит внутреннее тепло, но и с небольшой горчинкой от поломанной судьбы, что крутиться в самой жертве. Это что-то энергетическое, как наркотик с последующей ломкой, или как жажда, потребность, ведь попробовав раз, появляется нужда прочувствовать это снова и снова, хорошенько распробовать, потянуть вкус, испробовать разные вариации…       И Миллер не может сказать точно, когда это все началось. Возможно, еще задолго до школы, в детском саду, когда в конце каждого дня он наблюдал за одним и тем-же маленьким, таким, словно девочка хрупким мальчиком из группы помладше, которого всегда забирал отец, такой большой, накаченный. Каждый раз, когда он нес сына на руках в сторону калитки, тот хлопал пышными ресничками, цепляясь за папину шею и громко, с детским слюнявым чпоком целовал в щечку, краснел и пищал ‘Папочка! Ты пришел! Люблю-люблю-люблю..’, а отец, в ответ лишь широко улыбался и доставал из кармана огромный леденец на палочке, который еле помещался в руки довольному ребенку. Смотря на это, маленький Билли дал себе обещание, что когда вырастет у него будет такое-же маленькое сокровище, требующее защиты и тепла. А возможно, это началось в старшей школе, когда впервые увидел, как один парень поцеловал другого, его одноклассника. Дома, ему конечно объяснили, что любовь не имеет пола, что это нормально, это привычно. Но в удивленной, неготовой к такому голове, все как-то смешалось, уже понемногу выстраивая свои вкусы и предпочтения, заставляя интересоваться этим, искать информацию, пробовать… А возможно же, это все накапливалось годами, когда на его собственных глазах отчим избивал родную мать. Хотелось доминировать, быть сильным, как-то повлиять, защитить, сделать хоть что-нибудь! А не просто смотреть на это как что-то привычное и с каждым годом убивать в себе надежду, становиться холодным, бессердечным, местами поехавшим и грубым маньяком…       Но об этом Миллер не вспоминает - это было давно и нет нужды возвращаться. Главное то, что происходит сейчас, и то, что он может сделать в будущем, что может изменить. Ведь теперь настало его время, время властвовать и распоряжаться чужими судьбами, отыгрываться, исполнять свои мечты, иметь власть. И в свои, без недели сорок лет, мужчина может действительно сказать, что добился многого. На его счетах огромные суммы, он управляет целым провинциальным городком, преступным миром и судьбой каждого, кто попадает на его территорию. И каждый здесь будет соблюдать установленные им правила, Миллер уверен.

***

      Дэниеля разбудил раскат грома. Разлепив сонные глаза, мальчишка заворочался среди атласного одеяла. Наконец, найдя из него выход, он перекатился на бок, а после присел. Небольшая пробка тут же вошла глубже в тело, что вызвало тонкий детский писк. Мальчишка сжался, и попытался найти наиболее удобное положение, но при каждом движении, игрушка доставала до комочка нервов, заставляя тихо поскуливать, а щеки без разрешения краснеть.       Когда глаза наконец сфокусировались, Дэниель решил осмотреть комнату. Она была не большая, но все же недостаточно просторная, как была у него. По привычке хотелось добавить зелени, расставить ночники и мягкие игрушки. На удивление, все из этого здесь было, но в минимальном количестве и никак не вызывая ощущение уюта. Быстро отметив в голове, чего ему не хватает, парень вздрогнул от очередной вспышки за окном. Сколько же он спал? Насколько он помнит, погода утром была солнечной, с легким весенним ветерком..       Снова громыхнул гром, ветки деревьев прошлись по стеклу, и по спине неожиданно пробежал холодок, заставив опять почувствовать эту незащищенность и некий страх. Комната вокруг, не добавляла положительных эмоций, и хотелось снова заснуть или просто выйти отсюда куда-нибудь. Банально, мешал и обычный холод, заставив искать хоть что-нибудь, чем можно накрыться. Но атласное одеяло под попой не предусматривало функцию сохранения тепла, его просто недостаточно чтобы согреться. Пробежав глазами по комнате, и так и не найдя ничего, что могло бы его сейчас спасти, мальчишка, расстроенно поджал губы и уверенно решил отправился за пределы комнаты, на поиски взрослых или хотя-бы какого-нибудь пледа.       