Глава 11 В стране вечной зимы, в хрустальном дворце ледяных морозов...
Одно дело — рассуждать о необходимости сделать первый шаг, и совсем другое — по-настоящему шагнуть в неизвестность. Луис Ривера
— У меня, и правда, есть чувства к тебе. — Правда? — Да. Я чувствую, что ты действуешь мне на нервы. Друзья (Friends)
Не успела Шан Цинхуа осознать, что произошло, как декорации вокруг неё вдруг полностью переменились. Вот только мгновение назад она стояла посреди бамбуковой рощи, затем, бац, и она вдруг оказалась здесь. Кстати, где это здесь? Ей жизненно необходимо знать, где она очутилась! Шан Цинхуа заторможено огляделась, в то же время лихорадочно пытаясь осмыслить произошедшее. Куда ни падал взор, всюду перед Шан Цинхуа представали высокие величественные стены, искрящиеся под светом солнца, нет, светильников, тысячами бликов и мириадами радужных переливов… Это было по-настоящему красиво и волшебно… Воистину фантастическое зрелище! Шан Цинхуа машинально сделала несколько шагов к одной из стен, чтобы лучше разглядеть этот поразительный, даже нереальный материал, из которого они были сделаны. На первый взгляд казалось, что стены возведены из чистого хрусталя или… льда. Лёд. Это лёд! Это же… Дворец северных пределов в королевстве Мобэй-цзюня! Та чернота на самом деле была порталом открытым этим демоном, чтобы перенести их в демоническое царство… В какой-то момент Шан Цинхуа резко вдохнула, но выдохнуть уже не смогла. От ужасного осознания и охватившей паники перед глазами Шан Цинхуа потемнело и сознание померкло. — Этот король знает, что ты очнулась, — это были первые слова, которые услышала Шан Цинхуа при выходе из обморочного состояния, ещё даже не успев полностью прийти в себя. А обладатель голоса был тем, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть. Очнулась Шан Цинхуа лежащей на кровати в какой-то незнакомой комнате, как она поняла, обводя мутным взглядом окружающее пространство. Не то чтобы в этом месте для неё хоть что-то было знакомо… Да, она сразу вспомнила, где её угораздило не-совсем-добровольно «гостить». Рядом находился, вернее, сидел в изножье, всё он же — король севера Мобэй-цзюнь. Похоже, ей не послышалось… Шан Цинхуа уже столько раз испытала неприятное изумление, страх и даже панический ужас в этот день, что не осталось сил ни удивляться, ни бояться. Сознание было слегка затуманенным, а чувства и эмоции приглушены, доносясь отголосками, словно пребывали под анестезией. Если такого рода чудесная анестезия вообще существует. Испытав за одно утро так много разнообразных переживаний после множественного сильного возбуждения, нервы Шан Цинхуа пришли в состояние притупленности. Она чувствовала лишь апатию, целиком находясь во власти какой-то странной вялой отрешённости. Подобное было чем-то ненормальным и, возможно, даже — нехорошим. Но это не имело значения. По правде, Шан Цинхуа чувствовала благодарность за такое своё состояние. Она действительно устала уже бояться. Переживать сверх всякой меры это так утомительно… С неё, видимо, хватило. На сегодняшний день Шан Цинхуа, кажется, уже изрядно истратила весь отведённый для ежесуточного потребления запас нервных клеток. Вот теперь они и пребывали во временном застое. После же своим вялым сознанием Шан Цинхуа дошла до ещё более поразительного вывода. Хотя она тут валялась без сознания какое-то время, её не убили. Шан Цинхуа не просто не стали убивать, но даже не бросили без внимания валяться на мраморно-ледяных плитах пола, позабыв, как о каком-то ненужном хламе или грязной тряпке. Всё в точности наоборот: ей выделили комнату и даже не поленились положить на мягкую кровать. Причём это не какая-то там каморка прислуги, а такие себе роскошные хоромы, предназначенные для представителей семьи хозяина дворца или в крайнем случае — гостевые покои для особо ценных гостей. И даже владелец всего этого великолепия здесь же, и, кажется, на его лице виднеется что-то отдалённо похожее на… беспокойство? Когда в голову Шан Цинхуа пришла эта странная мысль, глаза её от удивления расширились почти до идеально круглой формы. Затем же Шан Цинхуа посмеялась про себя над своими глупыми фантазиями и диким воображением, но… всё равно внимательнее вгляделась в лицо ледяного короля. Нет, на самом деле на лишённой эмоций физиономии снежного демона разглядеть какие-то отголоски чувств было делом не только крайне трудным, но и совершенно бесперспективным. Шан Цинхуа, наверное, показалось. Да и с чего ему волноваться за свою подневольную служку, ещё и практически отслужившую своё. Но подобная мысль была так утешительна! Она сразу же вселяла надежду на лучшее, веру на благополучный исход. Поэтому Шан Цинхуа не стала сразу отбрасывать такую понравившуюся мысль, посчитав, что от неё вреда не будет. Может, Мобэй-цзюнь и впрямь ей смерти не желает? По крайней мере, пока. Верно! Иначе почему бы он стал ждать здесь её пробуждения. Эта отрадная мысль сразу же согрела сердце Шан Цинхуа теплом, и даже тревожные