простираю напрасно руки

Ягоды горят ещё не собранные

Хизаши проводит пальцами по черноте чужих волос. Так трепетно, как только может. Касается губами с невыразимой нежностью чужого тела, утыкаясь носом в худощавые ключицы. Мягкими поцелуями покрывает бледные плечи. Аромат спелых ягод ежевики медленно сводит с ума, наполняя собой все вокруг. Кажется, Хизаши сам теперь соткан из этого сладкого свежего запаха, что разливается под кожей. В мыслях почти пусто, и впервые в жизни ему не хочется ничего говорить. Только отдаваться чувству близости. — Делай все быстрее, — Айзава шипит раздраженно, дергаясь. Локтем пихается куда-то в живот, стараясь выровнять дыхание. Его надрывный голос разрушает хрупкое безмолвие. Шота не любит ласк. Ему не нужно все это — осторожные сплетения рук, теплые объятия, горячие слова, восхищенные взгляды, страстные признания. Его воротит от идеи хотя бы раз попытаться получить удовольствие от процесса. Все что ему нужно здесь и сейчас — избавиться от зудящего чувства неудовлетворения, которое разрывает его изнутри. Быстро, тихо, без лишних движений. Только тела — никаких чувств. Хизаши не понимает почему так. Зачем Шота измывается над самим собой, почему не хочет просто наслаждаться. Каждый раз он только утыкается куда-то в подушку, стискивая с силой онемевшие скулы. Ничего кроме еле слышных всхлипов и никогда стонов. Скулит забито, явно желая позволить себе что-то большее. Но сам даже не обнимет, только кинет короткое «быстрее». Айзава неизменно пытается обмануть себя, всем видом показывая, что ему хреново и противно от их связи. Но это только бесцельная игра. Потому что его тело красноречиво рассказывает о том, что Шоте чертовски по нраву происходящее. Как бы он себя не сдерживал, как бы не старался держаться подальше, стоило только Хизаши прикоснуться к нему, просто провести кончиком пальца по коже — от Айзавы начинало стойко пахнуть. Все его тело напрягалось, а по скулам разливался алый румянец. Шота дышал тяжело, пытаясь скрестить стыдливо ноги, отворачивался брезгливо. Но раз в три месяца месяц все неизменно приходило к одной точке: найти Айзаву в темноте его душной комнаты, валяющимся рядом с пачкой мятых таблеток-подавителей; выслушать от него не особо разнообразные проклятия; сесть рядом, взяв его руку в свою; погладить еле ощутимо по спине, а потом поцеловать. Поцеловать, даже если поначалу Шота будет отбиваться, царапаясь. Все равно в итоге сам потеряет контроль, притянув за ворот рубашки ближе. Сам раздвинет ноги и прошепчет горячо «сделай это». Вторую часть фразы «и вали» Ямада предпочитал пропускать мимо ушей. Шота Айзава — омега, который пытается убежать от себя. Но бежать некуда, потому что в мире, где правят ароматы — он бессилен. Хизаши ему об этом много раз говорил. К чему строить воздушные замки, к чему пытаться изменить неизменное? Только вот ответом всегда служило сердитое и холодное «заткнись, тебе не понять». Айзава был готов провести всю свою жизнь в страданиях, только бы быть рядом с тем, кто заставлял его тело содрогаться от боли. Ширакумо — больная обсессия Шоты. Глупое наваждение, помешательство и самая настоящая зависимость, из-за которой он такими темпами скоро подохнет. Хизаши точно не знал, можно ли умереть от неразделенной, точнее невозможной любви. Но чем дольше он вглядывался в глаза Айзавы, чем чаще видел, как он угрюмо покидает их общую постель по утрам, тем больше убеждался — видимо да, вполне можно. И еще непонятно, кто первым откинется — Айзава, что под конец течки делал вид, что между ними абсолютно нечего нет, убегая поскорее под крыло Оборо. Или Ямада, что успевал сбить себе все костяшки о глухую стену, оставаясь в одиночестве. Ширакумо — человек, который, не ведая того сам, успел сломать пару людских судеб. Несносное облако, что неизменно притягивало к себе. Обворожительный балбес, которого и ненавидеть-то было трудно. Как бы Хизаши не старался, все равно он не мог назвать Оборо иначе как «друг». «Лучший друг». Он вроде как правда не был виноват ни в чем: не он же заставил Шоту в него влюбляться; не он придумал такую штуку, как «совместимость ароматов»; не он сделал так, что у Айзавы от него крутит живот. Но было так трудно все это принять. Порой Ямада думал, что было бы лучше, если бы Ширакумо вообще не было. Не было в его с Шотой жизни. Тогда бы у него был шанс добиться от Айзавы чего-то большего, чем простой секс во время течки. И то, секс тот был из жалости — то ли из жалости к Хизаши, то ли из жалости Айзавы к самому себе. Несмотря на то, что Шота и он были идеальными партнерами, ароматы которых заставляли обоих трепетать, любви между ними быть не могло. Взаимной любви, конечно же. И все-таки лучше было получать хотя бы что-то, чем наблюдать украдкой за человеком, которого любишь. Выбор был очевиден — быть партнером на пару ночей. Засыпать в объятиях Айзавы, просыпаться среди холодных простыней. Чтобы потом еще и услышать его надменное «спасибо, теперь уходи». Лучше было так. Лучше было продолжать этот порочный круг, умело делая вид, что все в порядке. Никто из них не хотел разрушать привычный ход жизни. Хотя, даже если бы Хизаши захотел бы что-то поменять — Айзава бы не простил, не понял. Возненавидел бы его. Один раз, когда Ямада неосторожно коснулся клыками чужой шеи, не думая по-настоящему то ставить метку, Шота с силой ударил его по лицу. Словно бы на миг очнулся от страстного дурмана, смотря на него с такой злобой, с какой не смотрел никогда. «Ты не можешь этого сделать» — прохрипел сорванным голосом тогда Шота. И Хизаши хорошо понял, что хотел донести до него Айзава. Понял, перестав с того раза даже пытаться хоть как-то добиться взаимности. Это ведь не ему метить Айзаву. Не ему Айзава хочет принадлежать. Только вот Ширакумо все равно никогда не сделает его своим. И эта гадкая, ядовитая мысль грела душу. Шота бьется судорожно истоме, уже не в силах оставаться в реальности. Потеряв всякую сдержанность, он жмется теснее, подаваясь бедрами в такт движений Хизаши. Уже почти не может совладать со своим голосом. Его грудь вздымается часто, на лице блуждает вымученная улыбка. Он не ощущает себя, инстинкты берут вверх. Но все-таки, он шепчет сбивчиво только одно: — Оборо. Хизаши Ямада к чертям посылает такой мир.