Выйдя в коридор, Дэниель сильнее скукожился, почувствовав небольшой сквозняк по ногам. Когда глаза более-менее привыкли к полумраку, мальчишка смог что-то рассмотреть. Он стоял посреди небольшого коридора, такого, который в точности есть и у него дома, но этот, он был отделан темным деревом, с массивными дверьми и темно-синими обоями в какой-то узор. Слева от него расположилось огромное окно, через которое было видно ветки раскачивающегося от дождя дерева, и кусочек соседнего коттеджа. “Вместо этой комнаты - моя спальня, за дверью впереди – должна быть спальня папы…, ну а та, следующая с права – остается его рабочий кабинет…” — размышлял мальчишка, — “но здесь все по-другому… так темно и страшно. Ужасный дом”. Да, расположение комнат, по крайней мере на втором этаже, совпадало с планировкой в его доме, ведь план коттеджей был одинаковым, и лишь немногие, решались что-то у себя менять. Дэниель решил двинуться вниз. Чуть не навернувшись на лестнице от движений пробки внутри, ребенок все-таки попал на первый этаж. — Заблудился, карапуз? — донесся приглушенный голос из середины комнаты, как он спустился с последней ступеньки. — Я.. Откуда... — опешив, мальчишка и не сразу смог найти источник звука, расположившийся напротив камина. — Откуда я знаю? Тебя трудно не услышать, Дэнни, — засмеялся Миллер. — Я Дэниель! — снова протестовал подросток, топнув ногой и одновременно взвыв от импульса в набухшую простату, — ох… — Иди сюда, Дэнни. Подойди, — проигнорировав замечание, позвал мужчина. Тот помялся на месте, дождавшись окончания звезд перед глазами, и с уверенным, как ему казалось, лицом двинулся к дивану. Но со стороны, и в глазах шерифа это выглядело действительно смешно и как-то даже, по-детски. Чем ближе он подходил, тем отчетливей было заметны красные щеки и прерывистое дыхание. Быстро смекнув что к чему, глаза Миллера азартно блеснули, и он еще раз подтвердил себе, что этот мальчик полон сюрпризов. — Ты такой хороший у меня, — усмехаясь с бокалом в руках, нахваливал мужчина на диване, — такой послушный, готовый… В ответ послышался всхлип, такой тонкий, будто плачущий. Сначала Билли подумал, что мальчишка просто сгорает от возбуждения, но теперь было заметно что и дрожит от холода. — Иди сюда, — отвернув край пледа, шериф заботливо потянул на себя, ухватив за маленькую ручку, — давай, тут тепло, карапуз. Упав попой на диван, мальчишка тут же выгнулся, громко и так пошло простонав, он кончил прямо в штаны, так и не дотронувшись до себя, лишь от стимуляции комочка нервов внутри. Кончил от бездушного куска пластмассы, снова… Наблюдая как подросток приходит в себя, Миллер придвинулся ближе, плотно накрыв его пледом и прижав к себе за талию. Он действительно ликовал внутри от того, что наконец обладает Дэниелем, что наконец может сидеть рядом, наслаждаясь спокойствием и звуками огня, трогать, делать что захочет и приручать, приучать к себе. Веки Дэниеля подрагивают немного беспокойно, и мужчина замирает, почти что, утыкаясь кончиком носа в его щёку. Убрав несколько кудрявых прядок от лица, он наслаждался видом, а после, быстро продумав и рассчитав дальнейший план в голове, с коварной ухмылкой протянул бокал вина к чужим губам. — Давай, солнце, это поможет тебе расслабиться, — томно прошептал мужчина, нежно проведя носом вдоль виска, — всего пару глотков. — Я.. не… нельзя! — Что не так? Мне казалось, ты вполне совершеннолетний, малыш, — улыбнулся шериф и тут же холодно добавил, — вздумал перечить мне? Такие переходы действительно пугали. Невозможно было понять ни текущую эмоцию, ни того, что собирается делать мужчина, а поэтому Дэниелю, чтобы сохранить целостность своей драгоценной пятой точки, оставалось лишь послушно приоткрыть ротик и стараться не выплюнуть полученную жидкость обратно. — Ты действительно