Шрамы

       Винсент смотрит на свою собственную левую руку. Она выглядит чужеродной: фиолетовая, покрытая плотной чешуей, с острыми черными когтями. Словно оторвали от какого-то монстра и пришили ему. Впрочем, с Ходжо станется.       К руке он со временем привыкает — как привыкает к вечному холоду, донимающему его в самый жаркий день. Винсент не может согреться нигде, даже на пляжах Косты. В конце концов, холод становится таким привычным, что Винсент прекращает обращать на него внимание.       Он привыкает к изменившемуся обонянию, хотя сначала запахи сшибают с ног. Привыкает к изменившемуся зрению и с удовольствием пользуется его преимуществами, разгуливая по ночным лесам недалеко от Мидля.       Привыкает к своему вынужденному бессмертию. Когда умирает последний человек из тех, кого он знал в своей прошлой жизни, Винсент уходит в горы Северного Кратера. Там все еще беснуется безумный Поток Жизни. В отличие от тех, кто уже ушел, Винсент как никто другой знает, что только чудовища никогда не умирают до конца. А монстрам стоит держаться вместе.       Он шагает в белый вихрь, и Поток Жизни сдирает с него человеческий облик, словно старую шкуру с ящерицы. В пустоту безвременья, космическую бездну с ярким светом далеких галактик, туда, где живут чудовища со змеиными глазами, входит Хаос.