чувства, продолжавшие бушевать под чудесной анестезией, приглушённые её воздействием, чуть улеглись, дурные же мысли — развеялись. Лишь только в этот раз. Ненадолго. — Да, ваше величество, вы правы, эта Цинхуа и впрямь пришла в сознание. Она извиняется за доставленные хлопоты, — тихим и немного хриплым голосом проговорила Шан Цинхуа, как только оклемалась настолько, чтобы что-то внятно сказать. Затем же, чуть помедлив, добавила: — Спасибо. Шан Цинхуа и сама не знала, за что благодарит. Была ли это обычная дежурная реплика в ответ на чужую речь, не несущая в себе какой-то смысловой нагрузки, или, быть может, она благодарила за то, что её, находящуюся в отключке, не добили? Что не убили… Или, возможно, это «спасибо» было призвано выразить признательность за то, что её не бросили в месте перехода и всё же выделили спальню с удобной кроватью и… даже одну оставлять, предоставив своей судьбе, не стали. — Ты вдруг свалилась без чувств, — слова Мобэй-цзюня звучали как-то совсем невпопад, но Шан Цинхуа сразу поняла, что он подразумевает под ними. Ледяной король в сдержанной манере интересовался причиной её обморока. Шан Цинхуа стушевалась. Хотя это и было ожидаемо, но она всё же надеялась на то, что Мобэй не придаст особого значения и отпустит этот вопрос. Она подумала, как с наименьшими потерями выйти из этой неловкой ситуации и наконец определившись с подходящим ответом, сразу же зачастила: — Сахар в крови упал. Я… эта Цинхуа не ела со вчерашнего дня и… вот. Ну не могла же она сказать, что упала в обморок от страха, правда же? У неё, знаете ли, есть собственная гордость! Хоть Цинхуа и очень труслива, подавляющему большинству людей может показаться бесхребетной и вообще подлизой, которая на многое готова ради собственного благополучия и тем более безопасности, согнуть там спину или даже опуститься на колени, когда надо, лебезить с демоном или боевым братом, короче, слишком жаждет жизни, но это вовсе не значит, что у неё нет чувства собственного достоинства. Она не могла признаться в таком, да и сказанное ею не совсем можно было рассматривать как неправду. Из-за не прошедшей ещё акклиматизации или чего-то там ещё Шан Цинхуа и правда не могла поддерживать инедию или отказаться от каждодневного сна, подобно другим культиваторам. Наверное, дело и впрямь в падении уровня сахара в крови... Точно! Если бы не это, разве один страх заставил бы Цинхуа так опростоволоситься? Да никогда! Точка. — Не ела со вчерашнего дня, сахар в крови упал… — задумчиво повторил про себя северный король услышанное. А затем перевёл озадаченный взгляд на Шан Цинхуа. — Насколько этот король знает, заклинатели могут поддерживать инедию. Пусть он больше ничего не стал говорить, но взгляд Мобэй-цзюня словно вопрошал: «А ты нет?» — Ваше величество совершенно верно подметили, — выдохнула подавленно Шан Цинхуа, — совершенствующиеся и правда, как правило, поддерживают инедию. Однако эта Цинхуа по ряду причин сейчас не в состоянии отказаться от пищи или сна… — Вот оно как, — пробормотал себе под нос мрачно Мобэй-цзюнь и глянул на Шан Цинхуа как-то… скорбно, что ли. Только этого и не хватало! Он что, жалеет её?.. Верно, ей не показалось — всё так и есть… Вот только чем может аукнуться жалость такого, как этот демон?! Да и не нужна она, эта жалость, ей! Ничья жалость раз уж на то пошло. И уж тем более этого демона! «Что это за жалость в твоих глазах?!» — Шан Цинхуа хотелось материться на чём свет стоит. Чего-чего, но увидеть сочувствие по отношению к себе в глазах одного из священных демонов она никогда не ожидала и не чаяла. Да он смотрел на неё как на полного инвалида… Шан Цинхуа этого совершенно не желала, ясно?! Нет-нет, не смотри так… Иначе… иначе ты рискуешь окончательно разрушить веру в собственные силы у этого горе-заклинателя. Втопчешь в грязь и без того не особо высокую самооценку этого писателя, ах… И как после такого продолжать жить в этом и без того жутком в недобрый час придуманном мире!.. Но мимолётное сочувствие — это отнюдь не самое страшное… Существуют гораздо худшие последствия. Родовитые сильные демоны и так невысокого мнения о культиваторах, пусть они и являются единственной препоной на пути порабощения человеческих земель и вот уже многие тысячелетия успешно держат оборону, не позволяя войскам демонов окончательно захватить царство смертных — хотя стоит признать, благополучное поддержание независимости людских земель во многом заслуга непрекращающихся междоусобиц множественных разрозненных чрезмерно воинственных кланов демонов, чья агрессия в первую очередь приходится на себе подобных при отсутствии сильного лидера, который сплотил бы их ряды — подобных же слабых, неспособных к сражению, как повелитель Аньдин, и того презирают и даже за человека не держат. Но Шан Цинхуа на этом не остановилась и пошла ещё дальше. Теперь видение этой Цинхуа в глазах Мобэй-цзюня, скорее всего, пробило дно, и её даже за заклинателя не будут считать, низведя до уровня простого смертного, который в