идеальный, — заманчиво произнес старший, отставив теперь ненужный бокал подальше. Главное не спугнуть, — как ты себя чувствуешь? — Я.. Хорошо.. — но видя недоверие в глазах, попытался добавить уверенности, — правда хорошо, сэр.. — ‘Сэр’? Знаешь, мне действительно стоит всерьез заняться твоим воспитанием, — театрально играл роль строгого папочки Миллер, — мало того, что ты вздумал мне врать, так еще и забываешь, как нужно обращаться. — Но ведь я все правильно сказал – сэр, — пытался протестовать младший. Но его голос все равно звучал как-то жалобно, загнанно. — Нет, малыш Дэнни. Видимо твоя легкомысленность тебя серьезно подводит. Помнишь, я говорил называть меня ‘папочка’? В семье недопустимо плохое поведение! В глазах Дэниеля читалась растерянность и даже проскакивало чувство вины. Здесь, Миллер не мог ошибиться. — В семье? — Что тебя так удивляет? Это твой новый дом, привыкай к новым правилам. Дэниель всё ещё немного смущается и тушуется от прямых любопытных и испытывающих взглядов прямо в глаза. Ну, хоть не шарахается, и то хорошо. — Но.. — совсем потерялся мальчишка. — ‘Но’? Хочешь напомнить о наказании за свое ‘Сээр’? — чувствуя приливы азарта, протянул мужчина. — Нет! Нет, я не хотел! Правда, сэ.. п-папочка! Пожалуйста! — вдруг поняв к чему это приведет, Дэниель начал активно вырываться. — Давай, малыш Дэнни, наказание ждать не будет. Как не брыкался младший, Миллеру не составило особого труда перевернуть его на живот, подняв кверху задницей. Тот еще немного повырывался, но когда почувствовал жгучую боль от шлепка по попе, тут-же затих, подвывая от движений пробки внутри. — Вот так, хороший мальчик. Лежи тихо. Не уж-то передумал дальше крутить своей попой передо мной? — засмеялся шериф, слегка придавливая Дэниеля к дивану в районе шеи. — П-папочка, пожалуйста, можно я не буду ходить с этим в-внутри, пожалуйста, достаньте… — жалобно послышалось в плед. В ответ Миллер лишь засмеялся, уж слишком много его малыш хочет. Отвесив еще пару мощных шлепков, мужчина про себя отметил, что мальчишка стал заметно покладистей. Либо это наказание так действует, либо же пробка забирает контроль на себя. В любом случае, тонкие всхлипывания и дрожащие бедра под руками, как никогда тешили гордость мужчины. Но основываясь на опыт, с Дэниелем все же придется быть максимально осторожным и нежным, чтобы не получить замкнутую, поломанную игрушку после первой же близкой ночи. Перевернув мальчишку на спину и нависнув сверху, Миллер проследил бегающий взгляд: зареванные, немного красные глаза, дрожащие ресницы, неопытный румянец и слегка искусанные губы. В голове — так много нежных слов, они мечутся вспышками и искрами, но сейчас хочется просто помолчать и раствориться в чужом заполошенном дыхании. Мальчишка притих, лишь загнанно смотря напротив – значит, можно. Можно коснуться его волос и зарыться в них грубыми пальцами. Можно потянуться рукой под пижаму, провести по молочной коже. А можно оставить дорожку поцелуев вниз по впалому животу, смотря прямо в глаза жертве, наслаждаясь. Дэниель испуганно дергается, когда шериф отстраняется и неожиданно прижимается носом к его горячей румяной щеке. Так чертовски близко. Он совершенно растерян, и сейчас, когда над ним нависает этот мужчина, хочется спрятаться как он привык, как делает это всегда. По сути, ведь он совершенно беспомощный мальчишка, которому так много предстоит ещё узнать. И Миллер с удовольствием всему обучит и приручит к себе. Удобно устроившись между ног младшего, мужчина с наслаждением скользит ладонью под легкой хлопковой пижамой, ощупывая и запоминая каждый участок, каждое ребро. И наконец устраивает их на бёдрах, крепко сжимая схватку. Параллельно, хаотично целует обожаемую шею, оставляет отметки, помечает — у Дэниеля она действительно изящная, как для парня, и такая чистая, невинная. — Мне нравиться, как ты стесняешься, — шериф жадно целует его подрагивающий кадык, от чего Дэниель рефлекторно запрокидывает голову и откровенно всхлипывает от избытка