Шрамы

      Вирус — это яд. Руфус смотрит на черный гной, который сочится из отметин на его коже. Пахнет эта дрянь отвратительно, запах мако — чистый озон — мешается с разложением. Кислятина и тухлятина, такой дивный коктейль ни с чем не спутать. Руфус включает воду, тело обжигает ледяная вода, унося с собой в канализацию куски отмершей кожи. Это больно, но терпимо.       Ему сложно одеваться самому. Пальцы слушаются плохо: они слипаются от геостигмы, на них появляются шрамы и рубцы, которые не дают толком разгибаться фалангам. Выглядит это так меркзо, что Руфусу тошно лишний раз смотреть на самого себя. Но он продолжает методично одеваться, на все пуговицы застегивая рубашку, жилетку и плащ. Натягивая перчатки. Больно так, что хочется выть. Если он завоет — в комнату вломится Ценг. И, конечно, все сразу поймет. Руфус не хочет, чтобы его подчиненные знали, и щедро поливает себя одеколоном. Под ним запах разложения почти не ощущается.       Руфус выходит из комнаты уверенной походкой (ему хочется так думать), проходит в зал совещаний, садится во главе стола, окидывает подчиненных долгим взглядом. И ощущает, как в горле начинает отчаянно першить. Он почти не может дышать, он кашляет и задыхается, сгибается пополам, отплевывая мерзкую черную дрянь и сгустки крови.       Он чувствует, как чужие сильные руки рывком поднимают его вверх, растягивают на столе, и мягкие женские ладони касаются его лица, стирая с него потеки гноя. Елена.       — Не трогай, — хрипит Руфус, а кашель продолжает терзать его внутренности, — не трогай, никто не знает, оно может быть заразным…       Кто-то сдирает с него рубашку, и Руфус предстает перед подчиненными во всем своем великолепии, с половиной тела, покрытой отвратительной коростой, сочащейся черной жижей. Тихо вскрикивает Елена, Рено позволяет себе выругаться.       Кашель отступает, и Руфус может сфокусировать взгляд. Медленно садится на столе. Елена аккуратно оттирает его лицо от черной жижи салфетками, они липнут, по рукам девушки течет гной. Руфус понимает, что отталкивать ее бесполезно.       Ценг смотрит на него долгим внимательным взглядом.       — Ты идиот, — безапелляционно заявляет вутаец, впервые в жизни позволяя себе обратиться к Руфусу на «ты» и таким тоном. — Почему ты сразу не сказал?       Руфус чувствует себя мальчишкой, которого отчитывает строгий отец. От этого почему-то смешно. А еще он понимает, что Ценг впервые в жизни испугался так сильно. Не черной дряни — а за его, Руфуса, жизнь.       — Какой смысл? — интересуется Руфус. — Врачи дают не больше года. Лекарства нет.       — Значит, мы найдем, — коротко отвечает Ценг.        И Руфус ему верит.