глазах демонов тот же скот, которым они не прочь полакомиться. По крайней мере это касается рядовых и низших демонов. Что касается высших демонов, пусть они сами, как правило, и не питаются человечиной, но рассматривают их не лучше, если не хуже своих подданных: для них люди даже не скот, а корм для их скота… Теперь он, скорее всего, даже условно и на вид перестанет считаться с ней. Шан Цинхуа хотелось плакать, но слёз не было… Она сглупила. Уж лучше бы призналась, что испугалась. Хотя даже в том случае ничего хорошего из этого бы не вышло. Как бы там ни было, теперь слишком поздно сожалеть. Подумав так, Шан Цинхуа чуть воспряла духом. И правда, что сделано, то сделано. Бессмысленно и дальше об этом думать. Да и вряд ли Мобэй-цзюнь внезапно решит убить её только по этой причине. Пусть Шан Цинхуа и не может понять причину, но зачем-то она всё ещё ему нужна. Вон какие хоромы ей отвели. А это неспроста! За подобными размышлениями и новыми переживаниями, то неестественное состояние, в котором Шан Цинхуа пребывала с самого своего пробуждения в этой комнате, внезапно схлынуло, высвобождая её чувства и эмоции в полной мере. Тем не менее впадать в очередной приступ паники она пока не торопилась, чуть совладав с собой и поборов недостойные, но главное совершенно бесперспективные порывы устроить истерику на ровном месте с требованиями вернуть её в Цанцюн. Нервы напоминали струны, готовые в любой момент порваться. Однако пока стояло относительное затишье. Поэтому, не желая испытывать судьбу, Шан Цинхуа постаралась взять себя в руки и не думать о всяких ужасах, сосредоточившись на насущных делах. Тем более, что вреда ей вроде не желают. По крайней мере пока. — Это потому, что ты иная? — не успела Шан Цинхуа чуть успокоиться и вздохнуть свободно, благополучно утешив себя оптимистическими размышлениями, обретя что-то похожее на точку опоры, как вдруг, подобно грому среди ясного неба, прозвучал, а для вновь нашедшей некое подобие равновесия Шан Цинхуа скорее прогремел вопрос Мобэй-цзюня. А дальше… дальше посчитав, что произведённого эффекта мало, Мобэй-цзюнь, видимо, вознамерился добить её совсем. — Возможно… Да, так оно и есть. Скорее всего, причина подобного и впрямь в том, что твоя душа не принадлежит этому миру. Похоже, подобная идея за это время проросла в голове Мобэй-цзюня сильными корнями и успела даже покрыться буйным цветом, всё больше подкрепляя его веру в её жизнеспособность. Что бы Шан Цинхуа сейчас не сказала, она никак не сможет его разубедить в том, в чём он даже сомнений уже не допускает… Да ему и так всё уже, считай, известно. Никакое отнекивание дело уже не исправит. Просто для Шан Цинхуа было большим сюрпризом, что Мобэй-цзюнь понял не только про замещение, но сразу причислил её душу к иномирным, в чём был, к слову, абсолютно прав. Это удручало… — Эта Цинхуа считает, что версия вашего величества не лишена смысла. На самом деле мне… этой подчинённой тоже кажется, что всё дело в её происхождении, — помявшись некоторое время в нерешительности, всё же призналась Шан Цинхуа. — Наверное, таким образом сказывается чужеродность для этого мира. Был ли смысл отрицать? Этот ледяной демон и так уже всё понял. Даже начни Шан Цинхуа сейчас отпираться, он бы всё равно остался при своём мнении. Однако уже и так непростые отношения между ними подобная ложь могла изменить к худшему, сделав ещё сложнее… А Цинхуа себе не враг. Если есть какая-то возможность и хоть маломальский шанс каким угодно способом спасти положение, она ими, разумеется, воспользуется. Его такое ясное понимание — да практически всего! — было опасным для неё. Но с этим уже ничего нельзя было поделать, да и не уверена Шан Цинхуа — а стоит ли вообще что-то менять. Как уже стало ясно, изменить мнение Мобэя никакие слова всё равно не помогут. Но, что самое странное в этой ситуации, где-то в глубине души, в совсем крошечном и отдалённом её уголке, Шан Цинхуа даже испытывала облегчение, что кто-то в этом новом мире знает про неё. Кто она на самом деле. Это было бессмысленно и противоречиво в том опасном положении, в котором она находится, испытывать некое подобие утешения, да ещё и в связи с чем-то потенциально грозящим неминуемой погибелью, но тем не менее таковы были её чувства в данный момент. Когда достигаешь точки невозврата и переходишь определённую черту, наряду с осознанием опасности и понятным страхом перед ней, остаются ещё какая-то смягчающая расслабленность, когда долгое напряжение, подобно распрямляющейся пружине, постепенно отпускает, и… невыразимое облегчение. Только сейчас Шан Цинхуа поняла, как трудно ей даётся всё это притворство… Играть роль кого-то другого, причём не в каком-нибудь спектакле, а в реальной жизни, даже на минуту не позволяя себе выйти из роли, это слишком обременительно и болезненно. Это изнуряет. Причём не тело, а что хуже — душу. — Однако эта Цинхуа уверена, что так долго продолжаться не будет, — поспешила Шан Цинхуа всё прояснить и вернуть себе хотя бы отчасти