непонятных и оглушающих чувств — он коротко стонет и тут-же зажимает одной ладонью рот, отворачиваясь. — посмотри мне в глаза, солнце. И тот все-таки смотрит. Боится, дрожит, стесняется, но неотрывно смотрит в ехидные глаза напротив. — Ты такой красивый. Мой малыш хочет, чтобы я был с ним нежным? — спросил мужчина, выждав паузу. Дождавшись почти незаметного кивка со стороны, он нетерпеливо впился в губы. Дэниель лишь громко всхлипнул. Конечно, у его малыша просто не может быть опыта, ведь тот не лежал бы сейчас бревнышком, не зная куда деть руки. На время отстранившись, мужчина наконец решил снять все лишнее со своей детки. И как бы тот не сопротивлялся, ему почти с легкостью удалось скинуть и выкинуть подальше бедный комплект пижамы, а после, вновь грубо вжаться в чужие губы. — Открой ротик, крошка, — теряя терпение, приказал Миллер. Мальчишка чуть дернулся, но боясь последствий, все-же приоткрыл плотно сжатые губки, чем тут-же воспользовался мужчина, проскальзывая языком внутрь. Целовался Миллер грубо, присваивающе, покусывая и оттягивая пухлые губки. Действительно сложно, почти невозможно контролировать себя, имея полную власть над беззащитным подростком, целовать и помнить, что нужно быть нежным хотя-бы в его первый раз. Но еще труднее, это оторваться с громким, пошлым чпоком от сладости и пробежать взглядом по приоткрытым векам, его дрожащим ресничкам, заметить этот опьяненно-возбужденный, но все так-же с нотками стеснения и неловкости, взгляд. Провести большим пальцем по опухшим, покусанным и слегка воспаленным красным губам. Выдохнуть где-то возле шеи, такой помеченной с расцветающими засосами, слегка сжать ладонью, а после, плавно спуститься ладонью к часто-поднимающейся груди. Видя, что мальчишка уже готов, Миллер принялся за себя, хищно сверкнув черными глазами. Расстегнув несколько верхних пуговиц черной рубашки, мужчина наклонился, еще раз впиваясь в манящие, сладкие губы. — Давай, будь хорошим мальчиком, — кусая мочку уха, томно прошептал старший, наблюдая за россыпью мурашек, — тебе не стоит сдерживаться, малыш, отпусти себя. Давай, сделай папочке приятно. Возможно, Дэниелю наконец надоело лежать возбуждённым бревном, а возможно, так повлияли только что услышанные слова, но мальчишка, вдруг решившись, начал елозить попой между ног мужчины, то-ли привлекая внимание и напрашиваясь на большее, то-ли просто пытаясь справиться с собственным накрывшим возбуждением и наконец кончить, хоть даже с этой чертово-ненавистной пробкой внутри. Хныча и будто безмолвно умоляя как-то помочь, Дэниелю начало сносить крышу от возбуждения. Закусывая свои губы, он терся бедрами и слепо хватался за рубашку напротив, будто пытался притянуть ближе, или наоборот, просто сорвать в клочья. — Черт! Не испытывай меня, детка, — разорвав рубашку и откинув куда-то за диван, громко прорычал шериф, — я же могу сорваться и навредить твоей маленькой, еще неподготовленной попке. Тебе стоит научиться контролировать себя. Или же будет очень, очень больно, —понизив голос, протянул старший. — Давай, скажи что-нибудь. Тебе нравиться? — игрался Миллер, видя, как парень засмотрелся на его тело, — Детка, не молчи. — Д-да.. — выдохнул Дэниель. — Ммм? — Да, нравиться, п-папочка. Ахх.. —Да, вот так, — поощрительно сжал ягодицу, — такой чувствительный. Как думаешь, сколько раз ты сможешь кончить, а сладкий? — звякнув пряжкой ремня, снял свои штаны шериф, — давай поможем, детка, дадим тебе то, в чем так нуждаешься. Чтобы не произошло, Дэниель никак не планировал увидеть полностью голого взрослого мужчину прямо перед собой. Член шерифа длинный, пугающе внушительный, толстый с большой красной головкой. И черт возьми, как бы это глупо не звучало – красивый. — И весь твой, — отозвался Миллер, нависая сверху. Его руки вновь заскользили по юному телу, останавливаясь на ягодицах, — давай, крошка, иди сюда. Наспех закинув часть пледа младшему под спину, мужчина прикусывает мочку уха и медленно спускается мокрой дорожкой по животу, выцеловывая