Шрамы

      В общем-то, Нунчаки всегда подозревал, что вутайцы — те еще извращенцы. Даже когда пришел устраиваться в самую что ни на есть квази-вутайскую структуру корпорации. Быть турком ему нравилось. Было в этом что-то, в определенной степени, героическое.       Что ж, теперь он может гордиться. Цис гарантированно будет жить: он сплавил ее подальше, под тем предлогом, что кто-то должен доставить сообщение Вельду. Впрочем, умирать одному — это, оказывается, страшно.       Жутко затекает спина. Палки больно упираются в шею, лопатки, крестец. Связанных рук Нунчаки уже не чувствует. Ему жутко хочется пить. Палач приходит два раза в день, окатывает его ведром воды, но этого мало. Ему мало. А бамбуку, который растет под ним — нет.       Нунчаки начинает чувствовать уколы заостренных ростков уже к исходу первых суток. Ночью ему не удается поспать: чертово растение колет кожу, не дает лежать спокойно. Нунчаки ворочается, старается избавиться от мерзкого ощущения, но оно никуда не исчезает. К утру он ощущает, что бамбук рвет его кожу, боль становится постоянной, острой, терзающей. Он уже не может нормально шевелиться, потому что слишком крепко привязан, а растение слишком глубоко впилось в ткани.       Он чувствует, как бамбук прорастает сквозь его тело. Как заостренные побеги рвутся вверх, игнорируя все препятствия. Нунчаки хочется умереть побыстрее. По телу расплывается непривычное тело: видимо, бабук проткнул печень. Он доживает до того момента, чтобы увидеть, как первые стебли, окрашенные алым, пробиваются через его грудную клетку. Зрелище, в определенной степени, завораживающее.