потерянные очки значимости важного пушечного мяса, которому ещё рано на свалку, в сердце Мобэй-цзюня. — Нужно лишь время, чтобы приспособиться. Совсем немного времени. Как только завершится привыкание к миру и к телу, эта Цинхуа считает, что её душа сможет полностью адаптироваться к окружающей среде: подстроиться под это тело и вписаться в мир, став такой же его полноценной частью, как и любой другой коренной житель. На это Мобэй-цзюнь ничего не стал отвечать, лишь сокрушённо вздохнув, и пробубнил себе под нос что-то вроде: «Хотя бы духовная энергия у тебя есть и золотое ядро на месте». Шан Цинхуа убедила себя, что она этого не слышала. В противном случае, только лишь недавно из осколков восстановленное её хрустальное сердечко снова могло бы разбиться на мельчайшие частички. У этого Мобэя просто талант давить на больное! Вот что значит естественный враг. Но Цинхуа не поддастся ему. Она ничего такого не слышала и точка. Меньше будешь знать, тем здоровее и сохраннее будут нервы. К тому же есть дела и поважнее, которые откладывать уже не получается, обстоятельства, на которые Шан Цинхуа больше не в силах не обращать внимание, делая вид, что всё нормально. А именно — что она здесь делает… — Мобэй… На какой-то миг словно все звуки в мире замолкли, или Шан Цинхуа просто оглохла. Она не могла слышать ничего, кроме бешеного стука своего сердца. Только каким-то чудом ей удалось удержать себя, чтобы не совершить какую-нибудь глупость вроде попытки побега или спасительного ухода в новый обморок. Первое было бессмысленным, а второе — слишком опасным в этой ситуации. — Ваше величество, простите, пожалуйста, эта Цинхуа не хотела быть невежливой, — всполошилась Шан Цинхуа, ужаснувшись своей глупой оплошности. — Это случайность. Правда случайность… Эта была непростительная ошибка! Ей так и хотелось шлёпнуть себя по губам, а ещё лучше кулаком ударить. Вопреки всем ожиданиям, всё ведь было не так уж и плохо, а она умудрилась испортить что только могла буквально за мгновение. А всё потому, что не умеет держать язык за зубами! Шан Цинхуа подвела привычка с ещё писательского прошлого в мыслях всегда по имени его называть, впрочем, как и других персонажей наряду с помутившимся от всех этих обмороков, похищений и панических атак сознанием. Именно последнее тут сыграло немаловажную роль… Почему у неё с языка соскользнуло обращение по имени именно перед этим демоном?! Уж лучше бы она к кому-то другому так обратилась. Представители Цанцюн её хотя бы не убили за это… Что же теперь делать… Неужели всё потеряно, и ей теперь действительно настал конец?.. Надо же было вот так оплошать и так безрассудно саму себя подставить! А-а-а!!! Её теперь наверняка убьют. Это же надо взять и напроситься на смерть по собственной глупости. Шан Цинхуа хотелось завыть от безысходности и перемешанной с жалостью злости на саму себя. Ну что сказать, молодец, Цинхуа! На пустом месте ухитриться под эшафот себя подвести не каждый сумеет. Непередаваемым усилием воли ей всё же удалось не спрятаться под простыни и даже не зажмуриться, а разнообразия ради — не всё же в обмороках валяться! — встретить любое возможное последствие своей непростительной глупости, какое только последует за этим, твёрдо глядя перед собой. Но против её ожиданий ничего непоправимо ужасного не случилось. Мало того, что не последовало какого-то страшного наказания, Мобэй-цзюнь даже не выглядел рассерженным или шокированным её наглостью, как Шан Цинхуа убедилась, осмелившись, наконец, заглянуть в его лицо. — Не нужно извиняться, — промолвил северный король сдержанно. — Этот король не гневается на тебя. Стоило Шан Цинхуа с огромным облегчением и с некоторым трудом перевести дух, как последующие слова Мобэй-цзюня совершенно огорошили и окончательно выбили её из колеи. — Можешь звать меня по имени. Я не возражаю, — после их первой встречи, если Шан Цинхуа правильно помнит, это был первый раз, когда он снова обратился к себе по-простому в разговоре с ней. — Отныне ты можешь быть попроще при разговоре с этим королём. Что-что? Ей не послышалось? В этот день с утра прежде, чем выходить из дома ей следовало заглянуть в свой гороскоп. Сегодня точно какой-то необычный знаменательный день. Ну там Плутон в созвездии тельца, Марс, подошедший на рекордно близкое расстояние от Земли, великое соединение Юпитера и Сатурна или вообще парад планет. Интересно, а в этом мире есть гороскопы? Современные гороскопы, а не те, что практиковались в древности, она имеет в виду. А что насчёт созвездий? Они те же, что и на Земле? Неважно, всё равно Цинхуа в астрономии не разбирается и в астрологии тоже, раз уж на то пошло. Когда Шан Цинхуа бывала слишком взволнованной или что-то чрезвычайно тревожило её сознание, мозг будто брал тайм-аут, в голову же приходили какие-то не относящиеся к делу глупости. Может, рассудок таким образом защищал себя и свою будущую дееспособность, чтобы крышей совсем не поехать… А если серьёзно, чего это он удумал? К чему это всё?! Да