свою собственность, помечая. Дэниель уже давно потерян, с одной стороны, страх неизвестных ощущений и стеснение, с другой, ударившее в голову возбуждение. А старший действительно наслаждается властью, невинностью, скромностью и подрагивающим тельцем. Остановившись возле ягодиц, мужчина отстраняется, разводя их в стороны и громко рыкнув, наблюдает за красной припухшей дырочкой, заполненной черной пробкой. — Такой красивый. Черт.. — рыкнул старший, — я обязан ее испортить. Сегодня тебе будет очень хорошо, малыш. Миллер действительно наслаждался, оставлял мокрые дорожки на груди и животе, медленно спускаясь вниз, и тут-то Дэниель вцепился в плед, а когда эти самые руки, напоследок крепко сжав одну из ягодиц, обхватили конец пробки, он был готов заорать. К сожалению или к счастью, это как посмотреть, мальчишка лишь приоткрыл рот в немом крике, не сумев выдавить из себя ни звука. Мужчина дразняще обвёл пальцем заполненную дырочку по кругу и надавил на основание пробки, проталкивая чуть глубже, до писка и выгнутой спины, одновременно сжимая свой собственный член рукой, чтобы не кончить прямо сейчас. Дэниель вновь затрясся и едва удержался от того, чтобы дёрнуть тазом навстречу грубой руке, настолько же приятна была ласка его самого чувствительного сейчас места. Лишь пронаблюдав пару раз, как мощная рука шерифа двигается между его разложенных тоненьких ножек, неотрывно хищно смотря в его глаза, мальчишка спрятал лицо в ладонях и громко простонал. — Нет, детка, я должен тебя слышать. Понятливо кивнув, Дэниель успел проследить как мужчина потянулся к полочке сбоку дивана и что-то достал, а после это что-то упало выше его головы. Одновременно послышался щелчок баночки, и мальчишка почувствовал ускользающую из него пробку, оставляя ноющую пустоту, и попытался сжаться, но привыкшие к такому обхвату мышцы, не хотели слушаться и сжиматься обратно, от чего почувствовал себя откровенно раскрытым, разложенным с растянутой задницей. Сглотнув и безумно покраснев, он отвернул голову в бок, стараясь спрятаться лицом в лежащем под ним пледе, но тут-же дёрнулся всем телом, округлив рот в немом поражённом вскрике, когда почувствовал грубые пальцы у себя в дырке, что доставило Миллеру просто нереальное ощущение власти и азарта. — Ну, что ты мне скажешь, малыш? — усмехнулся мужчина, на секунду разорвал их тесный контакт, чтобы, достаточно растерев дырочку смазкой, аккуратно протолкнуть в неё два пальца уже полностью, еще глубже. — Уже так привычно, да? Но все равно чувствуешь себя болезненно-заполненным? Так вот, я тебя расстрою, — Дэниель застонал в надкушенный плед, обхватив его губами. — Это была самая маленькая пробка в коллекции. И ты непременно познаешь все прелести игрушек в своей попке, солнце. Три пальца погрузились только наполовину, и стенки тут же напряжённо сжались вокруг них, усложняя поступательные движения. Миллер внимательно и с усмешкой следил за сменой эмоций на лице парня и попутно неторопливо вытащил пальцы, чтобы снова протолкнуть их через тугое колечко мышц. Мальчишка в очередной раз задушено простонал, изо всех сил жмуря глаза и мечтая кончить, избавиться от этого болезненно-приятного ощущения внизу живота. Если всё продолжится в том же духе, он кончит уже прямо сейчас. Миллер умело и возможно даже специально задел чувствительную точку глубоко внутри, заставив громко вскрикнуть и наконец кончить, а после чисто рефлекторно попытаться свести ноги. Но его подрагивающие колени снова развели в стороны, раскладывая, не позволяя сжаться, подчиняя. Когда спустя несколько минут все три пальца начали проскальзывать вовнутрь, судорожно сжимающейся дырки, уже без особой сложности, Билли принялся разводить их и поворачивать, таким образом расширяя проход под себя. Казалось, ещё пара минут, и он сорвется, если не сделает ничего со своим подрагивающим стояком или если не войдет в мальчишку прямо сейчас, однако терпел, потому что это был первый раз Дэниеля, и это заставляло хорошенько постараться, чтобы