Шрамы

       У Дробовика акрофобия — правда, говорить об этом при прохождении тестов она не стала. На высоте у нее всегда дрожат руки и кружится голова, так что летать она ненавидит, предпочитает передвигаться по земле. Так как-то надежнее. Спокойнее.       А Пистолет летать обожает: были бы крылья — не приземлялась бы никогда. Дробовик ей иногда завидует, по-доброму, разумеется. Фобии поддаются лечению из рук вон плохо, а если она пойдет к медикам — в отделе обязательно узнают. И что тогда, уходить к каким-нибудь аналитикам?       Так что Дробовик просто стоически терпит, стиснув зубы, зажмурив глаза и вцепившись пальцами в сиденье. Не то, чтобы у нее не было альтернативных вариантов, но турки прочесывают пустоши, и делать это легче всего именно с вертолета.       — Возьми штурвал, — кричит ей Пистолет, — я буду стрелять!       Прежде, чем Дробовик успевает ответить, Пистолет уже подхватывает пулемет и высовывается из открытой двери. А внизу почти пять сотен метров пустоты.       Дробовик ругается, но перехватывает штурвал. От страха потеют ладони, в горле стоит тугой комок тошноты. Ей бы сейчас рухнуть в обморок, но тогда вертолет потеряет управление, а Пистолет даже толком не держится… Так что ей придется сидеть ровно и держать штурвал — если она хочет, чтобы эта сумасшедшая любительница полетов не начала летать сама по себе, — правда, недолго, — примерно пять сотен метров вниз.       Когда все заканчивается, Дробовик даже закурить толком не может, пальцы трясутся так, что она никак не провернет колесико зажигалки. Возможно, от части своей фобии она все-таки избавилась. За Пистолет она переживала больше, чем за расстояние до земли.       Пистолет садится рядом, чмокает ее в щеку и отбирает зажигалку. Ровный язычок пламени облизывает кончик сигареты.       Дробовик улыбается. Возможно, это того стоило.