ещё и так вдруг… За этим что-то должно крыться, но как она не напрягала мозги, ни до чего путного так и не удалось додуматься, а от этого становилось ещё страшнее. По этой причине в том шатком положении, в котором она находилась, надо было действовать с предельной осторожностью. — Эта Цинхуа не осмелится, — в срочных темпах возвратившись мыслями к насущным делам, Шан Цинхуа поспешила откреститься от подобного вопиющего предложения, которое просто не могло подразумевать что-то хорошее. — Этот король настаивает, — Мобэй-цзюнь грозно сверкнул глазами. Все возражения застряли в горле. Шан Цинхуа просто не посмела бы перечить! Но и не представляла, как осмелиться на подобную дерзость умышленно. Кроме того, не стоит исключать возможность, что это всего лишь хитрая ловушка, призванная испытать её. — Ваше величество, зачем вы привели меня сюда? — после некоторых судорожных раздумий отважилась Шан Цинхуа наконец задать давно мучивший вопрос, демонстративно обведя глазами помещение для придания большей наглядности, чтобы не осталось никаких сомнений, к чему может относиться её интерес. Мобэй-цзюнь помрачнел ликом. Похоже, он не шутил… Шан Цинхуа и в мыслях не имела злить его попусту поэтому сразу же исправилась. — Извини, Мобэй, — на пробу произнесла Шан Цинхуа личное имя северного правителя, в то же время осторожно сквозь ресницы следя за его реакцией. Углядев, что всё вроде в порядке, она продолжила чуть более уверенно, растягивая нервно подрагивающие губы в жалкой неубедительной улыбке. — Эта Цинхуа… я просто ещё не привыкла. — Привыкнешь, — сказал как отрезал Мобэй-цзюнь, но собранные до тех пор складки на лбу быстро разгладились, отчего жёсткое прежде лицо слегка смягчилось. — О моём пребывании здесь… — преодолев робость усилием воли, Шан Цинхуа предприняла ещё одну попытку ненавязчиво направить разговор к интересующей её теме. — Ты же сама говорила, что твоё новое жилище неподходящее место, — любезно напомнил Мобэй-цзюнь про сказанное самой Шан Цинхуа не далее, чем полчаса назад с учётом обморока, посчитав дальнейшие объяснения излишними. Так вот оно что… Выходит, она сама напросилась. От подобного осознания Шан Цинхуа дар речи потеряла, все мысли из головы просто вымело подобно бушующему свирепому урагану, а сама она буквально окаменела. — Верно. Я сама так сказала, — прошелестела Шан Цинхуа почти только одними губами. Чуть погодя всё ещё слабым, но по сравнению с прежним более бодрым голосом, добавила, придя к осознанию происходящего. — Так вы… ты привёл меня сюда, чтобы выполнить уговор и заняться бумажной работой? — Правильно, — энергичным кивком подтвердил Мобэй-цзюнь её предположение. — Так вот оно что, — нервно хихикнула Шан Цинхуа. — Приношу извинения за бездарно потерянное время и доставленные хлопоты. Теперь мне гораздо лучше, поэтому мы можем переместиться в кабинет и заняться делами. — С этим нет спешки, — без раздумий отверг её предложение король северных пределов. Шан Цинхуа уже открыла было рот, чтобы с возмущением высказаться насчёт того, что как раз она очень даже в спешке и безумно торопится всё быстрее закончить и вернуться на Цинцзин, пока её не хватились (если ещё не хватились!), когда Мобэй-цзюнь продолжил, не дав ей возразить: — Тебе надо сначала поесть. Слова демонического короля звучали безапелляционно и не оставляли места для спора. Осознав смысл сказанного, Шан Цинхуа снова впала в состояние ступора. То, что её не прибили и не оставили валяться на полу в холле, это уже великая удача, не иначе как накопленная за несколько десятков жизней, но неужели Мобэй и впрямь собирается позаботиться о её нуждах и накормить? Может, она не с той стороны кровати сегодня встала? Или не в этом мире… А может, это просто галлюцинации? Возможно, её бренное тело как раз сейчас валяется на тех самых плитах всеми покинутое в отключке, а её сознанию в это время снятся странные сны?.. Шан Цинхуа незаметно, но с большим усердием в который раз за сегодня принялась щипать себя за предплечье, чтобы проверить, точно ли она в ясном сознании. На глазах чуть слёзы не выступили — она перестаралась! Однако сомнений в том, что это не сон уже не осталось. Что-то Мобэй подозрительно добр. Слишком! Безмерно! Чрезвычайно! Добр! Похоже, ледяному демону нужно что-то действительно жуткое от Цинхуа. В противном случае совершенно непонятны эти его такие выходящие за всякие рамки обходительность и внимание. Но сколько бы Шан Цинхуа не старалась напрячь извилины, она никак не могла понять, что вообще может быть хуже того предательства Цанцюн и всего мира совершенствующихся, унёсшего жизни талантливейших представителей молодого поколения и предопределившего приход в этот мир сильнейшего и жесточайшего тёмного императора, которое уже имело место быть… Да вся роль книжного Шан Цинхуа на этом, считай, и исчерпалась! Но у реального не книжного Мобэя, видимо, припасены ещё какие-то свои коварные демонические планы… Это должно быть что-то совсем страшное… Однако думать обо