не сорваться, не навредить, не порвать девственные стеночки изнутри своим толстым членом. Сгибаясь, Миллер оставлял жадные поцелуи на шее, попадая на лицо, лоб, губы, цепляя зубами нетронутую загаром кожу и тут же облизывая языком. Вынув пальцы, он перевернул младшего на живот и беспрепятственно завладел его губами. — Тебе стоит попросить папочку, ну же, — усмехнулся мужчина, зная каким пустым себя чувствует младший, — давай, покажи мне какие плохие словечки ты знаешь. — Пожалуйста, п-папочка, я хочу.. — Чего ты хочешь, сладкий? — Заполни.. там — Как грязно, Дэнни, — прошептал Миллер, сжимая хищную хватку на бледных бёдрах, — но раз ты просишь, я не могу отказать своей сладкой детке, — и тут же приставил возбужденную головку к сжимающейся дырочке. Подросток машинально вцепился пальцами в плед, отвернув голову в бок и прикрыв глаза. Он всхлипнул, когда крупная головка вошла в него полностью, и не сдержал громкого стона, стоило ей протолкнуться и продвинуть член дальше, расширяя узкий проход. Дэниель сжал кулаки до побелевших костяшек и стиснул зубы, стараясь дышать глубоко и попытаться сняться с этого громадного поршня. — Ну же, расслабься, — низким голосом прошептал шериф, уперевшись руками о диван по его бокам и мягко поцеловав в затылок. Младший неожиданно всхлипнул, сгорев со стыда раз так в двухсотый за последние тридцать минут. Конечно, легко сказать «расслабься», когда это не ты лежишь полностью открытый, прижавшись вплотную к взрослому телу, с широко разведенными ногами и членом в заднице, от которого хочется орать, от того, что внутренности сейчас реально сгорят к чёрту и в любую секунду могут порваться, причинив еще большую боль. Но находясь полностью накрытым сильным телом, зафиксированным, не дающим сбежать и соскользнуть попой, он решается мужественно сдержать очередной всхлип, но тот вырвался против его воли, после чего Дэниель закусил губу и закрыл глаза, мысленно пытаясь представить себя в другом месте. Одна рука Миллера все так же, до синяков удерживала брыкающее бедро, а вторая не прекращала поглаживать бока, оставлять поцелуи на плечах и шее, при этом даже не дёрнув тазом в попытке войти в узкий проход до конца. Только ему одному было известно, как тяжело наблюдать тихие, сладкие всхлипы вперемешку с раскрасневшейся мордашкой, как тяжело сдерживаться от манящего желания погрубее толкнуться и наконец-то столкнуться пахом с упругими ягодицами в громком шлепке. Но шериф держался. Выжидал, не позволяя себе думать о собственном стояке больше, чем о мальчишке, которого впервые хочется защищать и быть с ним нежным. Но увидев, что тот, никак не оценив его действий, по-видимому, пытается сейчас скакать по облакам и ловить бабочек, Миллер зарычал и грубо толкнулся бедрами вперед, полностью вбиваясь в тело под собой. Дэниель, еще не до конца привыкнув к ощущению заполненности, затрясся всем телом, приподняв голову и застонав при попытке двинуться корпусом назад, чтобы сняться или же ладно, остаться на месте, так. Но неожиданно для обоих, он громко и так пошло простонал, выгибаясь, как позволяла поза, в спине, от точного попадания по простате. — Черт, малыш, — дёрнулся мужчина, полностью выходя из младшего, а после добравшись ладонью до собственного члена между пухлых ягодиц, Миллер направил головку так, чтобы она снова упёрлась в растянутый вход, — Что же ты со мной делаешь?.. Пристроившись, шериф обхватил лицо своего малыша ладонями, стерев большими пальцами слезы, и впился страстным поцелуем в его губы. А тот, потянулся дрожащими руками и вжался пальцами в накаченную спину. Горячий язык во рту переплетался вокруг его, как будто отвлекая и забирая переживания, тянущую боль внизу живота и внезапно неприятную пустоту сзади. Хрипло вздохнув, Билли снова вошёл в него, на этот раз одним плавным движением. Теперь они оба синхронно застонали, смотря друг другу в глаза. Мужчина подался назад, выходя наполовину и снова толкнулся на всю длину, понимая по слезно-болезненному взгляду, что