всём этом Шан Цинхуа оказалась уже не в состоянии. Она и так в эмоциональном плане была полностью исчерпана на многие-многие дни вперёд. Пока Шан Цинхуа была занята собственными мыслями, убеждаясь в действительности происходящего, демоны-прислужники доставили еду и расставили на столике в дальней части комнаты, после чего уважительно поклонились и разошлись. Всё это без лишнего звука и крайне дисциплинированно. Под настойчивым взглядом Мобэй-цзюня, требующим приступить к трапезе, Шан Цинхуа уселась на подушки перед столом с яствами, взяла в руки палочки и… застыла. Она не могла заставить себя что-то из этого положить в рот и съесть. Блюда были свежими и ароматными, пробуждающими аппетит как своим видом, так и запахом. Вот только Шан Цинхуа никак не могла заставить себя притронуться к чему-либо. Останавливали размышления сразу о двух факторах: безопасность и съедобность. Мысли метались в голове, как растревоженный улей пчёл. Она всё пыталась припомнить, что там писала в своём произведении о священных демонах. Это ведь не может быть ловушкой с целью поработить её навсегда, манипулируя с помощью демонической крови, верно же? У священных демонов вообще была такая способность? Или ими обладали только небесные демоны? Точно, в книге подобным лишь Ло Бинхэ промышлял. Такая способность даруется лишь обладателям генов небесных демонов. Тяньлан-цзюнь всё ещё запечатан, а Ло Бинхэ в бездне, следовательно Мобэй никак не мог разжиться этим идущим против всех законов логики первостатейным читом главного героя. Так что этот вопрос мимо. Но что по поводу ингредиентов? Как на грех, здесь лежали в основном лишь мясные блюда. В этой еде не должно быть ничего такого канибально-криминального, правда ведь? Высшие демоны, насколько она припоминает, не едят людей. Кажется. По крайней мере большинство из них. А что насчёт короля севера? Он входит в число этого большинства? Хм-м, вроде бы должен входить. Но может ли Шан Цинхуа поручиться за это? И почему только она так плохо помнит, что сама же и настрочила в своей книге, да к тому же не так уж и давно?! Шан Цинхуа скосила глаза в сторону Мобэй-цзюня, который набирал еду в свою миску. Вроде бы всё безопасно. Так рискнуть или нет, вот в чём вопрос. Пока она предавалась подобным мыслям, Мобэй-цзюнь взял в какой-то момент отложенные ею столовые приборы и вложил своей гостье в руку. — Ешь, — просто сказал он, настоятельно предлагая уделить внимание кушаньям перед ней. После чего продолжать отказываться было не просто неуместно, а попросту опасно. Ещё раз всё обмозговав и постановив, что вроде… похоже… должно быть всё в порядке с любой стороны, Шан Цинхуа с известной долей неуверенности всё же потянулась к палочкам и осмелилась отправить первый кусок в рот. Хм, довольно неплохо. По-видимому, это свинина. Опасения, до тех пор ещё терзавшие сердце и разум новой повелительницы Аньдин, наконец полностью отступили, и она с аппетитом принялась за трапезу, отдавая должное довольно жирной, но тем не менее всё ещё вкусной еде. От поглощения вкусной еды настроение Шан Цинхуа неминуемо стало подниматься в гору как-то само собой, а напряжённый доселе разум чуть расслабился, и только тогда с запозданием до неё дошло, какой тёплой была рука Мобэй-цзюня, когда они случайно соприкоснулись ладонями. Шан Цинхуа вспомнила, какой ледяной было не то что тело, даже сама атмосфера вокруг ледяного короля при их первой встрече и как всё потом в одночасье изменилось, после… преподнесённого «презента». Очевидно, всё дело в этом браслете, покосилась Шан Цинхуа в сторону голубого нефрита, выглядывающего краешком при движении руки из-под натянувшегося длинного узкого рукава верхнего ханьфу. Ну она и тугодумка! Шан Цинхуа ещё удивлялась, почему в этом великолепии сквозь из льдистого мрамора и того самого льда ей совсем не холодно. Так вот в чём причина… Похоже, этот браслет защищает не только от леденящей стужи, испускаемой самим владельцем, но и его обиталищем. Если бы не это, Шан Цинхуа имела бы все шансы украсить эти стены собственным ледяным изваянием или, как минимум, окоченеть до смерти, приняв совершенно не эстетический синюшный вид перемороженного в морозилке цыплёнка. От этой исключительно омерзительной картины Шан Цинхуа передёрнуло. Нет, пожалуй, она не хотела бы закончить свою жизнь таким жалким и неприглядно уродливым образом. А эта штука не так уж и плоха! По крайней мере отчасти. Есть в ней толк и определённые достоинства. Подумав так, Шан Цинхуа неосознанно ласково провела самыми кончиками пальцев по голубому нефриту в мимолётной ласке. Мобэй-цзюнь наблюдал за действиями Шан Цинхуа с почти незаметно потеплевшим, будто бы оттаявшим взором всегда таких холодных даже ледяных глаз. — Собирайся, — раздался голос Мобэй-цзюня, как только Шан Цинхуа отложила палочки, пребывая в состоянии сытого довольства. — Мы уходим. Вернее, не мы, а только ты. — Куда? — опешила Шан Цинхуа. — К себе на новый пик, — отозвался невозмутимо северный правитель. — Я сейчас открою для тебя портал. Шан Цинхуа не могла поверить своему счастью. Неужели ей и правда позволено уйти? Она чувствовала себя преступником, только что получившим амнистию. Однако Шан Цинхуа запретила себе радоваться слишком рано и, чуть обуздав свои эмоции, в тот же миг вспомнила, зачем её, по словам Мобэй-цзюня, вообще притащили в это место. — А как же… Как же бумаги? — окончательно растерянным тоном поинтересовалась Шан Цинхуа. — Они подождут, — спокойно, даже безразлично ответил Мобэй-цзюнь, так, как будто этот вопрос его не касался и совершенно не волновал. Не успела Шан Цинхуа недовольно насупиться и про себя начать проклинать этого непостоянного субъекта с переменчивым характером — какого демона он вообще её тогда к себе затащил?! — как раздались следующие слова северного владыки, которые оставили её в полной прострации: — Тебе сегодня было плохо. Этот король понимает, что ты не в состоянии, и не будет заставлять. Тебе следовало бы отдохнуть. Делами можно заняться в другой раз. Первые три предложения умилили Шан Цинхуа почти до слёз, зародив в её сердце сильное чувство благодарности, в то время как последнее подействовало, подобно ушату холодной воды. У неё аж кости насквозь проморозились! Таящийся смысл этих слов был просто оглушающим… — Будет и другой раз? — внезапно осипшим голосом переспросила Шан Цинхуа, всё ещё надеясь, что ей послышалось. — Разумеется, — слова хозяина дворца звучали так, словно сказанное было само собой разумеющейся непреложной очевидной истиной. — Принимая во внимание твои обстоятельства, забирать тебя буду не каждый день, как следовало бы, а скажем, два раза в неделю приблизительно на час или два. — Ох, вот как, — пробормотала потерянно безутешная горемыка, не представляя, что ещё сказать и уж тем более предпринять, чтобы заставить ледяного тирана проявить милость и позабыть об этой абсурдной идее. — Раз вы… ты уже всё решил… — Да, таково моё решение, — ничуть не смущаясь, ответил этот… бессовестный демон. Этот тип, похоже, считает, что может помыкать ею как пожелает и при том совершенно безнаказанно! Но хуже всего то, что он абсолютно прав. Ей просто нечего ему противопоставить, поэтому приходится хотя бы для виду соглашаться на каждое его начинание, кивая головой, как какой-то болванчик. Это выводило из себя и просто-напросто выбешивало. Но гнев Шан Цинхуа мог быть только безмолвным… Эх, если бы они были равными противоборствующими сторонами, уж тогда бы Цинхуа ему показала почём фунт лиха. Однако то лишь пустые мечты… Мобэй тут единственный и безраздельный хозяин положения. Обидно. А ведь на секунду она подумала, что ничто человеческое ему не чуждо… Чувства обиды и гнева пусть и были сильными, но недолгими. Сегодняшние эмоциональные горки её совсем изнурили. Шан Цинхуа не могла дождаться, чтобы вернуться в Цанцюн и немного передохнуть от всей этой незапланированной нервотрёпки. — Благодарю за гостеприимство, оказанную помощь и выделенные на этот день покои, — нашла в себе силы проявить напоследок вежливость Шан Цинхуа. — Пожалуйста. В этот раз не получилось, но в следующий устрою тебе экскурсию по замку, — пообещал недобро, или Шан Цинхуа так просто казалось, Мобэй-цзюнь. — Что же касается покоев, они предоставлены не на день или временно. Эти апартаменты будут отныне закреплены за тобой. Когда будешь гостить в моём доме, сможешь там уединиться, привести себя в порядок или передохнуть. Это теперь твоя комната в этом дворце. Можешь чувствовать себя как дома. «Какая честь!» — с сарказмом подумала Шан Цинхуа. — «Какое учтивое принудительное гостеприимство с далеко идущими зловещими планами. Мне прослезиться растроганно?» Вслух же она сказала другое: — Я глубоко признательна за ва… твою доброту. С этими словами она нырнула в открытый для неё Мобэй-цзюнем портал. Вышла недавняя жертва похищения на той же поляне, откуда и произошло отправление, и только тогда она смогла перевести дух. До последнего она не верила, что сможет уйти так просто и без потерь. Вот только последние слова Мобэй-цзюня её не на шутку беспокоили. Однако думать об этом сейчас не имело смысла, всё равно неизбежного не избежать, да и убивать её пока что всё же не собираются. Раз так с остальным она справится. Шан Цинхуа не верит, что, проявив смекалку и немного хитрости, не сможет как-то выкрутиться из этой ситуации. Надо всё хорошенько обдумать. Но не сегодня. Шан Цинхуа переждала на поляне, пока схлынет внутренняя дрожь, а затем направилась прямиком к бамбуковому домику, переживая о том, заметили ли её отсутствие, и придумывая убедительное обоснование своей длительной отлучке. Всё же её не было час или полтора, если не все два. Когда она наконец подошла к пункту своего назначения, от облегчения чуть не обмякла. Про её отсутствие, кажется, всё же не узнали, по крайней мере шанс на это существует, да и Шэнь Цинцю, к её удаче, был не один. Лю Цингэ уже ушёл, но пришла Ци Цинци. Шэнь Цинцю как раз отчитывал её, выговаривая как она была неправа, когда смущала ум Лю Цингэ своим безумным вымыслом, и, по-видимому, у него даже начало получаться разубедить её в собственных домыслах. В другое время Шан Цинхуа с интересом бы послушала такие сочные новости, но не сейчас. Ей хотелось лишь как-то доползти до своего угла и упасть на что-то мягкое на пару десятков минут, чтобы дать отдых перегруженной за сегодняшний день нервной системе. Не став слушать дальше, Шан Цинхуа тихонько отошла от полуоткрытого окна гостиной и, воспользовавшись столь удачным стечением обстоятельств, осторожно, стараясь не привлекать к себе внимание, проскользнула в дом через свою пристройку.***