уже не может остановиться. Внутри его детки было по-прежнему невыносимо узко, но Миллер, наоборот, сильнее придавил ножки, разводя и позволяя теперь толкаться с нарастающей жесткой амплитудой, достаточной, чтобы вызывать громкие несдержанные стоны под собой и удовлетворённо запрокидывать голову от переполняющих эмоций. — Хороший малыш, — рыкнул мужчина куда-то в усыпанную укусами шею, когда Дэниель неожиданно обхватил его бёдра и не оставил между ними никакого расстояния. Теперь старший точно будет с утра до вечера чувствовать этого малыша, идеально сжимающегося на члене. Будет каждый день ловить губами громкие стоны, впиваться пальцами в округлые ягодицы так, чтобы обязательно остались заметные синяки, и без остановки с каждым грубым толчком присваивать того себе, приручать. Приучая к такому удовольствию. А Дэниель прилипал к нему всем телом, лишь приподнимаясь бедрами над диваном и выгибая спинку, то опускаясь обратно, всхлипывая от нахлынувших эмоций, но сжимая Миллера ногами и пытаясь не позволять сильно выходить из него. Он хватался за широкую спину и кричал, кричал, кричал, когда мужчина задевал в нём ту чувствительную точку, и ужасно хотел чувствовать эту понравившуюся заполненность как можно дольше, глубже и еще сильней. При каждом поцелуе в губы, член парня зажимался между их животами и взрывал в мозгах несколько разноцветных фейерверков. Мужчина же все ускорял толчки, практически не отрываясь пахом от красных ягодиц, и периодически шептал горячие фразочки, которые мальчишка так ненавидел, но сейчас, когда кровь ударила по ушам и заставила почти абстрагироваться от внешнего мира, все слышалось будто через вату. Громкие, пошлые шлепки голой кожи о кожу эхом отдавались по всему этажу. Хватая ртом воздух, Дэниель окончательно приблизился к тому, чтобы вцепиться в спину, и кусочек попавшегося пледа с новой силой, и прогнуться в преддверии оргазма. — Давай, малыш, отпусти себя. Кончи на папочкином члене. И он кончил. Кончил на живот с громким стоном, крепко-крепко зажмурившись и чувствуя, как сквозь накатывающую негу мужчина продолжал двигаться в нём даже во время оргазма. Он широко раскрыл глаза и вцепился тому в плечи, задрожав так, словно готов был кончить второй раз без передышки. Миллер наконец сделал ещё пару особо резких толчков как можно глубже, и кончил с несдержанным громким рыком, чувствуя, как его малыш Дэнни все продолжал часто сокращаться вокруг его кончающего ствола. — Да, вот так, малыш. Ты лучший, — говорил он, параллельно наполняя чужой животик спермой, — теперь тебе придется привыкать работать своей попкой каждый день, солнце. А мальчишка, не в состоянии ответить что-либо на провокацию, лишь шумно сглотнул, чувствуя всем телом чужое тяжёлое дыхание и шепот возле уха. Наконец привстав, Миллер достал ранее выброшенный предмет над головой Дэниеля и показал тому. Когда наконец спала пелена перед глазами, мальчишка смог рассмотреть очередную анальную пробку в его руках, но как показалось, на этот раз она была намного крупнее чем прошлая, отчего он рефлекторно сжал мышцы и все еще находящийся внутри чужой член. — Нужно заменить ее, малыш. Знаю, но ты еще успеешь посидеть на папочкином члене позже. Под вырывающиеся стоны, мужчина вышел и тут же заткнул чувствительные стенки новой игрушкой, наблюдая за красными, припухшими краями. Он молодец, он сделал детку полностью своей, пометив и начинив изнутри спермой. — Не смей ее доставать, помнишь? — вновь строго напомним шериф и прильнул к полюбившимся воспаленным губам, ложась боком. Малыш Дэнни спрятал лицо у него под шеей и глубоко вдохнул запах дорогого итальянского парфюма, который преследует его несколько дней, и устало прикрыл глаза. Двигаться совершенно не хотелось. Хотелось уснуть прямо тут, пусть даже полностью голым в уже почти остывшей комнате, ведь поленья в камине давно догорели. — Детка, не вздумай снова спать, — послышалось игривый голос прямо над ухом, — пора бы приготовить ужин. Ты же у меня хорошая хозяюшка?