Мобэй-цзюнь всё ещё находился в покоях королевы замка северных пределов — в новой комнате Шан Цинхуа, углубившись в свои мысли, лишь изредка поводя по обстановке рассеянным взглядом. Он прокручивал в голове воспоминания сегодняшнего дня. Встреча прошла замечательно и даже ещё лучше. У его человека тоже есть чувства к нему. Её поступки говорили об этом громче всяких слов. Мобэй-цзюнь вспоминал всё произошедшее в этот день кадр за кадром и не мог блаженно не улыбаться, своей жутковато неживой улыбкой, которая в этот раз была ещё страшнее от переполнявшего грудь счастья, ведь в каждом из них отображались её глубокие чувства к нему. Только он и подумать не мог, что они уже так сильны. Недоверчивые глаза Шан Цинхуа, её ошеломление, когда он предстал перед ней. Она, видимо, не могла поверить своему счастью, что снова видит его и так скоро. Шан Цинхуа, предупреждающая его об опасности своего нового места обитания… Она так трогательно беспокоилась о нём, совсем о себе позабыв. Так со слезами на глазах прямо и говорила, что не вынесет, если с ним что-то случится. Шан Цинхуа, наклонившаяся, чтобы протереть его обувь. Ей так не терпится услужить своему господину… Явно в предвкушении служения мужу! Шан Цинхуа, робко и несмело с видимым усилием признающаяся, что является неполноценным заклинателем, не смея поднять на него взгляд. Его бедная наречённая не могла вынести мысли показать свою слабость, зная, как сила важна и значима для демонов, что лишь она ценится среди их круга. Она верно боялась, что Мобэй отвергнет её после такого признания, но всё равно не нашла в себе сил обмануть. Она зря волновалась. Мобэй-цзюнь никогда не стал бы её бросать. Слабый заклинатель или сильный, какая разница. В глазах демона его уровня они все одинаково ущербны. Существовали всего несколько культиваторов из этих сект, помимо давно обособившихся от мира представителей кланов святых мудрецов, которые заслуживали внимания. Остальные же не стоили даже упоминания. Раз Мобэй-цзюнь уже принял Шан Цинхуа несмотря на то, что она не демон, то её постыдная слабость его тем более не отпугнёт. Но что бы он не стал говорить, она не смогла бы поверить, считая себя недостойной такого сильного демона, как он… Только время покажет его искренность. Постепенно она поймёт, что он примет её любой. Шан Цинхуа, произносящая его имя. Его имя так обыденно соскользнуло с её уст. Так, словно она часто его повторяет, когда находится наедине с собой… Она так заволновалась, когда случайно проговорилась о спрятанных в глубине сердца чувствах… Но Мобэй-цзюнь всё же считает, что это было не совсем непреднамеренно. Она явно испрашивала разрешение впредь называть его по имени, чтобы подчеркнуть их близость. Мобэй-цзюнь, конечно, не стал бы отвергать её чувства и оставлять без достойного внимания проявляемую ею столь редко инициативу. Шан Цинхуа под предлогом бумажных дел, предлагавшая не отсылать её. Она, очевидно, не хотела расставаться с ним. Желала хотя бы ещё немного побыть с ним рядом, и это несмотря на всю опасность такого решения, рискуя быть разоблаченной в случае слишком припозднившегося возвращения в свою секту. И его любимое… Шан Цинхуа на его глазах стыдливо ласкающая его подарок и знак принадлежности, старательно отводя глаза. Она, несомненно, его представляла на месте браслета, ах. Вся в сладостном ожидании их семейной жизни. Не это ли самое лучшее завуалированное признание? Она так ждёт дня свадьбы… Его человек любит его так сильно, так искренне. Она любит его слишком сильно! Что же делать? Мобэй-цзюнь поразмыслил не ускорить ли приготовления. Немного посмаковал эту приятную мысль, но потом отбросил с сожалением. Он решил, пусть всё идёт своим чередом. Спешить некуда. Лучше плыть по течению, так они смогут неторопливо шаг за шагом развивать свои чувства.~*~
Если бы Шан Цинхуа услышала о чём думает Мобэй-цзюнь, она бы обязательно крикнула: «Эй, всё было совсем не так!» На что Мобэй ответил бы ей: «Ну-ну, не нужно так стесняться.» Шан Цинхуа, которой не верят, пытаясь отстоять правду и собственные позиции: «Да не стесняюсь я! У кое-кого просто слишком богатое воображение!» Мобэй-цзюнь, утешая самоотверженно, позволив своей женщине сохранить такую неуместную наивно-упрямую гордость: «Конечно, не стесняешься», и добавив тихо и снисходительно мягко про себя: «Уж этот король-то знает…»